Любимые стихи детям: Роберт Рождественский
1.
Значит, так:
завтра нужно ежа отыскать,
до калитки на левой ноге проскакать,
и обратно — на правой ноге — до крыльца,
макаронину спрятать в карман
(для скворца!),
с лягушонком по-ихнему поговорить,
дверь в сарай
самому попытаться открыть,
повстречаться, побыть с дождевым червяком,-
он под камнем живет,
я давно с ним знаком…
Нужно столько узнать,
нужно столько успеть!
А еще —
покричать, посмеяться, попеть!
После
вылепить из пластилина коня…
Так что вы разбудите пораньше
меня!
2.
Это ж интересно прямо:
значит, у мамы есть мама?!
И у этой мамы — мама?!
И у папы — тоже мама?!
Ну, куда не погляжу,
всюду мамы,
мамы,
мамы!
Это ж интересно прямо!…
А я опять
один сижу.
3.
Если папа бы раз в день
залезал бы под диван,
если мама бы раз в день бы
залезала под диван,
если бабушка раз в день бы
залезала под диван,
то узнали бы,
как это интересно!!
4.
Мне на месте не сидится.
Мне — бежится!
Мне — кричится!
Мне — играется,
рисуется,
лазается и танцуется!
Вертится,
ногами дрыгается,
ползается и подпрыгивается.
Мне — кривляется,
дурачится,
улыбается и плачется,
ерзается и поется,
падается
и встается!
Лично
и со всеми вместе
к небу
хочется взлететь!
Не сидится мне
на месте…
А чего на нем
сидеть?!
5.
«Комары-комары-комарики,
не кусайте меня!
Я же — маленький!..»
Но летят они,
и жужжат они:
«Сильно сладкий ты…
Извини».
6.
Со мною бабушка моя,
и, значит, главный в доме —
я!..
Шкафы мне можно открывать,
цветы кефиром поливать,
играть подушкою в футбол
и полотенцем чистить пол.
Могу я есть руками торт,
нарочно
хлопать дверью!..
А с мамой
это не пройдет.
Я уже проверил.
7.
Я иду по хрустящему гравию
и тащу два батона торжественно.
У меня и у папы правило:
помогать
этим слабым женщинам.
От рождения
крест наш таков…
Что они без нас — мужиков!
8.
Пока меня не было,
взрослые
чего только не придумали!
Придумали снег
с морозами,
придумали море
с дюнами.
Придумали кашу вкусную,
ванну
и мыло пенное.
Придумали песню грустную,
которая —
колыбельная.
И хлеб с поджаристой коркою!
И елку
в конце декабря!..
Вот только
лекарства горькие
они придумали
зря!
9.
Мой папа большой,
мне спокойно с ним,
мы под небом шагаем все дальше и дальше…
Я когда-нибудь
тоже стану большим.
Как небо.
А может, как папа даже!
10.
Все меня настырно учат —
от зари и до зари:
«Это — мама…
Это — туча…
Это — ложка…
Повтори!..»
Ну, а я в ответ молчу.
Или — изредка — мычу.
Говорить я
не у-ме-ю,
а не то что —
не хочу…
Только это все — до срока!
День придет,
чего скрывать,-
буду я ходить
и громко
все на свете
называть!
Назову я птицей — птицу,
дымом — дым,
травой- траву.
И горчицею — горчицу,
вспомнив,
сразу назову!…
Назову я домом — дом,
маму — мамой,
ложку — ложкой…
«Помолчал бы ты немножко!..»-
сами скажете
потом.
11.
Мне сегодня засыпается
не очень.
Темнота в окно крадется сквозь кусты.
Каждый вечер
солнце прячется от ночи…
Может,
тоже боится
темноты?
12.
Собака меня толкнула,
и я
собаку толкнул.
Собака меня лизнула,
и я
собаку лизнул.
Собака вздохнула громко.
А я
собаку погладил,
щекою прижался к собаке,
задумался
и уснул.
13.
В сарай, где нету света,
я храбро заходил!
Ворону со двора
прогнал отважно!..
Но вдруг приснилось ночью,
что я
совсем один.
И я заплакал.
Так мне стало страшно.
14.
Очень толстую книгу сейчас я,
попыхтев,
разобрал на части.
Вместо книги толстой
возник
целый поезд
из тоненьких книг!..
У меня,
когда книги читаются,
почему-то всегда разлетаются.
15.
Я себя испытываю —
родителей
воспитываю.
«Сиди!..» —
а я встаю.
«Не пой!..» —
а я пою.
«Молчи!..» —
а я кричу.
«Нельзя!..»-
а я хо- чу-у!!
После этого всего
в дому
что-то нарастает…
Любопытно,
кто кого
в результате воспитает?
16.
Вся жизнь моя (буквально вся!)
пока что —
из одних «нельзя»!
Нельзя крутить собаке хвост,
нельзя из книжек строить мост
(а может, даже — замок
из книжек
толстых самых!)
Кран у плиты нельзя вертеть,
на подоконнике сидеть,
рукой огня касаться,
ну, и еще — кусаться.
Нельзя солонку в чай бросать,
нельзя на скатерти писать,
грызть грязную морковку
и открывать духовку.
Чинить электропровода
(пусть даже осторожно)…
Ух, я вам покажу, когда
все-все
мне будет можно!
17.
Жду
уже четыре дня,
кто бы мне ответил:
где я был,
когда меня
не было
на свете?
18.
Есть такое слово —
«горячо!»
Надо дуть,
когда горячо,
и не подходить
к горячо.
Чайник зашумел —
горячо!
Пироги в духовке —
горячо!..
Над тарелкой пар —
горячо!..
…А «тепло» —
это мамино плечо.
19.
Высоко на небе —
туча,
чуть пониже тучи —
птица,
а еще пониже —
белка,
и совсем пониже —
я…
Эх бы, прыгнуть
выше белки!
А потом бы —
выше птицы!
А потом бы —
выше тучи!
И оттуда крикнуть:
«Э-э-э-эй!!»
20.
Приехали гости.
Я весел и рад.
Пьют чай
эти гости,
едят мармелад.
Но мне не дают
мармелада.
… Не хочется плакать,
а —
надо!
21.
Эта песенка проста:
жили-были два кота —
черный кот и белый кот-
в нашем доме.
Вот.
Эта песенка проста:
как-то ночью два кота —
черный кот и белый кот —
убежали!
Вот.
Эта песенка проста:
верю я, что два кота —
черный кот и белый кот —
к нам вернутся!
Вот.
22.
Ничего в тарелке не осталось.
Пообедал я.
Сижу. Молчу…
Как же это мама догадалась,
что теперь я
только спать хочу?!
23.
Дождик бежит по траве
с радугой
на голове!
Дождика я не боюь,
весело мне,
я смеюсь!
Трогаю дождик рукой:
«Здравствуй!
Так вот ты какой!…»
Мокрую глажу траву…
Мне хорошо!
Я — живу.
24.
Да, некоторые слова
легко
запоминаются.
К примеру,
есть одна трава,-
крапивой
называется…
Эту вредную траву
я, как вспомню,
так реву!
25.
Эта зелень до самых небес
называется тихо:
Лес-с-с…
Эта ягода слаще всего
называется громко:
О-о-о!
А вот это косматое,
черное
(говорят,
что очень ученое),
растянувшееся среди трав,
называется просто:
Ав!
26.
Я только что с постели встал
и чувствую:
уже устал!!
Устал всерьез, а не слегка.
Устала
правая щека,
плечо устало,
голова…
Я даже заревел сперва!
Потом, подумав,
перестал:
да это же я спать
устал!
27.
Я, наверно, жить спешу,-
бабушка права.
Я уже произношу
разные
слова.
Только я их сокращаю,
сокращаю,
упрощаю:
до свиданья —
«данья»,
машина —
«сина»,
большое —
«шое»,
спасибо —
«сиба»…
Гости к нам вчера пришли,
я был одет красиво.
Гостей я встретил и сказал:
«Данья!..
Шое сиба!..»
28.
Я вспоминал сегодня прошлое.
И вот о чем
подумал я:
конечно,
мамы все — хорошие.
Но только лучше всех —
моя!
29.
Виноград я ем,
уверенно держу его в горсти.
Просит мама,
просит папа,
просит тетя:
«Угости!…»
Я стараюсь их не слышать,
мне их слышать не резон.
«Да неужто наш Алеша — жадный?!
Ах, какой позор!..»
Я не жадный, я не жадный,
у меня в душе разлад.
Я не жадный!
Но попался очень вкусный виноград!..
Я ни капельки не жадный!
Но сперва наемся сам…
…Если что-нибудь останется,
я все другим отдам!
Роберт Рождественский Алешкины мысли (для детей)
1.
Значит, так:
завтра нужно ежа отыскать,
до калитки на левой ноге проскакать,
и обратно — на правой ноге — до крыльца,
макаронину спрятать в карман
(для скворца!),
с лягушонком по-ихнему поговорить,
дверь в сарай
самому попытаться открыть,
повстречаться, побыть с дождевым червяком,-
он под камнем живет,
я давно с ним знаком…
Нужно столько узнать,
нужно столько успеть!
А еще —
покричать, посмеяться, попеть!
После
вылепить из пластилина коня…
Так что вы разбудите пораньше
меня!
2.
Это ж интересно прямо:
значит, у мамы есть мама?!
И у этой мамы — мама?!
И у папы — тоже мама?!
Ну, куда не погляжу,
всюду мамы,
мамы,
мамы!
Это ж интересно прямо!…
А я опять
один сижу.
3.
Если папа бы раз в день
залезал бы под диван,
если мама бы раз в день бы
залезала под диван,
если бабушка раз в день бы
залезала под диван,
то узнали бы,
как это интересно!!
4.
Мне на месте не сидится.
Мне — бежится!
Мне — кричится!
Мне — играется,
рисуется,
лазается и танцуется!
Вертится,
ногами дрыгается,
ползается и подпрыгивается.
Мне — кривляется,
дурачится,
улыбается и плачется,
ерзается и поется,
падается
и встается!
Лично
и со всеми вместе
к небу
хочется взлететь!
Не сидится мне
на месте…
А чего на нем
сидеть?!
5.
«Комары-комары-комарики,
не кусайте меня!
Я же — маленький!..»
Но летят они,
и жужжат они:
«Сильно сладкий ты…
Извини».
6.
Со мною бабушка моя,
и, значит, главный в доме —
я!..
Шкафы мне можно открывать,
цветы кефиром поливать,
играть подушкою в футбол
и полотенцем чистить пол.
Могу я есть руками торт,
нарочно
хлопать дверью!..
А с мамой
это не пройдет.
Я уже проверил.
7.
