Психолог в концлагере: :: Читать — Оглавление — Книга «Психолог в концлагере» — Франкл Виктор Эмиль — ЛитЛайф — книги читать онлайн

:: Читать — Оглавление — Книга «Психолог в концлагере» — Франкл Виктор Эмиль — ЛитЛайф — книги читать онлайн

Виктор Франкл

Человек в поисках смысла

Victor E. Frankl. Man’s Search for Meaning

Издание 1985 года.

Издательство: Washington Square Press

Перевод Маргариты Маркус, mmarkus(a)bgu.ac.il

От переводчика

Познакомившись с биографией Виктора Франкла и с этой книгой, я не могла сдержать желания тут же перевести ее и познакомить с ней моих друзей. И уже заканчивая перевод, я узнала, что в России недавно издана эта книга на русском языке. Тем не менее я решила закончить работу, которую и предлагаю вам, любезные мои читатели.

Так как все это не для печати, я позволила себе не соблюсти некоторые строгие правила — в частности, тут нет библиографии. А замеченные вами дилетантские огрехи вы, надеюсь, мне простите.

Рита Маркус.

Предисловие

Д-р Франкл, автор-психиатр, иногда спрашивает своих пациентов, страдающих от тяжелых мук: «Что удерживает вас от самоубийства?» Их ответы помогают ему найти путеводную нить, выводящую их к душевному здоровью: у одного из них — любовь к детям; у другого — талант, который очень жаль не использовать; у третьего — может быть, только драгоценные воспоминания. Соткать из этих тонких нитей изломанной жизни прочную картину смысла и ответственности — это предмет и задача логотерапии, которая представляет собой вариант современного экзистенциального анализа, предложенный д-ром Франклом.

В этой книге д-р Франкл объясняет, какой жизненный опыт привел его к открытию логотерапии. Три года своей жизни он провел в фашистских концлагерях — бесправный, ограбленный до нитки узник. Его отец, мать, брат и жена брата умерли в бесчеловечных условиях лагерей или были отправлены в газовые камеры, так что вся семья, кроме сестры, погибла. Человек, у которого отобрали все дорогое ему, страдающий от голода, холода и жестокости, ежечасно ожидающий уничтожения, — как он мог верить, что жизнь стоит того, чтоб ее сохранить? Психиатр, который выстоял в этих немыслимых условиях — это психиатр, которого стоит выслушать. Он, может быть больше, чем кто-нибудь другой, способен смотреть на человека с мудростью, пониманием и сочувствием. Слова д-ра Франкла дышат глубокой искренностью, потому что они опираются на опыт и переживания слишком глубокие и серьезные, чтобы вызвать подозрения в лицемерии. И они тем более весомы, что принадлежат человеку, занимающему высокое положение на Медицинском факультете Венского университета, руководящему прославленной Неврологической Поликлиникой в Вене, по образцу которой сейчас во многих странах возникли и работают логотерапевтические клиники.

Естественно будет сравнить подход Виктора Франкла к теории и терапии с работами его предшественника, Зигмунда Фрейда. Оба вpача посвятили себя прежде всего исследованию и лечению неврозов. Фрейд видел корни этих мучительных расстройств психики в тревоге, вызванной столкновениями противоречивых подсознательных стремлений. Франкл особо выделяет несколько типов неврозов и объясняет некоторые из них (ноогенные неврозы) тем, что больному не удается найти смысл своего существования и чувство ответственности за него. Фрейд подчеркивает как главную причину различные крушения сексуальной жизни; Франкл — крушение «стремления к смыслу». В нынешней Европе заметен отход от Фрейда и повсеместное увлечение экзистенциальным анализом, который выступает в ряде близких форм — и школа логотерапии является одной из них. Франкл, со свойственной его подходу терпимостью, не отвергает Фрейда, но с благодарностью опирается на его вклад; он также не вступает в пререкания с другими формами экзистенциальной терапии, а ищет в них родственные элементы.

Эта книга, несмотря на свою краткость — тщательно выстроенное и захватывающее повествование. Два раза я прочел его, каждый раз за один присест, не в силах оторваться. Иногда, как будто вне главной темы повествования, д-р Франкл излагает свою собственную философию логотерапии. Он вводит ее в поток рассказа так осторожно, что только после окончания книги читатель понимает, что это глубокое эссе, а не просто еще одна жестокая повесть о концлагерях.

Из этого фрагмента автобиографии читатель узнает многое. Он узнает, как ведет себя человеческое существо, внезапно понимая, что ему «нечего терять, кроме его такой нелепо голой жизни». Нас поражает описание потока эмоций и апатии, сменяющих друг друга. Сначала на помощь приходит чувство холодного любопытства к собственной судьбе, на которую человек смотрит как бы извне. Потом — поиски стратегии сохранения остатков жизни, несмотря на незначительность шансов на выживание. Голод, унижения, страх и горькая обида на несправедливость становятся переносимыми благодаря глубоко хранимым в сердце образам любимых, религии, чувству мрачного юмора и даже проблескам врачующей красоты природы — будь то дерево или закат.

Но эти утешающие мгновения не порождают воли к жизни, если они не

помогают заключенному увидеть более глубокий смысл в своем бессмысленном

страдании. Именно тут мы встречаемся с центральной темой экзистенциализма: жить (в лагере) — это страдать; выжить — это найти смысл в страдании. Если вообще есть в жизни назначение, то должно быть назначение и в страдании, и в смерти. Но ни один человек не может получить готовый ответ, в чем назначение его жизни. Каждый сам должен найти его для себя и принять на себя ответственность за его выполнение. Если ему это удается, он будет продолжать расти как личность, несмотря на все унижения. Франкл любит цитировать Ницше: «Тот, кто знает, зачем жить, может вынести почти любое как.»

Каждая деталь лагерной жизни была направлена на то, чтобы лишить узника

малейшей опоры. Все прежние стремления выкинуты на помойку. У

заключенного остается только одно — «последняя свобода человека»,

способность «выбрать свое отношение к данным ему обстоятельствам». Эта последняя свобода, признанная и древними стоиками, и современными экзистенциалистами, приобретает жизненно важное значение в повествовании Франкла. Заключенные — просто средние, обычные люди, но некоторые из них, решив быть «достойными своего страдания», доказали, что человек способен подняться над своей внешней судьбой.

Как психотерапевт, автор, конечно, хочет знать, как овладеть этой чисто человеческой способностью; как пробудить в пациенте чувство личной ответственности за свою жизнь ради какой-то цели, какими бы мрачными ни были обстоятельства этой жизни. Франкл приводит потрясающий отчет об одном коллективном терапевтическом сеансе, который он дал своим сотоварищам-заключенным.

По просьбе издателя д-р Франкл добавил изложение основных принципов логотерапии (а также библиографию. Поскольку этот перевод не для публикации, я ее опустила. — Р.М.). До сих пор большинство публикаций его «Третьей Венской школы психотерапии» (предшественниками были школы Фрейда и Адлера) выходили на немецком языке.

В отличие от многих европейских экзистенциалистов Франкл не пессимистичен и не антирелигиозен. Напротив, для писателя, который в полной мере встретился (и продолжает встречаться) с вездесущностью страдания и сил зла, он с поразительной надеждой смотрит на способность человека подняться над тяготами жизни и открыть путеводную истину.

