Бихевиоризм: механизмы поведения человека | Блог РСВ
Вы никогда не задумывались, почему люди в одной и той же ситуации ведут себя по-разному, мечтают о разном, ставят цели совсем разные. Что влияет на их поступки и руководит ими? Многие научные направления уже несколько десятилетий изучают поведение человека, одним из таких является бихевиоризм. Давайте разберемся, что это за направление и какие основные теории существуют.
Бихевиоризм: определение и предмет изучения
Бихевиоризм — это направление в психологии, предметом изучения которого является поведение людей, животных посредством систематического подхода. Основная идея этого направления заключается в том, что человек ведет себя неосознанно, его поступки обуславливаются рефлексами и реакциями на триггеры окружающего мира и основаны на опыте предков. Ученые отрицали такое явление, как сознание, и утверждали, что действия человека напрямую зависят от происходящего вовне.
Психолог Джон Уотсон считается основателем бихевиоризма. Он разработал простую схему, на которой наглядно объяснил, как действует животное и человек — стимул провоцирует рефлекс. Согласно Уотсону любое поведение можно заранее предсказать и управлять им, если подобрать правильный подход к исследованию поведения. Такое доступное объяснение многим пришлось по душе. В философии также уделялось большое внимание данному направлению. Философ Джон Локк считал, что человек появляется на свет без какого-либо опыта, как чистый лист. А Томас Гоббс утверждал, что мыслящей субстанции не существует, человек является телесным существом.
Пройдите онлайн-курсы бесплатно
и откройте для себя новые возможности
Начать изучение
Основные тезисы и особенности бихевиоризма
Чтобы лучше понять идеи и методы бихевиоризма, давайте рассмотрим основные положения данного направления:
- бихевиоризм исследует поведенческие реакции всех живых существ;
- действия человека изучаются только с помощью наблюдения за ними;
- все психические, интеллектуальные и физиологические действия диктуются поведением;
- все действия живых существ являются ответной реакцией на внешние триггеры;
- если заранее определить внешний раздражитель, то можно угадать дальнейшее поведение человека;
- точное прогнозирование поведения является основной задачей бихевиоризма;
- можно влиять или контролировать поведение любого человека;
- все поведенческие реакции приобретаются из опыта или достаются в наследство от предков;
- умения разрабатываются благодаря рефлексам, способность мыслить или говорить — это приобретенные навыки;
- на психику живого существа влияет окружение и условия жизни;
- эмоции возникают в ответ на позитивные или негативные триггеры окружающего мира.
Идеи бихевиоризма, основанные на эмпирическом опыте, оказали большое влияние на научное общество. Но у любой теории всегда найдутся как плюсы, так и минусы. Рассмотрим их подробнее:
- Последователи бихевиоризма исследовали только внешние реакции человека, которые представлялись возможным для наблюдения. При этом они полностью игнорировали внутренние проявления человека: психологические и физиологические процессы.
- Ученые утверждали, что можно влиять и контролировать поведение любого живого существа. Но они исследовали только внешние простые реакции человека, для них не имели никакого значения комплексные действия личности в целом.
- Бихевиористы не учитывали разницу между животными и людьми, их действия и поведение они исследовали по одной и той же методике.
- При разработке механизмов поведения, ученые не изучали дополнительно важные факторы — это социум, мотивация и психический образ, которые также влияют на поступки человека.
Бихевиористы попытались охарактеризовать все действия человека через одну теорию, но такой подход не увенчался успехом. Человек — это сложное существо, которое необходимо изучать с разных сторон. В результате бихевиоризму удалось разработать внешние условия, которые способны влиять на личность и побуждать ее на определенные действия.
Если эта информация была полезна для вас, то переходите на сайт «Россия — страна возможностей». На платформе вы найдете более 100 курсов и вебинаров по маркетингу, психологии, менеджменту, финансам и другие. Используйте возможности по максимуму!
Бихевиоризм. Основные теории
Первый этап эволюции бихевиоризма — бихевиоризм Уотсона — продолжался примерно с 1913 по 1930 г. Второй этап, или необихевиоризм, можно датировать примерно 1930-1960 годами. Он охватывает работы таких ученых, как Эдвард Толмен, Эдвин Гатри, Кларк Халл и Бересс Скиннер. Эти необихевиористы сходились во мнениях о некоторых основных положениях, которые использовались для объяснения полученных данных:
- сердцевиной психологии является исследование процесса научения;
- большинство видов поведения, независимо от их сложности, подчиняются законам условных рефлексов;
- психология должна принять принципы операционизма.
Третьим этапом эволюции бихевиоризма является необихевиоризм, или социальный бихевиоризм, начало которого приходится на 60-е годы XX века и который характеризуется возвратом к когнитивным процессам.
Предметом бихевиоризма стало поведение, которое исследовалось путем экспериментального изучения факторов, влияющих на его формирование, т. е. на образование связей между стимулами и реакциями.
Основные теории бихевиоризма
Э. Торндайк
Экспериментальное исследование условий и динамики научения путем анализа способов решения задачи в проблемном ящике. Законы образования конвекции (связи), т.е. законы научения. Метод обучения путем проб и ошибок.
Д. Уотсон
Изучение поведения, анализ его формирования путем образования связи S-R. Наблюдение за естественным становлением поведения, эмоций, понятий, речи. Доказательство прижизненное образования основных знаний, умений, переживаний человека и возможности повлиять на их содержание.
Э. Толмен
Изучение деятельности системы организм — среда, формирование целостного, молярного подхода к проблеме поведения. Внутренняя переменная, опосредующая связь S — R, понятие о когнитивных картах и латентном обучении.
К. Халл
Формирование гипотстико-дедуктивного подхода к изучению поведения, анализу факторов, влияющих на характер связи S-R. Понятие первичного и вторичного подкрепления, закон редукции напряжения.
Б. Скиннер
Разработка методов целенаправленного обучения, управления и коррекции поведения. Изучение оперантного поведения. Законы оперантного обучения, программированное обучение, методы коррекции поведения.
Д. Мид
Исследование социальных взаимодействий, лежащих в основе образования «Я». Понятие роли и системы ролей как основы личности, раскрытие роли игры и ожиданий окружающих в становлении «Я».
А. Бандура
Исследование социального научения, изучение механизмов формирования социального поведения и подражания, а также способов коррекции поведения. Понятие косвенного подкрепления, раскрытие роли модели подражания, исследование самоэффективности, влияющей на регуляцию персонального поведения.
Крысы по поведению – Weekend – Коммерсантъ
24 февраля 1913 года началась история бихевиоризма, науки, провозгласившей, что, с точки зрения настоящего ученого, человек ничем не хуже и не лучше крысы, и взявшейся доказать этот отважный тезис опытным путем. Weekend попытался описать первые шаги этой нечеловечески сложной науки человеческим языком
Вот Пол. Просто Пол. О нем известно только одно: у него прямо-таки раскалывается голова.
Должно быть, проницательному читателю покажется, будто он нечто понял о внутреннем состоянии Пола, и вероятно, вот что — Пол чувствует боль в голове.
Ничего подобного. С точки зрения бихевиориста, «прямо-таки раскалывается голова» отнюдь не означает боль, но определяет большой набор сведений о текущем состоянии Пола: что он стонет и морщится, что он тянется за аспирином, что он избегает яркого света, что он говорит «ох-ох-ох» и пр. А есть еще сведения о Поле, второго, так сказать, порядка, не сиюминутные, связанные с общими представлениями охающей личности о жизни. Ну, скажем, в принципе верная характеристика «тянется за аспирином» может и не быть реализована в Поле, если Пол откуда-нибудь взял, что аспирин вреден желудку, или он всем лекарствам предпочитает массаж…
Описанное выше называется «логический бихевиоризм». Дефиниция примерно такова: все убеждения человека, все его желания, все страхи и прочие проявления его личности, во-первых, вызваны объективными внешними причинами, а во-вторых, организованы в плотную сеть взаимосвязей, и поведение человека есть совместный продукт всех этих проявлений.
Логический бихевиоризм — не единственный; есть и психологический бихевиоризм, и методологический бихевиоризм, и семантический, и эмпирический, и Витгенштейнов, и еще много других; они, к сожалению, никак не сводятся воедино. Каждого из знаменитых бихевиористов можно было бы назвать основателем отдельного учения, так что скорее следует говорить не о бихевиоризме, а о полутора десятках бихевиоризмов. Ну или скорее не следует говорить о бихевиоризмах: всякая уважающая себя современная книга об этом учении начинается с кокетливого утверждения, что бихевиоризм мертв, и давно.
Тут надо, во-первых, заметить, что разработками бихевиористов успешно пользуются для социальной адаптации аутистов — и кажется, это единственный надежный способ. А во-вторых, мы сейчас — не о скончании века бихевиоризмов, а, наоборот, о начале, когда бихевиоризм был ровно один.
Вот Джон Бродес Уотсон (1878-1958). Он собирался стать священником. Сто лет назад, 24 февраля 1913 года, этот самый Уотсон, психолог и специалист по белым крысам, прочитал лекцию под названием «Психология, какой ее видит бихевиорист». С этой лекции, собственно, и отсчитывается история бихевиоризма.
А начинается лекция так: «Психология, какой ее видит бихевиорист,— это совершенно объективная и экспериментальная естественнонаучная отрасль. Ее теоретическая цель — предсказать и контролировать поведение человека. Самоанализ не входит в число ее методов; не зависят ее научные данные и от желания интерпретировать их с использованием понятия «сознание». Бихевиорист — в попытке дать единую схему реакции организма — не видит разницы между человеком и животным».
Дальше бихевиорист Уотсон объясняет, что «сознание» и «чувства», которыми обычно занимаются психологи, легко поддаются объективному исследованию, и все они — не более чем проявления ответа организма на какое-то внешнее воздействие.
Спустя всего два года после того как Джон Уотсон открыл бихевиоризм — одной своей лекцией,— его выбрали президентом Американской психологической ассоциации, а бихевиористский подход к исследованию человеческого поведения взяли на вооружение представители разных смежных наук, в том числе антропологи и судебные медики.
А спустя еще четыре года научная карьера бихевиориста Уотсона совершенно поломалась — по чувственной причине. Он завел любовницу, 20-летнюю Розали Рейнер; его жена Мэри, разобидевшись, предсказуемо, но неконтролируемо опубликовала его письма к этой Рейнер; Уотсону пришлось оставить университет и ассоциацию, жениться на молоденькой и наняться в рекламное агентство Дж. Уолтера Томпсона. Там он сперва набирался делового опыта, прирабатывая то коммивояжером, то клерком в универмаге Macy’s; но быстро продвинулся, всего через два года стал вице-президентом и получал, помимо высокой зарплаты, значительные бонусы за успешные рекламные кампании. Утверждается, что рекламе очень помогали бихевиористские навыки Уотсона, но свидетельств этому нет.
Эксперимент №1: адюльтер и мышебоязнь
Вот, по-видимому, Дональд Меррит, незаконнорожденный сын кормилицы. Но мы будем звать его «малыш Альберт».
Идет 1920 год. «Малышу Альберту» девять месяцев. Воркующая парочка бихевиористов, Джон Уотсон и Розали Рейнер (обманывают Мэри Уотсон), сначала обходятся с малышом приветливо: показывают ему то кролика, то крысу, то собачку, то обезьянку; а еще маску Санта-Клауса с бородой и гладкую просто маску; а еще горящую газету; а еще комок хлопка. Альберту интересно, он ничего и никого не боится.
Ученые обманщики тогда сажают «малыша Альберта» на матрац посреди большой комнаты и выпускают на него белую крысу. Ну и что? «Малыш Альберт» опять совершенно не боится и с интересом трогает ее.
Влюбленные экспериментаторы тогда начинают бить молотком по рельсу всякий раз, когда Альберт дотрагивается до крысы. Альберт всякий раз плачет и боится. (О реакции крысы данных нет.) После серии таких воздействий парочка мучителей в очередной раз показывает Альберту белую крысу, а в рельс не бьет. Альберт все равно плачет, боится и пытается уползти; больше того — вскоре выясняется, что он боится всех шерстистых объектов, в частности кролика и даже самого Уотсона, когда тот надевает маску Санта-Клауса.
Еще два замечания. Первое: почему Дональда зовут Альберт — потому что для эксперимента Уотсон и Рейнер дали ребенку псевдоним, а три года назад исследователи, делать нечего, обнаружили по записям актов гражданского состояния, что Альберта, видимо, звали Дональдом. Он умер от водянки мозга через два года после эксперимента, поэтому теперь появился вопрос, так ли корректны выводы бихевиористов-греховодников, что им удалось создать у младенца стойкий условный рефлекс.
И второе: у нас возникло подозрение, что подавляющему большинству девочек в раннем возрасте показывают мышей и одновременно сильно пугают — иначе почему практически все женщины так визжат при виде мышей?
Эксперимент N2: крысы и младшая дочь
Вот Беррес Фредерик Скиннер (1904-1990). Он был атеист. Кроме того, он как-то занял первое место в списке выдающихся психологов США.
Скиннер хотел было стать писателем, да призадумался; тут ему попались работы Ивана Петровича Павлова и Джона Уотсона. Скиннер был поражен и решил пойти дальше и заставить животных (то есть и людей тоже) формировать условный рефлекс как реакцию на другой условный рефлекс.
Бессердечный экспериментатор сконструировал ящик с кормушкой, куда еда вываливалась, только если крыса нажимала на клавишу. Крыса легко справилась с этой задачей. Но цель Скиннера была куда более амбициозной: на следующем этапе еда вываливалась только в том случае, если крыса нажимала на клавишу в тот момент, когда горит свет. Крыса опять быстро освоилась, и как только в «ящике Скиннера» (как и по сю пору называется это орудие пыток) включалась лампочка, бежала со всех ног нажимать клавишу и хорошо питаться.
Много писали, что Скиннер и младшую дочь свою вырастил в «ящике Скиннера» и что эта дочь Дебора выросла нервной и неполноценной женщиной, а также покончила с собой. В действительности ящик, в котором росла Дебора, был не ящиком, а кондиционированной мини-спальней, где она провела вполне счастливые первые два с половиной года жизни; идея Скиннера с этой колыбелькой была в том, чтобы не нужно было стеснять движений младенца одеждой, с одной стороны, и с другой — чтобы мать не беспокоилась ежесекундно за ребенка. Дебора стала актрисой, вышла замуж и т.п., ей скоро 70, и она всегда возражает, когда говорят, будто она жертва эксперимента. Колыбельки Скиннера даже выпускались серийно американской промышленностью, но особого спроса не нашли.
Да, и Скиннер все-таки выступил как писатель — создал утопию «Уолден Два», в которой счастливые родители отдавали счастливых детей на воспитание счастливым и грамотным бихевиористам, а сами счастливо учились или счастливо работали.
Эксперимент N3: ни мышей, ни крыс, зато разоблачение курильщика
Вот Кларк Леонард Халл (1884-1952). Он был инвалид: в детстве перенес тяжелый тиф, в юности — полиомиелит, в зрелости — инфаркт.
Соседские дети, а может, и родные родители тоже, регулярно поколачивали юного Кларка. Он применил математику к психологии, и вот, например, как выглядит его всеобщая теория бихевиоризма: sEr = (sHr x D x K x V) — (sIr + Ir) +/- sOr. (Не стоит спрашивать, что все это значит. Мы не знаем.)
Халл был прежде всего теоретик. Основой для его раздумий служила идея, что поведением человека движут исключительно естественные нужды: голод, жажда, желание секса, ощущение холода и пр. Когда нужда удовлетворяется и на время отступает, человек может попытаться успеть осознать, как именно ему удалось добыть еду и воду, найти себе пару, согреться; и другой раз осознание поможет ему все то же самое обрести быстрей или менее затратно.
Раздумья Халл облекал в гипотезы, которые затем проверялись экспериментально. Сам он, по слабости здоровья, в экспериментах не участвовал. Но когда — редко — дело доходило до этого, Халл был великолепен. Вот, к примеру, как изящно он вывел на чистую воду якобы несчастных с никотиновой якобы зависимостью. Он посадил подопытных в темной комнате и предоставил им возможность выкурить трубочку. Дым из этой трубки казался совершенно таким, как настоящий, с одной только разницей — это был вообще не дым, а специальным образом насыщенный подогретый воздух. Из сотни прошедших через эксперимент обман заметил только один. Можно сделать важнейший вывод: настоящие курильщики все-таки встречаются.
Эксперимент N4: опять крысы, на сей раз образованные
Вот Эдвард Чейс Толмен (1886-1959). Он счел себя недостаточно умным, чтобы быть философом, а химию забросил еще раньше, поэтому стал бихевиористом. И даже изобрел когнитивную теорию, в дальнейшем похоронившую бихевиоризм.
Простейший опыт его был такой. Крысе, чтоб найти еду в лабиринте в форме креста, надо было догадаться совершить правый поворот. Крыса быстро догадывалась. Толмен хотел понять, разучила крыса понятие правого поворота или она составила себе представление о топографии лабиринта в целом, для чего пускал крысу из другой части креста. Оказалось, что крыса разучила именно что топографию лабиринта.
Толмен усложнил опыт. В такие же лабиринты запустили три группы крыс. Первая группа получала поощрение (еду), когда достигала в лабиринте определенного места — и с радостью научилась находить его. Вторая не получала поощрения вовсе и просто бродила туда-сюда по лабиринту. Третья первые 10 дней, как и вторая, бесцельно слонялась по лабиринту, а на 11-й получала в качестве поощрения еду, но не выразила желания до нее добраться. И только на 12-й день стала вести себя в точности так же, как первая группа.
Из чего вывод: крысы третьей группы, а также, видимо, и второй, подспудно изучали топографию лабиринта, даже если им не было от этого никакого проку.
Вот Джейкоб Роберт Кантор (1888-1984). Он родился сыном раввина, но занялся наукой, а еще считался видным гуманистом.