Я иду по хрустящему гравию
и тащу два батона торжественно.
У меня и у папы правило:
помогать
этим слабым женщинам.
От рождения
крест наш таков…
Что они без нас — мужиков!
8.
Пока меня не было,
взрослые
чего только не придумали!
Придумали снег
с морозами,
придумали море
с дюнами.
Придумали кашу вкусную,
ванну
и мыло пенное.
Придумали песню грустную,
которая —
колыбельная.
И хлеб с поджаристой коркою!
И елку
в конце декабря!..
Вот только
лекарства горькие
они придумали
зря!
9.
Мой папа большой,
мне спокойно с ним,
мы под небом шагаем все дальше и дальше…
Я когда-нибудь
тоже стану большим.
Как небо.
А может, как папа даже!
10.
Все меня настырно учат —
от зари и до зари:
«Это — мама…
Это — туча…
Это — ложка…
Повтори!..»
Ну, а я в ответ молчу.
Или — изредка — мычу.
Говорить я
не у-ме-ю,
а не то что —
не хочу…
Только это все — до срока!
День придет,
чего скрывать,-
буду я ходить
и громко
все на свете
называть!
Назову я птицей — птицу,
дымом — дым,
травой- траву.
И горчицею — горчицу,
вспомнив,
сразу назову!…
Назову я домом — дом,
маму — мамой,
ложку — ложкой…
«Помолчал бы ты немножко!..»-
сами скажете
потом.
11.
Мне сегодня засыпается
не очень.
Темнота в окно крадется сквозь кусты.
Каждый вечер
солнце прячется от ночи…
Может,
тоже боится
темноты?
12.
Собака меня толкнула,
и я
собаку толкнул.
Собака меня лизнула,
и я
собаку лизнул.
Собака вздохнула громко.
А я
собаку погладил,
щекою прижался к собаке,
задумался
и уснул.
13.
В сарай, где нету света,
я храбро заходил!
Ворону со двора
прогнал отважно!..
Но вдруг приснилось ночью,
что я
совсем один.
И я заплакал.
Так мне стало страшно.
14.
Очень толстую книгу сейчас я,
попыхтев,
разобрал на части.
Вместо книги толстой
возник
целый поезд
из тоненьких книг!..
У меня,
когда книги читаются,
почему-то всегда разлетаются.
15.
Я себя испытываю —
родителей
воспитываю.
«Сиди!..» —
а я встаю.
«Не пой!..» —
а я пою.
«Молчи!..» —
а я кричу.
«Нельзя!..»-
а я хо- чу-у!!
После этого всего
в дому
что-то нарастает…
Любопытно,
кто кого
в результате воспитает?
16.
Вся жизнь моя (буквально вся!)
пока что —
из одних «нельзя»!
Нельзя крутить собаке хвост,
нельзя из книжек строить мост
(а может, даже — замок
из книжек
толстых самых!)
Кран у плиты нельзя вертеть,
на подоконнике сидеть,
рукой огня касаться,
ну, и еще — кусаться.
Нельзя солонку в чай бросать,
нельзя на скатерти писать,
грызть грязную морковку
и открывать духовку.
Чинить электропровода
(пусть даже осторожно)…
Ух, я вам покажу, когда
все-все
мне будет можно!
17.
Жду
уже четыре дня,
кто бы мне ответил:
где я был,
когда меня
не было
на свете?
18.
Есть такое слово —
«горячо!»
Надо дуть,
когда горячо,
и не подходить
к горячо.
Чайник зашумел —
горячо!
Пироги в духовке —
горячо!..
Над тарелкой пар —
горячо!..
…А «тепло» —
это мамино плечо.
19.
Высоко на небе —
туча,
чуть пониже тучи —
птица,
а еще пониже —
белка,
и совсем пониже —
я…
Эх бы, прыгнуть
выше белки!
А потом бы —
выше птицы!
А потом бы —
выше тучи!
И оттуда крикнуть:
«Э-э-э-эй!!»
20.
Приехали гости.
Я весел и рад.
Пьют чай
эти гости,
едят мармелад.
Но мне не дают
мармелада.
… Не хочется плакать,
а —
надо!
21.
Эта песенка проста:
жили-были два кота —
черный кот и белый кот-
в нашем доме.
Вот.
Эта песенка проста:
как-то ночью два кота —
черный кот и белый кот —
убежали!
Вот.
Эта песенка проста:
верю я, что два кота —
черный кот и белый кот —
к нам вернутся!
Вот.
22.
Ничего в тарелке не осталось.
Пообедал я.
Сижу. Молчу…
Как же это мама догадалась,
что теперь я
только спать хочу?!
23.
Дождик бежит по траве
с радугой
на голове!
Дождика я не боюь,
весело мне,
я смеюсь!
Трогаю дождик рукой:
«Здравствуй!
Так вот ты какой!…»
Мокрую глажу траву…
Мне хорошо!
Я — живу.
24.
Да, некоторые слова
легко
запоминаются.
К примеру,
есть одна трава,-
крапивой
называется…
Эту вредную траву
я, как вспомню,
так реву!
25.
Эта зелень до самых небес
называется тихо:
Лес-с-с…
Эта ягода слаще всего
называется громко:
О-о-о!
А вот это косматое,
черное
(говорят,
что очень ученое),
растянувшееся среди трав,
называется просто:
Ав!
26.
Я только что с постели встал
и чувствую:
уже устал!!
Устал всерьез, а не слегка.
Устала
правая щека,
плечо устало,
голова…
Я даже заревел сперва!
Потом, подумав,
перестал:
да это же я спать
устал!
27.
Я, наверно, жить спешу,-
бабушка права.
Я уже произношу
разные
слова.
Только я их сокращаю,
сокращаю,
упрощаю:
до свиданья —
«данья»,
машина —
«сина»,
большое —
«шое»,
спасибо —
«сиба»…
Гости к нам вчера пришли,
я был одет красиво.
Гостей я встретил и сказал:
«Данья!..
Шое сиба!..»
28.
Я вспоминал сегодня прошлое.
И вот о чем
подумал я:
конечно,
мамы все — хорошие.
Но только лучше всех —
моя!
29.
Виноград я ем,
уверенно держу его в горсти.
Просит мама,
просит папа,
просит тетя:
«Угости!…»
Я стараюсь их не слышать,
мне их слышать не резон.
«Да неужто наш Алеша — жадный?!
Ах, какой позор!..»
Я не жадный, я не жадный,
у меня в душе разлад.
Я не жадный!
Но попался очень вкусный виноград!..
Я ни капельки не жадный!
Но сперва наемся сам…
…Если что-нибудь останется,
я все другим отдам!
Стихи о природе Роберта Рождественского
Мы ответили на самые популярные вопросы — проверьте, может быть, ответили и на ваш?
- Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
- Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
- Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
- Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
- Как предложить событие в «Афишу» портала?
- Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».
Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.
Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.
Электронная почта проекта: [email protected]
Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».
Как предложить событие в «Афишу» портала?
В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».
Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?
Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.
Если вопросы остались — напишите нам.
Отрывок из стиха Роберта Рождественского — Реквием
Помните!
Через века, через года,—
помните!
О тех,
кто уже не придет никогда,—
помните!
Не плачьте!
В горле сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти павших будьте достойны!
Вечно
достойны!
Хлебом и песней,
Мечтой и стихами,
жизнью просторной,
каждой секундой,
каждым дыханьем
будьте
достойны!
Люди!
Покуда сердца стучатся,—
помните!
Какою
ценой
завоевано счастье,—
пожалуйста, помните!
Песню свою отправляя в полет,—
помните!
О тех,
кто уже никогда не споет,—
помните!
Детям своим расскажите о них,
чтоб
запомнили!
Детям детей
расскажите о них,
чтобы тоже
запомнили!
Во все времена бессмертной Земли
помните!
К мерцающим звездам ведя корабли,—
о погибших
помните!
Встречайте трепетную весну,
люди Земли.
Убейте войну,
прокляните
войну,
люди Земли!
Мечту пронесите через года
и жизнью
наполните!..
Но о тех,
кто уже не придет никогда,—
заклинаю,—
помните!
Анализ стихотворения «Помните» Рождественского
Стихи «Помните» Роберта Ивановича Рождественского – завершающий фрагмент поэмы «Реквием», посвященной Великой Отечественной войне.
Стихотворение датируется 1960 годом. Его автору в эту пору исполнилось 28 лет, он окончил Литературный институт, опубликовал несколько сборников, известен в читательских кругах, женат на А. Киреевой, с которой прожил всю жизнь. Обращение к теме войны неслучайно в его творчестве. Его отец погиб на фронте, а также четверо братьев матери. Да и сам он ребенок военных лет. С самого начала произведение задумывалось как вокально-симфоническое, на музыку композитора Д. Кабалевского. В жанровом отношении – поэма, реквием, посвящение, синтез нескольких жанров, рифмовка сложная, графически материал располагается интонационной лесенкой, подчеркивающей ритм и темп произведения, его торжественность. В строках слышится звук памятного метронома. Лексика возвышенная. Автор обращается ко всем жителям «бессмертной Земли». Град горьких восклицаний пронизывает ткань стихотворения: помните! Не плачьте! Люди! Расскажите. Поэт заклинает и предостерегает людей от беспамятства. Практически каждая строка – готовый афоризм: памяти павших будьте достойны. Лексические повторы, настойчивые рефрены усиливают напряженность трагического воззвания поэта. Умоляющее «пожалуйста» — как последний призыв к совести. Каждое мгновенье мирной жизнь оплачено слишком высокой ценой. Счастье не пришло само собой, оно было именно «завоевано». Миллионы погибших незримо присутствуют с теми, чьи сердца еще бьются. Поэт описывает, на каких основаниях должна стоять жизнь человечества после войны: труд, творчество, мечта. В ней обязан появиться особый простор, великодушие, благородство. Без червоточины, двуличия, эгоизма. Много образов адресованы поэзии, песне как выражению души народа. Множество раз звучит призыв рассказать правду детям, грядущим поколениям. Эта рана всегда должна быть свежа, всегда отрезвляюща. «К звездам корабли»: особенно актуальная для 1960-х годов тема покорения человеком космоса. Однако и устремленность в будущее, технический прогресс не могут заслонить памяти о пережитом. Образ весны здесь относится не только к пробуждению природы, но и к надежде, которой живут после войны люди. «Убейте войну»: мощное, парадоксальное заклинание. Оно усилено также проклятием. Во имя памяти тех, кто «не придет никогда» — берегите мир. Эпитеты: трепетную, мерцающим, горькие. Повелительное наклонение, обращения ко всем и каждому.
Первая публикация лирико-публицистической поэмы «Реквием» Р. Рождественского состоялась на страницах журнала «Юность».