Я искренне, от всего сердца рекомендую эту книгу, эту сокровищницу драматического повествования, посвященную глубочайшей из человеческих проблем. Она обладает литературными и философскими достоинствами и является несравненным введением к наиболее значительному течению психологической науки нашего времени.

«Психолог в концлагере» — цитаты из книги Виктора Франкла

«Психолог в концлагере» — цитаты из книги Виктора Франкла

Представляем цитаты из одной из величайших книг XX века «Сказать жизни Да! Психолог в концлагере». Её автор — Виктор Франкл, создатель логотерапии — метода экзистенциального психоанализа, ставшего основой целой школы психотерапии. Этот удивительный человек потерял всю свою семью и прошёл через ад нескольких концлагерей во время Второй мировой войны.

Это рассказ больше о переживаниях, чем о реальных событиях. Цель книги — раскрыть, показать пережитое миллионами людей. Это концентрационный лагерь, увиденный «изнутри», с позиции человека, лично испытавшего все, о чем здесь будет рассказано. О том, как мучительная лагерная повседневность отражалась на душевном состоянии обычного, среднего заключенного.

Мы рекомендуем эту страшную, но в то же время невероятно светлую и оптимистичную книгу всем тем, кто задаётся вопросами смысла своего существования. Вот несколько цитат и неё.

Цитаты из книги «Психолог в концлагере»

Что было делать? Мы должны были пробуждать волю к жизни, к продолжению существования, к тому, чтобы пережить заключение. Но в каждом случае мужество жить или усталость от жизни зависела исключительно от того, обладал ли человек верой в смысл жизни, в своей жизни. Девизом всей проводившейся в концлагере психотерапевтической работы могут служить слова Ницше: «Тот, кто знает, „зачем“ жить, преодолеет почти любое „как“».

… рушились иллюзии, одна за другой. И тогда явилось нечто неожиданное: черный юмор. Мы ведь поняли, что нам уже нечего терять, кроме этого до смешного голого тела. Еще под душем мы стали обмениваться шутливыми (или претендующими на это) замечаниями, чтобы подбодрить друг друга и прежде всего себя. Кое-какое основание для этого было — ведь все-таки из кранов идет действительно вода!
Кроме черного юмора появилось еще другое чувство, что-то вроде любопытства. Лично мне такая реакция на чрезвычайные обстоятельства была уже знакома совсем из другой области. В горах, при обвале, отчаянно цепляясь и карабкаясь, я в какие-то секунды, даже доли секунды испытывал что-то вроде отстраненного любопытства: останусь ли жив? Получу травму черепа? Перелом каких-то костей? И в Аушвице у людей на короткое время возникало состояние некой объективизации, отстраненности, мгновения почти холодного любопытства, почти стороннего наблюдения, когда душа как бы отключается и этим пытается защититься, спастись. Нам становилось любопытно, что же будет происходить дальше. Как, например, мы, совершенно голые и мокрые, выйдем отсюда наружу, на холод поздней осени?
Безвыходность ситуации, ежедневная, ежечасная, ежеминутная угроза гибели — все это приводило почти каждого из нас, пусть даже мельком, ненадолго, к мысли о самоубийстве. Но я, исходя из моих мировоззренческих позиций, о которых еще будет сказано, в первый же вечер, прежде чем заснуть, дал себе слово «не бросаться на проволоку». Этим специфическим лагерным выражением обозначался здешний способ самоубийства — прикоснувшись к колючей проволоке, получить смертельный удар тока высокого напряжения.
Через несколько дней психологические реакции начинают меняться. Пережив первоначальный шок, заключенный понемногу погружается во вторую фазу — фазу относительной апатии, когда в его душе что-то отмирает.
Апатия, внутреннее отупение, безразличие — эти проявления второй фазы психологических реакций заключенного делали его менее чувствительным к ежедневным, ежечасным побоям. Именно этот род нечувствительности можно считать необходимейшей защитной броней, с помощью которой душа пыталась оградить себя от тяжелого урона.
Вполне понятно поэтому, что в состоянии такого психологического пресса и под давлением необходимости всецело концентрироваться на непосредственном выживании вся душевная жизнь сужалась до довольно примитивной ступени. Психоаналитически ориентированные коллеги из числа товарищей по несчастью часто говорили о «регрессии» человека в лагере, о его возвращении к более примитивным формам душевной жизни.
Причиняемая побоями телесная боль была для нас, заключенных, не самым главным (точно так же, как для подвергаемых наказанию детей). Душевная боль, возмущение против несправедливости — вот что, несмотря на апатию, мучило больше. В этом смысле даже удар, который приходится мимо, может быть болезненным. Однажды, например, мы в сильную метель работали на железнодорожных путях. Уже хотя бы ради того, чтобы не замерзнуть окончательно, я очень прилежно трамбовал колею щебенкой, но в какой-то момент остановился, чтобы высморкаться. К несчастью, именно в этот момент конвоир обернулся ко мне и, конечно, решил, что я отлыниваю от работы.

Самым болезненным для меня в этом эпизоде был не страх дисциплинарного взыскания, битья. Вопреки уже полнейшему, казалось бы, душевному отупению, меня крайне уязвило то, что конвоир не счел то жалкое существо, каким я был в его глазах, достойным даже бранного слова: как бы играя, он поднял с земли камень и бросил в меня. Я должен был понять: так привлекают внимание какого-нибудь животного, так домашней скотине напоминают о её обязанностях — равнодушно, не снисходя до наказания.

Психологические наблюдения показали, что, помимо всего прочего, лагерная обстановка влияла на изменения характера лишь у того заключенного, кто опускался духовно и в чисто человеческом плане. А опускался тот, у кого уже не оставалось больше никакой внутренней опоры. Но зададим теперь вопрос: в чем могла и должна была заключаться такая опора?
Латинское слово «finis» имеет, как известно, два значения: конец и цель. Человек, который не в состоянии предвидеть конец этого его временного существования, тем самым не может и направить жизнь к какой-то цели. Он уже не может, как это вообще свойственно человеку в нормальных условиях, ориентироваться на будущее, что нарушает общую структуру его внутренней жизни в целом, лишает опоры. Сходные состояния описаны в других областях, например у безработных. Они тоже в известном смысле не могут твердо рассчитывать на будущее, ставить себе в этом будущем определенную цель. У безработных горняков психологические наблюдения выявили подобные деформации восприятия того особого времени, которое психологи называют «внутренним временем» или «переживанием времени».
Внутренняя жизнь заключенного, не имеющего опоры на «цель в будущем» и потому опустившегося, приобретала характер какого-то ретроспективного существования. Мы уже говорили в другой связи о тенденции возвращения к прошлому, о том, что такая погруженность в прошлое обесценивает настоящее со всеми его ужасами. Но обесценивание настоящего, окружающей действительности таит в себе и определенную опасность — человек перестает видеть хоть какие-то, пусть малейшие, возможности воздействия на эту действительность. А ведь отдельные героические примеры свидетельствуют, что даже в лагере такие возможности иногда бывали. Обесценивание реальности, сопутствующее «временному существованию» заключенных, лишало человека опоры, заставляя окончательно опуститься, пасть духом — потому что «все равно все впустую». Такие люди забывают, что самая тяжелая ситуация как раз и дает человеку возможность внутренне возвыситься над самим собой. Вместо того чтобы рассматривать внешние тяготы лагерной жизни как испытание своей духовной стойкости, они относились к своему настоящему бытию как к чему-то такому, от чего лучше всего отвернуться, и, замкнувшись, полностью погружались в свое прошлое. И жизнь их шла к упадку.

