Парадокс познания: Что такое парадокс познания и в чем заключается его суть?

Что такое парадокс познания и в чем заключается его суть?

Парадокс познания
Парадокс Менона – он же парадокс познания был описан в сочинении Платона «Диалоги». Там рассказывается о споре Сократа и Менона о добродетелях, который приводит к вопросу о методике познания.

Помните изречение Сократа: «Я знаю, что ничего не знаю, но другие не знают даже этого»? В этой статье мы предлагаем разобраться, что же имел в виду философ.
Сократ
Если попробовать изобразить на рисунке изречение Сократа, то можно представить его в виде окружности, которая будет символизировать область всех знаний, которыми обладает человек. Все что вне круга – это непознанное. Тогда граница между двумя областями есть граница соприкосновения с непознанным.
Область знаний и непознанное
Получается, что чем больше мы узнаем, тем становиться больше площадь круга и ее длина.

А значит расширяется область соприкосновения с непознанным и тем отчетливее видна та область, которая еще не познанная.

Приведем пример. Когда ребенок начинает учится в школе – он практически ничего не знает о математике. Но по мере изучения предмета он узнает все больше и больше. Когда он поступает в ВУЗ и для него открывается огромное количество математических дисциплин: линейная алгебра, аналитическая геометрия, математический анализ, дифференциальные уравнения, тензорная алгебра и так далее – человек осознает насколько малы его знания по математике.

Есть и другая сторона медали. Если область знаний огромна, и у человека имеется опыт с любой точки, входящую в область применить свой опыт, становится очевидна суть понятия точки зрения, ведь она демонстрирует весь охват мыслей и кругозор.

Любознательность – это прекрасное качество! Развивайте ее! Всячески лелейте, ведь любовь к знаниям, расширение области знаний, кругозор, что позволит, возможно, дойти до того, куда «не ступала» мысль человека.

Парадоксы познания

Наиболее непостижимая вещь в мире

заключается в том,

что мир постижим.

А. Эйнштейн

Назовите самую парадоксальную вещь на свете! Уверен, что многие читатели в ответ на такое предложе­ние сумели бы назвать не один па­радокс. Однако самые парадоксаль­ные вещи открываются нам не в предметном мире, а в процессе познания. Весь процесс познания насквозь парадоксален: новые откры­тия, не укладываются в рамки ста­рых представлений, никто не может дать готовых рецептов для достиже­ния новых результатов, хотя откры­тия следуют одно за другим, и т. д. Вообще в науке самое интересное, может быть, состоит не в том, что было открыто, а в том, как эти открытия были сделаны, какими пу­тями ученые пришли к ним.

Ничего не потеряв, ничего не найдешь

Эти слова принадлежат Гегелю, и относятся они к нашему познанию. На первый взгляд, цель познания — это получение абсолютно точного портре­та данной вещи или явления. Однако такая программа удвоения мира, если понимать ее буквально, невыпол­нима. Если бы мы принялись за ее реализацию, то очень скоро убеди­лись бы, что она невыполнима не только по отношению к миру в це­лом, но даже применительно к от­дельным предметам и явлениям. Лю­бая вещь неисчерпаема по своей структуре, свойствам, связям с другими вещами. В процессе познания мир действительно удваивается, но с определен­ными издержками. Чувственные об­разы, понятия, различные теоретиче­ские конструкции — все это копии, снимки, слепки с действительного мира, однако они копируют далеко не все особенности оригинала. Они отражают одни стороны предметов и явлений, транспортируя их в наше сознание в виде идеальных образов, и совсем равнодушны к другим, ибо не могут взять с собой всего груза. Так, например, в рамках существую­щей ныне теории информации мы не в состоянии разграничивать сообще­ния по их смыслу и поэтому вынуж­дены исключать элемент оценки. По словам Л. Бриллюэна, здесь хорошо видна «та цена, которую мы должны были уплатить за возможность пост­роения этой теории».

Таким образом, в мире, с одной стороны, нет ничего непознаваемого; с другой — любой акт познания как процесс вхождения человека в мир связан с определенными потерями.

Однако представим себе на мину­ту, что нам так или иначе удалось узнать все о данном явлении, то есть создать у себя в голове его абсо­лютно точную копию. И что же? Та­кая копия не имела бы для нас ни­какой ценности. Ведь любое явление уникально, оно обладает непо­вторимыми, только ему присущими чертами. Если бы наши знания были «привязаны» только к отдельным вещам, то знание оставалось бы не­знанием, потому что мы не могли бы его использовать в других ситуациях. Человеческий разум по природе сво­ей стремится к знанию общего, инвариантного относительно перехода от одной ситуации к другой, родст­венной ситуации. Только таким пу­тем человек может ориентироваться в изменяющейся обстановке, сущест­вовать и действовать в мире неис­черпаемого многообразия.