Человеку надо мало:
чтоб искал
и находил.
Чтоб имелись для начала
Друг — один
и враг — один…
Человеку надо мало:
чтоб тропинка вдаль вела.
Чтоб жила на свете
мама.
Сколько нужно ей — жила..
Человеку надо мало:
после грома — тишину.
Голубой клочок тумана.
Жизнь — одну.
И смерть — одну.
Утром свежую газету —
с Человечеством родство.
И всего одну планету:
Землю!
Только и всего.
И — межзвездную дорогу
да мечту о скоростях.
Это, в сущности,- немного.
Это, в общем-то,- пустяк.
Невеликая награда.
Невысокий пьедестал.
Человеку мало надо.
Лишь бы дома кто-то
ждал.
Анализ стихотворения «Человеку надо мало» Рождественского
Р. Рождественский по праву считается одним из лучших советских лирических поэтов, стихи которого положены в основу множества песен. Не затрагивая острых социально-политических вопросов, поэт умело находит ключ к любому человеческому сердцу. Стихотворение «Человеку надо мало» — один из примеров размышлений Рождественского над общечеловеческими ценностями.
В отличие от известных философов с их обширными трактатами, посвященными цели и смыслу жизни человечества, Рождественский твердо заявляет: «Человеку надо мало». Выражает свои взгляды он простым и доступным каждому языком, который подкупает своей искренностью. Короткие размеренные строки буквально пропитаны настоящей человеческой правдой. Под любой из них может подписаться каждый здравомыслящий читатель. Все испытывают те же самые чувства, просто не могут выразить их словами. В конце концов все без исключения люди в определенный момент серьезно задумываются над вечными вопросами: «Для чего я пришел в этот мир?» и «Какой смысл в моей жизни?». Ответов может быть бесконечное множество. Трудность заключается в том, чтобы выбрать правильные.
Какие же требования человека входят в набор поэта? Искать и всегда находить то, что тебе нужно. Иметь единственного настоящего друга и его противоположность — одного непримиримого врага. Ведущая вдаль тропинка символизирует насыщенный жизненный путь. Рождественский справедливо утверждает, что для каждого важно, чтобы как можно дольше рядом находился самый близкий человек — мама. Тишина после грома, «клочок тумана», одна жизнь и одна смерть, свежая газета и чувство сопричастности всему человечеству, живущему опять же на одной родной планете. Наконец, осуществление мечты о межзвездном сообщении. В этом минимальном наборе действительно заложены самые главные, но простые и естественные желания человека, достаточные для счастливой жизни. Сам поэт заключает, что все это — «в общем-то, пустяк».
Самое главное требование Рождественский оставляет на финал: «чтобы дома кто-то ждал». В этом внешне наивном итоге и заложена основная идея произведения. Большинство людей даже не подозревает, что все их страдания проистекают от одиночества. Выраженная поэтом более 40 лет назад мысль стала еще актуальнее в наше время. Бурное развитие информационных технологий (особенно интернета) создает иллюзию тесных связей внутри человечества. На самом деле люди замыкаются в себе, и дома их по-настоящему ждет всего лишь один компьютер.
Если вы есть – будьте первыми,
Первыми, кем бы вы ни были.
Из песен – лучшими песнями,
Из книг – настоящими книгами.
Первыми будьте и только!
Пенными, как моря.
Лучше второго художника
Первый маляр.
Спросят вас оробело:
“Кто же тогда останется,
Если все будут первыми,
Кто пойдёт в замыкающих?”
А вы трусливых не слушайте,
Вы их сдуйте как пену,
Если вы есть – будьте лучшими,
Если вы есть – будьте первыми!
Если вы есть – попробуйте
Горечь зелёных побегов,
Примериваясь, потрогайте
Великую ношу первых.
Как самое неизбежное
Взвалите её на плечи.
Если вы есть – будьте первыми,
Первым труднее и легче!
Анализ стихотворения «Если вы есть будьте первыми» Рождественского
Дерзать и творить призывает Роберт Иванович Рождественский в своем вдохновляющем произведении «Если вы есть – будьте первыми».
Стихотворение создано не позднее 1972 года. Поэту исполнилось сорок лет, его книги востребованы читателями и отмечены государственными наградами. Поэт пробует себя в жанре документальной телепередачи, становится соавтором целого ряда популярных песен. В жанровом отношении – напутствие, послание, прежде всего, к подрастающему поколению. Рифмовка сложная, есть и холостая, много неточных рифм, 6 строф. Все существующее обязано стремиться к совершенству. Человек может сделать из своей жизни песню. Или книгу, которую с благодарностью прочтут современники и потомки. Настойчивый рефрен держит боевой ритм. Во второй строфе обыгрывается момент аллитерации. В результате рождается сравнение «пенными, как моря». Ловкий маляр ценнее посредственного художника. Третья строфа – ответ филистерам, обывателям, привыкшим ходить в «замыкающих». Поэт требует не слушать малодушных, сдуть их, «как пену» (должно быть, с кружки пива). Как заклинание звучит анафора в начале строк: если вы есть. В предпоследней строфе поэт соглашается, что первопроходец порой срывает незрелые плоды. Однако это тоже вкус победы, прежде всего, над собой. В другой раз ошибок будет меньше. «Ноша первых» велика, не всякому по плечу, но примериваться к ней просто необходимо. В заключительном четверостишии готовый афоризм. Парадоксальное утверждение «труднее и легче». Как говорится, смелость города берет, а часть трудностей может быть и вовсе выдуманной. Энергичный темп стихотворения подчеркнут каскадом тире. Лексический повтор: будьте (в повелительном наклонении, обращение к огромной аудитории). Эпитеты: лучшими, настоящими. Есть и эпифоры, и прямая речь. Поэт напоминает, что второго шанса не будет. Чем впоследствии предаваться бесплодным сожалениям, не лучше ли идти вперед, пусть иногда и набивая шишки? Чувствуется, что автор излагает свое собственное кредо, видение мира. Есть в этих строках и интонация произведений В. Маяковского. Созидательный труд – лейтмотив произведения. Поэт бескомпромиссен и не признает полутонов, промедления.
Совершенствование себя и мира – вот задача, которую ставит перед человечеством Р. Рождественский в своем оптимистичном стихотворении «Если вы есть – будьте первыми».
Был он рыжим, как из рыжиков рагу.
Рыжим, словно апельсины на снегу.
Мать шутила, мать веселою была:
«Я от солнышка сыночка родила…»
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Чёрным, будто обгоревшее смолье.
Хохотала над расспросами она, говорила:
«Слишком ночь была черна!..»
В сорок первом, в сорок памятном году
прокричали репродукторы беду.
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
поклонились маме в пояс.
И ушли.
Довелось в бою почуять молодым
рыжий бешеный огонь и черный дым,
злую зелень застоявшихся полей,
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Оба сына, оба-двое, два крыла,
воевали до победы.
Мать ждала.
Не гневила, не кляла она судьбу.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей. Повезло ей! Повезло!—
Оба сына воротилися в село.
Оба сына. Оба-двое. Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что еще?
Пьют зеленое вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы — смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
Анализ стихотворения «Баллада о красках» Рождественского
Музыку к «Балладе о красках» Роберта Ивановича Рождественского написал композитор Оскар Борисович Фельцман.
Стихотворение создано не позднее 1972 года. Поэту исполнилось 40 лет, он известен как соавтор множества популярных песен, имеет несколько государственных наград, уже готовит к выходу юбилейную книгу с ретроспективой своих произведений за последние двадцать лет. В жанровом отношении – лирика о войне, баллада, рифмовка, в целом, парная, деления на строфы нет. Среди исполнителей песни – М. Магомаев, М. Кодряну, И. Кобзон. Темы войны в его творчестве неслучайна, на нее пришлось детство поэта, его мать была на фронте врачом, отец погиб. В одном из своих произведений он даже сделает такое горькое признание о войне: я сын ее. Почти веселая аллитерация открывает стихотворение, обыгрывается сходство однокоренных слов, цвет волос мальчишки сравнивается с «рагу из рыжиков» (блюдо), с экзотикой апельсинов в наших широтах. Уменьшительные суффиксы подчеркивают материнскую нежность: солнышка, сыночка. Образ матери как птицы, где крылья – ее дети. Звонкая метафора «от солнышка». Двойной эпитет «черный-черный» относится к ее второму сыну. Ряды лексических повторов нагнетают напряжение: в сорок первом, в сорок памятном году (еще и инверсия), оба-двое. «Соль Земли»: библейская цитата. Олицетворение, соединенное с метафорой и просторечным приставочным глаголом: прокричали репродукторы беду. Все цвета войны испытали сыновья: огненный и дымный (как на георгиевской, гвардейской ленте). Так невольно мирные цвета превратились в символы тревоги. Даже зелень стала цветом траура на неубранных полях. Перечислительные градации усиливают скорбную интонацию (не гневила, не кляла). Дальше будто крик: повезло ей! Действительно, чудо, единственное на три ближайших села. Устаревшая, фольклорная форма слова: воротилися. Живые, невредимые, с боевыми наградами. «Зеленое вино»: водка, самогон. Пьют за встречу, вспоминают погибших друзей, обсуждают, как жить дальше будут. Только «волосы — смертельной белизны». Память о войне на всю жизнь. Немой укор, предостережение, которое красноречивей слов. Эпитеты: золотистых, зеленое, бешеный. Инверсия: хохотала она. Лексика разговорная, живая, колоритная. Идиома: привалило счастье. Есть и прием парцелляции, увеличивающий экспрессию синтаксиса. Множество восклицательных знаков, вопросов, многоточий.
Военная тема – одна из ключевых в поэзии Р. Рождественского. В его лирике – голос целого поколения, народа, пережившего то страшное лихолетье.
Детское Рождество в Уэльсе
Одно Рождество было так же похоже на другое, в те годы, когда он находился за морским городским уголком, и изо всех сил, кроме далеких разговоров о голосах, которые я иногда слышу за мгновение до сна, что я не могу вспомнить, шел ли снег шесть дней и шесть ночей, когда мне было двенадцать, или шел ли снег двенадцать дней, и двенадцать ночей, когда мне было шесть лет.Все Рождества скатываются к языку с двумя языками, как холодная и стремительная луна, спускающаяся по небу, которое было нашей улицей; и они останавливаются у края ледяных рыбных волн, и я опускаю руки в снег и выношу все, что могу найти. Моя рука входит в этот белоснежный шар праздников, покоящийся на берегу моря, поющего песни, и выходят миссис Протеро и пожарные.