Конечно, немногие способны среди ужасов концлагеря достичь внутренних высот. Но такие люди были. Им удавалось при внешнем крушении и даже в самой смерти достичь такой вершины, которая была для них недостижима раньше, в их повседневном существовании.

Можно сказать, что большинство людей в лагере полагали, что все их возможности самоосуществления уже позади, а между тем они только открывались. Ибо от самого человека зависело, во что он превратит свою лагерную жизнь — в прозябание, как у тысяч, или в нравственную победу — как у немногих.
Первая жена Виктора Франкла Тилли Гроссер погибла в концлагере

Километр за километром мы с ним идем рядом, то утопая в снегу, то скользя по обледенелым буграм, поддерживая друг друга, слыша брань и понукания. Мы не говорим больше ни слова, но мы знаем: каждый из нас думает сейчас о своей жене. Время от времени я бросаю взгляд на небо: звезды уже бледнеют, и там, вдали, сквозь густые облака начинает пробиваться розовый свет утренней зари. А пред моим духовным взором стоит любимый человек. Моя фантазия сумела воплотить его так живо, так ярко, как это никогда не бывало в моей прежней, нормальной жизни. Я беседую с женой, я задаю вопросы, она отвечает. Я вижу её улыбку, её ободряющий взгляд, и — пусть этот взгляд бестелесен — он сияет мне ярче, чем восходящее в эти минуты солнце.

И вдруг меня пронзает мысль: ведь сейчас я впервые в жизни понял истинность того, что столь многие мыслители и мудрецы считали своим конечным выводом, что воспевали столь многие поэты: я понял, я принял истину — только любовь есть то конечное и высшее, что оправдывает наше здешнее существование, что может нас возвышать и укреплять!

Да, я постигаю смысл того итога, что достигнут человеческой мыслью, поэзией, верой: освобождение — через любовь, в любви! Я теперь знаю, что человек, у которого нет уже ничего на этом свете, может духовно — пусть на мгновение — обладать самым дорогим для себя — образом того, кого любит. В самой тяжелой из всех мыслимо тяжелых ситуаций, когда уже невозможно выразить себя ни в каком действии, когда единственным остается страдание, — в такой ситуации человек может осуществить себя через воссоздание и созерцание образа того, кого он любит. Впервые в жизни я смог понять, что подразумевают, когда говорят, что ангелы счастливы любовным созерцанием бесконечного Господа.

Промерзшая земля плохо поддается, из-под кирки летят твердые комья, вспыхивают искры. Мы еще не согрелись, все еще молчат. А мой дух снова витает вокруг любимой. Я еще говорю с ней, она еще отвечает мне. И вдруг меня пронзает мысль: а ведь я даже не знаю, жива ли она! Но я знаю теперь другое: чем меньше любовь сосредоточивается на телесном естестве человека, тем глубже она проникает в его духовную суть, тем менее существенным становится его «так-бытие» (как это называют философы), его «здесь-бытие», «здесь-со-мной-присутствие», его телесное существование вообще. Для того, чтобы вызвать сейчас духовный образ моей любимой, мне не надо знать, жива она или нет. Знай я в тот момент, что она умерла, я уверен, что все равно, вопреки этому знанию, вызывал бы ее духовный образ, и мой духовный диалог с ним был бы таким же интенсивным и так же заполнял всего меня. Ибо я чувствовал в тот момент истинность слов Песни Песней: «Положи меня, как печать, на сердце твое… ибо крепка, как смерть, любовь» (8: 6).
Те, кто сохранил способность к внутренней жизни, не утрачивал и способности хоть изредка, хоть тогда, когда предоставлялась малейшая возможность, интенсивнейшим образом воспринимать красоту природы или искусства. И интенсивность этого переживания, пусть на какие-то мгновения, помогала отключаться от ужасов действительности, забывать о них. При переезде из Аушвица в баварский лагерь мы смотрели сквозь зарешеченные окна на вершины Зальцбургских гор, освещенные заходящим солнцем. Если бы кто-нибудь увидел в этот момент наши восхищенные лица, он никогда бы не поверил, что это — люди, жизнь которых практически кончена. И вопреки этому — или именно поэтому? — мы были пленены красотой природы, красотой, от которой годами были отторгнуты.
Человек, не способный последним взлетом чувства собственного достоинства противопоставить себя действительности, вообще теряет в концлагере ощущение себя как субъекта, не говоря уже об ощущении себя как духовного существа с чувством внутренней свободы и личной ценности. Он начинает воспринимать себя скорее как частичку какой-то большой массы, его бытие опускается на уровень стадного существования. Ведь людей, независимо от их собственных мыслей и желаний, гонят то туда, то сюда, поодиночке или всех вместе, как стадо овец. Справа и слева, спереди и сзади тебя погоняет небольшая, но имеющая власть, вооруженная шайка садистов, которые пинками, ударами сапога, ружейными прикладами заставляют тебя двигаться то вперед, то назад. Мы дошли до состояния стада овец, которые только и знают, что избегать нападения собак и, когда их на минутку оставят в покое, немного поесть. И подобно овцам, при виде опасности боязливо сбивающимся в кучу, каждый из нас стремился не оставаться с краю, попасть в середину своего ряда, в середину своей колонны, в голове и хвосте которой шли конвоиры. Кроме того, местечко в центре колонны обещало некоторую защиту от ветра. Так что то состояние человека в лагере, которое можно назвать стремлением раствориться в общей массе, возникало не исключительно под воздействием среды, оно было и импульсом самосохранения. Стремление каждого к растворению в массе диктовалось одним из самых главных законов самосохранения в лагере: главное — не выделиться, не привлечь по какому-нибудь малейшему поводу внимание СС!
Есть достаточно много примеров, часто поистине героических, которые показывают, что можно преодолевать апатию, обуздывать раздражение. Что даже в этой ситуации, абсолютно подавляющей как внешне, так и внутренне, возможно сохранить остатки духовной свободы, противопоставить этому давлению свое духовное Я. Кто из переживших концлагерь не мог бы рассказать о людях, которые, идя со всеми в колонне, проходя по баракам, кому-то дарили доброе слово, а с кем-то делились последними крошками хлеба? И пусть таких было немного, их пример подтверждает, что в концлагере можно отнять у человека все, кроме последнего — человеческой свободы, свободы отнестись к обстоятельствам или так, или иначе.

И это — «так или иначе» у них было. И каждый день, каждый час в лагере давал тысячу возможностей осуществить этот выбор, отречься или не отречься от того самого сокровенного, что окружающая действительность грозила отнять, — от внутренней свободы. А отречься от свободы и достоинства — значило превратиться в объект воздействия внешних условий, позволить им вылепить из тебя «типичного» лагерника.

Достоевский как-то сказал: я боюсь только одного — оказаться недостойным моих мучений. Эти слова вспоминаешь, думая о тех мучениках, чье поведение в лагере, чье страдание и сама смерть стали свидетельством возможности до конца сохранить последнее — внутреннюю свободу. Они могли бы вполне сказать, что оказались «достойны своих мучений». Они явили свидетельство того, что в страдании заключен подвиг, внутренняя сила. Духовная свобода человека, которую у него нельзя отнять до последнего вздоха, дает ему возможность до последнего же вздоха наполнять свою жизнь смыслом. Ведь смысл имеет не только деятельная жизнь, дающая человеку возможность реализации ценностей творчества, и не только жизнь, полная переживаний, жизнь, дающая возможность реализовать себя в переживании прекрасного, в наслаждении искусством или природой.