Главное достижение Кантора — интербихевиоризм, течение, признавшее, что в основе психологического действия лежит взаимозависимость среды (широко понятой) и организма. Вот, кстати, универсальная формула: PE = C(k, sf, rf, hi, st, md). (И опять: не думайте, будто мы знаем, что эта формула значит.)
Кантор почти не занимался экспериментами — и уж во всяком случае никакого запоминающегося эксперимента не сочинил и не выполнил. Зато скептически относился ко всем тем ученым, кто пытался изучить психологию на опытах с животными: «Лучший материал для исследования психологии человека — сам человек». Разве что только самые элементарные вещи, предупреждал он, можно проверять на животных.
Тем не менее эксперименты он считал лучшим и самым важным инструментом в психологии, просто их надо было делать тщательно и подробно, а прежде — точно понимать. Потому что все-таки в значительном числе случаев эксперименты, в том числе бихевиористские, на невинных крысах вовсе не так уж прекрасны.
Логический бихевиоризм есть теория о том, что быть в ментальном состоянии означает быть в бихевиоральном состоянии. Мышление, надежда, восприятие, воспоминание и так далее — всё это должно пониматься либо как поведение, либо как обладание сложной диспозицией или склонностью к поведению. Сознание (mind) не является чем-то иным, помимо поведения, где под «поведением» подразумевают доступное общему наблюдению телесное поведение. Подобное сведение ментального к поведенческому логические бихевиористы отстаивают в качестве лингвистического тезиса — тезиса о том, как возможно употреблять в нашем языке психологические понятия типа «образ», «восприятие», «мысль», «память». И это, согласно логическим бихевиористам, возможно потому, что любое предложение (или набор предложений) о сознаниях может быть без изменения значения переведено в любое предложение (или набор предложений) относительно доступного общему наблюдению поведения. В этом суть логического бихевиоризма. До тех пор пока наша психологическая терминология не станет обозначать внешнее поведение, она не будет обладать значением.
Логические бихевиористы различаются между собой по вопросу, почему это должно быть так. Некоторые полагают, что мы не сможем определять, истинны или ложны психологические утверждения, если одновременно они не будут и утверждениями о поведении. Другие же придерживаются мнения, что психологические понятия не играли бы роли в нашем общем (public) языке, если бы не существовало общедоступных критериев для их употребления. Все логические бихевиористы согласны в том, что, если наш психологический язык не будет описывать поведение, он вообще будет не о чём.
Следует чётко разграничивать логический бихевиоризм и бихевиоризм в психологии. Бихевиоризм в психологии представляет собой метод для изучения человеческих существ. Но он не является ни учением о значении психологических понятий, ни возможным решением проблемы сознания и тела.
Для американских психологов Д. В. Уотсона и В. Ф. Скиннера характерен взгляд, что всё человеческое поведение может быть объяснено как совокупность ответов на стимулы, которые воздействуют на личность. Бихевиористы не в большей степени обращаются к неврологическим фактам, чем к данным интроспекции. Считается, что знания причин человеческого поведения — какие стимулы причинно обусловливают те или иные ответные реакции — достаточно для объяснения этого поведения. Конечно, верно, что бихевиористы-психологи иногда делают квазифилософские заявления: Уотсон, к примеру, полагает, что сознание (consciousness) не существует. Тем не менее эти заявления не составляют части их бихевиорального метода. Последний есть попытка предсказания и контроля человеческого поведения с помощью изучения причин, исходящих из окружения. И в самом деле, достоинства и недостатки бихевиоризма как метода в психологии логически независимы от возможных решений проблемы сознания и тела. Я, к примеру, имею в виду, что, даже если дуализм сознания и тела истинен, бихевиоризм всё же мог бы быть лучшим методом объяснения поведения, но если материализм был бы истинным, то бихевиоризм мог бы и не быть лучшим методом для объяснения поведения.
Хотя психологический бихевиоризм и логический бихевиоризм достаточно различны и хотя практика психологического бихевиоризма логически совместима с различными онтологиями ментального, логический бихевиоризм может быть истолкован как философская легитимация психологического бихевиоризма. И это потому, что если всякий осмысленный психологический язык на самом деле оказывается языком поведения, то в таком случае бихевиористская психология становится единственно значимой разновидностью психологии. Возможных соперников бихевиористской психологии тогда можно было бы априори исключить. Также логический бихевиоризм мог бы отчасти обосновать претензию психологического бихевиоризма на подлинную научность. Уотсон и Скиннер полагают, что одним из признаков подлинной науки является изучение некоего доступного общему наблюдению предмета. Если предметом психологии будет приватное и субъективное, то в указанном смысле научности психология будет невозможна. Но если можно указать, как рассуждают бихевиористы, что ментальное в действительности есть бихевиоральное, то психологии будет гарантирован доступный общему наблюдению предмет.
Представляется, что логический бихевиоризм открывает путь для научной психологии.
Для рассмотрения в данной главе я выбрал концепции двух логических бихевиористов — североамериканского философа науки Карла Гемпеля и английского философа Гилберта Райла. Каждый из них — заметный представитель определённого движения в философии XX века: Гемпель — логический позитивист, а Райл — лингвистический философ. Эти две философии отличаются одна от другой.
Логический позитивизм, в сущности, представляет собой взгляд, согласно которому каждая подлинная проблема может быть решена научным путём и всевозможные ненаучные пути познания вселенной бессмысленны. Лингвистическая философия — это взгляд, согласно которому философские проблемы, подобные проблеме сознания и тела, возникают в результате неправильного употребления нашего обыденного, ненаучного языка. Далее я подробно расскажу о логическом позитивизме и лингвистической философии в параграфах, посвящённых Гемпелю и Райлу.
Я также включил обсуждение некоторых чрезвычайно влиятельных работ позднего Витгенштейна. Некорректно называть Витгенштейна «логическим бихевиористом» в каком-либо ясном и прямом смысле; его мысли слишком сложны и утончённы для подобной упрощённой таксономии. Тем не менее его антикартезианство имеет более близкое сходство с логическим бихевиоризмом, нежели любой другой взгляд, рассмотренный в этой книге.
Гемпель
Для того, чтобы понять, что собой представляет логический бихевиоризм, будет полезно сравнить его с двумя другими важными направлениями современной философии. Логический бихевиоризм основывается на логическом позитивизме и в некотором смысле является его экстраполяцией, а в своей стратегии он имеет отношение к ряду утверждений позднего Витгенштейна. Сначала я расскажу о логическом позитивизме, а обсуждение концепции Витгенштейна отложу до конца данной главы.
Венский кружок
Позитивизм представляет собой доктрину о том, что любой феномен в принципе может быть объяснён посредством естествознания. Логические позитивисты, которые собрались в Вене в 1930-е годы для того, чтобы сформировать так называемый Венский кружок, пытались переформулировать философские проблемы таким образом, чтобы их можно было решать с помощью научных методов. Для достижения этой цели они выработали особый критерий установления осмысленности, и любое философское предложение, которое не отвечало данному критерию, классифицировалось как бессмысленное.
Этот критерий для отличения осмысленного от бессмысленного был назван «принцип верификации». Он предполагал, что некое предложение является осмысленным, если и только если имеется или могла бы быть некоторая процедура для установления его истинности или ложности. Так, предложение осмысленно, только если, по крайней мере в принципе, возможно доказать или опровергнуть его. Ясно, что в соответствии с этим критерием многие традиционные философские положения — о происхождении вселенной, о существовании Бога или души — фактически оказывались лишёнными значения. Заметьте, логические позитивисты отнюдь не заявляли, что подобные положения ложны, но что они полностью бессмысленны. Далее, они были убеждены, что есть только два совершенных способа определения истинности или ложности предложения и потому есть только два совершенных вида предложений, истинность или ложность которых можно установить. Первой разновидностью являются тавтологии математики и логики, да и вообще все дефиниции. Вторую разновидность представляют научные предложения и предложения здравого смысла, которые могут быть подтверждены или опровергнуты с помощью наблюдения. Эти последние суть эмпирические предложения. Ясно, что огромное число философских предложений прямо не попадает ни в одну из этих категорий. В лучшем случае они могут иметь эмоциональное значение для людей, произносящих их.
Применяя принцип верификации к философскому языку, логические позитивисты надеялись научным образом решить все подлинные философские проблемы. Бессмысленный остаток «псевдопроблем» можно было спокойно проигнорировать.
Логический бихевиоризм Гемпеля представляет собой экстраполяцию этого проекта, ибо он стремится ликвидировать качественное различие между психологией и естественными науками; фактически он хочет, чтобы психология была ещё одной естественной наукой. Основанием этому, согласно Гемпелю и другим логическим позитивистам, служит идеал единства науки — науки должны сформировать взаимно поддерживающее целое для объяснения мира природы. он признает, что естественные науки обладают такой точностью и объяснительной силой, которая психологии и — по той же причине — метафизической философии недоступна. Его подход заключается в сведении психологии к физическим наукам. Одна дисциплина (subject) «сводима» к другой, если и только если возможно перевести теоретическое содержание одной в термины другой. Например, биология может быть сведена к химии, если и только если в принципе любое предложение биологии может быть без потери значения переведено в предложение химии (даже если эти предположения химии будут очень длинными и сложными). В соответствии с данным взглядом и в идеале все науки в конечном итоге могли бы быть сведены к физике.
Проект перевода
Согласно Гемпелю, существенным шагом в этой редукции психологии должен быть перевод предложений психологии в предложения о человеческом поведении, сформулированных с помощью терминов физики. Ясно, что это полностью согласуется со взглядом Венского кружка о том, что если предложение значимо, то оно должно быть верифицируемо.
Общеизвестно, насколько трудно верифицировать утверждения относительно ментальных состояний других людей. И в самом деле, философская проблема «других сознаний» заключается в том, что один человек не может знать, что думает другой или мыслят ли вообще другие. По крайней мере, существует проблема относительно того, откуда мы знаем, мыслят ли и о чём мыслят другие люди. Гемпель надеется квалифицировать эту проблему как псевдопроблему и снабдить психологию научным содержанием, а именно предложениями, подтверждаемыми или опровергаемыми в процессе наблюдения.
Очевидно, что утверждения делаются относительно именно такого верифицируемого поведения человека. Гемпель полностью осознает, что его проект небесспорен. Он понимает, что многие мыслители признают существование субъективного, личного и опытного измерения ментального, которое доступно только интроспекции и невыразимо посредством физических терминов. Он также знает, что ряд мыслителей — немецкий философ XIX столетия Вильгельм Дильтей, например, — убеждены в том, что ментальные состояния в своей основе «осмысленны» и что эти смыслы могут быть оценены только благодаря эмфатическому прыжку воображения, называемому «понимание» (Verstehen).
Кроме того, есть утверждения о том, что ментальное в своей основе культурно обусловлено и что невозможно понять ментальность индивида, не понимая ментальности группы, частью которой он является. Но Гемпель также знает, что если придерживаться всех этих утверждений, то возникнут непреодолимые барьеры для включения психологии в состав естественных наук.
Однако, по мнению Гемпеля, эти утверждения лишены значения, а значит не подлежат научному обсуждению. Он открыто обращается к одной из версий принципа верификации для того, чтобы квалифицировать утверждения интроспективной и понимающей (Verstehen) психологии как бессмысленные: «Значение утверждения устанавливается условиями его верификации» («The Logical Analysis of Psychology», p. 17).
Но для верификации предложений о якобы сугубо личных ментальных событиях не существует условий, так что любые подобные категоричные утверждения на деле оказываются псевдоутверждениями или бессмысленными высказываниями. Они подпадают под категорию, которую Гемпель определяет следующим образом: «Утверждение, для верификации которого нельзя определить абсолютно никаких условий и которое в принципе неспособно вступать в противоречие с условиями проверки, совершенно лишено содержания и не обладает значением. В подобных случаях мы должны иметь дело не с утверждениями, как таковыми, но с «псевдоутверждениями», то есть с правильно построенной с точки зрения грамматики последовательностью слов, лишённых, однако, значения» (Ibid., p. 17).
Гемпель вовсе не считает, что утверждения о том, что человек думает, что ему больно или что ему присущи определённые эмоции, бессмысленны. Он лишь высказывает мнение, что значения подобных утверждений должны быть корректно представлены особым образом. Значения психологических утверждений даются в предложениях, сообщающих об «условиях их проверки». В целях пояснения Гемпель предлагает следующий пример: «У Пола болят зубы» (Ibid., p. 17). Для того, чтобы понять значение этого предложения, нам нужно рассмотреть обстоятельства, которые могли бы сделать его истинным. Затем мы могли бы представить это значение в виде набора предложений, характеризующих условия истинности для утверждения «у Пола болят зубы», или условий, при которых оно могло бы быть верифицировано. Это бихевиоральные условия. Человек, у которого болят зубы, вероятно, кричит и жестикулирует, а когда его спрашивают, что с ним, он искренне отвечает, что у него болят зубы, к тому же в его зубе наблюдаются признаки загнивания, а в его кровяном давлении и центральной нервной системе отмечены изменения.
Гемпель отнюдь не утверждает, что все эти поведенческие и физиологические феномены суть лишь симптомы чего-то другого — зубной боли; как раз наоборот, он говорит, что это и есть то, что значит иметь зубную боль. Упоминание их и есть придание значения словосочетанию «зубная боль». Согласно Гемпелю, «все обстоятельства, верифицирующие это психологическое утверждение, выражены посредством предложений физической проверки» (Ibid., p. 17), а поскольку значение предложения есть метод его верификации, психологическое предложение и выражает эти проверочные предложения. Таким образом, слово «боль» есть лишь сокращённая запись того факта, что субъект ведёт себя определённым образом: «Рассматриваемые утверждения о чьей-то «боли» являются поэтому … сокращённым выражением того факта, что все условия его проверки верифицированы» (Ibid., p. 18). Гемпель полагает, что для всех наших психологических понятий можно предложить сходные типы анализа.
Если Гемпель прав, значит он не только обеспечил психологию предметом, который можно изучать, используя методы естественных наук — контролируемые эксперименты, тщательное наблюдение, выдвижение гипотез, подведение событий под законы природы, — но также добился успеха в «сведении» психологии к физике. Имеет смысл процитировать то, как сам Гемпель формулирует свою точку зрения: «Все осмысленные психологические утверждения, то есть верифицируемые в принципе, переводимы в утверждения, которые включают в себя только понятия физики и не включают психологических понятий. Следовательно, утверждения психологии суть физикалистские утверждения. Психология является интегральной частью физики» (Ibid., p. 18).
Под «физикалистским утверждением» Гемпель имеет в виду утверждение, переводимое на язык физики без потери значения. Если он прав в том, что значение предложения заключается в методе его верификации, и если он также прав, что психологические утверждения могут быть верифицированы только путём общедоступного и наблюдаемого телесного поведения, то имеет право заключить, что психология и в самом деле может быть сведена к физике, ибо нельзя же отрицать, что наше телесное поведение составляет часть естественного физического мира, функционирование которого объясняется законами физики. Если мы не согласны с мнением Гемпеля, то должны сами ответить на вопрос, в чём заключается значение таких психологических терминов, как «мысль», «боль» или «эмоция». Нам, вероятно, придётся отрицать отсутствие потери содержания при переводе ментального понятия посредством какого-либо поведенческого термина, но при этом мы также должны быть способны уточнить, в чём заключается утерянное содержание.
Псевдопроблема
Каково же отношение логического бихевиоризма к дуализму и идеализму? Ведь эти две теории представляют собой решения проблемы сознания и тела, то есть вопроса о том, является ли человек полностью физическим, полностью ментальным или же и физическим, и ментальным одновременно. Но Гемпель не стремится дать ещё одно решение данной проблемы. Его точка зрения сводится к тому, что эта проблема, как таковая, фактически бессмысленна — это псевдопроблема. Поэтому, как бы близко Гемпель, казалось бы, ни приближался к материализму — взгляду, согласно которому человек есть не что иное, как физический объект высокой степени сложности, — мы должны помнить, что Гемпель рассматривает сам спор, по отношению к которому материализм мыслится в качестве одного из ответов, как лишённый значения. Создаётся впечатление, что спор возникает только потому, что мы не понимаем, как действительно функционируют наши психологические понятия. И, как только мы проясним их с позиции логического бихевиоризма, тотчас исчезнет сама проблема сознания и тела. Когда мы увидим, что слова типа «сознание» («mind») являются лишь сокращёнными терминами для обозначения телесного поведения человека, то просто не останется концептуального пространства для вопроса, существуют ли сознания, равно как и тела.
Гемпель проводит аналогию с ходом часов. Сказать, что часы «идут», значит просто кратко сказать, что все их части правильно функционируют, в частности что их стрелки движутся соответствующим образом. Было бы концептуальной ошибкой предполагать, будто ход часов есть что-то помимо этого правильного функционирования, или же предполагать, будто функционирование часов есть только симптом или знак чего-то ещё называемого «ходом» часов, — это как раз то, что «ход» действительно означает или в чём он состоит. Поэтому также ошибочно было бы удивляться, что стало с ходом часов, как только все их наблюдаемые части перестали функционировать. Кроме того, сходной концептуальной ошибкой было бы предположение, будто сознание есть нечто помимо телесного поведения, что подобное поведение есть лишь симптом или знак ментальности или что сознания могут существовать как своего рода остаток, после того как прекратится какое-либо телесное поведение. Согласно Гемпелю, эти утверждения не ложны, но бессмысленны, ибо представляют собой неправильное употребление психологических понятий.
Позиция Гемпеля, таким образом, является наиболее радикальной. Если бы можно было последовательно придерживаться этой позиции, то можно было бы считать, что он преуспел в решении самой проблемы, по отношению к которой другие теории, представленные в данной книге, — всего лишь попытки её решения. Используя лингвистические посылки — посылки относительно правильного употребления нашей психологической терминологии, — он заключает, что определённые онтологические утверждения (утверждения о том, какого рода вещи существуют) совершенно неуместны. Являются ли ментальные события в действительности физическими или же физические события в действительности ментальны, или это два отдельных класса событий, и, если так, способны ли они к каузальному взаимодействию — всё это для логического бихевиориста псевдовопросы. Как об этом говорит сам Гемпель: «Старая проблема отношения между ментальными и физическими событиями… основывается на недоразумении относительно логической функции психологических понятий. Наша аргументация позволяет понять, что психофизическая проблема является псевдопроблемой, формулировка которой основывается на недопустимом употреблении научных понятий» (Ibid., p. 20).