Это было в канун Рождества, и я была у миссисСад Протеро, в ожидании кошек, с сыном Джимом. Шел снег. На Рождество всегда шел снег. Декабрь, на моей памяти, белый, как Лапландия, хотя оленей не было. Но были кошки. Терпеливые, холодные и бездушные, наши руки были обмотаны в носки, мы ждали снежного кома кошек. Гладкие и длинные, как ягуары и ужасно усатые, плевающиеся и рычащие, они крадутся и обвиваются над белыми стенами заднего двора, и охотники с рыжим глазами, Джим и я, охотники с меховой шапкой и мокасины из Гудзонова залива, с Мамблса Дорога, швырнула бы наши смертоносные снежки в зелень их глаз.Мудрые кошки никогда не появлялись.
Мы были настолько неподвижны, эскимосские арктические стрелки в приглушенной тишине вечных снегов — вечных, начиная со среды — что мы никогда не слышали первый крик миссис Протеро из ее иглу на дне сада. Или, если мы вообще это слышали, для нас это было похоже на отдаленный вызов нашего врага и добычи, полярного кота соседа. Но вскоре голос стал громче.
«Пожар!» воскликнула миссис Протеро, и она избила обеденный гонг.
И мы побежали по саду со снежками на руках к дому; и действительно, дым выходил из столовой, и гонг гонял, и миссис.Протеро объявлял гибель, как городской преступник в Помпеях. Это было лучше, чем все кошки в Уэльсе, стоящие на стене подряд. Мы ворвались в дом, нагруженный снежками, и остановились у открытой двери закопченной комнаты.
Что-то горело хорошо; возможно, это был мистер Протеро, который всегда спал там после обеда с газетой на лице. Но он стоял посреди комнаты, говоря: «Прекрасное Рождество!» и чмокнуть в дым с тапочкой.«Позвоните в пожарную бригаду», воскликнула миссис Протеро, когда она победила гонг.
«Там не будет,» сказал г-н Протеро, «это Рождество».
Огня не было видно, только клубы дыма и мистер Протеро, стоящий посреди них, размахивал туфлей, как будто он проводил.
«Сделай что-нибудь», — сказал он. И мы бросили все наши снежки в дым — я думаю, что мы скучали по мистеру Протеро — и выбежали из дома к телефонной будке.
«Давайте также вызовем полицию», сказал Джим.«И скорая помощь». «И Эрни Дженкинс, он любит пожары».
Но мы только вызвали пожарную команду, и вскоре пожарная машина прибыла, и три высоких человека в шлемах принесли шланг в дом, и мистер Протеро вышел как раз вовремя, прежде чем они включили его. Ни у кого не могло быть более шумного сочельника. И когда пожарные отключили шланг и стояли в мокрой дымной комнате, тетя Джима, мисс. Протеро, спустилась вниз и посмотрела на них. Мы с Джимом очень тихо ждали, что она скажет им.Она всегда говорила правильно. Она посмотрела на трех высоких пожарных в их сияющих шлемах, стоящих среди дыма и золы и растворяющих снежки, и сказала: «Хочешь что-нибудь почитать?»
Годы и годы назад, когда я был мальчиком, когда в Уэльсе были волки и птицы цвета красно-фланелевой юбки, просачивались мимо холмов в форме арфы, когда мы пели и валялись всю ночь и день в пещерах, которые пахли как воскресенье после полудня во влажных передних домах фермы, и мы гнались с челюстными костями дьяконов, англичан и медведей, перед автомобилем, перед колесом, перед лошадью с герцогиней, когда мы ехали по сумасшедшему и счастливому холму без седла, это шел снег и шел снег.Но тут маленький мальчик говорит: «В прошлом году тоже пошел снег. Я сделал снеговика, и мой брат сбил его с ног, и я сбил моего брата, а потом мы выпили чаю».
«Но это был не тот снег», — говорю я. «Наш снег не только сотрясался из белых ведер для стирки по небу, он шел от земли, плыл и плыл из рук, рук и тел деревьев; на крышах домов за ночь рос снег, как чистый и дедушка Мосс, поминутно ожививший стены и поселившийся на почтальоне, открывал ворота, как немая, онемевшая гроза белых рваных рождественских открыток.»
«Были ли тогда почтальоны?»
«С разбрызгиванием глаз и носами, пронизанными ветром, на раздвинутых, замерзших ногах они хрустели к дверям и мужественно прижимались к ним. Но все, что дети могли слышать, было звон колоколов».
«Ты имеешь в виду, что почтальон пошел на крысы и двери зазвонили?»
«Я имею в виду, что колокольчики, которые могли слышать дети, были внутри них».
«Иногда я слышу только гром, а не колокола».
«Были и церковные колокола».
«Внутри них?»
«Нет, нет, нет, в летучих чёрных, белоснежных звонницах, которые тащат епископы и аисты.И они доносили весть над перевязанным городом, над замерзшей пеной порошка и холмов с мороженым, над потрескивающим морем. Казалось, что все церкви гремели от радости под моим окном; и команда флюгеров на Рождество на нашем заборе. »
«Вернись к почтальонам»
«Они были просто обычными почтальонами, которых гуляли, и собаки, и Рождество, и снег. Они стучали в двери с синими костяшками …»
«У нас есть черный молоток ….»
«А потом они стояли на белом приветственном коврике в маленьких, дрейфующих подъездах, пыхтели и пыхтели, создавая призраки своим дыханием, и бегали с ноги на ногу, как маленькие мальчики, желающие выйти.»
«А потом подарки?»
«А потом подарки, после рождественской шкатулки. И холодный почтальон с розой на пуговице носом покалывался по скользкой чайной подносе холодной мерцающей горе. Он вошел в свои ботинки, покрытые льдом, как Человек на плитах торговца рыбой. — Он покачал сумкой, как замерзший верблюжий горб, головокружительно повернул за угол на одной ноге, и, черт возьми, его не стало.
«Вернись к подаркам».
«Были полезные подарки: поглощающие глушители старых каретных дней и варежки, сделанные для гигантских ленивцев; шарфы-зебры из вещества, похожего на шелковистую камедь, который можно было перетягивать в галоши; ослепляющий там-о’- шантеры, такие как лоскутные чайные кофточки и зайчики в костюмах кроликов и балаклавы для жертв сжимающих голову племен, от тётей, которые всегда носили шерсть рядом с кожей, были усатые и грубые жилеты, которые заставляли задуматься, почему у тётей вообще осталась кожа; и когда-то у меня была маленькая вязаная носовая сумка от тети, увы, мы больше не ржали с нами.И книги без рисунков, в которых маленькие мальчики, хотя их и предупреждали цитатами, не катались на коньках на пруду Фермера Джайлса, делали и тонули; и книги, которые рассказали мне все об осе, кроме почему «.
«Перейти на бесполезные подарки».
«Сумки влажных и разноцветных желейных младенцев, свернутый флаг, ложный нос, шапка трамвая и машина, которая била билеты и звонила в колокольчик; никогда не была катапультой; однажды по ошибке, которую никто не мог объяснить, маленький топорик и целлулоидная утка, которая издала, когда вы нажали на нее, самый неприличный звук, мяуканье, которое может издать амбициозный кот, желающий стать коровой, и книжка-раскраска, в которой я мог сделать траву, деревья Море и животные любого цвета, которые мне нравились, и все же ослепительно-голубые овцы пасутся на красном поле под радужными и горо-зелеными птицами.Hardboileds, ириски, выдумка и ассорти, хрустящие, хрустящие, хумбуги, ледники, марципан и маслобойка для валлийцев. И войска ярких оловянных солдат, которые, если бы они не могли сражаться, всегда могли бежать. И Змеи, и Семьи, и Счастливые Лестницы. И Easy Hobbi-Games для маленьких инженеров, в комплекте с инструкциями. О, легко для Леонардо! И свист, заставляющий собак лаять, чтобы разбудить старика по соседству, заставить его бить палкой по стене, стряхивая нашу картину со стены. И пачку сигарет: вы кладете одну в рот и стоите на углу улицы, и вы напрасно ждали, пока пожилая женщина ругает вас за то, что выкурили сигарету, а затем с ухмылкой съели ее ,А потом был завтрак под воздушными шариками. »
«Были ли дяди, как в нашем доме?»
«На Рождество всегда есть дяди. Те же дяди. И в рождественское утро, с тревожащим собакой свистом и сахарными сигаретами, я обыскивал в городе, где находились новости о маленьком мире, и всегда находил мертвую птицу у почтового отделения». или белыми пустынными качелями, возможно, малиновкой, все, кроме одного из его пожаров. Мужчины и женщины, пробирающиеся или выковыривающие из часовни, с носами в таверне и с щеками, покрытыми ветром, все альбиносы, прижимают свои жесткие черные дрожащие перья к нерелигиозным снег.Омела свисала с газовых кронштейнов во всех передних комнатах; у десертных ложек были херес, грецкие орехи, пиво в бутылках и крекеры; и кошки в своих меховых шкурах наблюдали за кострами; и огнем с высокой кучей, все готово для каштанов и обдумывания покеров. Несколько крупных мужчин сидели в передних комнатах, без воротников. Дядя почти наверняка пробовал свои новые сигары, осторожно протягивая их на расстоянии вытянутой руки, возвращая их ко рту, кашляя, затем снова протягивая, как будто ожидая взрыв; и несколько маленьких тетушек, которые никому не нужны ни на кухне, ни где-либо еще в этом отношении, сидели на самом краю своих стульев, уравновешенные и ломкие, боясь сломаться, как выцветшие чашки и блюдца.»
Не так уж много утренних холмистых улиц шло по улицам: старик всегда, в желто-желтой перчатке, в желто-перчатке и в это время года, с снежными выплесками, переносил свой конституционал на белый кегельбан и обратно, как он брал. мокрый или пожарный на Рождество или Судный день; иногда два здоровых молодых человека с пылающими большими трубами, без шинелей и ветряных шарфов, бродили, невыразительно, к унылому морю, чтобы поднять аппетит, чтобы сдуть пар, который знает, идти в волны до от них ничего не осталось, кроме двух дымящихся облаков их неугасимых бриаров.Тогда я был бы в лихорадочном доме, пахнущий соусом ужин других, запах птицы, бренди, пудинг и фарш, наматываясь на мои ноздри, когда из заснеженной боковой полосы выходил мальчик Плевать мне, с розовой сигаретой и фиолетовым прошлым черного глаза, дерзким, как снегирь, прислушиваясь к себе.