Сохраняет свой смысл и жизнь — как это было в концлагере, — которая не оставляет шанса для реализации ценностей в творчестве или переживании. Остается последняя возможность наполнить жизнь смыслом: занять позицию по отношению к этой форме крайнего принудительного ограничения его бытия.

Созидательная жизнь, как и жизнь чувственная, для него давно закрыта. Но этим еще не все исчерпано. Если жизнь вообще имеет смысл, то имеет смысл и страдание. Страдание является частью жизни, точно так же, как судьба и смерть. Страдание и смерть придают бытию цельность.

Вся сложность в том, что вопрос о смысле жизни должен быть поставлен иначе. Надо выучить самим и объяснить сомневающимся, что дело не в том, чего мы ждем от жизни, а в том, чего она ждет от нас.

Говоря философски, тут необходим своего рода коперниканский переворот: мы должны не спрашивать о смысле жизни, а понять, что этот вопрос обращен к нам — ежедневно и ежечасно жизнь ставит вопросы, и мы должны на них отвечать — не разговорами или размышлениями, а действием, правильным поведением.

Ведь жить — в конечном счете значит нести ответственность за правильное выполнение тех задач, которые жизнь ставит перед каждым, за выполнение требований дня и часа.

После того как нам открылся смысл страданий, мы перестали преуменьшать, приукрашать их, то есть «вытеснять» их и скрывать их от себя, например, путем дешевого, навязчивого оптимизма. Смысл страдания открылся нам, оно стало задачей, покровы с него были сняты, и мы увидели, что страдание может стать нравственным трудом, подвигом в том смысле, какой прозвучал в восклицании Рильке: «Сколько надо еще перестрадать!». Рильке сказал здесь «перестрадать», подобно тому как говорят: сколько дел надо еще переделать.
Если мы говорим о человеке, что он — из лагерной охраны или, наоборот, из заключенных, этим сказано еще не все. Доброго человека можно встретить везде, даже в той группе, которая, безусловно, по справедливости заслуживает общего осуждения. Здесь нет четких границ! Не следует внушать себе, что все просто: одни — ангелы, другие — дьяволы. Напротив, быть охранником или надсмотрщиком над заключенными и оставаться при этом человеком вопреки всему давлению лагерной жизни было личным и нравственным подвигом. С другой стороны, низость заключенных, которые причиняли зло своим же товарищам, была особенно невыносима.
Из всего этого мы можем заключить, что на свете есть две «расы» людей, только две! — люди порядочные и люди непорядочные. Обе эти «расы» распространены повсюду, и ни одна человеческая группа не состоит исключительно из порядочных или исключительно из непорядочных; в этом смысле ни одна группа не обладает «расовой чистотой!» То один, то другой достойный человек попадался даже среди лагерных охранников.

«Сказать жизни ДА! Психолог в концлагере» Виктор Франкл: слушать аудиокнигу онлайн

Эта удивительная книга сделала ее автора одним из величайших духовных учителей человечества в XX веке. В ней философ и психолог Виктор Франкл, прошедший нацистские лагеря смерти, открыл миллионам людей всего мира путь постижения смысла жизни. В страшных, убийственных условиях концлагерей он показал необычайную силу человеческого духа. Дух упрям, вопреки слабости тела и разладу души. Человеку есть ради чего жить! Почему книга достойна прочтения
Книга разошлась миллионными тиражами в десятках стран, крупнейшие философы считали ее одним из величайших произведений человечества, а миллионам простых людей она помогла изменить свою жизнь. По опросу Национальной библиотеки конгресса США, книга вошла в десятку книг, которые больше всего повлияли на жизнь людей во всем мире.

Содержание
01. Упрямство духа. Предисловие Д. Леонтьева. (13:24)
02. Неизвестный заключенный. (03:22)
03. Активный и пассивный отбор. (05:17)
04. Отчет заключенного № 119104 (психологический опыт). (08:56)
05. Фаза первая: прибытие в лагерь. (00:35)
06. Станция Аушвиц. (08:26)
07. Первая селекция. (06:11)
08. Дезинфекция. Что остается человеку: голое существование. (06:01)
09. Первые реакции. (05:01)
10. «Броситься на проволоку»?.. (06:32)
11. Фаза вторая: жизнь в лагере. Апатия. (07:56)
12. Что причиняло боль. (03:16)
13. Тяжесть презрения. (10:54)
14. Мечты заключенных. (02:32)
15. Голод. (07:52)
16. Сексуальность. (01:00)
17. Без всякой сентиментальности. (03:05)
18. Политика и религия. (03:43)
19. Спиритический сеанс. (02:01)
20. Уход в себя. (03:31)
21. Когда отнято все… (06:12)
22. Медитации в канаве. (04:11)
23. Монолог на рассвете. (02:22)
24. Искусство в концлагере. (05:56)
25. Лагерный юмор. (06:48)
26. Мы завидуем арестантам. Счастье — это когда худшее обошло стороной. (08:10)
27. В сыпнотифозный лагерь?.. (05:39)
28. Жажда одиночества… (04:49)
29. Судьба играет человеком. (06:41)
30. Последнее желание, выученное наизусть. (04:43)
31. План бегства. (15:31)
32. Раздражительность. (08:43)
33. Внутренняя свобода. (07:54)
34. Судьба — подарок. (06:34)
35. Анализ временного существования. (09:35)
36. Спиноза как воспитатель. (11:34)
37. Задать вопрос о смысле жизни. (04:16)
38. Страдание как подвиг. (01:40)
39. Ожидание. (02:48)
40. Слово, сказанное вовремя. (03:44)
41. Врачевание души. (06:09)
42. Психология лагерной охраны. (08:43)
43. Фаза третья: после освобождения. (08:01)
44. «Отпустило»… (09:04)

Виктор Франкл о любви, свободе и смысле жизни

Сегодня на «Избранном» отрывки из одной из величайших книг XX века «Сказать жизни „Да!“. Психолог в концлагере». Её автор — Виктор Франкл, создатель логотерапии — метода экзистенциального психоанализа, ставшего основой целой школы психотерапии. Этот удивительный человек потерял всю свою семью и прошёл через ад нескольких концлагерей во время Второй мировой войны.

Человек не должен спрашивать, в чём смысл его жизни, но, скорее должен осознать, что он сам и есть тот, к кому обращён этот вопрос.
Виктор Франкл

Вопросы, как в нашем «цивилизованном обществе» мог появиться фашизм и газовые камеры и в каких закоулках душ «обычных людей» таится такая не поддающаяся осмыслению жестокость, так и не нашли ответа. Как и вопрос, какие люди сумели выжить в концлагерях, и не просто выжить, а сохранить и развить лучшие душевные качества.

Еще до войны Франкл практически закончил разработку теории о стремлении к смыслу как главной движущей силы развития личности. В лагере смерти эта теория получила самое мощное подтверждение, которое только можно представить. Выживали и оставались людьми отнюдь не те, у кого были крепкое здоровье или мощное телосложение, а те, кто сумел найти смысл, ради которого стоило жить.