Процесс познания — это «произ­водство» особого рода. Наше созна­ние перерабатывает информацию, по­ступающую из внешнего мира ‘ в виде материальных сигналов, в идеальные продукты. Вначале создается чувственный образ пред­мета (ощущения, восприятия, пред­ставления). При этом мы теряем предметность, но зато присваиваем

внешний мир, делаем его как бы ча­стью нашего сознания. На уровне логического познания, абстрактного мышления (понятия, суждения и т. д.) мы теряем чувственность, но приоб­ретаем знание сущности. Чувственное познание дает нам лишь внешний портрет явления со всеми случай­ными его чертами, тогда как абст­рактное мышление раскрывает сущ­ность явления, вводит нас в царство законов. Мы заведомо отказываемся здесь от уникального, но приобретаем знание общего, жертвуем деталями, но получаем взамен весь мир.

«Сотворение мира»

Но человеческий мозг — не зерка­ло и не копировальный аппарат, хотя бы эти инструменты и обладали высокой избирательностью и различ­ными фильтрами, отсеивающими слу­чайную информацию. Сознание не просто отражает внешний мир, но одновременно и «творит» его. Про­цесс отражения является конструк­тивным, творческим. В процессе при­своения внешнего мира субъект по­знания (человек) многократно пере­кодирует поступающую информацию на высшие уровни. В результате про­исходит определенный отлет мыслей от действительного мира. Мы отхо­дим от него, чтобы вернее попасть в сущность явлений.

«Копировальные» свойства нашего мозга настолько усовершенствова­лись со временем, что он стал про­изводить продукцию, не находящую применения в реальном мире. Теоре­тические построения ученых, создан­ные в соответствии с нормами ра­ционального мышления и опирающиеся на известные истины, могут при­нимать такой абстрактный характер, что теряют связь с предметным ми­ром. Подобные сверхабстракции не­куда «пристроить», они как бы по­висают в воздухе, ибо не имеют ана­лога в объективном мире. Эти эфир­ные создания не являются чистой фантазией, но и не представляют со­бой моделей каких-либо известных в данный момент явлений. Это модели про запас, копии без оригинала, му­зыка, которую никто не может ис­полнить. Одни из них со временем получают «материальное» выражение, другие же находятся в этом неопре­деленном положении неопределенно долго.

Ярким примером таких сверхабст­ракций может служить неевклидова геометрия. Характерно, что Н. И. Ло­бачевский называл новую геометрию «воображаемой», поскольку тогда ни­кто не мог указать какую-либо об­ласть действительности, свойства ко­торой подчинялись бы этой геомет­рии. Только современное естествозна­ние выявило те объекты, которые нуждаются для своего описания в неевклидовой геометрии.

Человек — мера всех вещей

Этот афоризм приписывается древ­негреческому философу Протагору. Можно по-разному его толковать, как, впрочем, и любой афоризм. Нам кажется, что оп очень глубоко ха­рактеризует одну из особенностей че­ловеческого познания. Человек стре­мится дать объективную кар­тину мира, получить объективную истину, но невольно включает в эту картину нечто субъективное, т. е. связанное только с субъектом познания. Чистая объективность во­обще недостижима, поскольку чело­век всегда оставляет свои следы на этой картине мира. Если бы такие следы были хорошо заметны, то их легко было бы стереть. Но в том-то и дело, что обнаружить свое участие в построении картины мира, высле­дить самого себя человек сразу не может.

В чем же проявляются эти субъек­тивные элементы, о каких следах идет речь?

Прежде всего, это различные про­извольные допущения, ко­торые имеются в любой теории. На­пример, в течение многих столетий господствовали представления о том, что атомы неделимы и неизменны. Сама идея атомистического строения материи очень плодотворна, но к ней была примешана другая идея — о неделимости атомов, носящая харак­тер произвольного допущения.

Другое проявление субъективно­сти — это отождествление очевид­ности и истинности. Все са­моочевидное кажется истинным, и с этим очень трудно бороться. Солнце по утрам появляется на востоке, а к вечеру уходит за горизонт на за­паде. «Очевидный» вывод: Солнце вращается вокруг Земли. Так а воз­никла геоцентрическая картина мира, отказаться от которой стоило чело­вечеству огромных усилий.