Я ненавидел его по зрению и звуку и собирался прижать мою собачью свисток к моим губам и сдуть его с лица Рождества, когда вдруг он, с фиолетовым подмигиванием, поднес свисток к губам и подул так резко, так высоко , настолько изящно громкий, что сожравшиеся лица с выпуклыми от гусей щеками давили на их тинстые окна по всей длине белой эхом улицы.На обед мы ели индейку и пылающий пудинг, а после обеда дядюшки сидели перед огнем, расстегивали все пуговицы, прикладывали свои большие влажные руки к цепям часов, немного стонали и спали. Мамы, тети и сестры сновали туда-сюда, неся супницы. Тетя Бесси, которая уже дважды была напугана часовой мышкой, хныкала у серванта и пила немного ягод бузины. Пес был болен. У тетушки Доси было три аспирина, но тетя Ханна, которая любила портвейн, стояла посреди заснеженного заднего двора и пела, как пышногрудая молочница.Я бы взорвал воздушные шары, чтобы увидеть, как сильно они взорвутся; и когда они взорвались, что они все сделали, дяди прыгнули и грохотали. В богатый и тяжелый день, когда дяди дышали, как дельфины, и шел снег, я сидел среди гирлянд, китайских фонариков и грызущих дат и пытался сделать образцовый военный маневр, следуя инструкциям для маленьких инженеров, и производить что может быть ошибочно принято за морской трамвай.
Или я бы вышел, мои скрипящие новые сапоги, в белый мир, на морской холм, чтобы позвать Джима, Дана и Джека и пройтись по неподвижным улицам, оставляя огромные следы на скрытых тротуарах.«Бьюсь об заклад, люди будут думать, что там были бегемоты».
«Что бы вы сделали, если бы увидели бегемота, идущего по нашей улице?»
«Я пошел бы так, взрыв! Я бросил бы его через перила и катил бы его вниз по холму, и затем я щекотал бы его под ухом, и он махал бы своим хвостом».
«Что бы ты сделал, если бы увидел двух бегемотов?»
Железные фланговые гиппопотамы звякнули и потрепали нас по скалистому снегу, когда мы проходили мимо дома мистера Дэниела.
«Давайте отправим мистеру Дэниелу снежный ком через его почтовый ящик.»
«Давайте напишем вещи на снегу».
«Давайте напишем:« Мистер Даниэль выглядит как спаниель »по всей лужайке».
Или мы гуляли по белому берегу. «Рыбы видят, что идет снег?»
Безмолвные небеса с облаками дрейфовали на море. Теперь мы были заснеженными путешественниками, потерянными на северных холмах, и огромными развевающимися собаками, с колбами на шеях, развевающимися и подтасованными к нам, прогоняя «Эксельсиор». Мы вернулись домой по бедным улицам, где только несколько детей бродили с голыми красными пальцами по колючему снегу и звали нас кошками, их голоса исчезали, когда мы плыли в гору, в крики доковых птиц и гудение кораблей в кружащейся бухте.И тогда, за чаем, выздоровевшие дяди будут веселы; и ледяной пирог маячил в центре стола, как мраморная могила. Тетя Ханна добавила в свой чай ром, потому что это было только раз в году.
Теперь расскажи сказки, которые мы рассказали у огня, когда газовый свет пузырился, как дайвер. Призраки свистели как совы в долгие ночи, когда я не смел смотреть через плечо; животные прятались в яме под лестницей, и газовый счетчик тикал. И я помню, что мы когда-то пели колядки, когда не было бритья луны, чтобы осветить летающие улицы.В конце долгой дороги была дорога, которая привела к большому дому, и мы наткнулись на темноту дороги той ночью, каждый из нас боялся, каждый держал в руке камень на всякий случай, и все мы слишком смелый, чтобы сказать слово. Ветер сквозь деревья издавал звуки, когда старые, неприятные и, возможно, паутинные люди хрипели в пещерах. Мы добрались до черного дома. «Что мы им дадим? Слушай, Вестник?»
«Нет, — сказал Джек, — добрый король Венселас. Я считаю три». Раз, два, три, и мы начали петь, наши голоса были высокими и, казалось бы, далекими в снежной тьме вокруг дома, который был занят тем, кого мы не знали.Мы стояли рядом, возле темной двери. Добрый король Венцелас посмотрел на праздник Стефана … И затем к нашему пению присоединился тихий, сухой голос, похожий на голос человека, который долго не разговаривал: маленький, сухой голос яичной скорлупы с другой стороны двери: тихий сухой голос через замочную скважину. И когда мы перестали бежать, мы были за пределами нашего дома; передняя комната была прекрасна; воздушные шары плавали под глотанием грелки из бутылки с горячей водой; все снова было хорошо и сияло над городом.«Возможно, это был призрак», сказал Джим.
«Возможно, это были тролли», сказал Дэн, который всегда читал.
«Пойдем и посмотрим, осталось ли какое-нибудь желе», — сказал Джек. И мы сделали это.
Всегда в рождественскую ночь была музыка. Дядя играл на скрипке, двоюродный брат пел «Cherry Ripe», а другой дядя пел «Барабан Дрейка». В маленьком доме было очень тепло. Тетя Ханна, которая взяла вино из пастернака, спела песню о Кровоточащих сердцах и смерти, а затем еще одну, в которой она сказала, что ее сердце было как Птичье гнездо; а потом все снова засмеялись; а потом я пошла спать.Глядя в окно моей спальни, в лунный свет и бесконечный дымчатый снег, я мог видеть огни в окнах всех других домов на нашем холме и слышать музыку, поднимающуюся от них до долгой, устойчивой падающей ночи. Я выключил газ, я лег в постель. Я сказал несколько слов близкой и святой тьме, а потом уснул.
,
Детское Рождество в Уэльсе
Одно Рождество было так же похоже на другое, в те годы, когда он находился за морским городским уголком, и изо всех сил, кроме далеких разговоров о голосах, которые я иногда слышу за мгновение до сна, что я не могу вспомнить, шел ли снег шесть дней и шесть ночей, когда мне было двенадцать, или шел ли снег двенадцать дней, и двенадцать ночей, когда мне было шесть лет.Все Рождества скатываются к языку с двумя языками, как холодная и стремительная луна, спускающаяся по небу, которое было нашей улицей; и они останавливаются у края ледяных рыбных волн, и я опускаю руки в снег и выношу все, что могу найти. Моя рука входит в этот белоснежный шар праздников, покоящийся на берегу моря, поющего песни, и выходят миссис Протеро и пожарные.
Это было в канун Рождества, и я была у миссисСад Протеро, в ожидании кошек, с сыном Джимом. Шел снег. На Рождество всегда шел снег. Декабрь, на моей памяти, белый, как Лапландия, хотя оленей не было. Но были кошки. Терпеливые, холодные и бездушные, наши руки были обмотаны в носки, мы ждали снежного кома кошек. Гладкие и длинные, как ягуары и ужасно усатые, плевающиеся и рычащие, они крадутся и обвиваются над белыми стенами заднего двора, и охотники с рыжим глазами, Джим и я, охотники с меховой шапкой и мокасины из Гудзонова залива, с Мамблса Дорога, швырнула бы наши смертоносные снежки в зелень их глаз.Мудрые кошки никогда не появлялись.
Мы были настолько неподвижны, эскимосские арктические стрелки в приглушенной тишине вечных снегов — вечных, начиная со среды — что мы никогда не слышали первый крик миссис Протеро из ее иглу на дне сада. Или, если мы вообще это слышали, для нас это было похоже на отдаленный вызов нашего врага и добычи, полярного кота соседа. Но вскоре голос стал громче.
«Пожар!» воскликнула миссис Протеро, и она избила обеденный гонг.
И мы побежали по саду со снежками на руках к дому; и действительно, дым выходил из столовой, и гонг гонял, и миссис.Протеро объявлял гибель, как городской преступник в Помпеях. Это было лучше, чем все кошки в Уэльсе, стоящие на стене подряд. Мы ворвались в дом, нагруженный снежками, и остановились у открытой двери закопченной комнаты.
Что-то горело хорошо; возможно, это был мистер Протеро, который всегда спал там после обеда с газетой на лице. Но он стоял посреди комнаты, говоря: «Прекрасное Рождество!» и чмокнуть в дым с тапочкой.«Позвоните в пожарную бригаду», воскликнула миссис Протеро, когда она победила гонг.
«Там не будет,» сказал г-н Протеро, «это Рождество».
Огня не было видно, только клубы дыма и мистер Протеро, стоящий посреди них, размахивал туфлей, как будто он проводил.
«Сделай что-нибудь», — сказал он. И мы бросили все наши снежки в дым — я думаю, что мы скучали по мистеру Протеро — и выбежали из дома к телефонной будке.
«Давайте также вызовем полицию», сказал Джим.«И скорая помощь». «И Эрни Дженкинс, он любит пожары».
Но мы только вызвали пожарную команду, и вскоре пожарная машина прибыла, и три высоких человека в шлемах принесли шланг в дом, и мистер Протеро вышел как раз вовремя, прежде чем они включили его. Ни у кого не могло быть более шумного сочельника. И когда пожарные отключили шланг и стояли в мокрой дымной комнате, тетя Джима, мисс. Протеро, спустилась вниз и посмотрела на них. Мы с Джимом очень тихо ждали, что она скажет им.Она всегда говорила правильно. Она посмотрела на трех высоких пожарных в их сияющих шлемах, стоящих среди дыма и золы и растворяющих снежки, и сказала: «Хочешь что-нибудь почитать?»
Годы и годы назад, когда я был мальчиком, когда в Уэльсе были волки и птицы цвета красно-фланелевой юбки, просачивались мимо холмов в форме арфы, когда мы пели и валялись всю ночь и день в пещерах, которые пахли как воскресенье после полудня во влажных передних домах фермы, и мы гнались с челюстными костями дьяконов, англичан и медведей, перед автомобилем, перед колесом, перед лошадью с герцогиней, когда мы ехали по сумасшедшему и счастливому холму без седла, это шел снег и шел снег.Но тут маленький мальчик говорит: «В прошлом году тоже пошел снег. Я сделал снеговика, и мой брат сбил его с ног, и я сбил моего брата, а потом мы выпили чаю».
«Но это был не тот снег», — говорю я. «Наш снег не только сотрясался из белых ведер для стирки по небу, он шел от земли, плыл и плыл из рук, рук и тел деревьев; на крышах домов за ночь рос снег, как чистый и дедушка Мосс, поминутно ожививший стены и поселившийся на почтальоне, открывал ворота, как немая, онемевшая гроза белых рваных рождественских открыток.»
«Были ли тогда почтальоны?»
«С разбрызгиванием глаз и носами, пронизанными ветром, на раздвинутых, замерзших ногах они хрустели к дверям и мужественно прижимались к ним. Но все, что дети могли слышать, было звон колоколов».
«Ты имеешь в виду, что почтальон пошел на крысы и двери зазвонили?»
«Я имею в виду, что колокольчики, которые могли слышать дети, были внутри них».