Очки убитых в Освенциме

«Что было делать? Мы должны были пробуждать волю к жизни, к продолжению существования, к тому, чтобы пережить заключение. Но в каждом случае мужество жить или усталость от жизни зависела исключительно от того, обладал ли человек верой в смысл жизни, в своей жизни. Девизом всей проводившейся в концлагере психотерапевтической работы могут служить слова Ницше: «Тот, кто знает, „зачем“ жить, преодолеет почти любое „как“».
Виктор Франкл

Большинство людей, прошедших через концлагерь, хотели только одного — забыть об этом навсегда. Франкл же с ошеломляющей честностью описал всё, что ему довелось пережить там. На страницах книги «Сказать жизни „Да!“. Психолог в концлагере» он анализирует состояние заключённых и своё собственное и излагает основы своего терапевтического метода.

Вопрос, на который отвечает эта книга — как найти смысл во всех проявлениях жизни, включая немыслимо страшные.

После трёх лет, проведенных в концлагерях, Франкл вернулся в Вену. В 1947 году женился на Элеоноре Катарине Швиндт. Вторая жена Франкла была католичкой. Такие браки в то время были редки.Супруги с уважением относились к религиозным традициям друг друга, вместе посещали церковь и синагогу, праздновали Рождество и Хануку. У них родилась дочь Габриэль, которая впоследствии стала детским психологом.

В 1955 году Франкл стал профессором неврологии и психиатрии Венского Университета. Он читал лекции в Гарварде, опубликовал 32 книги, переведённые на множество языков и стал обладателем 29 почетных докторских степеней.

Виктор Франкл ушел из жизни в 1998 году в возрасте 92 лет. Это событие осталось практически незамеченным мировой прессой, внимание которой было приковано к истории гибели принцессы Дианы, по совпадению произошедшей в те же дни. За несколько лет до этого он посетил Москву. Так описал его писатель и психотерапевт Владимир Леви:

«Легкий, сухой, изящный, упруго-подвижный, вневозрастный, с лучезарным лицом и летающими руками, он был похож на какую-то инопланетную птицу. Читал, вернее, почти пропевал свои лекции-импровизации на английском языке молодым голосом с такими ясными, мощными интонациями и такой выразительной мимикой и жестикуляцией, что его можно было понимать и без слов. Жить в земном теле ему оставалось еще только шесть лет. Но невозможно было даже и помыслить, что этот гений жизни может когда-нибудь умереть — он казался вечным. Таким же и оказался».

Свою всемирно известную книгу «Сказать жизни „ДА“. Психолог в концлагере» Виктор Франкл закончил ещё в 1945 году. Мы рекомендуем эту страшную, но в то же время невероятно светлую и оптимистичную книгу всем тем, кто задаётся вопросами смысла своего существования. Вот несколько цитат и неё.

О чём книга

…Это рассказ больше о переживаниях, чем о реальных событиях. Цель книги — раскрыть, показать пережитое миллионами людей. Это концентрационный лагерь, увиденный «изнутри», с позиции человека, лично испытавшего все, о чем здесь будет рассказано. О том, как мучительная лагерная повседневность отражалась на душевном состоянии обычного, среднего заключенного.

Крушение иллюзий, чёрный юмор и деградация

… рушились иллюзии, одна за другой. И тогда явилось нечто неожиданное: черный юмор. Мы ведь поняли, что нам уже нечего терять, кроме этого до смешного голого тела. Еще под душем мы стали обмениваться шутливыми (или претендующими на это) замечаниями, чтобы подбодрить друг друга и прежде всего себя. Кое-какое основание для этого было — ведь все-таки из кранов идет действительно вода!

<…>

Кроме черного юмора появилось еще другое чувство, что-то вроде любопытства. Лично мне такая реакция на чрезвычайные обстоятельства была уже знакома совсем из другой области. В горах, при обвале, отчаянно цепляясь и карабкаясь, я в какие-то секунды, даже доли секунды испытывал что-то вроде отстраненного любопытства: останусь ли жив? Получу травму черепа? Перелом каких-то костей? И в Аушвице у людей на короткое время возникало состояние некой объективизации, отстраненности, мгновения почти холодного любопытства, почти стороннего наблюдения, когда душа как бы отключается и этим пытается защититься, спастись. Нам становилось любопытно, что же будет происходить дальше. Как, например, мы, совершенно голые и мокрые, выйдем отсюда наружу, на холод поздней осени?

<…>

Безвыходность ситуации, ежедневная, ежечасная, ежеминутная угроза гибели — все это приводило почти каждого из нас, пусть даже мельком, ненадолго, к мысли о самоубийстве. Но я, исходя из моих мировоззренческих позиций, о которых еще будет сказано, в первый же вечер, прежде чем заснуть, дал себе слово «не бросаться на проволоку». Этим специфическим лагерным выражением обозначался здешний способ самоубийства — прикоснувшись к колючей проволоке, получить смертельный удар тока высокого напряжения.

<…>

Через несколько дней психологические реакции начинают меняться. Пережив первоначальный шок, заключенный понемногу погружается во вторую фазу — фазу относительной апатии, когда в его душе что-то отмирает.

<…>

Апатия, внутреннее отупение, безразличие — эти проявления второй фазы психологических реакций заключенного делали его менее чувствительным к ежедневным, ежечасным побоям. Именно этот род нечувствительности можно считать необходимейшей защитной броней, с помощью которой душа пыталась оградить себя от тяжелого урона.

<…>

Вполне понятно поэтому, что в состоянии такого психологического пресса и под давлением необходимости всецело концентрироваться на непосредственном выживании вся душевная жизнь сужалась до довольно примитивной ступени. Психоаналитически ориентированные коллеги из числа товарищей по несчастью часто говорили о «регрессии» человека в лагере, о его возвращении к более примитивным формам душевной жизни.

Об унижении

Причиняемая побоями телесная боль была для нас, заключенных, не самым главным (точно так же, как для подвергаемых наказанию детей). Душевная боль, возмущение против несправедливости — вот что, несмотря на апатию, мучило больше. В этом смысле даже удар, который приходится мимо, может быть болезненным. Однажды, например, мы в сильную метель работали на железнодорожных путях. Уже хотя бы ради того, чтобы не замерзнуть окончательно, я очень прилежно трамбовал колею щебенкой, но в какой-то момент остановился, чтобы высморкаться. К несчастью, именно в этот момент конвоир обернулся ко мне и, конечно, решил, что я отлыниваю от работы.

Самым болезненным для меня в этом эпизоде был не страх дисциплинарного взыскания, битья. Вопреки уже полнейшему, казалось бы, душевному отупению, меня крайне уязвило то, что конвоир не счел то жалкое существо, каким я был в его глазах, достойным даже бранного слова: как бы играя, он поднял с земли камень и бросил в меня. Я должен был понять: так привлекают внимание какого-нибудь животного, так домашней скотине напоминают о её обязанностях — равнодушно, не снисходя до наказания.

О внутренней опоре

Психологические наблюдения показали, что, помимо всего прочего, лагерная обстановка влияла на изменения характера лишь у того заключенного, кто опускался духовно и в чисто человеческом плане. А опускался тот, у кого уже не оставалось больше никакой внутренней опоры. Но зададим теперь вопрос: в чем могла и должна была заключаться такая опора?