Райл
Плодом работы оксфордского философа Гилберта Райла является систематическое опровержение картезианского дуализма сознания и тела. Его книга «Понятие сознания» 12, написанная в весьма своеобразном стиле, полном остроумия, живописных метафор и исторических ссылок, опирается на огромное разнообразие простых, повседневных практик, используемых для иллюстрации главного тезиса. С некоторыми оговорками Райл позволяет нам рассматривать его книгу как теорию сознания и говорит, что не столь существенно, назовём ли мы её «бихевиористской», но мы должны помнить, что оригинальность и детализированность книги противятся любым прямым категоризациям подобного рода. Конечно, было бы грубой ошибкой думать о Райле как о материалисте, несмотря на его резкую и высмеивающую критику самой идеи имматериального сознания. Причина этого лежит в том, что он присоединяется к позиции, изложенной в конце последнего параграфа, а именно что само убеждение в существовании проблемы сознания и тела является результатом целой серии глубоких концептуальных заблуждений. Райл видит, что возможные решения этой предполагаемой проблемы беспорядочно колеблются между взглядом, что ментальное в действительности есть физическое, и взглядом, что физическое в действительности есть ментальное. Он и в самом деле стремится покончить с этим имеющим давнюю историю спором, однако не путём принятия одной из этих позиций: «… сакральная противоположность между Материей и Духом будет рассеиваться, но не за счёт одного из столь же сакральных поглощений Духа Материей или Материи Духом, а совсем иным способом» (Ук. изд., с. 32).
Что же это за «совсем иной способ»? Очевидно, что он не сводится к тому, чтобы предоставить какие-либо новые сведения о сознании. Важной составной частью райловской аргументации является то, что каждый из нас уже обладает значительной информацией о ментальном. И без помощи философской рефлексии мы способны решить, действует ли некоторый человек разумно или глупо, демонстрирует ли некоторый уровень самоконтроля, является ли остроумным, беспечным, суетным, наблюдательным, трудолюбивым и прочим. Нам, очевидно, нет необходимости обращаться к картезианскому различению мыслящей и телесной субстанций, чтобы правильно высказывать подобные суждения в повседневной жизни. И в самом деле, те понятия, которые мы используем для понимания и оценки поступков людей, обычно не принадлежат однозначно к словарям «ментального» или «физического». Проблема сознания и тела возникает лишь тогда, когда люди размышляют философски, и это происходит потому, что в ходе подобной спекуляции наша обычная терминология используется неверно.
Райл прослеживает подобное неправильное употребление вплоть до раннего дуализма Нового времени — специфической теории сознания, выдвинутой Декартом в XVII веке и исследованной в первой главе настоящей книги. Райл ставит перед собой задачу показать, как неспособность понять логику наших обычных понятий приводит нас к ошибочному суждению, будто существует проблема сознания и дуализм служит её решением. Именно это он имеет в виду, когда говорит, что его проект заключается лишь в том, чтобы прояснить и очистить «логическую географию уже имеющегося у нас знания» (Ук. изд., с. 19).
Призрак в машине
Райл называет картезианский дуализм «догмой призрака в машине» (Ук. изд., с. 25) и, поскольку его так широко придерживались, иногда ссылается на него как на «официальное учение» (Ук. изд., с. 21). Это учение о том, что существуют и сознания, и тела, но, в то время как тела являются пространственно-временными, доступными всеобщему наблюдению и объяснению с помощью законов механики, сознания лишь темпоральны и их деятельность приватна самому сознанию и объяснима с помощью загадочных немеханических законов. Полагают, будто сознания находятся внутри тел, но этого не может быть ни в каком обычном смысле слова «внутри», ибо сами-то сознания внепространственны. Из этого образа ментального вырастают такие проблемы, как проблема знания одним сознанием того, что происходит внутри другого сознания, а также проблема как сознания могут воздействовать на тела, а тела — на сознания. Никакие каузальные отношения, казалось бы не применимы к этим категориям. В соответствии с дуалистическим взглядом каждый из нас обладает привилегированным и уникальным доступом к операциям своего собственного сознания, так что наше знание о наших собственных ментальных состояниях особо достоверно: если человек находится в некотором ментальном состоянии, то он знает, что находится в этом состоянии; исключение, возможно, составляют лишь бессознательные мысли и мотивации. В частности, ментальные слова нашего обыденного языка обозначают события в сознаниях, описанных вышеприведённым образом, так что «сознание» указывает на нечто специфически секретное и оккультное.
Приговор, который Райл выносит дуализму, или «догме призрака в машине» гласит: «… она совершенно, ложна, причём ложна не в деталях, а в самих своих принципах. Это не просто собрание частных ошибок. Это одна большая ошибка и ошибка особого рода. А именно это — категориальная ошибка. Теория представляет факты ментальной жизни так, как если бы они принадлежали к одному логическому типу или категории (или же к ряду типов и категорий), в то время как в действительности они принадлежат к совершенно другому» (Ук. изд., с. 25–26).
Категориальные ошибки
Сейчас нам необходимо понять райловскую идею «категориальной ошибки», поскольку она составляет существенную часть его тезиса о том, что дуализм сознания и тела есть иллюзия, возникшая вследствие неправильного употребления нашего обыденного языка. Райл не без пользы снабжает нас определённым количеством примеров категориальных ошибок, так что если мы их изучим, то будем способны отчётливо понять, какого рода концептуальную путаницу он имеет в виду.
Райл приглашает нас рассмотреть случай, когда иностранному посетителю Оксфорда или Кембриджа показывают различные колледжи, библиотеки, административные здания и учебные факультеты. Тот видит, где сотрудники и студенты живут и работают, что они посещает музеи и научные лаборатории. Но в конце своей экскурсии он задаёт следующий вопрос: «Где же университет?» Задавая этот вопрос, он ошибочно полагал, будто из его экскурсии был исключён существенный элемент. Он предположил, что хотя он и увидел различные колледжи и учреждения вместе с людьми, которые в них работают, но он не видел самого университета, как будто бы университет был какой-то дополнительной сущностью, которая существует помимо всего того, что он видел.
Фактически, конечно, университет не является особой вещью, подобной другому колледжу или отделению; скорее, слово «университет» употребляется для указания на все колледжи, все отделения и всех их сотрудников, действующих как единое, связанное целое. Так что, хотя посетитель и не понимал этого, в действительности он уже познакомился с университетом, поскольку ничего дополнительного и нельзя было увидеть. Он просто не осознал, что университет не попадает в ту же самую категорию, что и какой-либо из колледжей или лаборатория.
Сходным образом, Райл представляет себе ребёнка, наблюдающего за проходящей маршем армейской дивизией, состоящей из различных подразделений пехотных батальонов, артиллерийских батарей и так далее. После парада ребёнок спрашивает, когда же появится сама дивизия. Подобно тому как посетитель Оксфорда или Кембриджа полагал, что сам университет был чем-то сверх и помимо различных колледжей и отделений, так же и ребёнок ошибочно считал, что дивизия — это что-то вроде ещё одного батальона, батареи или эскадрона. Но ведь фактически, наблюдая проходящие подразделения, он видел проходящую мимо него дивизию.
Дивизия есть просто сумма её частей, в той мере, в какой они участвуют в согласованных военных действиях. Так же и в игре в крикет проявление «командного духа» — это не реализация некоторого дополнительного умения вроде умения подавать, отбивать и ловить мяч на поле; скорее, это те ловкость и проворство, с которыми эти умения проявляются.
Почему Райл считает подобные категориальные ошибки концептуальной путаницей? Он полагает, что люди, допустившие ошибки, не знали, как правильно использовать определённые слова обыденного языка. Они не знали правильного толкования понятий «университет», «дивизия» и «командный дух». Это и заставило их предположить, будто в каждом случае они имели дело с загадочной новой сущностью, которая существует сверх и помимо того, с чем они уже были знакомы. Райл также обнаруживает категориальные ошибки в нашем абстрактном мышлении, так что, к примеру, человек может ошибочно рассматривать «Британскую конституцию» как загадочный и тайный институт, существующий сам по себе или же в качестве дополнения к функционирующим кабинету, парламенту и другим институтам. Или же он может считать «среднестатистического налогоплательщика» иллюзорным невещественным человеком — призраком, который пребывает везде и одновременно нигде.
Райлу не нравится этот термин, но ведь «онтология» является ветвью философии, которая пытается установить, что существует. Точка зрения Райла, полагаю, заключается в том, что, неверно понимая функционирование нашего языка в обычных, повседневных контекстах, мы впадаем в онтологические ошибки. Неправильно используя родовые или абстрактные понятия, мы склонны постулировать существование сущностей, которых на самом деле нет. Когда мы мыслим подобным образом, наши идеи создаются по образцу знакомых нам вещей, и поскольку мы знаем, что эти дополнительные сущности не являются физическими объектами, то думаем о них как о странных, призрачных, нефизических объектах. Целью «Понятия сознания» является исправление этой привычки нашего мышления, и в частности демонстрация того, что слово «сознание» (mind) не является именем какой-то странной, нефизической сущности, но обозначает сложное переплетение известных всем нам умений и поступков, таких, как воображение, верование, знание, решение проблем, восприятие и желание.
Райл озабочен тем, как бы его не поняли неправильно. Он отнюдь не пытается отрицать тот очевидный факт, что каждый из нас живёт полноценной психической жизнью — что мы все испытываем удовольствия и страдания, что нам присущи мысли и эмоции, настроения, интересы и склонности. Он говорит, что всё это хорошо известные факты к тот факт, что наша психологическая терминология обладает значением, не должен вести нас к картезианскому дуализму.
Позднее я приведу примеры райловского «прояснения логической географии» наших ментальных понятий, но сначала следует отметить, что его философский проект в своей основе относится к логическому бихевиоризму. Он считает, в частности, что ментальные термины обретают своё значение благодаря тому, что обозначают доступное наблюдению телесное поведение и высказывания, а не благодаря тому, что тайно навешиваются как ярлыки на данные интроспекции. К примеру, он заявляет, что, «когда мы описываем людей как обнаруживающих определённые способности сознания, мы не обращаемся к скрытым эпизодам, следствием которых являются внешне наблюдаемые поступки и высказывания; мы обращаемся к самим этим поступкам и высказываниям» (Ук. изд., с. 34).
Диспозиции
Давайте рассмотрим, к примеру, райловский анализ «убеждения» (beliefs). Кто-то может придерживаться той точки зрения, что, фактически, убеждения — это индивидуальные ментальные состояния, непосредственно известные тому, кто их придерживается, но открывающиеся другим только в речи и действии. Отчасти подобная точка зрения означает, что убеждения подобны идеям, вероятно, подобны эпизодам или явлениям в нефизической среде, называемой «сознанием». Райл совершенно отвергает эту точку зрения и выдвигает идею, согласно которой иметь убеждения значит быть склонным говорить и вести себя определённым образом. Он не утверждает, что наши высказывания и действия — это симптомы чего-то ещё, что относится исключительно к иному миру; он лишь говорит, что наша склонность действовать и говорить и есть убеждение на самом деле. Чтобы прояснить это, процитирую пример, который приводит сам Райл: «Разумеется, если я верю (believe), что лёд опасно тонок, то я, не раздумывая, говорю себе и другим, что «лед тонок», соглашаюсь, когда другие люди делают такие же высказывания, и возражаю на противоположные по смыслу, вывожу следствия из предложения «лед тонок» и так далее. Однако вера (belief) в то, что лёд опасно тонок, выражается также и в склонности кататься осторожно, бояться, представлять себе в воображении возможные несчастья и предостерегать от них других катающихся» (Ук. изд., с. 139).
Райл считает ошибочным говорить об убеждении как о любого рода явлении вообще. Убеждения суть диспозиции. Согласно объяснению, данному Райлом, человек обладает диспозицией, если ему присуща склонность вести себя определённым образом. Так, в вышеприведённом примере убеждение человека в тонкости льда есть его диспозиция говорить об этом) другим, кататься осторожно и так далее.
Ряд возражений приходит в голову в ответ на представленное объяснение, но я полагаю, что Райл не считает их обоснованными. К примеру, разве человек не может быть убеждённым, что лёд тонок, но ничего не говорить другим или же кататься неосторожно — вероятно, потому, что он пребывает в особом, нерешительном или безрассудном, расположении духа? Это означает, что определённые действия или слова не являются необходимым условием наличия определённого убеждения. И наоборот, разве не могут люди говорить другим, что лёд тонок, а также осторожно кататься, даже если они не убеждены, что лёд тонок? Вероятно, в первом случае они лгут, а во втором у них есть какой-то другой повод для того, чтобы кататься осторожно. Если так, то представляется, что определённое поведение или высказывание суждений не являются достаточными условиями для наличия определённого убеждения.
Райл считает вполне возможным, что люди могут обманывать друг друга и самих себя, и у него есть объяснение тому, чем является притворство. Я думаю, его ответ свелся бы здесь к тому, что есть предел скептицизму, выраженному мной в отношении его примера. В другом месте он говорит, что не может быть фальшивых монет, если нет настоящих, и это верно. Нет смысла говорить о том, что кто-то лжёт, если не бывает случаев, когда говорят правду, да и притворства не может быть, если не бывает естественного поведения. В частности, наши психологические слова вроде слова «убеждение» получают своё значение — при использовании в повседневных ситуациях — в таких контекстах, которые описывает пример с катанием на коньках. Райл предлагает объяснение того, как употребляются наши понятия, но отнюдь не утверждает, что каждое заверение в убеждении подлинно. Он применяет диспозициональный анализ к целому ряду наших психологических понятий. Когда мы говорим о человеке как о «вежливом», то имеем в виду, что он передаёт соль, когда его об этом просят, и не игнорирует нашей просьбы.
Если мы спрашиваем, попал ли солдат «в яблочко» в силу своей сноровки или по счастливой случайности, то имеем в виду, что он смог бы повторить это снова и снова, возможно, даже если сипа и направление ветра оказались бы иными. Если мы говорим о ком-то, что он «интеллигентен», то эта значит, что данный человек обладает способностью точно и, вероятно, быстро решать определённого рода проблемы. И это не значит, что решению проблемы предшествовала или была ему параллельной чисто ментальная серия интеллектуальных шагов.
По мнению Райла, просто неверно считать, будто любое разумное действие заранее ментально репетируется или дублируется: один раз — ментально, другой — физически. По мнению Райла, также неверно, что действия, совершаемые добровольно, предваряются или вызываются чисто ментальными причинами, называемыми «велениями» или «волевыми актами». Он, разумеется, согласен, что есть несомненные различия между добровольными и недобровольными действиями. Но он отрицает, что мы правильно проведём данное различие, если укажем, что одни действия причинно обусловлены, а другие — не обусловлены загадочными ментальными усилиями (tryings) под названием «воления», появляющимися в некоторой таинственной среде, которая как тень сопровождает действия. Как раз наоборот, сказать, что человек сделал что-то добровольно, значит просто сказать, что он оказался способным сделать это, что ему в этом не препятствовали и, наконец, что он действительно сделал это.
Именно потому, что мы наблюдаем людей в ситуациях такого рода, мы можем провести различие между «добровольным» и «недобровольным», а философы, разделяющие иллюзию «догмы призрака в машине», неправильно употребляют эти понятия и потому ставят ложную проблему свободы воли.
Диспозициональному объяснению, предлагаемому Райлом, присуща, без сомнения, немалая интуитивная правдоподобность. Представляется, что оно согласуется со здравым смыслом в том, что если, к примеру, человек знает, что решением некоторой арифметической операции является определённое число, то он может написать данное число в качестве ответа на экзамене или же сказать его нам, когда мы спросим его о решении данной арифметической операции.
Или если человек знает, как завязывать рифовые узлы, или умеет говорить по-немецки, то при прочих равных условиях он должен суметь сказать что-то по-немецки или завязать рифовый узел, когда его об этом попросят. Однако читателю, возможно, интересно знать, можно ли это объяснение распространить и на такие связанные исключительно с переживаниями черты ментального, как восприятия или ощущения? Можно ли действительно объяснить подобным образом интроспекцию или воображение, связанное с продуцированием ментальных образов?
Явления
Райл осознает эту проблему и признает, что не ко всем психологическим понятиям применим диспозициональный анализ. Некоторые ментальные термины обозначают явления, а не диспозиции, но даже и в этом случае они не явления сознания в каком-либо картезианском смысле.
Для того чтобы понять, что Райл имеет в виду под понятием «явление» (occurence), мы можем сопоставить это понятие с понятием «диспозиция». Взять хотя бы один из райловских примеров из повседневной жизни, когда фиксируется важное различие между утверждением, что человек является курильщиком, и утверждением, что человек курит сигарету. Первое утверждение приписывает человеку диспозицию: у данного человека есть склонность курить сигареты. Ясно, что здесь вовсе не имеется в виду, что данный человек всегда или постоянно курит сигареты или что он курит непосредственно в данный момент. Второе же утверждение не приписывает человеку диспозицию, но сообщает об определённом явлении — о том, что происходит некоторое событие (event). Такого же рода различие имеет место, когда, с одной стороны, говорят, что некто что-то знает или в чём-то убеждён, и, с другой стороны, когда говорят, что ему больно или у него зуд. Райл допускает в отношении определённых (но не всех) диспозиций, что они не могли бы существовать, если бы не существовали определённые явления. К примеру, если истинно, что некоторый человек — курильщик, то есть обладает диспозицией «курить сигареты», то это утверждение может быть истинным только при условии, что имеют место определённые явления, то есть человек иногда курит сигарету. Ясно, что если бы человек время от времени не курил сигареты, то было бы неправильно называть его курильщиком. Но тот факт, что человек выкурил только одну сигарету, ещё не даёт основания назвать этого человека курильщиком. Таким образом, имеется как различие, так и взаимосвязь между явлениями и диспозициями.