«Иногда я слышу только гром, а не колокола».
«Были и церковные колокола».
«Внутри них?»
«Нет, нет, нет, в летучих чёрных, белоснежных звонницах, которые тащат епископы и аисты.И они доносили весть над перевязанным городом, над замерзшей пеной порошка и холмов с мороженым, над потрескивающим морем. Казалось, что все церкви гремели от радости под моим окном; и команда флюгеров на Рождество на нашем заборе. »
«Вернись к почтальонам»
«Они были просто обычными почтальонами, которых гуляли, и собаки, и Рождество, и снег. Они стучали в двери с синими костяшками …»
«У нас есть черный молоток ….»
«А потом они стояли на белом приветственном коврике в маленьких, дрейфующих подъездах, пыхтели и пыхтели, создавая призраки своим дыханием, и бегали с ноги на ногу, как маленькие мальчики, желающие выйти.»
«А потом подарки?»
«А потом подарки, после рождественской шкатулки. И холодный почтальон с розой на пуговице носом покалывался по скользкой чайной подносе холодной мерцающей горе. Он вошел в свои ботинки, покрытые льдом, как Человек на плитах торговца рыбой. — Он покачал сумкой, как замерзший верблюжий горб, головокружительно повернул за угол на одной ноге, и, черт возьми, его не стало.
«Вернись к подаркам».
«Были полезные подарки: поглощающие глушители старых каретных дней и варежки, сделанные для гигантских ленивцев; шарфы-зебры из вещества, похожего на шелковистую камедь, который можно было перетягивать в галоши; ослепляющий там-о’- шантеры, такие как лоскутные чайные кофточки и зайчики в костюмах кроликов и балаклавы для жертв сжимающих голову племен, от тётей, которые всегда носили шерсть рядом с кожей, были усатые и грубые жилеты, которые заставляли задуматься, почему у тётей вообще осталась кожа; и когда-то у меня была маленькая вязаная носовая сумка от тети, увы, мы больше не ржали с нами.И книги без рисунков, в которых маленькие мальчики, хотя их и предупреждали цитатами, не катались на коньках на пруду Фермера Джайлса, делали и тонули; и книги, которые рассказали мне все об осе, кроме почему «.
«Перейти на бесполезные подарки».
«Сумки влажных и разноцветных желейных младенцев, свернутый флаг, ложный нос, шапка трамвая и машина, которая била билеты и звонила в колокольчик; никогда не была катапультой; однажды по ошибке, которую никто не мог объяснить, маленький топорик и целлулоидная утка, которая издала, когда вы нажали на нее, самый неприличный звук, мяуканье, которое может издать амбициозный кот, желающий стать коровой, и книжка-раскраска, в которой я мог сделать траву, деревья Море и животные любого цвета, которые мне нравились, и все же ослепительно-голубые овцы пасутся на красном поле под радужными и горо-зелеными птицами.Hardboileds, ириски, выдумка и ассорти, хрустящие, хрустящие, хумбуги, ледники, марципан и маслобойка для валлийцев. И войска ярких оловянных солдат, которые, если бы они не могли сражаться, всегда могли бежать. И Змеи, и Семьи, и Счастливые Лестницы. И Easy Hobbi-Games для маленьких инженеров, в комплекте с инструкциями. О, легко для Леонардо! И свист, заставляющий собак лаять, чтобы разбудить старика по соседству, заставить его бить палкой по стене, стряхивая нашу картину со стены. И пачку сигарет: вы кладете одну в рот и стоите на углу улицы, и вы напрасно ждали, пока пожилая женщина ругает вас за то, что выкурили сигарету, а затем с ухмылкой съели ее ,А потом был завтрак под воздушными шариками. »
«Были ли дяди, как в нашем доме?»
«На Рождество всегда есть дяди. Те же дяди. И в рождественское утро, с тревожащим собакой свистом и сахарными сигаретами, я обыскивал в городе, где находились новости о маленьком мире, и всегда находил мертвую птицу у почтового отделения». или белыми пустынными качелями, возможно, малиновкой, все, кроме одного из его пожаров. Мужчины и женщины, пробирающиеся или выковыривающие из часовни, с носами в таверне и с щеками, покрытыми ветром, все альбиносы, прижимают свои жесткие черные дрожащие перья к нерелигиозным снег.Омела свисала с газовых кронштейнов во всех передних комнатах; у десертных ложек были херес, грецкие орехи, пиво в бутылках и крекеры; и кошки в своих меховых шкурах наблюдали за кострами; и огнем с высокой кучей, все готово для каштанов и обдумывания покеров. Несколько крупных мужчин сидели в передних комнатах, без воротников. Дядя почти наверняка пробовал свои новые сигары, осторожно протягивая их на расстоянии вытянутой руки, возвращая их ко рту, кашляя, затем снова протягивая, как будто ожидая взрыв; и несколько маленьких тетушек, которые никому не нужны ни на кухне, ни где-либо еще в этом отношении, сидели на самом краю своих стульев, уравновешенные и ломкие, боясь сломаться, как выцветшие чашки и блюдца.»
Не так уж много утренних холмистых улиц шло по улицам: старик всегда, в желто-желтой перчатке, в желто-перчатке и в это время года, с снежными выплесками, переносил свой конституционал на белый кегельбан и обратно, как он брал. мокрый или пожарный на Рождество или Судный день; иногда два здоровых молодых человека с пылающими большими трубами, без шинелей и ветряных шарфов, бродили, невыразительно, к унылому морю, чтобы поднять аппетит, чтобы сдуть пар, который знает, идти в волны до от них ничего не осталось, кроме двух дымящихся облаков их неугасимых бриаров.Тогда я был бы в лихорадочном доме, пахнущий соусом ужин других, запах птицы, бренди, пудинг и фарш, наматываясь на мои ноздри, когда из заснеженной боковой полосы выходил мальчик Плевать мне, с розовой сигаретой и фиолетовым прошлым черного глаза, дерзким, как снегирь, прислушиваясь к себе.
Я ненавидел его по зрению и звуку и собирался прижать мою собачью свисток к моим губам и сдуть его с лица Рождества, когда вдруг он, с фиолетовым подмигиванием, поднес свисток к губам и подул так резко, так высоко , настолько изящно громкий, что сожравшиеся лица с выпуклыми от гусей щеками давили на их тинстые окна по всей длине белой эхом улицы.На обед мы ели индейку и пылающий пудинг, а после обеда дядюшки сидели перед огнем, расстегивали все пуговицы, прикладывали свои большие влажные руки к цепям часов, немного стонали и спали. Мамы, тети и сестры сновали туда-сюда, неся супницы. Тетя Бесси, которая уже дважды была напугана часовой мышкой, хныкала у серванта и пила немного ягод бузины. Пес был болен. У тетушки Доси было три аспирина, но тетя Ханна, которая любила портвейн, стояла посреди заснеженного заднего двора и пела, как пышногрудая молочница.Я бы взорвал воздушные шары, чтобы увидеть, как сильно они взорвутся; и когда они взорвались, что они все сделали, дяди прыгнули и грохотали. В богатый и тяжелый день, когда дяди дышали, как дельфины, и шел снег, я сидел среди гирлянд, китайских фонариков и грызущих дат и пытался сделать образцовый военный маневр, следуя инструкциям для маленьких инженеров, и производить что может быть ошибочно принято за морской трамвай.
Или я бы вышел, мои скрипящие новые сапоги, в белый мир, на морской холм, чтобы позвать Джима, Дана и Джека и пройтись по неподвижным улицам, оставляя огромные следы на скрытых тротуарах.«Бьюсь об заклад, люди будут думать, что там были бегемоты».
«Что бы вы сделали, если бы увидели бегемота, идущего по нашей улице?»
«Я пошел бы так, взрыв! Я бросил бы его через перила и катил бы его вниз по холму, и затем я щекотал бы его под ухом, и он махал бы своим хвостом».
«Что бы ты сделал, если бы увидел двух бегемотов?»
Железные фланговые гиппопотамы звякнули и потрепали нас по скалистому снегу, когда мы проходили мимо дома мистера Дэниела.
«Давайте отправим мистеру Дэниелу снежный ком через его почтовый ящик.»
«Давайте напишем вещи на снегу».
«Давайте напишем:« Мистер Даниэль выглядит как спаниель »по всей лужайке».
Или мы гуляли по белому берегу. «Рыбы видят, что идет снег?»
Безмолвные небеса с облаками дрейфовали на море. Теперь мы были заснеженными путешественниками, потерянными на северных холмах, и огромными развевающимися собаками, с колбами на шеях, развевающимися и подтасованными к нам, прогоняя «Эксельсиор». Мы вернулись домой по бедным улицам, где только несколько детей бродили с голыми красными пальцами по колючему снегу и звали нас кошками, их голоса исчезали, когда мы плыли в гору, в крики доковых птиц и гудение кораблей в кружащейся бухте.И тогда, за чаем, выздоровевшие дяди будут веселы; и ледяной пирог маячил в центре стола, как мраморная могила. Тетя Ханна добавила в свой чай ром, потому что это было только раз в году.
Теперь расскажи сказки, которые мы рассказали у огня, когда газовый свет пузырился, как дайвер. Призраки свистели как совы в долгие ночи, когда я не смел смотреть через плечо; животные прятались в яме под лестницей, и газовый счетчик тикал. И я помню, что мы когда-то пели колядки, когда не было бритья луны, чтобы осветить летающие улицы.В конце долгой дороги была дорога, которая привела к большому дому, и мы наткнулись на темноту дороги той ночью, каждый из нас боялся, каждый держал в руке камень на всякий случай, и все мы слишком смелый, чтобы сказать слово. Ветер сквозь деревья издавал звуки, когда старые, неприятные и, возможно, паутинные люди хрипели в пещерах. Мы добрались до черного дома. «Что мы им дадим? Слушай, Вестник?»
«Нет, — сказал Джек, — добрый король Венселас. Я считаю три». Раз, два, три, и мы начали петь, наши голоса были высокими и, казалось бы, далекими в снежной тьме вокруг дома, который был занят тем, кого мы не знали.Мы стояли рядом, возле темной двери. Добрый король Венцелас посмотрел на праздник Стефана … И затем к нашему пению присоединился тихий, сухой голос, похожий на голос человека, который долго не разговаривал: маленький, сухой голос яичной скорлупы с другой стороны двери: тихий сухой голос через замочную скважину. И когда мы перестали бежать, мы были за пределами нашего дома; передняя комната была прекрасна; воздушные шары плавали под глотанием грелки из бутылки с горячей водой; все снова было хорошо и сияло над городом.«Возможно, это был призрак», сказал Джим.
«Возможно, это были тролли», сказал Дэн, который всегда читал.