Наконец, здравый смысл, которому мы можем смело доверять в повсе­дневной жизни, но который очень часто подводит в научных исследо­ваниях. С точки зрения здравого смысла, например, целое всегда боль­ше своей части, 2×2=4 и т. д. Од­нако в микромире эти очевидные пра­вила нарушаются. Одна частица вы­сокой энергии может породить це­лый каскад других частиц, так что здесь своя логика и своя арифметика. Здравый смысл подсказывает нам, что время везде течет одинаково, но теория относительности отвергает по­добные представления.

Человеку приходится изгонять из процесса познания все человеческое. Прогресс науки был бы немыслим, если бы научные знания не освобож­дались все более от различных про­извольных добавлений, вносимых субъектом познания.

Алгоритмы познания

Не так-то просто бывает разобрать­ся в готовых результатах исследова­ния, но еще труднее понять способы достижения новых знаний. Казалось бы, достаточно спросить самих уче­ных — и они поведают нам о том, каким путем сделали свои открытия. Но вот что писал А. Эйнштейн: «Если вы хотите узнать у физиков-теорети­ков что-нибудь о методах, которыми они пользуются, то я советую вам твердо придерживаться следующего принципа: не слушайте, что они говорят, а лучше изучайте их работы». Значит, сами ученые не всегда ясно осознают, какими же методами они пользовались во время работы. За­глянув в их труды, мы и там не най­дем, как правило, специального ука­зания о методах исследования. Ло­гика исследования часто остается за кадром, она скрывается где-то в глу­бинах интуиции ученого или кодиру­ется каким-то способом в самой тка­ни научного сочинения.

Но если бы и удалось сформули­ровать эти методы, то это отнюдь не привело бы автоматически к новым открытиям. В этом смысле никакого алгоритма познания вообще не су­ществует. Нет никакого универсаль­ного приспособления, с помощью ко­торого можно было бы добывать ис­тину. Тайна эвристического мышле­ния до сих пор остается неразгадан­ной, да и не следует ожидать ее полной разгадки. «Машина откры­тий» — не менее фантастичная вещь, чем «вечный двигатель».

Об одном афоризме Шарля Монтескье

Французский мыслитель XVII века Ш. Монтескье говорил, что задача науки заключается в том, чтобы на­ходить тождественное в различном и различное в тождественном. Действи­тельно, знание общего (а в этом со­стоит специфическая черта всякого знания) достигается на путях выяв­ления тождественных признаков в тех вещах, которые на первый взгляд кажутся совершенно различными. Когда-то противоположность живой и неживой природы казалась абсо­лютной. Но затем было установлено, что живые и неживые тела состоят из одних и тех же химических эле­ментов и различаются только спосо­бом их организации. Кибернетика ус­тановила единство процессов управ­ления и связи, происходящих в ма­шинах, живых организмах и общест­вах. Системно-структурный анализ раскрывает единство системной и структурной организации в самых различных объектах материального мира. Все это примеры преодоления барьера различия.

С другой стороны, научное позна­ние идет по пути выяснения специфи­ки, качественного своеобразия явле­ний. Это нужно для того, чтобы не ошибиться в выборе методов их изу­чения, не приравнять друг к другу существенно различные вещи. Так, вплоть до середины XIX века (до возникновения исторического мате­риализма) социологи не видели каче­ственного своеобразия общественных явлений, считали общество простой суммой человеческих индивидов, пе­реносили на общественную жизнь би­ологические закономерности. До воз­никновения кибернетики никто не выделял информацию как особую сторону реальных процессов, отличную от всех других. По мере разви­тия науки ее «разрешающая способ­ность», то есть способность находить различия в кажущемся однообразии, все более повышается. Это можно на­звать преодолением барьера тожде­ства.

Научное открытие нередко рожда­ется тогда, когда ученый отступает от общепринятых представлений и выдвигает свою концепцию, которая вначале может казаться необычной или даже противоречащей здравому смыслу. А. Сент-Дьердьи говорил: «Открытие совершается тогда, когда ты видишь то, что видят все, и при этом думаешь о том, о чем никто не думает».