Интроспекция
Возможно, наиболее трудным для логико-бихевиористского анализа является понятие «интроспекция». Если в самом деле имеются восприятия нефизических сущностей и в этих восприятия сознание фиксирует свои собственные операции, то трудно понять, как их можно объяснить, ссылаясь на речь или поведение человека. Говоря без обиняков, ответ Райла сводится к тому, что интроспекции в этом смысле просто не существует. Такой вывод не покажется столь уж необычным, если мы рассмотрим, какие основания выдвигает Райл в его пользу.
Райл отмечает, что, признав существование интроспекции, мы допускаем, что имеет место своего рода осознание сознания, а это означает, что мы можем одновременно осуществлять два ментальных акта. Если, например, в ходе вашей интроспекции обнаруживается, что вы принимаете решение вставать рано по утрам, то в отношении вас одновременно верны две вещи: что вы принимаете решение вставать рано по утрам и что вы мысленно обращаете внимание на это решение. Райл очень сомневается в том, что подобное двойное ментальное действие когда-либо имеет место. Он не отрицает того, что имеет смысл говорить о «сосредоточенном внимании», и потому Допускает возможность обратного ему распределённого внимания, когда нас отвлекают или когда мы одновременно выполняем две задачи. Тем не менее, полагает он, этот феномен лучше всего объясняется нашей способностью периодически переключать внимание с одной задачи на другую.
В этом вопросе он апеллирует к нашему здравому смыслу, чтобы освободить нас от картезианского образа: «… многие из тех, кто готов поверить, что действительно может заниматься описываемой в этом духе интроспекцией, пожалуй, усомнятся в этом, когда убедятся, что для этого они должны будут концентрировать своё внимание одновременно на двух процессах. Они скорее сохранят уверенность в том, что не концентрируют внимание одновременно на двух процессах, чем в том, что способны заниматься интроспекцией» (Ук. изд., с. 166–167).
В дополнение к сказанному Райл ставит непростой вопрос перед сторонниками теории интроспекции: откуда вы знаете, что занимаетесь интроспекцией? Если я знаю, что занимаюсь интроспекцией благодаря интроспекции, то это, как представляется, потребует трёх одновременных ментальных актов: изначального акта, который я интроспективно наблюдаю, моей интроспекции изначального акта и, наконец, моей интроспекции самого акта интроспекции. С точки зрения здравого смысла не только не правдоподобно, что существуют подобные ментальные триады, но предложенное решение порождает регресс в бесконечность — я занимаюсь интроспекцией, чтобы знать, что я занимаюсь интроспекцией, чтобы знать, что я занимаюсь интроспекцией, и так далее.
Альтернативой является отказ от идеи, что мы знаем о своей интроспекции благодаря интроспекции. Отказавшись от неё, мы тем самым признаем, что можем знать о своём нахождении в некотором ментальном состоянии без помощи интроспекции, но если мы можем без интроспекции знать о своих ментальных состояниях, то почему не могут все остальные?
Естественно, если райловское доказательство того, что наша интроспекция — это просто миф, способно выдержать критику, то оно тем самым наносит серьёзный урон целому ряду небихевиористских теорий в психологии. К примеру, поскольку теории Юнга и Фрейда в определённой степени опираются на предполагаемые данные интроспекции, то (если интроспекции не существует) эти теории оказываются совершенно пустыми. Если же вообще не существует знания, полученного с помощью интроспекции, то не может быть истинным и утверждение (которого придерживался Декарт), что знание, полученное с помощью интроспекции, не нуждается в исправлении. Хотя Райл открыто не называет свою философию бихевиоризмом, но одним из очевидных её следствий (если она верна) является устранение концептуальных препятствий на пути развития бихевиористской психологии как эмпирической науки. Поэтому заключение Райла о том, как следует заниматься психологией, полностью совпадает с надеждами таких первых логических бихевиористов, как Гемпель.
Единый мир
Следует далее отметить, что отрицание интроспекции не просто согласуется с райловским опровержением дуализма сознания и тела, но и составляет часть этого опровержения, поскольку Райл настаивает на том, что наши повседневные поступки, включая произносимые нами высказывания, не дублируются в теневом «втором мире», называемом «сознанием». И в самом деле, даже нет смысла говорить о ментальном и физическом мире: «Говорить о сознании человека — не значит говорить о некоем вместилище объектов, где запрещается размещать то, что называется «физическим миром». Говорить о сознании — значит говорить о человеческих способностях, обязанностях и склонностях что-то делать или претерпевать, причём делать или претерпевать в повседневном мире. В самом деле, нет смысла говорить, будто существуют два или одиннадцать миров» (Ук. изд., с. 197).
Таким образом, есть только один мир — тот, в котором вы сейчас читаете эту книгу. В соответствии с райловским анализом само чтение не делится на два процесса — физический и ментальный. Утверждать подобное деление значит злоупотреблять нашими обыденными понятиями. Только в том случае, если мы примем «догму призрака в машине», мы будем вынуждены считать, что любой процесс должен быть либо ментальным, либо физическим или же должен содержать отдельные компоненты ментального и физического. Фактически, Райл считает, что то, что мы говорим и делаем, явно не подпадает ни под одну из этих категорий и если дуализм ментального и физического не служит нам отправной точкой, то он не должен быть и завершающей точкой.
Важный принцип логического позитивизма, логического бихевиоризма и того вида концептуального анализа, который проводит Райл, состоит в том, что философские проблемы возникают в результате постановки неправильных вопросов.
Примером подобного вопроса будет следующий: является ли личность на самом деле ментальной или физической? И дело не в том, что ответить на него очень сложно или что в задачу философа должно входить изобретение все более остроумных решений. Согласно логическому позитивизму, если вопрос оказался неразрешимым, без преувеличения, на протяжении тысяч лет, то верной тактикой будет, в первую очередь, предположить, что есть нечто ошибочное в самой постановке вопроса. Райл придерживается этой точки зрения и полагает, что рассматриваемая им философская проблема возникла только потому, что философы злоупотребляли нашим обыденным языком.
Как бы ни были убедительны аргументы Райла против дуализма сознания и тела и интроспективной психологии, всё ещё остаётся вопрос, может ли он объяснить наши эмоции, ощущения и ментальные образы в терминах, сходных с теми, что использовались до сих пор. Разумеется, не нужно быть сторонником дуализма сознания и тела, чтобы придерживаться точки зрения здравого смысла, согласно которой каждый из нас испытывает удовольствия и страдания, проходит через периоды депрессии и счастья и способен воображать себе вещи «в уме», причём такое воображение вещей совсем не то же самое, что их восприятие. Видимо, также в своих повседневных представлениях мы считаем, что эти явления в таком-то смысле являются личными для нас. Они субъективны.
Райл, разумеется, сказал бы, что называть подобные ментальные состояния «личными» или «субъективными» с философской точки зрения ошибочно, и не только потому, что это могло бы привести к картезианскому дуализму, но и потому, что если бы об испытываемых эмоциях, ощущениях и ментальных образах мог знать только тот, кто их испытывает, то наши понятия об этих событиях не могли бы иметь те значения, которыми они в действительности имеют.
Согласно Райлу, термин «эмоция» является двусмысленным, поскольку он может обозначать определённый вид явления или же определённый вид диспозиции. Эмоции, относящиеся к явлениям, он называет чувствами и в качестве их простых примеров приводит: «трепет, приступы боли, угрызения совести, нервную дрожь, щемящую тоску, непреодолимые желания, мучения, холодность, пыл, обременённость, приступ дурноты, стремления, оцепенения, внезапную слабость, напряжения, терзания и потрясения» (Ук. изд., с. 90). Райл отмечает, что выражения, в которых мы сообщаем о наших чувствах, сплошь состоят из пространственных метафор, но урок, который, по его мнению следует из этого извлечь, заключается не в том, что чувства относятся к какому-то личному, субъективному миру, состоящему из призрачных парамеханических частей, а в том, что нет особого смысла называть их ментальными или физическими. Полагаю, что Райла привлекает точка зрения американского философа и психолога Уильяма Джемса, полагавшего, что чувства в действительности следует определять как ощущения, обладающие конкретной пространственно-временной локализацией в теле. Но он не принял эту точку зрения, ибо она довольно сильно напоминала ему ответ на вопрос, который он считает бессмысленным.
Вместо этого Райл отмечает тот факт, к примеру, что: «прилив гордости как бы пронизывает все тело человека, показывая, что строгая таксономия ментальное/физическое неуместна и чувства вроде прилива гордости хотя и явления, но всё же явления не в картезианской душе. Чувства не следует путать с настроениями. Настроения лучше всего понимать как диспозиции, а не как явления, так что человек, пребывающий, скажем, в легкомысленном настроении, имеет обыкновение или склонность чаще обычного смеяться над шутками и более беззаботно относиться к своим повседневным делам. Человек в подавленном настроении склонен к определённым позам, а также, вероятно, склонен плакать и признаваться в своих чувствах, говоря, к примеру: «я чувствую подавленность» (Ук. изд., с. 107).
Признания такого рода выражают настроение, и даже отчасти в них заключается само это настроение, так же, как признания в ненависти или любви к другому человеку могут быть частью самой этой ненависти или любви. По мнению Райла, ошибочно рассматривать признания (avowals) как главным образом автобиографические сообщения о ментальном состоянии личности; скорее, они части такого состояния.
Мы заблуждаемся, считая настроения сугубо личными или субъективными явлениями, ибо мы неправильно ставим определённый каузальный вопрос: мы, к примеру, спрашиваем, сделал ли человек нечто потому, что находился в депрессии, как будто бы депрессия была чем-то вроде скрытой внутренней причины действия. Фактически, настроения не являются причинами в том смысле, в каком причинами являются события; настроения — это диспозициональные причины. Для иллюстрации своей мысли, Райл приводит пример со стеклом, которое бьётся, потому что оно хрупкое. Сказать, что стекло хрупкое, значит сказать, что оно имеет тенденцию разбиваться, когда по нему бьют с определённой силой. Под «хрупкостью» мы вовсе не имеем в виду внутренне присущее стеклу свойство, которое можно было бы объяснить в полном отвлечении от его отношений к другим объектам. Сходным образом, если мы говорим, что человек заливается слезами, поскольку находится в депрессии, то подразумеваем его склонность или предрасположенность делать именно это; мы отнюдь не имеем в виду, что какое-то внешнее событие имеет своей причиной это внутреннее событие.
Райл говорит, что настроения не являются переживаниями. Но даже если это утверждение допустимо, оно, безусловно, будет оспорено, ведь ощущения (sensations) — это переживания. В известной мере Райл готов допустить это, но он призывает нас осознать, что само слово «ощущение» в действительности является специальным термином, используемым, главным образом, философами. Оно не играет большой роли в повседневной жизни или в художественной литературе. Обычно мы обходимся лишь тем, что говорим, что кто-то что-то воспринимает, например видит соловья или нюхает сыр. Согласившись с этим утверждением, мы, согласно Райлу, поймём, что определение восприятия как только ментального явления ничего не добавит к нашему пониманию восприятия. К примеру, если кто-то наблюдает за скачками, имеет смысл спросить, хорошо или плохо ему было видно, видел ли он все или только мельком взглянул на соревнования. Идея существования ощущений как «мира иного» коренится в привычке использовать слова вне их повседневных контекстов. И как только мы переместим их — скорректируем их логическую географию, — искусственный разрыв между ментальными и физическими явлениями покажется лишённым смысла.
Ментальные образы представляются ещё более неподатливыми, чем ощущения. Образы моего детства — это парадигмальный пример сущностей, которые являются сугубо ментальными и личными только для меня. С целью критики подобной идеи Райл проводит различие между «воображением» и «представлением», с одной стороны, и неоптическим рассматриванием нефизических образов — с другой. Он пишет: «Короче говоря, акт воображения происходит, но образы не видятся» (Ук. изд., с. 241). Райл имеет в виду: если я представляю себе некую вещь, то представляю её, внутренне не осознавая ментальный образ этой вещи. Я не вижу эту вещь, но я как бы её вижу.
Мне кажется, что я вижу эту вещь, но это не так: «… человек, представляющий свою детскую комнату, в определённой мере похож на человека, видящего свою детскую комнату, но это сходство заключается не в реальном взгляде на реальное подобие его детской комнаты, а в реальной кажимости того, что он видит саму эту детскую комнату, в то время как на самом деле не видит её. Он не наблюдает подобия своей детской комнаты, хотя и подобен её наблюдателю» (Ук. изд., с. 241–242).
По сути, эта разновидность воображения зависит от притворства, и многое из того, что мы называем «воображением», следует объяснять как притворное поведение. Например, если вы воображаете себя медведем, это может принять форму игры в медведя. Что же касается других анализируемых Райлом понятий, то они получают значение в результате их употребления в единственно доступном всеобщему наблюдению мире здравого смысла, а не вследствие их использования в качестве ярлыков для сугубо индивидуальных эпизодов, происходящих в картезианской душе.
Как нам следует оценить этот тезис Райла? С точки зрения сторонника дуализма сознания и тела, Райл, очевидно, допускает существование всего, кроме наиболее важного, а именно того чисто ментального и, возможно, духовного центра самосознания, которым каждый из нас, в сущности, является, и, конечно, главная цель Райла заключается в опровержении подобной идеи я (self). Но даже те из нас, кто не являются сторонниками дуализма, могут решить, что Райл, по крайней мере, пытается преуменьшить значимость жизненного опыта индивида, даже несмотря на его собственные заверения в том, что в его планы не входило отрицание хорошо известных фактов психической жизни — он лишь стремился дать нам более ясное их понимание. Материалисты зачастую находят в работах Райла много полезного для своей теории. Но сам Райл считает материализм почти столь же большой ошибкой, как и дуализм. Возможно, достоинство его работы не в последнюю очередь заключается в том, что он поставил вопрос о правомерности проблемы сознания и тела с её чётким различением ментального и физического. Если данная проблема вводит в заблуждение, то позиция Райла, и в самом деле, оказывается наиболее радикальной, ибо требует от неё пересмотреть многое из того, что считается «философией сознания».
Витгенштейн
Можно доказать, что никто не оказал более непосредственного и основательного влияния на англоязычную философию в XX столетии, чем Людвиг Витгенштейн. Хотя он и родился в Австрии, но наиболее продуктивную часть своей жизни провёл в Кембриджском университете. Обычно считают, что его философия имела три фазы: раннюю фазу, продолжавшуюся до конца 1920-х годов, в которой философские проблемы должны были решаться путём изобретения логически совершенного языка; среднюю фазу начала 1930-х годов, во время которой выполнимость подобного проекта была поставлена под вопрос; и позднюю фазу, продолжавшуюся с 1930-х годов до его смерти в 1951 году, когда философские проблемы считались путаницей, порождённой неправильным употреблением нашего обычного повседневного языка.
Шедевром, относящимся к ранней фазе, является «Логико-философский трактат» (1921). Среди ряда текстов среднего периода наиболее заметными являются «Голубая и Коричневая книги» (1958) и «Философская грамматика» (1974), а третья фаза представлена другим шедевром — «Философскими исследованиями» (1953). (В каждом случае я даю дату публикации книг на английском языке.) В дальнейшем мы будем иметь дело только с поздней работой, поскольку она имеет прямое отношение к проблеме сознания и тела. Для более углублённого изучения Витгенштейна я отсылаю читателя к книге Энтони Кении «Витгенштейн» (см. раздел «Библиография»).
Аргумент личного языка и философия сознания
Витгенштейновский аргумент личного языка есть аргумент против возможности существования такого языка. Возможен ли личный язык — решающий вопрос для философии сознания (а на самом деле и для философии в целом) в силу следующей причины: могло бы быть так, что несколько теорий сознания предполагали бы личный язык. Если бы они это сделали и если личный язык невозможен, то эти теории должны были бы быть ложными.
Например, и Платон, и Декарт допускают, что мы можем иметь понятие о сознании или душе, существующих независимо от любого тела. Декарт, в частности, полагает, что каждый приобретает понятие сознания, основываясь на опыте своего собственного существования. Для него ментальное есть личное в том смысле, что только тот, кому принадлежит сознание, имеет прямой когнитивный доступ к своим состояниям, и можно сомневаться, обладают ли другие люди сознаниями. Он также думает, что психологическое знание от первого лица особым образом не поддаётся коррекции: если я убеждён в том, что нахожусь в определённом ментальном состоянии, то это убеждение истинно. Чтобы сформулировать такую позицию, Декарт, кажется, предполагает существование языка, который мог бы обретать значение только от указания на содержание его собственного сознания, то есть языка, понимать который, вероятно, мог бы только он.
Другой пример: солипсизм есть доктрина, утверждающая, что существует только (чье-то) личное сознание. Другие люди суть лишь физический внешний вид или видимость, но личное сознание есть. Если аргумент Витгенштейна против существования личного языка работает, то солипсизм может быть сформулирован только при условии, что он ложен.
Солипсизм допускает — формулируя, к примеру, предложение «Только моё сознание существует», — что существует язык, который обретает значение исключительно от указания на содержание (чьего-то) личного сознания. Ясно, что для солипсиста никто другой не смог бы обучиться этому языку. Да никого другого и нет. Солипсизм представляет собой крайнюю версию идеализма, который, как мы увидим в следующей главе, есть теория о том, что существуют только сознания и их содержания.
Идеалисты часто допускают, что все, с чем вообще может быть знакомо сознание, — это его собственное содержание, то есть мысли и опыт. Представляется, что любому языку обучаются путём личного навешивания ярлыков на свои мысли и опыт, которые и будут значениями такого языка. Опять же, если Витгенштейн способен показать, что такой язык невозможен, то данный вид идеализма ложен.
В феноменологии делались попытки описать содержание сознания беспредпосылочным образом, без предварительного принятия положения об объективном существовании этого содержания. Тем не менее феноменология, вероятно, не может избежать предположения о существовании феноменологического языка — языка, который указывает субъекту только на «феномены» или личные явления. Если Витгенштейн исключил подобный язык, то он исключил и феноменологию.