«Пойдем и посмотрим, осталось ли какое-нибудь желе», — сказал Джек. И мы сделали это.
Всегда в рождественскую ночь была музыка. Дядя играл на скрипке, двоюродный брат пел «Cherry Ripe», а другой дядя пел «Барабан Дрейка». В маленьком доме было очень тепло. Тетя Ханна, которая взяла вино из пастернака, спела песню о Кровоточащих сердцах и смерти, а затем еще одну, в которой она сказала, что ее сердце было как Птичье гнездо; а потом все снова засмеялись; а потом я пошла спать.Глядя в окно моей спальни, в лунный свет и бесконечный дымчатый снег, я мог видеть огни в окнах всех других домов на нашем холме и слышать музыку, поднимающуюся от них до долгой, устойчивой падающей ночи. Я выключил газ, я лег в постель. Я сказал несколько слов близкой и святой тьме, а потом уснул.
,
в отношении своих детей
У меня было восемь птиц, вылупившихся в одном гнезде,
Там было четыре петуха, а остальные — куры.
Я ухаживал за ними с болью и заботой,
Ни затрат, ни труда я не пожалел,
До последнего они чувствовали свое крыло,
Смонтировали деревья и научились петь;
Начальник выводка затем взлетел
До регионов далеко и осталось совсем.Мой скорбный щебетал я после отправки,
Пока он не вернется, или я закончу
Не оставляй гнезда твоего, плотину твою и сир,
Летите назад и пойте среди этого хора.
Моя вторая птица взлетела,
И со своей подругой улетела с глаз долой;
К югу они оба согнулись,
И два сезона они там провели,
До тех пор, пока не унесены южными штормами,
Они обычно управлялись с наполненными парусами.
Красивейшая птица была не там, где ее видели,
Вдоль пляжа среди деревьев.
У меня треть цвета белого,
На кого я оказал немалое наслаждение;
В сочетании с любовью и любовью,
Также пожелал ей дамы прощания;
И где Аврора впервые появляется,
Теперь она села, чтобы провести свои годы.Один в академию полетел
Поболтать среди этой ученой команды;
Амбиции все еще движется в его груди
Чтобы он мог петь выше остальных
Стремление к тому, чтобы преуспеть,
Что соловьев он может превзойти.
Мой пятый, у которого еще нет пуха,
Это кусты и кусты,
И когда его крылья становятся сильнее,
На более высоких ветвях он будет усаживаться в длину.
Мои остальные трое до сих пор со мной гнездятся,
Пока они не выросли, то, как остальные,
Или здесь или там они отправятся в полет,
Как предопределено, так и они будут светиться.Если бы птицы могли плакать, то мои слезы
Пусть другие знают, каковы мои страхи
Чтобы этот выводок не навредил,
И удивляйся из-за недостатка времени,
Пока клюют кукурузу и лишены заботы,
Они падают врасплох в ловушку Фаулера,
Или пока на деревьях они сидят и поют,
Какой-то плохой мальчик на них бросается,
Или будучи очарованным колоколом и стеклом,
Сеть будет распространяться и ловиться, увы.
Или чтобы ветки лайма не сорвались,
Или какими-то жадными ястребами быть испорченными.О, если бы мои молодые, вы видели мою грудь,
И знал, какие мысли там печально отдыхают,
Велика была моя боль когда я тебя кормила,
Я долго держал тебя в тепле,
И с моими крыльями держаться подальше от всего
Мои заботы больше и страхи, чем когда-либо,
Мои пульсы, такие как прежде, никогда не были.
Увы, мои птицы, вы хотите мудрости,
Из опасностей вы невежественны;
Иногда в траве, на деревьях, в полете,
Больные несчастные случаи на вас могут зажечь.
О, для вашей безопасности есть глаз,
Так счастлив ты можешь жить и умереть.Тем временем мои дни в мелодиях я проведу,
Пока моя слабая ложь со мной не кончится.
В тенистом лесу я буду сидеть и петь,
И то, что пришло в голову, я принесу.
Когда-то молодой и приятный, как ты,
Но бывшие игрушки (без радостей) прощайте.
Мой возраст я не буду оплакивать,
Но пой, мое время так близко.
И с верхней ветки возьми мой рейс
В страну вне поля зрения,
Где старые мгновенно молодеют,
И там с серафимами установлена песня;
Нет сезонов холодных, ни штормов, которые они видят;
Но весна длится вечность.Когда каждый из вас должен в своем гнезде
Среди ваших молодых отдыхайте,
На щебетании часто говорят,
У тебя была плотина, которая любила тебя хорошо,
Это сделало то, что можно сделать для молодых,
И ухаживал за тобой, пока ты не стал сильным,
И прежде чем она однажды позволит тебе летать,
Она показала вам радость и горе;
Учил, что было хорошо, а что плохо,
Что спасет жизнь, а что убьет.
Таким образом, я могу жить среди вас,
И мёртв, всё же говори, а совет дай
Прощай, мои птицы, прощай прощай,
Я счастлив, если хорошо с тобой.
среди школьников
Я хожу по длинному школьному допросу;
Добрая старая монахиня в белом капюшоне отвечает;
Дети учатся шифровать и петь,
Изучать книги и истории,
Крой и шей, будь аккуратен во всем
Лучшим современным способом — детские глаза
В мгновение удивления уставиться
Шестидесятилетний улыбающийся публичный человек.
Я мечтаю о лидеевском теле
Над тонущим огнем.сказка что она
Сказано о резком упрёке или тривиальном событии
Это изменило какой-то детский день на трагедию —
Сказал, и казалось, что наши две природы бент
В сферу с юношеской симпатии,
Или, чтобы изменить притчу Платона,
В желток и белую оболочку.
III
И думать об этом приступе горя или ярости
Я смотрю на одного ребенка или там
И интересно, стояла ли она так в этом возрасте —
Ведь даже дочери лебедя могут поделиться
Что-то из наследия каждого гребца
И имел этот цвет на щеке или волосах,
И после этого мое сердце сходит с ума:
Она стоит передо мной как живой ребенок.Ее нынешний образ всплывает в уме —
Делал ли Quattrocento модный палец?
Пустая щека, как будто она пила ветер
И взял кучу теней за свое мясо?
И я, хотя никогда не Ледейского рода
Был один раз оперение — хватит,
Лучше улыбаться на всю эту улыбку и показывать
Есть удобный вид старого чучела.
Какая юная мама, фигура на коленях
Мед поколения предал,
И это должно спать, кричать, бороться, чтобы убежать
По воспоминаниям или наркотикам,
Подумал бы ее сын, неужели она видела эту форму?
С шестидесяти или более зимами на голове,
Компенсация за муку его рождения,
Или неуверенность в его изложении?
Платон думал, что природа, но игра, которая играет
На призрачной парадигме вещей;
Солдат Аристотель играл в лапы
На дне короля королей;
Всемирно известный золотистый Пифагор
Пальцы на скрипке или струнах
Что пела звезда и слышали небрежные музы:
Старая одежда на старых палках, чтобы напугать птицу.VII
Обе монахини и матери поклоняются изображениям,
Но при этом свечи не такие
Это оживляет воспоминания матери,
Но сохраняйте мраморный или бронзовый покой.
И все же они тоже разбивают сердца — O присутствия
Эта страсть, благочестие или привязанность знают,
И что вся небесная слава символизирует —
О самодовольные издеватели над предпринимательством человека;
VIII
Труд расцветает или танцует где
Тело не ушиблено, чтобы доставить удовольствие душе.
Ни красота, рожденная от собственного отчаяния,
Ни мудрости с неясными глазами из масла полуночи.О каштан, великодушный цветущий,
Вы лист, цветок или боле?
О тело пошатнулось под музыку, о сияющий взгляд,
Как мы можем узнать танцора из танца?
Крик детей
Вы слышите, как плачут дети, братья мои,
Ere горе приходит с годами?
Они прислоняют свои молодые головы к своим матерям —
И это не может остановить их слезы.Молодые ягнята блеют на лугах;
Молодые птицы щебечут в гнезде;
Молодые олени играют с тенями;
Молодые цветы дуют на запад —
Но молодые, маленькие дети, о мои братья,
Они горько плачут! —
Они плачут во время игры других
В стране свободных.
Вы спрашиваете маленьких детей в горе,
Почему их слезы так падают? —
Старик может оплакивать его завтра
Который потерян в давно назад —
Старое дерево безлистно в лесу —
Старый год заканчивается на морозе —
Старая рана, если она поражена, является самой болезненной —
Труднее всего потерять старую надежду:
Но молодые, маленькие дети, о мои братья,
Вы спрашиваете их, почему они стоят
Плачущая боль перед грудью их матерей,
На нашей счастливой Родине?
Они смотрят вверх со своими бледными и запавшими лицами,
И их взгляды грустно видеть,
Для отвратительного горя человека, рисует и жмет
По щекам младенчества —
«Твоя старая земля, — говорят они, — очень тосклива».
«Наши молодые ноги, — говорят они, — очень слабы!
Мы сделали несколько шагов, но все же устали.
Наш могильный отдых очень далеко искать.Спросите стариков, почему они плачут, а не детей,
Ибо земля холодная, —
И мы, молодые, стоим без нашего смущения,
И могилы для старых.
«Правда, — говорят дети, — это может случиться
Что мы умрем раньше нашего времени.
Маленькая Элис умерла в прошлом году — могила была заточена
Как снежный ком, в иней.
Мы посмотрели в яму, готовую взять ее —
Не было места для работы в тесной глине
От сна, в котором она не лежит, никто не разбудит ее
Плачу: «Вставай, маленькая Алиса! это день.’
Если вы слушаете эту могилу, на солнце и в душе,
Прислушиваясь, маленькая Алиса никогда не плачет! —
Можем ли мы увидеть ее лицо, конечно, мы не должны знать ее,
Потому что у улыбки есть время для роста в ее глазах —
И веселятся ее моменты, усыпленные и замерли в
Плащаница, по прозвищу Кирк!
Хорошо, когда это происходит, — говорят дети,
«Что мы умрем раньше нашего времени».
Увы, увы, дети! они ищут
Смерть в жизни, как лучше всего иметь!
Они связывают свои сердца от разрыва,
С цементом из могилы.Выходи, дети, из шахты и из города —
Пой, дети, как маленькие дрозды —
Достаньте свои пригоршни луговых коровников довольно —
Смеяться вслух, чувствовать, что твои пальцы пропускают их!
Но они отвечают: «Твои коровы на лугах?
Как наши сорняки около шахты?
Оставь нас в темноте угольных теней,
От твоих удовольствий честно и хорошо!