<…>

Латинское слово «finis» имеет, как известно, два значения: конец и цель. Человек, который не в состоянии предвидеть конец этого его временного существования, тем самым не может и направить жизнь к какой-то цели. Он уже не может, как это вообще свойственно человеку в нормальных условиях, ориентироваться на будущее, что нарушает общую структуру его внутренней жизни в целом, лишает опоры. Сходные состояния описаны в других областях, например у безработных. Они тоже в известном смысле не могут твердо рассчитывать на будущее, ставить себе в этом будущем определенную цель. У безработных горняков психологические наблюдения выявили подобные деформации восприятия того особого времени, которое психологи называют «внутренним временем» или «переживанием времени».

<…>

Внутренняя жизнь заключенного, не имеющего опоры на «цель в будущем» и потому опустившегося, приобретала характер какого-то ретроспективного существования. Мы уже говорили в другой связи о тенденции возвращения к прошлому, о том, что такая погруженность в прошлое обесценивает настоящее со всеми его ужасами. Но обесценивание настоящего, окружающей действительности таит в себе и определенную опасность — человек перестает видеть хоть какие-то, пусть малейшие, возможности воздействия на эту действительность. А ведь отдельные героические примеры свидетельствуют, что даже в лагере такие возможности иногда бывали. Обесценивание реальности, сопутствующее «временному существованию» заключенных, лишало человека опоры, заставляя окончательно опуститься, пасть духом — потому что «все равно все впустую». Такие люди забывают, что самая тяжелая ситуация как раз и дает человеку возможность внутренне возвыситься над самим собой. Вместо того чтобы рассматривать внешние тяготы лагерной жизни как испытание своей духовной стойкости, они относились к своему настоящему бытию как к чему-то такому, от чего лучше всего отвернуться, и, замкнувшись, полностью погружались в свое прошлое. И жизнь их шла к упадку.

Конечно, немногие способны среди ужасов концлагеря достичь внутренних высот. Но такие люди были. Им удавалось при внешнем крушении и даже в самой смерти достичь такой вершины, которая была для них недостижима раньше, в их повседневном существовании.

<…>

Можно сказать, что большинство людей в лагере полагали, что все их возможности самоосуществления уже позади, а между тем они только открывались. Ибо от самого человека зависело, во что он превратит свою лагерную жизнь — в прозябание, как у тысяч, или в нравственную победу — как у немногих.

О надежде и любви

Первая жена Виктора Франкла Тилли Гроссер погибла в концлагере

Километр за километром мы с ним идем рядом, то утопая в снегу, то скользя по обледенелым буграм, поддерживая друг друга, слыша брань и понукания. Мы не говорим больше ни слова, но мы знаем: каждый из нас думает сейчас о своей жене. Время от времени я бросаю взгляд на небо: звезды уже бледнеют, и там, вдали, сквозь густые облака начинает пробиваться розовый свет утренней зари. А пред моим духовным взором стоит любимый человек. Моя фантазия сумела воплотить его так живо, так ярко, как это никогда не бывало в моей прежней, нормальной жизни. Я беседую с женой, я задаю вопросы, она отвечает. Я вижу её улыбку, её ободряющий взгляд, и — пусть этот взгляд бестелесен — он сияет мне ярче, чем восходящее в эти минуты солнце.

<…>

И вдруг меня пронзает мысль: ведь сейчас я впервые в жизни понял истинность того, что столь многие мыслители и мудрецы считали своим конечным выводом, что воспевали столь многие поэты: я понял, я принял истину — только любовь есть то конечное и высшее, что оправдывает наше здешнее существование, что может нас возвышать и укреплять!

Да, я постигаю смысл того итога, что достигнут человеческой мыслью, поэзией, верой: освобождение — через любовь, в любви! Я теперь знаю, что человек, у которого нет уже ничего на этом свете, может духовно — пусть на мгновение — обладать самым дорогим для себя — образом того, кого любит. В самой тяжелой из всех мыслимо тяжелых ситуаций, когда уже невозможно выразить себя ни в каком действии, когда единственным остается страдание, — в такой ситуации человек может осуществить себя через воссоздание и созерцание образа того, кого он любит. Впервые в жизни я смог понять, что подразумевают, когда говорят, что ангелы счастливы любовным созерцанием бесконечного Господа.

<…>

Промерзшая земля плохо поддается, из-под кирки летят твердые комья, вспыхивают искры. Мы еще не согрелись, все еще молчат. А мой дух снова витает вокруг любимой. Я еще говорю с ней, она еще отвечает мне. И вдруг меня пронзает мысль: а ведь я даже не знаю, жива ли она! Но я знаю теперь другое: чем меньше любовь сосредоточивается на телесном естестве человека, тем глубже она проникает в его духовную суть, тем менее существенным становится его «так-бытие» (как это называют философы), его «здесь-бытие», «здесь-со-мной-присутствие», его телесное существование вообще. Для того, чтобы вызвать сейчас духовный образ моей любимой, мне не надо знать, жива она или нет. Знай я в тот момент, что она умерла, я уверен, что все равно, вопреки этому знанию, вызывал бы ее духовный образ, и мой духовный диалог с ним был бы таким же интенсивным и так же заполнял всего меня. Ибо я чувствовал в тот момент истинность слов Песни Песней: «Положи меня, как печать, на сердце твое… ибо крепка, как смерть, любовь» (8: 6).

О красоте

Те, кто сохранил способность к внутренней жизни, не утрачивал и способности хоть изредка, хоть тогда, когда предоставлялась малейшая возможность, интенсивнейшим образом воспринимать красоту природы или искусства. И интенсивность этого переживания, пусть на какие-то мгновения, помогала отключаться от ужасов действительности, забывать о них. При переезде из Аушвица в баварский лагерь мы смотрели сквозь зарешеченные окна на вершины Зальцбургских гор, освещенные заходящим солнцем. Если бы кто-нибудь увидел в этот момент наши восхищенные лица, он никогда бы не поверил, что это — люди, жизнь которых практически кончена. И вопреки этому — или именно поэтому? — мы были пленены красотой природы, красотой, от которой годами были отторгнуты.

Об обесценивании личности

Человек, не способный последним взлетом чувства собственного достоинства противопоставить себя действительности, вообще теряет в концлагере ощущение себя как субъекта, не говоря уже об ощущении себя как духовного существа с чувством внутренней свободы и личной ценности. Он начинает воспринимать себя скорее как частичку какой-то большой массы, его бытие опускается на уровень стадного существования. Ведь людей, независимо от их собственных мыслей и желаний, гонят то туда, то сюда, поодиночке или всех вместе, как стадо овец. Справа и слева, спереди и сзади тебя погоняет небольшая, но имеющая власть, вооруженная шайка садистов, которые пинками, ударами сапога, ружейными прикладами заставляют тебя двигаться то вперед, то назад. Мы дошли до состояния стада овец, которые только и знают, что избегать нападения собак и, когда их на минутку оставят в покое, немного поесть. И подобно овцам, при виде опасности боязливо сбивающимся в кучу, каждый из нас стремился не оставаться с краю, попасть в середину своего ряда, в середину своей колонны, в голове и хвосте которой шли конвоиры. Кроме того, местечко в центре колонны обещало некоторую защиту от ветра. Так что то состояние человека в лагере, которое можно назвать стремлением раствориться в общей массе, возникало не исключительно под воздействием среды, оно было и импульсом самосохранения. Стремление каждого к растворению в массе диктовалось одним из самых главных законов самосохранения в лагере: главное — не выделиться, не привлечь по какому-нибудь малейшему поводу внимание СС!