Последний пример из философии сознания: феноменализм — учение о том, что предложения о физических объектах могут быть корректно проанализированы с помощью предложений, описывающих содержание чувственного опыта. Тот язык, Который мы используем, говоря о физических объектах, должен быть полностью переведён именно на язык, описывающий содержания чувств. Если чувственные содержания приватны — содержание вашего опыта не то же самое, что содержание моего опыта, — тогда все выглядит так, что и сам феноменализм требует перевода с общего языка на личный язык. Вопрос в следующем: возможен ли подобный личный язык?
Потенциально аргумент личного языка обладает огромной элиминативной силой в философии. Если он правилен, то он не только служит опровержением дуализма, идеализма (включая солипсизм), феноменологической философии и феноменализма, но также делает бессмысленной постановку определённых скептических вопросов. Например, утверждение о том, будто мы не можем знать ни того, что другие люди вообще думают, ни того, о чём они думают, а также допущение того, что ваш опыт может совершенно отличаться от моего, — оба утверждения, кажется, предполагают существование личного языка. Далее, согласно более чем одной влиятельной теории в философии языка, значением слова является идея: нечто «внутреннее», личное и психологическое. И в самом деле, целое философское направление под названием «эмпиризм» есть, в сущности, взгляд, что все знание каждого из нас, включая и знание языка, извлечено из опыта. Если опыт является «личным», то, по мнению эмпириста, таковым же является и язык. Из сказанного следует, что Витгенштейн, если он прав, своим аргументом серьёзно подрывает позиции столь разных философов, как Декарт, Локк, Беркли, Юм, Шопенгауэр, Гуссерль, Рассел и Айер.
Чем же конкретно является личный язык? Витгенштейн полностью допускает, что в некоторых смыслах личный язык возможен. К примеру, вы можете решить записывать свои секреты в дневник и изобрести некий код, чтобы переводить на него свои секреты с английского. Иногда мы браним или подбадриваем самих себя и зачастую говорим сами с собой по-английски или по-немецки. Ясно также, что молодые братья и сестры или друзья могут изобрести язык исключительно для своего собственного употребления, чтобы скрывать своё общение от других. Витгенштейн отнюдь не озабочен аргументированием против существования любого из подобных языков.
Цель Витгенштейна — найти философски значимый смысл «личного языка»: «Но мыслим ли такой язык, на котором человек мог бы для собственного употребления записывать или высказывать свои внутренние переживания — свои чувства, настроения и так далее? — А разве мы не можем делать это на нашем обычном языке? — Но я имел в виду не это. Слова такого языка должны относиться к тому, о чём может знать только говорящий, — к его непосредственным, личным впечатлениям. Так что другой человек не мог бы понять этот язык» («Философские исследования», с. 171, № 243) 13.
Личный язык, таким образом, обладает двумя мнимыми характеристиками: он указывает исключительно на опыт говорящего, и никто, помимо самого говорящего, не может понимать его. Подобный опыт также обладает определёнными мнимыми характеристиками. Он — «внутренний», «личный» и «непосредственный», и только сам говорящий знает, что он есть и что он такое. Витгенштейн продолжает атаку на мнимую приватность опыта и значения.
Является ли опыт сугубо личным?
Представим себе, что некто сказал, что его или её ощущения индивидуальны (private) в том смысле, что «только я могу знать, действительно ли у меня что-то болит» (Ук. изд., с. 171, № 246). Витгенштейн полагает, что это неверно. По его мнению, при одной интерпретации это просто ложно, при другой — бессмысленно. Ложно, поскольку другие люди часто и в самом деле знают, когда у меня что-то болит. В обыденном языке употребление глагола «знать» допускает это. Бессмысленно, поскольку фраза «я знаю, что у меня что-то болит» ничего не добавляет к фразе «у меня что-то болит», кроме, пожалуй, ударения. О знании имеет смысл говорить только тогда, когда есть вероятность сомнения или ошибки. Нет смысла говорить о сомнении в том, что у кого-точто-то болит — в его собственном случае, — поэтому также нет смысла говорить о том, что некто знает, что у него что-то болит. Примечательно, что использование глагола «знать» предполагает скорее возможность сомнения, нежели факт абсолютной достоверности.
Витгенштейн допускает лишь один вид употребления утверждения «ощущения индивидуальны». И не для того, чтобы выразить некий мнимый факт относительно ощущений, но для того, чтобы показать, как слово «ощущение» употребляется в английском языке. Это пример того, что он называет «грамматическим предложением», которое показывает, как употребляется определённое слово. Было бы заблуждением думать, что утверждение «ощущения индивидуальны» выражает некий факт из области философии сознания или некое метафизическое прозрение. Подобное предложение просто показывает нам, как определённое слово употребляется в английском языке.
Предположим, что некто заявил о том, что его ощущения индивидуальны в несколько ином смысле. Этот человек говорит: «У другого не может быть моих болей» (Ук. изд., с. 173, № 253). Опять же, это утверждение имеет смысл лишь постольку, поскольку имеется возможность ошибки или сомнения относительно того, чьи боли являются чьими.
Конечно, может быть путаница относительно того, какой физический объект является каким — является ли данный стул тем же самым, что вы видели вчера, или же он просто похож на него, — но не может быть никакого сомнения в том, что переживаемая вами боль действительно ваша. Это бессмысленное предположение. Витгенштейн допускает, что можно вообразить определённые подобные случаи без того, чтобы возникала бессмыслица. Вы можете чувствовать боль в моём теле, или сиамские близнецы могут чувствовать боль в одной и той же области тела. Но вот что действительно лишено смысла, так это утверждение, что другой человек может или не может иметь мою боль.
Для Витгенштейна искушение полагать, что существуют глубокие метафизические проблемы, сродни заболеванию. В действительности же подобные проблемы есть иллюзии, порождённые неверным пониманием нашего обыденного языка. Он полагает, что «философ лечит вопрос как болезнь» (Ук. изд., с. 174, № 255).
Является ли значение индивидуальным?
Мы, конечно, можем использовать повседневный язык для указания на наши ощущения, и Витгенштейн этого не отрицает. Он настаивает на том, что эти ощущения не являются сугубо личными ни в каком философски значимом смысле и что наша психологическая терминология, хотя она и в полной мере значима, отнюдь не получает своё значение от навешивания ярлыков на наш опыт. Его выступление против существования индивидуального значения можно разделить на три компоненты: мнение о том, как можно обучиться словам, обозначающим ощущения, аргумент против возможности существования личного остенсивного определения и, наконец, утверждения относительно необходимости некой основы для правилосообразной коммуникации, а также необходимости публичных «критериев» для употребления психологических понятий.
Употребление слов, обозначающих ощущения типа «боли», происходит в языке отнюдь не в силу того, что эти слова являются ярлыками чего-то внутреннего и личного. Скорее, полагает Витгенштейн, слово «боль» используется для замены изначальных проявлений боли. Ещё до овладения языком ребёнок, испытывая боль, просто кричит, но взрослые учат его новым лингвистическим способам выражения боли, которые употребляются вместо крика: «Они учат ребёнка новому болевому поведению» (Ук. изд., с. 171, № 244). С этой точки зрения «боль» есть скорее проявление боли, нежели имя боли. Также ребёнок обучается «боли» путём обучения его языку, а не в результате скрытого процесса внутреннего навешивания ярлыков.
Витгенштейн не говорит ни того, что «боль» означает «крик», ни того, что «боль» можно полностью перевести в сообщение о нелингвистическом поведении. Тем не менее он явно считает, что болевое поведение включает употребление (слова) «боль». По его мнению, первое употребление слова «боль» и есть приобретённая часть болевого поведения, то есть вербальное выражение боли. Обратите внимание также на то, что если употребление слова «боль» оказывается частью того, что Витгенштейн называет «естественными проявлениями этих ощущений» (Ук. изд., с. 174, № 256), то язык, в котором это слово фигурирует, будет не личным, а общим. И это потому, что подобные проявления оказываются доступными всеобщему наблюдению элементами поведения. Идея о том, что слово «боль» представляет собой приобретённое в результате обучения, общедоступное выражение боли, служит Витгенштейну альтернативой личному остенсивному определению. Остенсивное определение следует отличать от вербального определения. В вербальном определении значение слова объясняется только с помощью других слов. Словари, к примеру, предоставляют вербальные определения. Наоборот, в остенсивном определении слово определяется путём показа примера того, на что оно указывает. Например, чтобы вербально определить слово «квадрат», формулируют такое предложение: «Слово «квадрат» означает равностороннюю, равноугольную, прямоугольную замкнутую плоскость». Но, остенсивно определяя слово «квадрат», указывают на квадрат и произносят: «Квадрат».
В работе «Философские исследования» Витгенштейн систематически критикует взгляд, согласно которому слова получают значение от простых остенсивных определений. У слов широкое разнообразие употреблений: отдавать приказы, задавать вопросы, обижать, умалять и так далее. Слова имеют разные употребления, или функции, подобно тому, как имеют разные употребления человеческие артефакты вроде столов или отверток. Вырывать слово из его поведенческого и лингвистического контекста — его «языковой игры» — и спрашивать о его значении — значит вводить в заблуждение посредством процедуры вроде той, когда из машины удаляют винтик и спрашивают, что это такое. Замените данный винтик в машине, и его функция станет очевидной.
Замените слово в жизненном контексте человека, и его употребление станет очевидным. Значение не является внутренним, загадочным, личным и психологическим. Оно — внешнее, очевидное, общедоступное и бихевиоральное. В самом деле, нам следует прекратить поиск теории «значения» и направить внимание на актуальное лингвистическое употребление. Значение и есть такое употребление.
Остенсивное определение возможно, но оно заранее предполагает существование общего языка с тем, что Витгенштейн называет его «установкой сцены»: с его грамматикой, его правилами, его миром здравого смысла людей, находящихся в общении друг с другом. Остенсивные определения полезны, поскольку они показывают роль или место слова во всём таком контексте. Как философам, нам не следует забывать отмеченную «установку сцены», которая и делает остенсивное определение возможным.
Для того чтобы показать невозможность существования личного остенсивного определения, Витгенштейн приглашает нас рассмотреть мнимую возможность того, что некто решает вести дневник о повторяющемся ощущении (Ук. изд., с. 174, № 258). Идея заключается в том, что человек записывает знак s каждый раз, когда имеет место данное ощущение. Витгенштейн считает, что это будет невозможно для того, кто овладел общим языком, в рамках которого s может быть отведена роль в качестве имени ощущения. Мнимое личное остенсивное определение не содержит в себе ничего.
Человек не может указать на своё ощущение. Он, конечно, способен сконцентрировать внимание на данном ощущении и, так сказать, «указать на него внутренне», но будет заблуждением полагать, будто таким путём могло бы установиться референциальное отношение между s и ощущением. В s не заключается ничего такого, что было бы именем ощущения. В нём не заключается ничего такого, что бы правильно или неправильно именовало ощущение. В данном случае нет ничего, что было бы правильным или неправильным навешиванием ярлыка s на ощущение, так что ничего подобного здесь не происходит. Как об этом пишет Витгенштейн: «Но ведь в данном случае я не располагаю никаким критерием правильности. Так и тянет сказать: правильно то, что мне всегда представляется правильным. А это означает лишь, что здесь не может идти речь о правильности» (Ук. изд., с. 175, № 258).
Именование предполагает саму возможность того, что оно может быть правильным или неправильным. Но эта возможность существует только в общем языке, где есть критерии правильности или неправильности. Личное остенсивное определение фиксирует употребление слова не более, чем сверка с железнодорожным расписанием. Это напоминает покупку нескольких экземпляров утренней газеты, чтобы удостовериться, что сообщение о какой-то новости истинно.
Нельзя обучиться психологическим понятиям только на своём собственном случае. Необходимо, чтобы обучающийся был знаком с критериями от третьего лица для их употребления. Если бы каждый только переживал боль и никогда не показывал её, то слово «боль» могло бы и не использоваться в нашем общем языке. То же самое применимо и к случаю, когда никто никогда не знал бы, что другому больно. Именно потому, что мы иногда правы, а иногда неправы в наших приписываниях боли другим, данное слово может употребляться. Поведенческие критерии предоставляют условия для употребления термина.
Если витгенштейновский аргумент личного языка работает, то он уничтожает картезианскую картину мира её же собственным оружием. Декарт полагает психологическое знание от первого лица единственного числа наиболее достоверным и основополагающим. Он считает, что нет ничего более достоверного, чем то, что он мыслит, и основывает на этом все свои иные притязания на знание, включая и притязание на то, что он существует. Если витгенштейновский аргумент личного языка обоснован, то Декартова доступность своего сознания самому себе основывается на очень больших допущениях: общем языке и мире здравого смысла находящихся в общении друг с другом людей. Его (Декарта) сомнения возможны только в том случае, если они беспочвенны.
Интересно отметить, что Декарт явно не ставит под сомнение осмысленность своего собственного языка в «Размышлениях».
|
Практическая психология. Бихевиоризм
Начну с того, что эта теория многим не нравится, поскольку никто не хочет ощущать себя собакой Павлова: звякнул звоночек — и тут же началось слюноотделение. Однако она работает. И поскольку регулируется лимбической системой, работает очень эффективно и с весьма устойчивыми результатами.
Итак, для тех, кто не знает, о чём идёт речь. Бихевиоризм — направление в психологии, сформировавшееся в конце XIX века в США как противопоставление господствовавшим тогда психологическим течениям. Ряд психологов заявили, что то, что происходит в голове человека, — чёрный ящик, поэтому давайте будем изучать только видимые проявления — поведение. Собственно, именно этим они и занялись. Современные знания об эффективном научении кого угодно чему угодно базируются во многом именно на бихевиористских и нео-бихевиористских исследованиях.
В простейшем варианте внешнее проявление поведения индивида (неважно, человека или животного) основано на петле связи Стимул – Реакция. А дальше в этот процесс включаются механизмы подкрепления, положительного или отрицательного. Кстати, даже у голубей возникают суеверия — случайным образом подкрепленные действия, не имеющие объективно ничего общего с достижением результата (такое исследование проводил Б. Скиннер).
Положительно подкрепляемые действия индивид стремится повторять, чтобы снова получить подкрепление. Отрицательно подкрепляемых, наоборот, стремится избегать. Так, например, если вам нужно отучить кота залезать на стол, в следующий раз, когда он это сделает, неожиданно уроните рядом с ним крышку (издайте неприятный громкий звук). Велика вероятность, что в следующий раз он подумает, стоит ли туда лезть. Другой вопрос, что устоявшееся поведение от однократного отрицательного подкрепления вряд ли изменится. Кроме того, если на этом самом столе кот каждый раз получает для себя вкусное положительное подкрепление, такой метод и вовсе не сработает.
Кстати, владельцы собак часто совершают одну и ту же ошибку. Если собака убежала, её долго зовут, а когда она, наконец, подходит к хозяину, начинают ругать. Получается, что отрицательно подкрепляют такие хозяева именно приход собаки, то есть добиваются прямо противоположного результата: в следующий раз собака не захочет подходить к хозяину ещё дольше. Так мы переходим к одному из важнейших постулатов: подкрепление должно производиться вовремя, то есть в момент совершения действия или сразу же после него. И никак иначе! Поскольку связывание действия и реакции на него производится не в сознании, а на подсознательном уровне.
Очень умело механизмы подкрепления используют разработчики игр, поскольку им надо «зацепить» клиентов, чтобы те не ушли к конкурентам, коих в геймдеве немало. В простейшем варианте это хлопушки, шарики, аплодисменты в случае успешного выполнения задания или прохождения уровня. Связь здесь достаточно прозрачна: если человеку игра не будет приносить удовольствия, он не захочет в неё играть. Если после каждого задания человек чувствует себя крутым, он хочет играть дальше, чтобы испытать это чувство ещё и ещё.
И, кстати, положительное подкрепление можно успешно использовать в борьбе с прокрастинацией: очень часто проблема заключается в том, чтобы начать что-то делать. Разрешите себе, например, съесть что-нибудь вкусное (именно для вас), если поделаете то, что нужно, в течение, например, 15 минут. Как правило, этого времени достаточно, чтобы осознать, что задача не так страшна, как казалось, чтобы втянуться, а положительно подкрепленное начало действия позволит проще начать делать эту (или другую) задачу в следующий раз.
Перейдём к более близкой нам сфере — обучению. Тут стоит упомянуть и ещё один принцип, помогающий достичь результата максимально быстро: прокачивайте одновременно только один навык. То есть, например, если вы хотите научиться стрелять по внезапно появляющимся в разных местах мишеням, не стоит сразу с этого начинать. Имеет смысл по-отдельности (в разные моменты времени) тренировать скорость реакции, дальность и точность попадания. При этом вовсе не обязательно сначала научиться одному, потом другому, потом третьему, можно просто разнести эти моменты на три разные занятия в течение одного и того же дня. Главное, когда вы тренируете один аспект, не смотреть на то, что другие, возможно, уже натренированные, стали хуже получаться — это нормально, их качество позже восстановится.
И, кстати, если вы вообще никогда не стреляли в цель, стоит начать со статичных мишеней на одном и том же, довольно близком, расстоянии. Здесь работает ещё один важный принцип: задача не должна быть недостижимой. Однако и на слишком лёгких задачах зависать не стоит, программа обучения всегда должна быть выстроена на несколько шагов вперёд, чтобы знать, к чему переходить, если какой-то этап даётся легче, чем вы рассчитывали.