Стучись в любую дверь

Универсальным методом исследова­ния является метод проб и ошибок. Он применим в постановке реальных экспериментов в в области чисто мыслительных операций. Из числа возможных комбинаций мы выбираем наугад одну, затем другую, третью и т. д. Обучаясь на ошибках, мы приобретаем некоторый опыт. Круг возможных операций (если он не бес­конечен) постепенно сужается, и шансы на достижение позитивного результата увеличиваются, Правда, производительность труда при этом может быть очень низкой: «В грамм добыча, в год труды», — говорил Маяковский. Но затраты в конечном счете окупаются добытой истиной. Этот древний способ освоения мира перешел в науку. Сколько вариантов перепробует ученый — эксперимента­тор или теоретик, прежде чем найдет нужное решение! Даже наличие не­которых ориентиров в исследовании, то есть предпочтительных в каком-то отношении вариантов, не избавляет исследователя от необходимости убе­диться в том, что неперспективные направления действительно ничего не дают.

Отсутствие алгоритма поиска само может стать алгоритмом, когда в ка­честве метода исследования исполь­зуется так называемый случайный поиск. Проблемы случайного поиска впервые стали разрабатываться Л. Растригиным в Институте элек­троники и вычислительной техники Академии наук Латвийской ССР.

Друг мой, враг мой

Аналогии… В повседневной жизни мы пользуемся ими буквально на каждом шагу, Одна ситуация похожа на другую, хорошо нам знакомую, « мы действуем в ней по известным правилам.

Но какова роль аналогий в науч­ном познании? На этот счет можно привести самые разноречивые выска­зывания ученых. По словам Л. Больцмана, «познание есть не что иное, как изыскание аналогий». А вот прямо противоположная оценка А. И. Герцена: «Никто не прибегает к аналогии, если можно ясно и прос­то высказать свою мысль. В самом деле, строго логически ни предмету, ни его понятию дела нет, похожи ли они на что-нибудь или нет: из того, что две вещи похожи одна на дру­гую разными сторонами, нет еще до­статочного права заключать о сход­стве неизвестных сторон».

Кто же прав? Можно сказать, что доля истины содержится в обеих крайних оценках. Без аналогий по­знание невозможно, в противном случае для каждого явления при­шлось бы разрабатывать особую тео­рию. Это неэкономично, а самое главное — бесполезно. Однако ана­логия — коварная вещь. Можно не заметить действительного сходства, по можно и незаконно отождествить различные вещи. Ложные аналогии уводят в сторону от действительного решения вопроса, порождают ошибоч­ные представления. Известно, например, что при созда­нии летательных аппаратов тяжелее воздуха первые модели строились с машущими крыльями — прямое под­ражание полету птиц. Модель атома создавалась по типу Солнечной си­стемы. Человеческая мысль представ­лялась в виде материального суб­страта, аналогичного продуктам дея­тельности желез внутренней секреции.

Однако и в ложных аналогиях час­то закодирована истина. Форма кры­ла птицы содержала в себе разгадку тайны полета. Самолет не должен махать плоскостями, но крыло само­лета во многом аналогично крылу птицы (возникновение подъемной си­лы, изменение «стреловидности» п т. д.). Планетарная модель атома содержала в себе долю истины, хотя и ни могла выразить всех особеннос­тей структуры атома.

Говорят, что аналогия не есть до­казательство. Это верно, если речь идет о грубых, поверхностных ана­логиях. Однако если две системы вполне аналогичны по своей структуре или поведению, то все выводы, относящиеся к одной системе, дейст­вительны и для другой. Подобного рода аналогия лежит, например, и основаниях кибернетики, которая с единой точки зрения рассматривает качественно разнородные системы — технические устройства, живые орга­низмы и социальные системы,

Ход конем

Барьер различия, о котором гово­рилось выше, чаще всего преодоле­вается не путем лобовой атаки и не за счет простого расширения сферы действия того или иного закона. Ис­пользуют обходной маневр.

Одним из основных принципов квантовой механики является соотно­шение неопределенностей, установлен­ное В. Гейзенбергом. Суть его состо­ит в том, что для микрочастицы нельзя точно установить значения се координат и импульса (произведение массы па скорость) одновременно. Если мы точно определяем координаты, то неопределенным становится импульс, и наоборот. И дело здесь не в точности самих измерений, а в природе микрообъектов, обладающих одновременно корпускулярными и волновыми свойствами. Принцип не­определенности специфичен только для микромира и нигде более не при­меним.