«О, — говорят дети, — мы устали,
И мы не можем бежать или прыгать —
Если бы мы заботились о каких-либо лугах, это было просто
Ввалиться в них и спать.Наши колени сильно дрожат в наклоне —
Мы падаем на наши лица, пытаясь уйти;
И под нашими тяжелыми веками опущенными
Самый красный цветок будет выглядеть бледным, как снег.
Ибо весь день мы тащим наше бремя утомительным,
Сквозь темный уголь, под землей —
Или целый день мы ездим на железных колесах
На фабриках круглые и круглые.
«Ведь весь день колеса гудят, крутятся, —
Их ветер проникает в наши лица, —
Пока наши сердца не повернутся, — наша голова, с горящими импульсами,
И стены поворачиваются на своих местах —
Поворачивает небо в высоком пустом окне и шатается —
Включает длинный свет, который падает вниз по стене —
Включите черные мухи, которые ползут по потолку —
Все крутятся, целый день, а мы со всеми.—
И весь день гудят железные колеса;
И иногда мы могли молиться,
«О, колеса» (с бешеными стонами)
‘Стоп! молчи сегодня! ‘
Ау! Молчи! Пусть они слышат дыхание друг друга
На мгновение, рот в рот —
Пусть они касаются друг друга руками, в свежем дыхании
Из их нежной человеческой молодости!
Дайте им почувствовать, что это холодное металлическое движение
Разве не всю жизнь Бог моде или открывает —
Пусть они докажут свою внутреннюю душу против понятия
Что они живут в тебе, ос под тобой, о колеса! —
Тем не менее, весь день железные колеса идут вперед,
Измельчение жизни от ее отметки;
И души детей, которых Бог призывает к солнцу,
Крутись вслепую в темноте.Теперь расскажи бедным маленьким детям, о братья мои,
Взглянуть на Него и молиться —
Итак, Благословенный, благословляющий всех остальных,
Благословит их еще один день.
Они отвечают: «Кто такой Бог, чтобы Он нас слушал,
Белый разжигает железные колеса?
Когда мы всхлипываем, человеческие существа рядом с нами
Проходите мимо, не слыша или не отвечайте ни слова!
И мы не слышим (для колес в их звучание)
Незнакомцы говорят у двери:
Возможно ли, что Бог с ангелами, поющими вокруг Него,
Слышит ли мы больше плача?
«Два слова молитвы мы помним,
И в полночный час вреда, —
«Отче наш», глядя вверх в камере,
Мы говорим мягко для очарования.Мы не знаем других слов, кроме «Отче наш»
И мы думаем, что в какой-то паузе песни ангелов,
Бог может вырвать их сладкой тишиной, чтобы собраться,
И держи оба в Его правой руке, которая сильна.
‘Наш отец!’ Если бы Он услышал нас, Он бы наверняка
(Потому что они называют Его добрым и мягким)
Отвечай, очень чисто улыбаясь в крутой мир,
«Иди и отдохни со мной, дитя мое».
‘Но нет!’ говорят дети, плача быстрее,
«Он потерял дар речи, как камень;
И они говорят нам, о Его образе хозяин
Кто приказывает нам работать.Перейти к!’ скажи детям: «На небесах,
Темные, похожие на колеса, вращающиеся облака — все, что мы находим.
Не издевайся над нами; горе сделало нас неверующими —
Мы ищем Бога, но слезы сделали нас слепыми ».
Вы слышите, как дети плачут и опровергают,
О братья мои, что вы проповедуете?
Ибо Бога можно научить любящему миру.
И дети сомневаются в каждом.
И пусть дети плачут перед вами;
Они устали, прежде чем они бегут;
Они никогда не видели ни солнца, ни славы
Который ярче солнца
Они знают горе человека, но не мудрость;
Они погружаются в отчаяние человека, без его спокойствия —
Являются ли рабы без свободы во Христе —
Мученики от боли без ладони, —
Носятся, как будто с возрастом, но безуспешно
Нет дорогой памяти, —
Есть ли сироты земной любви и небесные
Пусть плачут! пусть плачут!
Они смотрят вверх, с их бледными и запавшими лицами,
И их взгляд страшно видеть,
Ибо они присматривают за своими ангелами на своих местах,
С глазами, предназначенными для Божества; —
«Как долго, — говорят они, — как долго, о жестокая нация,
Будете ли вы стоять, чтобы двигать мир, на сердце ребенка,
Подавить каблуком по почте его сердцебиение,
И наступить на трон посреди витрины?
Наша кровь брызгает вверх, о наши тираны,
И ваш пурпурный показывает ваш путь;
Но рыдание ребенка проклинается глубже в тишине
Чем сильный человек в своем гневе!
,
стихов для детей
«Крысолов Хамельн»
Как «Крысолов» решит проблему грозных крыс в этом городе?
«Карман из ржи, четырех и двадцати черных дроздов, запеченных в пироге. Когда пирог вскрыли, птицы начали петь; Разве это не было изящным блюдом, которое нужно было поставить перед король?»
«Я буду самой счастливой вещью под солнцем!»
«Звездный свет, яркая звезда, первая звезда, которую я вижу сегодня вечером; я хотел бы, если бы мог, иметь желание, которое я хочу сегодня вечером!»
Стихотворение, вдохновляющее комиксы, мюзиклы, книги и фильмы «Энни»!
«В тот день для девятки Мудвилля это выглядело крайне непросто… «
Дети любят песню Гатри, поют вместе с видео ссылкой внизу:» Возьми себя в машину, машина; Я возьму тебя в мою машину; Brrrm brm brm brm brm brm brm, brrrm b ‘brrrm … «
Ностальгическая военная песня, которую дети услышат:» Мой папа работает в том месте, где они приземляются, так что вы говорите своему мама, не бойся, потому что папа вернет твоего папу обратно домой. «
Ты будешь смеяться, когда читаешь эту» банальную «поэму!
«С безумным паддхавом, Дай собаке кость, Этот старик пришел домой.
Праздник повседневности: подробное описание птицы, наслаждающейся червем.
Любопытно, что делают эти три птицы? говорить о, все подряд?
«Пять маленьких пестрых лягушек сидели на пестром бревне и ели самых вкусных жуков (ням-ням)»
Какой бонус! Стихотворение Матери Гусыни, сопровождаемое L.История Фрэнка Баума за рифмой!
Пой, пой или танцуй всю коллекцию детских стишков Mother Goose!
«И Золушка, экипированная независимо от расходов, заставила обеих ее сестер выглядеть примерно на тридцать семь центов!»
Среди дождя и огней я увидел цифру 5 в золоте на красной пожарной машине… «
» Кто будет ходить между мной и плачем лягушек? «
» Я думаю, что никогда не увижу поэму, прекрасную как дерево «
» Паук, скажи еще раз! Так трудно услышать твой голос в осеннем ветре ».
Такая элегантная доставка слогов — наслаждайся больше стихами из хайку
« О, какая катастрофа! О, какой удар! Как я мог быть таким опрометчивым? »
Прекрасное приключение с предсказуемым рифмованным стихом, чтобы завоевать доверие у первых читателей.Иллюстрированный Уильямом Фостером.
Вы можете переименовать его в , мне нравится видеть, что это «Майлз », если вы хотите прочитать это кому-нибудь как загадку.
Воспоминание старика о радости детской игры. Стихи Блейка с детской точки зрения находятся в Песни невинности .
«Я слышу в комнате над собой стук маленьких ножек, звук открывающейся двери и мягкие и сладкие голоса.«
» Я ползаю на своем высоком и качающемся сидении и ем, ем, ем — как надо есть ».
« Янки Дудл пошел ехать в город на пони, сунул перо в кепку и назвал его макаронами. «
«Эта земля — твоя земля, эта земля — моя земля, от Калифорнии до острова Нью-Йорк… «
» Слушайте, дети мои, и вы услышите о полуночной поездке Пола Ревера … » Маленький ребенок, иди работать со мной. Научись делать идеальное гнездо, это лучшее из всех ».
« Они живут на вишнях, они бегают — я бы хотел быть Ребенок Феи. «
» В вишневое дерево, кто должен взбираться, кроме меня? Я держал сундук обеими руками и смотрел за границу на чужбине.»
» Когда-то был слон, который пытался использовать телфона — нет! Нет! Я имею в виду телефон, который пытался использовать телефон: «
» Был час, когда все еще, когда я прислонился головой к цветку, я слышал, как ты разговариваешь ».
Известный своим приключенческим романом «Остров сокровищ», поэма Стивенсона о том, как ребенок развлекается, пока болит в постели.
Узнайте, что происходит с гнездом фей.
«Черный кот сидел в шляпе толстяка;» О, дорогой! » толстяк сказал: «Пусть большая серая летучая мышь поймает плохого черного кота, который не оставил мне шляпу для моей головы!»
Дети могли почти пропустить веревку, повторяя веселые стихи Теннисона.
Наслаждайтесь стихами, чтобы узнать, как слон, верблюд, кит, леопард, броненосец и многие другие получили свои характеристики животных в году.
«Королева моей ванны, я весело пою, в то время как белая пена поднимается высоко, крепко стирает, ополаскивает, скручивает и закрепляет одежду, чтобы высушить».
Посвящение Лонгфелло кораблестроителю викингов Торбергу Скафтингу.
«И дети, возвращающиеся из школы домой, смотрят на открытую дверь; Они любят видеть пылающую кузницу, И несут рев сильфона.
Изучите значение billabong, jumpbuck, coolibah и swagman в неофициальном гимне Австралии!
Дикинсон знакомит детей с персонификацией.
«Мы, Джекс, наши фонарики сделали все, чтобы …» Специальная коллекция Хэллоуина только для детей!
Не менее жуткий «Ибо в этом счастливая маленькая душа, светит солнце, которое никогда не заходит.«
» Я обернулся, чтобы удивиться, и там, на моих глазах, стоял маленький Призрак! » Это классическое стихотворение обязательно нужно прочитать в канун Рождества!
Дети и феи наверняка знают, как танцевать в тени елки!
Прекрасный весенний день: «Все в порядке с миром!»
«Леса прекрасны, темны и глубоки, но у меня есть обещание сдержать, и мили пройти, прежде чем я усну.
Фриман празднует красоту зимы и радость возвращения домой в теплый очаг.
Все хорошие снеговики в конце концов тают, но им так весело наслаждаться, пока они живут!
«Лошадь или телега, которых я не боюсь. Ибо мимо них обоих свои сани я держу ».
Кто знал, что вороны могут быть добрыми? дышать свободно.»
«О, прекрасна для просторного неба, для янтарных волн зерна, для пурпурных горных величий над плодоносной равниной!» Хо Гигант, это я! Я построил мне стебель бобов в ваше небо! »
.