Очень важно заканчивать занятие на получившемся моменте — это работает как положительное подкрепление для всего занятия в целом. Для этого нужно, во-первых, закончить до того, как ты устал (или обучающийся, если ты учишь кого-то), то есть не доводить до изнеможения и целого ряда неудач. Во-вторых, под конец занятия имеет смысл припасти более простое упражнение. В третьих, если вы попали в полосу неудач, лучше переключиться на принципиально другую деятельность в рамках всё того же занятия. Можно вернуться к неудачному упражнению чуть позже или, вообще, в следующий раз. И четвёртый момент, касающийся уже не каждого занятия: если вы долго-долго мучились, и оно (что бы то ни было), наконец, получилось, — остановитесь, хватит на сегодня! Это чувство «я смог» — сильнейшее положительное подкрепление. И, думаю, оно в той или иной мере знакомо всем, кто проходит Хекслет 😊
Кстати, сформированное поведение требует периодического положительного подкрепления. Ключевое слово здесь — периодического. Если делать это постоянно для уже усвоенных действий, роль подкрепления уменьшается. А вот если подкреплять поведение время от времени, оно становится более устойчивым. И, как ни странно, чем реже подкрепляешь, тем более устойчивым становится поведение. При этом, если совсем его не подкреплять, оно постепенно угасает. Главное, если хочется избавиться от нежелательного подкрепления, перестав его подкреплять, следить за систематическим соблюдением этого правила, иначе, наоборот, вместо избавления от поведения вы его ещё больше закрепите.
Всё, что описано выше, удобно использовать, когда вы хотите освоить какой-нибудь практический навык, например, научиться играть на гитаре или стрелять из лука. Однако и в интеллектуальном научении эти принципы можно использовать. Так, например, «выращивается» любовь к математике у детей на математических кружках. Дерзайте, и у вас всё получится!
Бихевиоризм: эксперимент над младецем
В 1945 году у американского психолога-бихевиориста Берреса Фредерика Скиннера родилась дочь, и он решил помочь жене ухаживать за ней, поместив ребенка в просторный контейнер, передняя стенка которого заменена на стекло, — «ящик Скиннера». В контейнере поддерживалась комфортная для младенца температура, поэтому родители не пеленали дочь. Соответственно, сокращалось количество стирки, а девочка могла все время двигаться. Вопреки расхожему мнению, ребенок проводил в «ящике» далеко не все время и вырос вполне здоровым. Сегодня некоторые родители тоже используют находку Скиннера
После развенчания эксперимента Уотсона бихевиоризм держался еще долго, но в том виде, в каком его понимал ученый, это направление сегодня не существует. Современные психологи давно не считают, что поведение — единственное, на основании чего можно делать выводы о человеке, и поэтому походы к ним имеют смысл.
Борьба за нравственность
Сегодня Уотсон вылетел бы из любого серьезного университета, а то и сел бы в тюрьму за подтасовки эксперимента, этические нарушения и причинения страданий ребенку. На фоне этих «достижений» тот факт, что ассистентка женатого Уотсона была его любовницей, никого бы не заинтересовал. Но в те времена именно из-за романа с аспиранткой звезду психологии в 1920 году «попросили» из университета и больше никуда не взяли. Психолог женился на ассистентке, они счастливо прожили вместе 15 лет до смерти Розали, однако путь в науку для Джона был закрыт навсегда. Но исследователь пошел… в рекламу, где весьма преуспел. Так что ролики и плакаты, щедро снабженные психологическими приемами, — это привет от доктора Уотсона.
История мальчика после прекращения эксперимента оставалась неизвестной вплоть до 2012 года.
Исследователи выяснили, что на самом деле Альберта звали Дуглас Мерритт, и его ждала печальная судьба. Ребенок страдал гидроцефалией — заболеванием, при котором в головном мозге скапливается избыток жидкости. От этой болезни, приводящей к различным неврологическим нарушениям, мальчик и умер 10 мая 1925 года в возрасте чуть более шести лет.
И самое неприятное, что Уотсон и Рейнер прекрасно знали о проблемах малыша и отдавали отчет, что испытуемый — совсем не адекватная модель для исследований. Но ради доказательства теорий, в истинности которых психолог не сомневался, он пошел на подлог. Попытки убедить всех (и себя) в собственной правоте любой ценой не такая уж редкость в науке и сегодня, так что нередко фальсификации результатов экспериментов — это не злой умысел, а личная трагедия ученых.
Материал опубликован в журнале «Вокруг света» № 12, декабрь 2013
Теория социального научения или бихевиоризм?
Дальнейшая критика бихевиоризма связана с теорией социального научения, разработанной Альбертом Бандурой. Он заметил, что иногда людям с первой попытки удается относительно успешно справиться с какой-либо задачей. Например, когда мы впервые пытаемся играть в футбол или управлять автомобилем, нам не приходится учиться самым элементарным движениям и постепенно выстраивать из них более сложные действия — мы просто совершаем попытку и обычно добиваемся вполне приличных результатов. Это может происходить только в том случае, если еще до первой попытки у нас уже сложилось мысленное представление об этих действиях. Такие представления формируются посредством наблюдений за тем, как такие же действия совершают другие люди. Этому способствует так называемое косвенное подкрепление. Если мы видим, как других людей вознаграждают за совершение определенных действий, то мы в большей степени склонны к повторению этих действий. Если других людей наказывают за какие-то поступки, то мы стараемся не совершать их. Бандура продемонстрировал это в серии экспериментов, известных под названием исследования с куклой Бобо. В конце 1950-х и в начале 1960-х годов в США пользовались популярностью детские телепередачи, героем которых был клоун Бобо. В ходе одного из главных экспериментов Бандуры детям показывали фильм, в котором женщина, похожая на школьную учительницу, играла с разными игрушками, в том числе с большой надувной куклой Бобо. В одном варианте фильма женщина обращалась с игрушками вполне доброжелательно. В другом варианте она нападала на клоуна Бобо и «задавала ему трепку». После просмотра одного из вариантов фильма детей приглашали в соседнюю комнату, где были игрушки, в том числе и кукла Бобо. Дети, которые посмотрели фильм, где была показана «разумная» игра, обычно тоже играли «разумно». С другой стороны, дети, видевшие, как Бобо получил «трепку», подражали действиям женщины и были склонны к такому же поведению. Заметьте, что в процессе социального научения мы не получаем прямого поощрения или наказания — мы действуем согласно сформировавшейся у нас мысленной модели поведения. Однако существование такой мысленной модели явно противоречит бихевиористской теории, которая категорически не допускает влияния каких-либо факторов, кроме подкрепления.
Дата: 15 февраля 2013
Добавить комментарий
История и ключевые концепции поведенческой психологии
Бихевиоризм, также известный как поведенческая психология, — это теория обучения, основанная на идее, что все формы поведения приобретаются посредством обусловливания. Кондиционирование происходит через взаимодействие с окружающей средой. Бихевиористы считают, что наша реакция на стимулы окружающей среды формирует наши действия.
Согласно этой школе мысли, поведение можно изучать систематическим и наблюдаемым образом независимо от внутренних психических состояний.Согласно этой точке зрения, следует рассматривать только наблюдаемое поведение — познания, эмоции и настроения слишком субъективны.
Строгие бихевиористы считали, что потенциально можно обучить любого человека выполнять любую задачу, независимо от генетического фона, личностных черт и внутренних мыслей (в пределах своих физических возможностей). Для этого нужна только правильная подготовка.
Веривелл / Цзяци Чжоу
Краткая история поведения
Бихевиоризм был официально установлен с публикацией Джона Б.Классическая статья Уотсона «Психология с точки зрения бихевиористов» лучше всего резюмируется следующей цитатой Уотсона, которого часто считают «отцом» бихевиоризма:
«Дайте мне дюжину здоровых младенцев, хорошо сложенных, и мой собственный определенный мир, чтобы вырастить их, и я гарантирую, что возьму любого наугад и обучу его, чтобы он стал любым специалистом, которого я выберу — врачом, юристом, художник, купец и, да, даже нищий и вор, независимо от его талантов, склонностей, склонностей, способностей, призвания и расы его предков.»
Проще говоря, строгие бихевиористы считают, что любое поведение является результатом опыта. Любого человека, независимо от его или ее происхождения, можно научить действовать определенным образом при правильной обусловленности.
Примерно с 1920 до середины 1950-х годов бихевиоризм стал доминирующей школой психологии. Некоторые предполагают, что популярность поведенческой психологии выросла из желания сделать психологию объективной и измеримой наукой.
В то время исследователи были заинтересованы в создании теорий, которые можно было бы четко описать и измерить эмпирически, но также использовать для внесения вклада, который мог бы повлиять на ткань повседневной жизни человека.
Ключевые понятия
Есть несколько принципов, которые отличают поведенческую психологию от других психологических подходов.
Два типа кондиционирования
Согласно поведенческой психологии, существует два основных типа обусловливания: классическое обусловливание и оперантное обусловливание.
Классический кондиционер
Классическое кондиционирование — это техника, часто используемая в поведенческом обучении, в которой нейтральный стимул сочетается с естественным стимулом. В конце концов, нейтральный стимул вызывает ту же реакцию, что и естественный стимул, даже без естественного стимула.
В течение трех различных фаз связанный с ним стимул становится условным стимулом, а усвоенное поведение — условной реакцией.Взаимодействие с другими людьми
Оперативное кондиционирование
Оперантное обусловливание (иногда называемое инструментальным обусловливанием) — это метод обучения, который осуществляется посредством подкреплений и наказаний. Посредством оперантного обусловливания устанавливается связь между поведением и последствиями этого поведения.
Когда за действием следует желаемый результат, такое поведение с большей вероятностью повторится в будущем. С другой стороны, реакция, за которой следуют неблагоприятные исходы, с меньшей вероятностью повторится в будущем.Взаимодействие с другими людьми
Обучение через ассоциацию
Классический процесс кондиционирования работает путем развития ассоциации между стимулом окружающей среды и естественным стимулом.
В классических экспериментах физиолога Ивана Павлова собаки связывали подачу пищи (то, что естественно и автоматически вызывает реакцию слюноотделения) сначала со звуком колокольчика, а затем с видом белого халата лаборанта. В конце концов, лабораторный халат вызвал у собак слюноотделение.Взаимодействие с другими людьми
На кондиционирование можно повлиять
Во время первой части классического процесса обусловливания, известного как приобретение, реакция устанавливается и усиливается. Такие факторы, как выраженность стимулов и время их предъявления, могут играть важную роль в том, как быстро формируется ассоциация.
Когда ассоциация исчезает, это называется исчезновением, в результате чего поведение постепенно ослабевает или исчезает. Такие факторы, как сила первоначальной реакции, могут сыграть роль в том, насколько быстро произойдет вымирание.Чем дольше реакция была обусловлена, например, тем больше времени может потребоваться для ее исчезновения.
Последствия влияют на обучение
Бихевиорист Б. Ф. Скиннер описал оперантное обусловливание как процесс, в котором обучение может происходить через подкрепление и наказание. В частности, вы учитесь, формируя связь между определенным поведением и его последствиями.
Например, если родитель награждает своего ребенка похвалой каждый раз, когда он берет свои игрушки, желаемое поведение постоянно подкрепляется.В результате ребенок будет с большей вероятностью убирать беспорядок.
Время играет роль
Графики подкрепления важны для оперантного обусловливания. Этот процесс кажется довольно простым — просто понаблюдайте за поведением, а затем предложите награду или наказание.
Однако Скиннер обнаружил, что выбор времени для этих наград и наказаний оказывает важное влияние на то, как быстро приобретается новое поведение и на силу соответствующей реакции.Взаимодействие с другими людьми
- Непрерывное подкрепление включает вознаграждение за каждый случай поведения. Его часто используют в начале процесса оперантного кондиционирования. Но по мере изучения поведения расписание может переключиться на частичное подкрепление.
- Частичное подкрепление включает предложение вознаграждения после ряда ответов или по истечении определенного периода времени. Иногда частичное подкрепление происходит по согласованному или фиксированному графику.В других случаях, прежде чем подкрепление будет доставлено, должно произойти переменное и непредсказуемое количество ответов или время.
Сильные и слабые стороны
Одно из главных преимуществ бихевиоризма заключается в том, что он позволяет исследователям исследовать наблюдаемое поведение научным и систематическим образом. Однако многие мыслители считали, что этого не произошло из-за пренебрежения некоторыми важными факторами, влияющими на поведение.
Сильные стороны
Ориентирован на наблюдаемое и измеримое поведение
Научное и тиражируемое
Полезно для изменения поведения в реальном мире
Полезные приложения в терапии, образовании, воспитании, уходе за детьми
Слабые стороны
Без учета биологических воздействий
Не учитывает настроения, мысли или чувства
Не объясняет все обучение
Сильные стороны
Одна из самых сильных сторон поведенческой психологии — это способность четко наблюдать и измерять поведение.Бихевиоризм основан на наблюдаемом поведении, поэтому иногда легче количественно оценить и собрать данные при проведении исследования.
Эффективные терапевтические методы, такие как интенсивное поведенческое вмешательство, анализ поведения, экономия токенов и дискретное пробное обучение, уходят корнями в бихевиоризм. Эти подходы часто очень полезны для изменения неадаптивного или вредного поведения как у детей, так и у взрослых.
Слабые стороны
Многие критики утверждают, что бихевиоризм — это одномерный подход к пониманию человеческого поведения.Критики бихевиоризма предполагают, что поведенческие теории не учитывают свободную волю и внутренние влияния, такие как настроение, мысли и чувства.
Фрейд, например, считал, что бихевиоризм потерпел неудачу из-за того, что не учитывал мысли, чувства и желания подсознания, которые влияют на действия людей. Другие мыслители, такие как Карл Роджерс и другие психологи-гуманисты, считали бихевиоризм слишком жестким и ограниченным, не принимая во внимание личную свободу действий.
Совсем недавно биологическая психология подчеркнула силу мозга и генетики в определении действий человека и влиянии на них. Когнитивный подход к психологии фокусируется на психических процессах, таких как мышление, принятие решений, язык и решение проблем. В обоих случаях бихевиоризм пренебрегает этими процессами и влияниями в пользу изучения только наблюдаемого поведения.
Кроме того, поведенческая психология не учитывает другие типы обучения, которые происходят без использования подкрепления и наказания.Более того, люди и животные могут адаптировать свое поведение при вводе новой информации, даже если это поведение было установлено посредством подкрепления.
Факторы влияния и влияние
Несколько мыслителей повлияли на поведенческую психологию . Помимо уже упомянутых, существует ряд выдающихся теоретиков и психологов, оставивших неизгладимый след в поведенческой психологии. Среди них Эдвард Торндайк, психолог-новатор, описавший закон эффекта, и Кларк Халл, предложивший теорию влечения к обучению.Взаимодействие с другими людьми
Существует ряд терапевтических техник, основанных на поведенческой психологии. Хотя после 1950 года поведенческая психология заняла более второстепенное место, ее принципы все еще остаются важными.
Даже сегодня анализ поведения часто используется в качестве терапевтического метода, чтобы помочь детям с аутизмом и задержками в развитии приобрести новые навыки. Он часто включает в себя такие процессы, как формирование (вознаграждение за более близкое приближение к желаемому поведению) и связывание (разбиение задачи на более мелкие части, а затем обучение и объединение последующих шагов вместе).Взаимодействие с другими людьми
Другие методы поведенческой терапии включают терапию отвращения, систематическую десенсибилизацию, экономию токенов, моделирование и управление непредвиденными обстоятельствами.
Слово от Verywell
Хотя поведенческий подход может и не быть доминирующей силой, как раньше, он все же оказал большое влияние на наше понимание человеческой психологии. Один только процесс обусловливания используется для понимания множества различных типов поведения, начиная от того, как люди учатся, и заканчивая развитием языка.
Но, возможно, самый большой вклад поведенческой психологии заключается в ее практическом применении. Его методы могут сыграть важную роль в изменении проблемного поведения и поощрении более положительных и полезных ответов. Помимо психологии, родители, учителя, дрессировщики и многие другие используют базовые поведенческие принципы, чтобы научить новому поведению и препятствовать нежелательному.
Что такое теория поведенческого обучения?
В классе теория поведенческого обучения играет ключевую роль в понимании того, как мотивировать учащихся и помогать им.Информация передается от учителя к учащимся в ответ на правильный стимул. Учащиеся являются пассивными участниками поведенческого обучения — учителя предоставляют им информацию как элемент реакции на стимулы. Учителя используют бихевиоризм, чтобы показать ученикам, как они должны реагировать и реагировать на определенные стимулы. Это нужно делать постоянно, чтобы регулярно напоминать ученикам, какое поведение ищет учитель.
Положительное подкрепление — ключ к теории поведенческого обучения.Без положительного подкрепления ученики быстро откажутся от своих ответов, потому что они не работают. Например, если учащиеся должны получать наклейку каждый раз, когда они получают пятерку на тесте, а затем учителя перестают давать это положительное подкрепление, меньшее количество студентов может получить пятерки на своих тестах, потому что поведение не связано с вознаграждением за их.
Повторение и положительное подкрепление идут рука об руку с теорией поведенческого обучения. Учителя часто работают над тем, чтобы найти правильный баланс: повторение ситуации и получение положительного подкрепления, чтобы показать ученикам, почему они должны продолжать такое поведение.
Мотивация играет важную роль в поведенческом обучении. Положительное и отрицательное подкрепление может быть мотиватором для студентов. Например, ученик, получивший похвалу за хороший результат теста, с гораздо большей вероятностью выучит ответы эффективно, чем ученик, который не получил похвалы за хороший результат теста. Учащийся, не получивший похвалы, испытывает негативное подкрепление — их мозг говорит им, что, хотя он получил хорошую оценку, на самом деле это не имело значения, поэтому материал теста становится для них несущественным.И наоборот, студенты, получающие положительное подкрепление, видят прямую корреляцию с постоянным совершенствованием, полностью основанную на этой реакции на положительный стимул.
Бихевиоризм | Просто Психология
- Перспективы
- Бихевиоризм
Бихевиористский подход
Доктор Саул МакЛеод, обновлено 2020
Бихевиоризм, также известный как поведенческая психология, представляет собой теорию обучения, которая утверждает, что все взаимодействие с окружающей средой посредством процесса, называемого обусловливанием.Таким образом, поведение — это просто реакция на раздражители окружающей среды.
Бихевиоризм касается только наблюдаемых поведенческих реакций на стимулы, поскольку их можно изучать систематическим и наблюдаемым образом.