Но вот за последнее время стали говорить о принципе неопределенно­сти в экономике, в работе нервной системы н в других областях. Что же — законы физики переносятся на экономику, физиологию или это толь­ко транспортировка одного названия? Ни то и аи другое. Просто выясни­лось, что понятие неопределенности имеет более широкий смысл. В этом случае оно обобщает все конкретные проявления неопределенности, выде­ляя некоторые характерные ее при­знаки.

Такой прием нашего мышления Р. Фейнман охарактеризовал как «шаг в сторону и обобщение». Для преодоления барьера различия де­лают своеобразный ход конем; вна­чале — шаг в сторону, а затем — продвижение вперед, но уже на бо­лее высоком уровне абстракции.

Непростая простота

«По крайней мере до настоящего момента опыт науки свидетельствовал о том, что исследователю не уда­стся сделать шага к обобщению, не сделав в то же время шага к про­стоте». Эти слова принадлежат Л. Гершелю; написаны они давно, а звучат очень современно. Именно в наше- время получил должную оценку принцип простоты как один из важ­ных методологических принципов на­учного исследования. В историческом плане он выражает закономерное движение научного знания к наиболь­шей простоте.

Казалось бы, все наше познании должно неуклонно следовать одному принципу: от простого — к сложно­му. Этот алгоритм действительно в определенной мере выполняется. Так, вначале была разработана классиче­ская механика, а затем механика те­ории относительности, которая ка­жется более сложной, чем ее пред­шественница. Но при более_; глубоком подходе выясняется, что релятивист­ская механика проще по своим ис­ходным принципам, чем ньютонов­ская механика. Последняя содержит в себе такие допущения (независи­мость массы от скорости движения тел и т. д.), от которых релятивист­ская механика освободилась. Или еще пример. Гелиоцентрическая си­стема мира, созданная Коперником, значительно проще геоцентрической системы Птолемея по своей струк­туре.

Однако процесс упрощения теоре­тических построении нельзя понимать слишком прямолинейно. Он касается обычно не их внешней стороны, а внутреннего строения, исходных прин­ципов. Теория относительности проще классической механики именно со своим исходным положениям, тогда как формальный (математический) ее аппарат значительно сложнее аппарата классической физики.

ВАЛЕРИЙ МАРКОВ, кандидат философских наук (источник «Наука и техника» N10-1974)

О проблемах познания

В данной статье кратко рассматриваются некоторые трудности, с которыми сталкивается человечество в процессе познания.

Как и в любой отрасти знания, в самом процессе познания есть определённые «белые пятна», трудности, вызванные недостатками познавательных способностей человека и уровнем развития науки. Предметом нашей статьи является анализ этих «белых пятен», то есть основных проблем познания — философских вопросов, парадоксов, апорий и пустых понятий. Проблема существования трудностей в познании и на сегодняшний день является неразрешенной, именно поэтому она до сих пор актуальна.

Философские вопросы или проблемы — одна из наиболее интересных, по нашему мнению, трудностей познания. Проблема, в широком смысле — объективно возникающий в ходе развития познания вопрос или целостный комплекс вопросов, решение которых представляет существенный практический или теоретический интерес. Весь ход развития человеческого познания может быть представлен как переход от постановки одних проблем к их решению, а затем к постановке новых проблем. Философские вопросы — вечные проблемы, которые никогда не смогут быть окончательно разрешены, ведь вряд ли когда-нибудь удастся ответить на ОВФ или решить проблему существования или не существования души, но всё это совсем не означает, что они принципиально не решаемы, т.к. каждая философская система даёт свой собственный ответ на тот или иной философский вопрос.

Большой сложностью для процесса познания являются так же апории и парадоксы. Первооткрывателем апорий был древнегреческий философ Зенон. Апория — неразрешимое формально-логическое противоречие, вызванное переносом оперирования с абстрактными математическими объектами в рамках теоретического знания на эмпирические объекты. Зенон составил несколько таких противоречивых ситуаций, например, апория, названная Аристотелем Дихотомией: «Чтобы преодолеть путь, нужно сначала преодолеть половину пути, а чтобы преодолеть половину пути, нужно сначала преодолеть половину половины, и так до бесконечности. Поэтому движение никогда не начнётся».

Апории Зенона берут основу в неопределённости таких понятий как «пространство», «время», «движение» и т.п., определить которые точно и полно невозможно, вопросы «что есть время?», «что есть пространство?» — вышеупомянутые философские вопросы. На сегодняшний день существует множество интерпретаций апорий, но они никогда не смогут быть решёнными в полной мере.