О доброте и свободе выбора

Есть достаточно много примеров, часто поистине героических, которые показывают, что можно преодолевать апатию, обуздывать раздражение. Что даже в этой ситуации, абсолютно подавляющей как внешне, так и внутренне, возможно сохранить остатки духовной свободы, противопоставить этому давлению свое духовное Я. Кто из переживших концлагерь не мог бы рассказать о людях, которые, идя со всеми в колонне, проходя по баракам, кому-то дарили доброе слово, а с кем-то делились последними крошками хлеба? И пусть таких было немного, их пример подтверждает, что в концлагере можно отнять у человека все, кроме последнего — человеческой свободы, свободы отнестись к обстоятельствам или так, или иначе.

И это — «так или иначе» у них было. И каждый день, каждый час в лагере давал тысячу возможностей осуществить этот выбор, отречься или не отречься от того самого сокровенного, что окружающая действительность грозила отнять, — от внутренней свободы. А отречься от свободы и достоинства — значило превратиться в объект воздействия внешних условий, позволить им вылепить из тебя «типичного» лагерника.

<…>

Достоевский как-то сказал: я боюсь только одного — оказаться недостойным моих мучений. Эти слова вспоминаешь, думая о тех мучениках, чье поведение в лагере, чье страдание и сама смерть стали свидетельством возможности до конца сохранить последнее — внутреннюю свободу. Они могли бы вполне сказать, что оказались «достойны своих мучений». Они явили свидетельство того, что в страдании заключен подвиг, внутренняя сила. Духовная свобода человека, которую у него нельзя отнять до последнего вздоха, дает ему возможность до последнего же вздоха наполнять свою жизнь смыслом. Ведь смысл имеет не только деятельная жизнь, дающая человеку возможность реализации ценностей творчества, и не только жизнь, полная переживаний, жизнь, дающая возможность реализовать себя в переживании прекрасного, в наслаждении искусством или природой.

Сохраняет свой смысл и жизнь — как это было в концлагере, — которая не оставляет шанса для реализации ценностей в творчестве или переживании. Остается последняя возможность наполнить жизнь смыслом: занять позицию по отношению к этой форме крайнего принудительного ограничения его бытия.

Созидательная жизнь, как и жизнь чувственная, для него давно закрыта. Но этим еще не все исчерпано. Если жизнь вообще имеет смысл, то имеет смысл и страдание. Страдание является частью жизни, точно так же, как судьба и смерть. Страдание и смерть придают бытию цельность.

О смысле жизни и смысле страданий

Вся сложность в том, что вопрос о смысле жизни должен быть поставлен иначе. Надо выучить самим и объяснить сомневающимся, что дело не в том, чего мы ждем от жизни, а в том, чего она ждет от нас.

Говоря философски, тут необходим своего рода коперниканский переворот: мы должны не спрашивать о смысле жизни, а понять, что этот вопрос обращен к нам — ежедневно и ежечасно жизнь ставит вопросы, и мы должны на них отвечать — не разговорами или размышлениями, а действием, правильным поведением.

Ведь жить — в конечном счете значит нести ответственность за правильное выполнение тех задач, которые жизнь ставит перед каждым, за выполнение требований дня и часа.

<…>

После того как нам открылся смысл страданий, мы перестали преуменьшать, приукрашать их, то есть «вытеснять» их и скрывать их от себя, например, путем дешевого, навязчивого оптимизма. Смысл страдания открылся нам, оно стало задачей, покровы с него были сняты, и мы увидели, что страдание может стать нравственным трудом, подвигом в том смысле, какой прозвучал в восклицании Рильке: «Сколько надо еще перестрадать!». Рильке сказал здесь «перестрадать», подобно тому как говорят: сколько дел надо еще переделать.

О двух типах людей

Если мы говорим о человеке, что он — из лагерной охраны или, наоборот, из заключенных, этим сказано еще не все. Доброго человека можно встретить везде, даже в той группе, которая, безусловно, по справедливости заслуживает общего осуждения. Здесь нет четких границ! Не следует внушать себе, что все просто: одни — ангелы, другие — дьяволы. Напротив, быть охранником или надсмотрщиком над заключенными и оставаться при этом человеком вопреки всему давлению лагерной жизни было личным и нравственным подвигом. С другой стороны, низость заключенных, которые причиняли зло своим же товарищам, была особенно невыносима.

<…>

Из всего этого мы можем заключить, что на свете есть две «расы» людей, только две! — люди порядочные и люди непорядочные. Обе эти «расы» распространены повсюду, и ни одна человеческая группа не состоит исключительно из порядочных или исключительно из непорядочных; в этом смысле ни одна группа не обладает «расовой чистотой!» То один, то другой достойный человек попадался даже среди лагерных охранников.

<…>

Мы изучили человека так, как его, вероятно, не изучило ни одно предшествующее поколение. Так что же такое человек? Это существо, которое всегда решает, кто он. Это существо, которое изобрело газовые камеры. Но это и существо, которое шло в эти камеры, гордо выпрямившись, с молитвой на устах.

концлагерь | Infoplease

Поиск

• Обзор
  • Мир
    • Обзор мира
    • Атлас
    • Страны
    • Катастрофы
    • Новости
    • Флаги мира
    • География
    • Международные отношения
    • Религия
    • Статистика

    Структуры и здания

    • Путешествия
    • Правители мира
  • Люди
    • Обзор людей
    • Академия и культура
    • Искусство и развлечения
    • Бизнес
    • Правительство
    • Ньюсмейкеры
    • Наука
    • Спорт
  • U.S.
    • Обзор США
    • Города
    • Документы США
    • Гендерные вопросы
    • География
    • Правительство
    • Новости
    • Военные
    • Памятники и достопримечательности
    • Почтовая информация
    • Раса и этническая принадлежность
    • Государства
    • Статистика
    • Искусство и развлечения
    • Спорт
  • История
    • История Обзор
    • Хронология
    • Всемирная история
    • U.S. История
    • Месяц истории чернокожих
    • Месяц латиноамериканского наследия
    • Месяц истории женщин
  • Математика и наука
    • Обзор математики и естественных наук
    • Авиация
    • Биология
    • Компьютеры и Интернет
    • Земля и окружающая среда
    • Здоровье
    • Изобретения и открытия
    • Математика
    • Физика
    • Космос
    • Погода
    • Меры и весы
  • Календарь и праздники
    • Обзор календаря и праздников
    • Календари
    • Праздники , Дней
    • Вечный календарь
  • Бизнес
    • Обзор бизнеса
    • Бизнес
    • Потребительские ресурсы
    • Валюта
    • Экономика
    • Занятость и труд

.

концлагерь | Факты, история и определения

Концентрационный лагерь , центр интернирования для политических заключенных и членов национальных групп или групп меньшинств, которые содержатся под стражей по соображениям государственной безопасности, эксплуатации или наказания, обычно по указу исполнительной власти или военному приказу. Люди помещаются в такие лагеря часто на основании идентификации с определенной этнической или политической группой, а не как отдельные лица и без предъявления обвинения или справедливого судебного разбирательства.Концентрационные лагеря следует отличать от тюрем, в которых содержатся лица, законно осужденные за гражданские преступления, и от лагерей для военнопленных, в которых задержанные военнослужащие содержатся в соответствии с законами войны. Их также следует отличать от лагерей беженцев или центров задержания и переселения для временного размещения большого числа перемещенных лиц.