Бихевиористское движение началось в 1913 году, когда Джон Уотсон написал статью под названием «Психология, как ее видит бихевиорист», в которой изложил ряд основных предположений относительно методологии и поведенческого анализа: environment:
Бихевиоризм подчеркивает роль факторов окружающей среды в влиянии на поведение, почти исключая врожденные или унаследованные факторы.По сути, это сосредоточение внимания на обучении.
Мы учимся новому поведению посредством классической или оперантной обусловленности (все вместе это называется «теорией обучения»).
Следовательно, когда мы рождаемся, наш ум — это «tabula rasa» (чистый лист).
Психологию следует рассматривать как науку:
Теории должны подкрепляться эмпирическими данными, полученными путем тщательного и контролируемого наблюдения и измерения поведения. Уотсон (1913) заявил, что:
«Психология как бихевиорист рассматривает ее как чисто объективную экспериментальную отрасль естествознания.Его теоретическая цель -… предсказание и контроль ». (стр.158).
Компоненты теории должны быть как можно более простыми. Бихевиористы предлагают использовать операционные определения (определение переменных в терминах наблюдаемых, измеримых событий).
Бихевиоризм в первую очередь занимается наблюдаемым поведением, а не внутренними событиями, такими как мышление и эмоции:
Хотя бихевиористы часто признают существование познаний и эмоций, они предпочитают не изучать их как только наблюдаемые (т.е., внешнее) поведение можно объективно и научно измерить.
Следовательно, внутренние события, такие как мышление, следует объяснять поведенческими терминами (или вообще исключать).
Существует небольшая разница между обучением, которое происходит у людей и других животных:
Нет фундаментального (качественного) различия между поведением человека и животных. Следовательно, исследования могут проводиться как на животных, так и на людях (например, сравнительная психология).
Следовательно, крысы и голуби стали основным источником данных для бихевиористов, поскольку их среду обитания можно было легко контролировать.
Поведение является результатом реакции на стимул:
Любое поведение, каким бы сложным оно ни было, можно свести к простой ассоциации стимул-ответ). Уотсон описал цель психологии как:
«Предсказать, на данный стимул, какая реакция будет иметь место; или, учитывая реакцию, укажите, какая ситуация или стимул вызвали реакцию.'(1930, с. 11).
Типы бихевиоризма
Типы бихевиоризма
Исторически наиболее значительным различием между версиями бихевиоризма является различие между исходным «методологическим бихевиоризмом» Уотсона и формами бихевиоризма, позже вдохновленными его работами, известными под общим названием необихевиоризм (например, радикальный бихевиоризм). бихевиоризм).
Методологический бихевиоризм
Методологический бихевиоризм
Статья Уотсона «Психология, как ее рассматривает бихевиорист» часто называют «бихевиористским манифестом», в котором
Уотсон (1913, стр.158) излагает принципы всех бихевиористов:
«Психология, с точки зрения бихевиористов, представляет собой чисто объективную экспериментальную отрасль естествознания. Его теоретическая цель — предсказание и контроль поведения. Самоанализ не является существенной частью его методов, и научная ценность его данных не зависит от готовности, с которой они поддаются интерпретации в терминах сознания.
Бихевиорист, пытаясь получить единую схему реакции животных, не видит границы между человеком и животным.Поведение человека со всей его утонченностью и сложностью составляет лишь часть общей схемы исследования бихевиориста ».
Радикальный бихевиоризм
Радикальный бихевиоризм
Радикальный бихевиоризм был основан Б. Ф. Скиннером и согласился с предположением методологического бихевиоризма о том, что целью психологии должно быть предсказание и контроль поведения.
Скиннер, как и Ватсон, также признавал роль внутренних психических событий, и, хотя он согласился, что такие частные события не могут использоваться для объяснения поведения, он предложил их объяснять при анализе поведения.
Еще одно важное различие между методологическим и радикальным бихевиоризмом касается степени влияния факторов окружающей среды на поведение. Методологический бихевиоризм Уотсона (1913) утверждает, что ум — это tabula rasa (чистый лист) при рождении.
Напротив, радикальный бихевиоризм принимает точку зрения, что организмы рождаются с врожденным поведением, и, таким образом, признает роль генов и биологических компонентов в поведении.
История бихевиоризма
История бихевиоризма
- Павлов (1897) опубликовал результаты эксперимента по кондиционированию после первоначального изучения пищеварения у собак.
- Уотсон (1913) основывает поведенческую школу психологии, публикуя статью Психология, как ее рассматривает бихевиорист .
- Уотсон и Рейнер (1920) научили сироту по имени Альберт Б. (он же Маленький Альберт) бояться белой крысы.
- Торндайк (1905) формализовал Закон действия .
- Скиннер (1938) написал Поведение организмов и ввел концепции оперантного обусловливания и формирования.
- Кларк Халл (1943) Принципы поведения был опубликован.
- Б.Ф. Скиннер (1948) опубликовал Walden Two , в котором описал утопическое общество, основанное на принципах бихевиоризма.
- Журнал экспериментального анализа поведения , начатый в 1958 году.
- Хомский (1959) опубликовал свою критику бихевиоризма Скиннера « Обзор вербального поведения ».
- Бандура (1963) издает книгу под названием «Теория социальной поддержки и развития личности» , в которой сочетаются когнитивные и поведенческие рамки.
- Б.Ф. Скиннер (1971) опубликовал свою книгу Beyond Freedom and Dignity , в которой утверждает, что свобода воли — это иллюзия.
Сводка по поведенческому поведению
Сводка по поведенческому поведению
Основные предположения
Психологию следует рассматривать как науку, которую нужно изучать с научной точки зрения.
Бихевиоризм в первую очередь занимается наблюдаемым поведением, а не внутренними событиями, такими как мышление.
Поведение является результатом реакции на стимул (т.е.е., любое поведение, каким бы сложным оно ни было, можно свести к простому стимулу-ответу).
Поведение определяется окружающей средой (например, кондиционирование, воспитание).
Сильные стороны
Бихевиористский подход дает четкие прогнозы. Это означает, что объяснения могут быть научно проверены и подтверждены доказательствами.
Приложения в реальной жизни (например, терапия)
Подчеркивает объективные измерения
Множество экспериментов в поддержку теорий
Идентифицированные сравнения между животными (Павлов) и людьми (Уотсон и Рейнер — Литтл Альберт)
Ограничения
Игнорируют посреднические процессы
Игнорирует биологию (напр.g., тестостерон)
Слишком детерминированный (мало свободы воли)
Эксперименты — низкая экологическая значимость
Гуманизм — нельзя сравнивать животных с людьми
Редукционист
Проблемы и дебаты
Проблемы и обсуждения
Бесплатно воля против детерминизма
Сильный детерминизм поведенческого подхода, поскольку все поведение усваивается из окружающей среды посредством классической и оперантной обусловленности. Мы — сумма нашей предыдущей обусловленности.
Более мягкий детерминизм теории подхода к социальному обучению, поскольку он признает элемент выбора в отношении того, имитировать ли мы поведение или нет.
Природа против воспитания
Бихевиоризм в значительной степени является воспитательной стороной дискуссии, поскольку он утверждает, что наше поведение извлекается из окружающей среды.
Теория социального обучения также находится на стороне воспитания, потому что она утверждает, что мы учимся нашему поведению на примерах для подражания в нашей среде.
Бихевиористский подход предполагает, что, помимо нескольких врожденных рефлексов и способности к обучению, всему сложному поведению обучается из окружающей среды.
Холизм против редукционизма
Бихевиористский подход и социальное обучение являются редукционистскими; они выделяют части сложного поведения для изучения.
Бихевиористы придерживаются точки зрения, что любое поведение, каким бы сложным оно ни было, можно разбить на фундаментальные процессы обусловливания.
Идиографический и номотетический
Это номотетический подход, поскольку он рассматривает все поведение, подчиняющееся одним и тем же законам обусловливания.
Тем не менее, он учитывает индивидуальные различия и объясняет их с точки зрения различий в истории обусловливания.
Научны ли используемые методы исследования?
Бихевиористский подход привнес в психологию научные методы. Были проведены лабораторные эксперименты с высоким контролем посторонних переменных.
Эти эксперименты можно было воспроизвести, а полученные данные были объективными (на которые не влияли индивидуальные суждения или мнения) и измеримыми. Это придало психологии больше доверия.
Однако бихевиористы используют эксперименты на животных, поскольку они предполагают, что люди учатся так же, как животные.
Критическая оценка
Критическая оценка
Бихевиоризм получил экспериментальное подтверждение: Павлов показал, что классическая обусловленность приводит к обучению по ассоциации. Уотсон и Райнер показали, что фобиям можно научиться с помощью классической обусловленности в эксперименте «Маленький Альберт».
Очевидным преимуществом бихевиоризма является его способность четко определять поведение и измерять изменения в поведении. Согласно закону экономности, чем меньше предположений делает теория, тем она лучше и надежнее.Поэтому бихевиоризм ищет простые объяснения человеческого поведения с очень научной точки зрения.
Однако бихевиоризм дает лишь частичное описание человеческого поведения, которое можно объективно рассмотреть. Такие важные факторы, как эмоции, ожидания, мотивация более высокого уровня, не рассматриваются и не объясняются. Принятие бихевиористского объяснения может помешать дальнейшим исследованиям с другой точки зрения, которые могут выявить важные факторы.
Многие эксперименты проводились на животных; мы разные когнитивно и физиологически, у людей разные социальные нормы и моральные ценности, которые опосредуют влияние окружающей среды, поэтому мы можем вести себя иначе, чем животные, поэтому законы и принципы, полученные в результате этих экспериментов, могут применяться больше к животным, чем к людям.
Кроме того, гуманизм (например, Карл Роджерс) отвергает научный метод использования экспериментов для измерения и контроля переменных, поскольку он создает искусственную среду и имеет низкую экологическую ценность.
Гуманистическая психология также предполагает, что люди имеют свободную волю (личную свободу воли) для принятия собственных решений в жизни и не следуют детерминированным законам науки. Гуманизм также отвергает номотетический подход бихевиоризма, поскольку они считают людей уникальными и считают, что людей нельзя сравнивать с животными (которые не восприимчивы к характеристикам спроса).Это называется идиографическим подходом.
Психодинамический подход (Фрейд) критикует бихевиоризм, поскольку он не принимает во внимание влияние бессознательного разума на поведение, а вместо этого фокусируется на внешне наблюдаемом поведении. Фрейд также отвергает идею о том, что люди рождаются с чистого листа (tabula rasa), и утверждает, что люди рождаются с инстинктами (например, эросом и танатосом).
Биологическая психология утверждает, что любое поведение имеет физическую / органическую причину. Они подчеркивают роль природы над воспитанием.Например, на наше поведение, помимо окружающей среды, также влияют хромосомы и гормоны (тестостерон).
Когнитивная психология утверждает, что между стимулом и реакцией происходят посреднические процессы, такие как память, мышление, решение проблем и т. Д.
Несмотря на эту критику, бихевиоризм внес значительный вклад в психологию. Сюда входит понимание процессов обучения, языкового развития, морального и гендерного развития, которые были объяснены с точки зрения обусловленности.
Вклад бихевиоризма можно увидеть в некоторых его практических приложениях. Поведенческая терапия и модификация поведения представляют собой один из основных подходов к лечению аномального поведения и легко используются в клинической психологии.
Как ссылаться на эту статью:
Как ссылаться на эту статью:
McLeod, S.A. (2017, 5 февраля). Бихевиористский подход . Просто психология. https: //www.simplypsychology.org / behaviorism.html
Ссылки на стили APA
Бандура А. и Уолтерс Р. Х. (1963). Социальное обучение и развитие личности . Нью-Йорк: Холт, Райнхарт и Уинстон.
Хомский, Н. (1959). Обзор вербального поведения Б.Ф. Скиннера. Язык, 35 (1) , 26-58.
Халл, К. Л. (1943). Принципы поведения: Введение в теорию поведения . Нью-Йорк: Appleton-Century-Crofts.
Павлов, И.П. (1897). Работа пищеварительных желез . Лондон: Гриффин.
Скиннер, Б. Ф. (1938). Поведение организмов: экспериментальный анализ . Нью-Йорк: Appleton-Century.
Скиннер, Б. Ф. (1948). Уолден два. Нью-Йорк: Макмиллан.
Скиннер, Б. Ф. (1971). За пределами свободы и достоинства . Нью-Йорк: Кнопф.
Торндайк, Э. Л. (1905). Элементы психологии . Нью-Йорк: А. Г. Зайлер.
Уотсон, Дж.Б. (1913). Психология с точки зрения бихевиориста . Психологическое обозрение, 20 , 158-178.
Уотсон, Дж. Б. (1930). Бихевиоризм (исправленное издание). Издательство Чикагского университета.
Уотсон, Дж. Б., и Рейнер, Р. (1920). Условные эмоциональные реакции. Журнал экспериментальной психологии , 3 , 1, стр. 1–14.
Терминология
Классическая обусловленность
Классическая обусловленность относится к обучению по ассоциации и включает обусловливание врожденных телесных рефлексов новыми стимулами.
Стимул
Любая особенность окружающей среды, влияющая на поведение. Например. в опытах Павлова пища была стимулом.
Ответ
Поведение, вызванное стимулом. Например. в опытах Павлова ответом было слюноотделение.
Оперантное обусловливание
Оперантное обусловливание включает обучение через последствия поведения.
Положительное подкрепление
Подарить объекту то, что ему нравится. Например, Скиннер наградил своих крыс кормовыми гранулами.
Отрицательное подкрепление
Награда — в смысле устранения или избегания какого-либо отталкивающего (болезненного) стимула. Например, крысы Скиннера научились нажимать на рычаг, чтобы выключать электрический ток в клетке.
Наказание
Наложение отталкивающего или болезненного раздражителя. например, крыс Скиннера пытали электрическим током.
Теория социального обучения
Теория социального обучения утверждает, что люди учатся друг у друга посредством наблюдения, имитации и моделирования.
Эту теорию часто называют мостом между бихевиористской теорией и теорией когнитивного обучения, потому что она охватывает внимание, память и мотивацию.
Редукционизм
Редукционизм — это вера в то, что человеческое поведение можно объяснить, разбив его на более мелкие составляющие.
Редукционисты говорят, что лучший способ понять, почему мы ведем себя именно так, — это внимательно изучить самые простые части, из которых состоят наши системы, и использовать самые простые объяснения, чтобы понять, как они работают.
Бихевиоризм сводит все поведение (независимо от его сложности) к ассоциациям «стимул-ответ».
Как ссылаться на эту статью:
Как ссылаться на эту статью:
McLeod, S.А. (2017, 05 февраля). Бихевиористский подход . Просто психология. https://www.simplypsychology.org/behaviorism.html
сообщить об этом объявлении
Исследование собак Павлова и объяснение по Павловскому кондиционированию
- Бихевиоризм
- Классическое кондиционирование
- Иван Павлов
Собаки Павлова2 McLeod, обновлено 2018 г.
Как и многие другие великие научные достижения, Павловская обусловленность (также известная как классическая обусловленность) была открыта случайно.
В 1890-х годах русский физиолог Иван Павлов исследовал слюноотделение у собак в ответ на кормление. Он вставил маленькую пробирку в щеку каждой собаки, чтобы измерить слюну, когда собак кормили (с порошком из мяса).
Павлов предсказал, что у собак будет выделяться слюна в ответ на поставленную перед ними еду, но он заметил, что у его собак начнется слюноотделение всякий раз, когда они услышат шаги его помощника, который принес им еду.
Когда Павлов обнаружил, что любой объект или событие, которое собаки научились ассоциировать с едой (например, лаборант), вызывает такую же реакцию, он понял, что сделал важное научное открытие.Соответственно, он посвятил остаток своей карьеры изучению этого типа обучения.
Павловское кондиционирование
Павловское кондиционирование
Павлов (1902) исходил из идеи, что есть некоторые вещи, которым собаке не нужно учиться. Например, собаки не учатся выделять слюну всякий раз, когда видят еду. Этот рефлекс «встроен» в собаку.
С точки зрения бихевиористов, еда — безусловный стимул.
а слюноотделение — безусловная реакция.
(то есть связь «стимул-ответ», не требующая обучения).
Безусловный стимул (еда)> Безусловный ответ (слюна)
В своем эксперименте Павлов использовал метроном в качестве нейтрального стимула. Сам по себе метроном не дал ответа от собак.
Нейтральный стимул (метроном)> Нет условного ответа
Затем Павлов начал процедуру кондиционирования, при которой щелкающий метроном был введен непосредственно перед тем, как он дал пищу своим собакам. После ряда повторений (проб) этой процедуры он сам представил метроном.
Как и следовало ожидать, звук щелчка метронома сам по себе теперь вызывал усиление слюноотделения.
Условный стимул (метроном)> Условный ответ (слюна)
Итак, собака усвоила связь между метрономом и едой, и у нее появилось новое поведение. Поскольку эта реакция была усвоенной (или условной), она называется условной реакцией (также известна как реакция Павлова). Нейтральный раздражитель стал условным раздражителем.
Павлов обнаружил, что для создания ассоциаций два стимула должны быть представлены близко друг к другу по времени (например, звонок). Он назвал это законом временной смежности. Если время между условным раздражителем (звонком) и безусловным раздражителем (пищей) слишком велико, то обучение не произойдет.
Павлов и его исследования классической обусловленности стали известными после его ранних работ между 1890-1930 годами. Классическая обусловленность является «классической» в том смысле, что это первое систематическое изучение основных законов обучения / обусловливания.
Резюме
Резюме
Подводя итог, классическое обусловливание (позднее разработанное Уотсоном, 1913) включает в себя обучение связывать безусловный стимул, который уже вызывает конкретную реакцию (т. Е. Рефлекс), с новым (условным) стимулом. так что новый стимул вызывает такую же реакцию.
Павлов разработал довольно недружественные технические термины для описания этого процесса. Безусловный стимул (или ПСК) — это объект или событие, которые изначально вызывают рефлексивную / естественную реакцию.
Ответ на это называется безусловным ответом (или UCR). Нейтральный стимул (NS) — это новый стимул, не вызывающий реакции.
Как только нейтральный стимул стал ассоциироваться с безусловным стимулом, он становится условным стимулом (CS). Условный ответ (УС) — это ответ на условный раздражитель.
Как ссылаться на эту статью:
Как ссылаться на эту статью:
McLeod, S.А. (2018, 08 октября). Собаки Павлова . Просто психология. https://www.simplypsychology.org/pavlov.html
Ссылки на стиль APA
Павлов И.П. (1897/1902). Работа пищеварительных желез. Лондон: Гриффин.
Павлов И. П. (1928). Лекции по условным рефлексам . (Перевод W.H. Gantt) Лондон: Аллен и Анвин.
Павлов И.П. (1927). Условные рефлексы: исследование физиологической активности коры головного мозга .Переведено и отредактировано Анрепом, Г.В. (Издательство Оксфордского университета, Лондон, 1927).
Павлов И. П. (1955). Избранные произведения . Москва: Издательство иностранных языков.
Уотсон, Дж. Б. (1913). Психология с точки зрения бихевиориста. Психологический обзор, 20 , 158-177.
Как ссылаться на эту статью:
Как ссылаться на эту статью:
McLeod, S. A. (2018, 8 октября). Собаки Павлова . Просто психология.https://www.simplypsychology.org/pavlov.html
Терапия отвращения | Просто Психология
- Бихевиоризм
- Классическое кондиционирование
- Терапия отвращения
Доктор Сол МакЛеод, опубликовано 4 марта 2021 г.
Терапия отвращения — это метод поведенческой терапии, направленный на уменьшение нежелательного поведения.
Терапия отвращения работает путем сочетания стимула, который может вызвать девиантное поведение (например, ахолический напиток или сигарета), с некоторой формой неприятного (отталкивающего) стимула, например, электрическим шоу или вызывающим тошноту лекарством.При повторных предъявлении два стимула становятся связанными, и у человека развивается отвращение к стимулам, которые изначально вызвали отклоняющееся поведение.
Отвращающая терапия основана на классическом кондиционировании. Согласно теории обучения, два стимула становятся связанными, когда они часто встречаются вместе (спаривание). Например, при зависимости наркотик, алкоголь или поведение, связанное с азартными играми, ассоциируются с удовольствием и сильным возбуждением.
Терапия отвращения использует тот же принцип, но меняет ассоциацию и заменяет удовольствие неприятным состоянием (контркондиционирование).
Алкогольная зависимость
Отвращающая терапия в течение многих лет эффективно использовалась для лечения алкоголизма (Davidson, 1974;
Элкинс, 1991; Стритон и Уилан, 2001).
Пациентам вводят аверсивный препарат, вызывающий рвоту, рвотный препарат. У них начинается тошнота, в этот момент им дают напиток с сильным запахом алкоголя, они почти сразу начинают рвать. Лечение повторяют с более высокой дозой препарата.
Другое лечение включает использование дисульфирама (например,грамм. Антабус). Этот препарат нарушает метаболизм алкоголя. Обычно спирт распадается на ацетальдегид, а затем на уксусную кислоту (уксус).
Дисульфирам предотвращает возникновение второй стадии, приводящей к очень высокому уровню ацетальдегида, который является основным компонентом похмелья. Это приводит к сильной пульсирующей головной боли, учащенному сердцебиению, сердцебиению, тошноте и рвоте.
Пристрастие к азартным играм
При поведенческой зависимости, такой как отвращение к азартным играм, терапия предполагает ассоциирование таких стимулов и поведения с очень неприятным безусловным стимулом, таким как электрический шок.Эти удары болезненны, но не причиняют вреда.
Игрок создает карточки-подсказки с ключевыми фразами, которые он ассоциирует со своей игрой, а затем аналогичные карточки для нейтральных утверждений.
Читая заявления, они применяют двухсекундный электрошок для каждого заявления, связанного с азартными играми. Пациент сам устанавливает интенсивность шока, чтобы шок был болезненным, но мучительным.
Таким образом, клиент учится связывать нежелательное поведение с поражением электрическим током, и между нежелательным поведением и рефлекторной реакцией на удар электрическим током формируется связь.
Критическая оценка
Есть этические проблемы, связанные с использованием отвращающей терапии, такие как физический вред (рвота может привести к электролитному дисбалансу) и потеря достоинства по этой причине, по этой причине скрытая сенсибилизация теперь предпочтительнее отвращающей терапии.
Соблюдение режима лечения низкое из-за неприятного характера используемых раздражителей, например вызвать сильную рвоту.
Помимо этических соображений, есть еще две проблемы, связанные с использованием терапии отвращения.
Во-первых, не очень ясно, как шок или наркотики имеют свои эффекты. Может случиться так, что они делают ранее привлекательный стимул (например, вид / запах / вкус алкоголя) отвращающим, или они могут подавлять (то есть уменьшать) поведение при употреблении алкоголя.
Во-вторых, есть сомнения в долгосрочной эффективности аверсионной терапии. Это может иметь драматические последствия в кабинете терапевта. Однако во внешнем мире он гораздо менее эффективен, когда не принимались вызывающие тошноту лекарства, и очевидно, что шоковые воздействия не производятся.
Кроме того, очень высока частота рецидивов — успех терапии зависит от того, сможет ли пациент избежать стимула, против которого он был обусловлен.
Вдали от контролируемой среды, где формируются ассоциации между поведением / наркотиками и неприятными стимулами, зависимости часто возвращаются.
Чессер (1976) обнаружил, что с помощью терапии отвращения 50% алкоголиков воздерживались как минимум в течение года и что лечение было более успешным, чем отсутствие лечения.Это поддерживает эффективность вмешательств, основанных на классическом кондиционировании.
Тем не менее, Hajek и Stead (2013) проанализировали 25 исследований эффективности терапии отвращением и обнаружили, что все, кроме одного, имели значительные методологические недостатки, что означает, что к их результатам следует относиться с осторожностью.
Поведенческая терапия в основном используется в сочетании с другими методами лечения [(КПТ) или биологическими (лекарственные препараты)], поэтому оценить их эффективность сложно.
Поведенческие вмешательства сосредоточены на поведении, но не направлены на устранение основной причины зависимости, такой как биологические факторы, когнитивные предубеждения или социальная среда (т.е. то, что в первую очередь приводит их к аддиктивному поведению) более целостный подход может быть более эффективным для достижения длительного улучшения.
Ссылки на стиль APA
Чессер, Э. С. (1976). Поведенческая терапия: последние тенденции и современная практика. Британский журнал психиатрии, 129 (4), 289-307.
Дэвидсон, В. С. (1974). Исследования аверсивной обусловленности для алкоголиков: критический обзор теории и методологии исследования. Психологический бюллетень, 81 (9), 571.
Элкинс, Р. Л. (1991). Оценка методов химической отвращения (рвотной терапии) к лечению алкоголизма. Исследование поведения и терапия, 29 (5), 387-413.
Хайек, П., Стед, Л. Ф., Уэст, Р., Джарвис, М., Хартманн-Бойс, Дж., И Ланкастер, Т. (2013). Меры по предотвращению рецидивов для прекращения курения. Кокрановская база данных систематических обзоров , (8).
Стритон, К., и Уилан, Г.(2001). Налтрексон, поддерживающее лечение алкогольной зависимости для профилактики рецидивов: метаанализ рандомизированных контролируемых исследований. Алкоголь и алкоголизм, 36 (6), 544-552.
Как ссылаться на эту статью:
Как ссылаться на эту статью:
McLeod, S.A. (2021, 4 марта). Терапия отвращения . Получено https://www.simplypsychology.org/aversion-therapy.html
сообщить об этом объявлении
Что такое бихевиоризм в психологии? Определение, теории
Бихевиоризм — это теория, согласно которой психологию человека или животных можно объективно изучить с помощью наблюдаемых действий (поведения.Эта область исследований возникла как реакция на психологию XIX века, которая использовала самоанализ своих мыслей и чувств для изучения психологии человека и животных.
Ключевые выводы: бихевиоризм
- Бихевиоризм — это теория, согласно которой психологию человека или животных можно объективно изучить с помощью наблюдаемых действий (поведения), а не мыслей и чувств, которые нельзя наблюдать.
- Среди влиятельных фигур бихевиоризма психологи Джон Б.Уотсон и Б.Ф. Скиннер, которые связаны соответственно с классической и оперантной обусловленностью.
- В классическом кондиционировании животное или человек учится связывать два стимула друг с другом. Этот тип обусловливания включает непроизвольные реакции, такие как биологические или эмоциональные.
- При оперантной обусловленности животное или человек учится поведению, связывая его с последствиями. Это можно сделать с помощью положительного или отрицательного подкрепления или наказания.
- Оперантное обусловливание все еще встречается в классах сегодня, хотя бихевиоризм больше не является доминирующим образом мышления в психологии.
История и происхождение
Бихевиоризм возник как реакция на ментализм, субъективный подход к исследованиям, используемый психологами во второй половине XIX века. В ментализме разум изучается по аналогии и путем изучения собственных мыслей и чувств — процесс, называемый интроспекцией. Менталистские наблюдения считались бихевиористами слишком субъективными, поскольку они значительно различались среди отдельных исследователей, что часто приводило к противоречивым и невоспроизводимым результатам.
Существует два основных типа бихевиоризма: методологический бихевиоризм, на который сильно повлияли работы Джона Б. Уотсона, и радикальный бихевиоризм, пионером которого был психолог Б.Ф. Скиннер.
Методологическое поведение
В 1913 году психолог Джон Б. Уотсон опубликовал статью, которую можно было бы считать манифестом раннего бихевиоризма: «Психология, как ее рассматривают бихевиористы». В этой статье Уотсон отвергает менталистские методы и подробно описывает свою философию того, какой должна быть психология: наукой о поведении, которую он назвал «бихевиоризмом».”
Следует отметить, что, хотя Уотсона часто называют «основателем» бихевиоризма, он ни в коем случае не был первым человеком, критиковавшим самоанализ, и не первым, кто отстаивал объективные методы изучения психологии. Однако после статьи Уотсона бихевиоризм постепенно утвердился. К 1920-м годам ряд интеллектуалов, в том числе такие уважаемые личности, как философ, а позднее лауреат Нобелевской премии Бертран Рассел, осознали важность философии Ватсона.
Радикальное поведение
Из бихевиористов после Уотсона, пожалуй, самым известным является Б.Ф. Скиннер. В отличие от многих других бихевиористов того времени, идеи Скиннера были сосредоточены на научных объяснениях, а не на методах.
Скиннер считал, что наблюдаемое поведение было внешним проявлением невидимых психических процессов, но что было удобнее изучать это наблюдаемое поведение. Его подход к бихевиоризму заключался в том, чтобы понять взаимосвязь между поведением животного и окружающей его средой.
Сравнение классического кондиционирования и оперантного кондиционирования
Бихевиористы считают, что люди обучаются поведению посредством обусловливания, которое связывает раздражитель в окружающей среде, такой как звук, с реакцией, например, с тем, что человек делает, когда слышит этот звук. Ключевые исследования бихевиоризма демонстрируют разницу между двумя типами обусловливания: классическим обусловливанием, которое ассоциируется с психологами, такими как Иван Павлов и Джон Б. Уотсон, и оперантным обусловливанием, связанным с Б.Ф. Скиннер.
Классическое кондиционирование: собаки Павлова
Эксперимент Павлова с собаками — широко известный эксперимент с собаками, мясом и звуком колокольчика. В начале эксперимента собакам давали мясо, из-за которого у них выделялась слюна. Однако, когда они услышали звонок, они этого не сделали.
На следующем этапе эксперимента собаки услышали звонок, прежде чем им принесли еду. Со временем собаки узнали, что звон колокольчика означает еду, поэтому у них начиналось выделение слюны, когда они слышали звонок, хотя раньше они не реагировали на звонки.Благодаря этому эксперименту собаки постепенно научились ассоциировать звуки колокольчика с едой, хотя раньше они не реагировали на колокольчики.
Эксперимент Павлова с собаками демонстрирует классическое обусловливание: процесс, с помощью которого животное или человек учится связывать друг с другом два ранее не связанных стимула. Собаки Павлова научились связывать реакцию на один раздражитель (слюноотделение от запаха пищи) с «нейтральным» стимулом, который ранее не вызывал реакции (звон колокольчика.) Этот тип обусловленности включает непроизвольные реакции.
Классический кондиционер: Маленький Альберт
В другом эксперименте, который продемонстрировал классическую обусловленность эмоций у людей, психолог Дж. Б. Уотсон и его аспирантка Розали Рейнер подвергли 9-месячного ребенка, которого они назвали «Маленький Альберт», белой крысе и другим пушистым животным, таким как кролик и собака, а также хлопок, шерсть, горящие газеты и другие раздражители — все это не испугало Альберта.
Однако позже Альберту разрешили поиграть с белой лабораторной крысой. Затем Уотсон и Рейнер издали громкий звук молотка, который напугал Альберта и заставил его плакать. Повторив это несколько раз, Альберт очень огорчился, когда ему подарили только белую крысу. Это показало, что он научился связывать свою реакцию (испуг и плач) с другим стимулом, который раньше не пугал его.
Оперантное кондиционирование: коробки Скиннера
Психолог Б.Ф. Скиннер поместил голодную крысу в ящик с рычагом. Когда крыса двигалась вокруг ящика, она время от времени нажимала на рычаг, в результате обнаруживая, что еда упадет при нажатии на рычаг. Через некоторое время крыса побежала прямо к рычагу, когда его поместили в коробку, предполагая, что крыса догадалась, что рычаг означает, что она будет получать пищу.
В аналогичном эксперименте крысу поместили в ящик Скиннера с электрифицированным полом, что вызвало у нее дискомфорт.Крыса обнаружила, что нажатие на рычаг прекращает подачу электрического тока. Через некоторое время крыса сообразила, что рычаг будет означать, что она больше не будет подвергаться воздействию электрического тока, и крыса побежала прямо к рычагу, когда его поместили в коробку.
Эксперимент с ящиком Скиннера демонстрирует оперантное обусловливание, при котором животное или человек учатся поведению (например, нажатию на рычаг), связывая его с последствиями (например, бросая гранулу или прекращая электрический ток.) Три типа армирования следующие:
- Положительное подкрепление : Когда добавляется что-то хорошее (например, пеллеты падают в коробку), чтобы научить новому поведению.
- Отрицательное подкрепление : Когда что-то плохое удаляется (например, прекращается электрический ток), чтобы научить новому поведению.
- Наказание : Когда добавляется что-то плохое, чтобы научить субъекта прекратить поведение.
Влияние на современную культуру
Бихевиоризм все еще можно увидеть в современных классах, где оперантное обусловливание используется для усиления поведения.Например, учитель может вручить приз ученикам, которые хорошо сдали экзамен, или наказать ученика, который плохо себя ведет, предоставив ему время в заключении.
Хотя бихевиоризм когда-то был доминирующим направлением в психологии в середине 20-го века, с тех пор он потерял популярность в когнитивной психологии, которая сравнивает разум с системой обработки информации, такой как компьютер.
Источники
- Баум У. «Что такое бихевиоризм?» В Understanding Behaviorism: Behavior, Culture and Evolution, Third Edition , John Wiley & Sons, Inc., 2017.
- Cascio, C. «Как мне применить бихевиористскую философию в классе?» Сиэтл Пи .
- Ким, Э. «Различия между классическим и оперантным обусловливанием». 2015.
- Гольдман, Дж. Г. «Что такое классическая обусловленность? (И почему это важно?) » Scientific American , 2012.
- Мэлоун, Дж. К. «Действительно ли Джон Б. Уотсон« нашел »бихевиоризм?» Поведенческий аналитик , т.37, нет. 1, 2014, стр. 1-12.
- McLeod, S. «Скиннер — оперантная обусловленность». Simply Psychology , 2018.
- Павлов И. «Условные рефлексы: исследование физиологической активности коры головного мозга». Классика истории психологии , 1927.
- Пиццурро, Э. «Может ли бихевиоризм по-прежнему применяться перед лицом подавляющего сопротивления?» Исследование личности , 1998.
- Уотсон, Дж.Б. «Психология с точки зрения бихевиориста». Психологическое обозрение , т. 20, нет. 2, 1913, с. 158-177.
- Уотсон, Дж. Б. и Рейнер, Р. «Обусловленные эмоциональные реакции». Классика истории психологии .
- Возняк Р. «Бихевиоризм: первые годы». Bryn Mawr College, 1997.
Бихевиоризм — теории обучения
Бихевиоризм — это мировоззрение, основанное на принципе «стимул-реакция».«Любое поведение, вызванное внешними стимулами (оперантное обусловливание). Любое поведение можно объяснить без учета внутренних психических состояний или сознания [1] .
Авторы
Ключевые концепции
Бихевиоризм — это мировоззрение, предполагающее, что учащийся по сути пассивен, реагируя на раздражители окружающей среды. Учащийся начинает с чистого листа (т.е. tabula rasa), и его поведение формируется посредством положительного или отрицательного подкрепления [2] .И положительное, и отрицательное подкрепление увеличивают вероятность того, что предшествующее поведение повторится снова. Напротив, наказание (как положительное, так и отрицательное) снижает вероятность того, что предшествующее поведение повторится снова. Положительный указывает на применение раздражителя; Отрицательный означает отказ от стимула. Таким образом, обучение определяется как изменение поведения учащегося. Большая часть (ранней) бихевиористской работы была проделана с животными (например, собаками Павлова) и распространена на людей [3] .
Бихевиоризм предшествует когнитивистскому мировоззрению. Он отвергает структурализм и является продолжением логического позитивизма.
Радикальный бихевиоризм
Разработанный Б.Ф. Скиннером, радикальный бихевиоризм описывает особую школу, возникшую во время правления бихевиоризма. Она отличается от других школ бихевиоризма большими различиями в принятии опосредующих структур, роли эмоций и т. Д.
Дополнительные ресурсы и ссылки
Ресурсы