концлагерь Группа венгерских евреев прибывает в лагерь Аушвиц-Биркенау в оккупированной немцами Польше. Фотоархив Яд Вашем, любезно предоставлен фотоархивом USHMM

Во время войны гражданские лица были сконцентрированы в лагерях, чтобы не допустить их участия в партизанской войне, оказания помощи силам противника или просто в качестве средства терроризирования населения и подчинения. Во время войны в Южной Африке (1899–1902) британцы заключили мирных жителей республик Трансвааль и Капскую колонию в концентрационные лагеря. Другой случай интернирования мирных жителей произошел вскоре после начала военных действий между Японией и Соединенными Штатами (7 декабря 1941 г.), когда более 100 000 японцев и американцев японского происхождения на Западном побережье были взяты под стражу и помещены в лагеря во внутренних районах. .

Политические концентрационные лагеря, созданные в первую очередь для усиления государственного контроля, создавались в различных формах при многих тоталитарных режимах — наиболее широко в нацистской Германии и Советском Союзе. В значительной степени лагеря служили специальными тюрьмами тайной полиции. Нацистские концлагеря находились под управлением СС; исправительно-трудовые лагеря Советского Союза находились в ведении ряда организаций, начиная с 1917 г. с ЧК и заканчивая КГБ в начале 1990-х годов.

Еврейских детей депортируют в Хелмно Еврейских детей депортируют из Лодзинского гетто, Польша, в лагерь смерти Хелмно. © Джейкоб Игра — Мемориальный музей Холокоста в США

• Вторая мировая война: использование нацистами принудительного труда Обсуждение использования нацистами принудительных рабочих с оккупированных территорий для поставки оружия и вооружений. Contunico © ZDF Enterprises GmbH, Майнц Посмотрите все видео к этой статье
• Вторая мировая война: Бухенвальд Жители Веймара, Германия, вынуждены совершить поездку в близлежащий концлагерь Бухенвальд после его освобождения союзниками в 1945 году. Contunico © ZDF Enterprises GmbH, Майнц Посмотрите все видеоролики к этой статье

Первые немецкие концлагеря были созданы в 1933 году для содержания противников нацистской партии — коммунистов и социал-демократов. Вскоре политическая оппозиция расширилась, включив в нее группы меньшинств, в основном евреев, но к концу Второй мировой войны многие цыгане, гомосексуалисты и антинацистские гражданские лица с оккупированных территорий также были ликвидированы. После начала Второй мировой войны обитателей лагерей использовали в качестве дополнительной рабочей силы, и количество таких лагерей стало расти по всей Европе.Заключенные были обязаны работать за свою зарплату в виде еды; нетрудоспособные обычно умирали от голода, а те, кто не голодал, часто умирали от переутомления. Самым шокирующим продолжением этой системы было создание после 1940 г. центров уничтожения, или «лагерей смерти». Они находились в основном в Польше, которую Адольф Гитлер выбрал местом своего «окончательного решения» «еврейской проблемы». Наиболее известными из них были Аушвиц, Майданек и Треблинка. ( См. лагерь смерти.) В некоторых лагерях, особенно в Бухенвальде, проводились медицинские эксперименты. Испытывались новые токсины и антитоксины, разрабатывались новые хирургические методы и проводились исследования воздействия искусственно вызванных заболеваний — все это проводилось в экспериментах на живых людях.

Освенцим; концентрационный лагерь Arbeit Macht Frei , бумага, акрил и смешанная техника, Алиса Кахана. У входа в лагерь Освенцим I в оккупированной немцами Польше был девиз «Arbeit Macht Frei» («Работа делает человека свободным»). © Алиса Лок Кахана
Britannica Premium: удовлетворение растущих потребностей искателей знаний. Получите 30% подписки сегодня.
Подпишись сейчас

В Советском Союзе к 1922 году существовало 23 концентрационных лагеря для содержания лиц, обвиняемых в политических и уголовных преступлениях. Многие исправительно-трудовые лагеря были созданы на севере России и в Сибири, особенно во время первой пятилетки 1928–1932 годов, когда миллионы богатых крестьян были изгнаны со своих ферм по программе коллективизации.В результате сталинских чисток 1936–1938 годов в лагеря попали миллионы людей, которые, по сути, были учреждениями рабства.

Советская оккупация восточной Польши в 1939 году и поглощение прибалтийских государств в 1940 году привели к лишению свободы большого числа несоветских граждан. После начала войны с Германией в 1941 году лагеря принимали военнопленных стран Оси и советских граждан, обвиненных в сотрудничестве с врагом. После смерти Иосифа Сталина в 1953 году многие заключенные были освобождены, а количество лагерей резко сократилось. См. Также ГУЛАГ.

.

концлагерь — Викисловарь

английский [править]

Этимология [править]

Из концлагеря + лагерь . В дальнейшем используется частично после немецкого Konzentrationslager , который сам является калькой английского термина.

Существительное [править]

концлагерь ( множественное число концлагерь )

1. Лагерь, где собираются войска перед боем или транспортировкой.
   • 1913 , Корпус Генерального штаба, Положение о полевой службе, Армия США — стр. 223

     Концентрационный лагерь — это место рядом с местом предполагаемых операций или рядом с местом посадки, где собираются войска для немедленного использования против врага или для транспортировки на морской театр боевых действий.

   • 1930 , Уинстон С. Черчилль, Мои ранние годы, Глава XIV

     21-й улан…… путешествие на девять дней вперед к передовым концлагерям к северу от водопада Шаблука.

2. Лагерь, в котором содержится большое количество людей, особенно политических заключенных, военнопленных, беженцев и т. Д., С целью их содержания в одном месте, как правило, с неадекватными или негуманными условиями.[с 19 в.]
   • 1927 , Чарльз Э. Чепмен, История Кубинской Республики , IV.81:

     Всем кубинцам (мужчинам, женщинам и детям) было приказано перебраться в гарнизонные испанские города или концлагерей .

   • 2015 , The Guardian , 9 января:

     В 1945 году под наблюдением Альфреда Хичкока группа первоклассных британских кинематографистов отправилась в Германию, чтобы задокументировать ужас концентрационных лагерей .

   • 2019 , Берни Сандерс, Полное интервью: Берни Сандерс встречается с редакцией Регистра (12.6.19) DesMoines Register , 6 декабря, в 37:13:

     Что мы должны делать с Китаем, так это понимать, что он сверхдержава, это сильная экономика. Мы хотим работать с ними. Мы определенно не хотим холодной войны. Но мы должны выступать против нарушений прав человека. Когда вы помещаете в концентрационные лагеря , знаете, или, по крайней мере, запираете, я не знаю, там миллион мусульман, кто-то должен говорить об этом.

3. (в переносном смысле) Ситуация, в которой имеет место скопление людей и чрезвычайно суровые условия. [с 20 в.]

   Инспектор ООН заявил, что австралийские правительственные центры содержания мигрантов на самом деле были концентрационными лагерями .

Гипонимы [править]

(лагерь, где сосредоточено большое количество людей):

Потомки [править]

Переводы [править]

лагерь, в котором содержится большое количество лиц

.