Парадокс — это формально-логическое неразрешимое противоречие, вызванное смешением (либо подменой) понятий разного уровня обобщения. Одним из самых известных парадоксов является парадокс лжеца — утверждение: «То, что я утверждаю сейчас — ложно». С точки зрения логики это утверждение корректно, но оно не может быть ни истинным, ни ложным, так как, если оно истинно, то одновременно ложно, а если ложно, то одновременно истинно. Так же, парадоксом можно считать утверждение: «следующим вашим словом будет слово «нет» ». Опять же, этот парадокс неразрешимым, так как независимо от того, скажем ли мы «да» или «нет», это утверждение будет ложным. Все парадоксы заведомо неразрешимы, так как, даже если парадокс будет решён, это решение будет представлять собой новый парадокс.

Ещё одной трудностью познания являются пустые понятия. Пустые понятия – понятия, не имеющие содержания, то есть слова, за которыми в реальности ничего не стоит. Примерами таких понятий могут послужить: русалка, ангел, единорог, дракон, эфир, вечный двигатель, бесконечность, время, и т.д. Несмотря на то, что все мы вроде бы знаем как выглядит и русалка и единорог, понимаем друг друга, когда употребляем слово бесконечность, хотя реального воплощения у этих понятий нет. О пустых понятиях нельзя высказать ни истинного, ни ложного заключения, потому что любое высказывание с использованием пустого понятия в качестве субъекта не будет иметь смысла, но на практике этот факт часто игнорируется. Даже в повседневной жизни мы можем столкнуться с пустыми понятиями при обращении к СМИ, художественной литературе, в искусстве вообще. Ярким примером тому может служить повсеместное употребление таких понятий как душа, справедливость, абсолютная истина, время и т.д. Это происходит потому, что реальность для человеческого восприятия всё-таки не ограничивается миром реальных вещей, она неотрывно связана с т. н. идеальным миром, где все эти пустые понятия имеют содержание и смысл. Кроме того, пустые понятия имеют большое значение для развития науки и философии, так как широко используются для выражения идей в процессе развития теорий. Пустые понятия для науки и философии — это первичный материал, с помощью которого они переступают область теоретического познания, в которой на данный момент развития общества и технологий, нет ни возможности проведения экспериментов, ни даже возможности постановки научных вопросов. Яснее всего этот приём можно показать на примере философских вопросов, представленных выше, а именно на примере ОВФ. «Что первично: материя или сознание?». С точки зрения логики этот вопрос не имеет смысла, так как понятие «сознание», входящее в него, не имеет содержания. Как рассматривать связь чего-то, не имеющего содержания, с реальным миром? Здесь и вступает в игру человеческое воображение. Мы хоть и не можем узнать, есть ли в действительности драконы, сознание, феи, Бог, но каждый человек может либо непосредственно представить их, либо хотя бы связать с помощью воображения с пережитым прежде опытом, составляя таким образом, представление об этом.

Парадоксы, пустые понятия, апории и философские вопросы неустранимы из процесса познания, и это естественно. Каждая из этих трудностей познания указывает нам на то, что мир намного шире и сложнее, чем мы можем себе его представить, а способности нашего мозга столь невелики, что познать его до конца нам вряд ли когда-нибудь удастся. А стоит ли пытаться?

10 безумно простых и забавных философских парадоксов — Кликабол. Всё самое интересное — здесь

Быстро отложите свой кубик Рубика! Различные головоломки и пазлы часто бывают очень привлекательными и сильно затягивают. Но есть ещё и логические парадоксы – то есть логически корректные рассуждения, приводящие к взаимно исключающим выводам – и они могут быть не менее занятными.

Вот классический забавный пример под названием «Парадокс всемогущества», который на протяжении веков озадачивал многих мыслителей: раз Бог всемогущ, то сможет ли он сделать настолько тяжёлый камень, что даже Он не сможет его поднять? Способен ли субъект быть настолько всемогущим, чтобы создать нечто, что отрицает Его собственное всемогущество?

Есть и ещё один похожий пример на ту же тему: «Может ли Иисус создать такое острое буррито, что даже Он не сможет его съесть?» Пока вы думаете над этими парадоксальными вопросами, мы расскажем о десяти самых неожиданных логических головоломках, которые интересовали людей во все времена. (Не волнуйтесь, мы выбрали самые лёгкие, которые будут понятны каждому.)

10. Парадокс кучи

Давайте вернёмся чуть-чуть назад и заглянём в четвёртый век до нашей эры. В те времена жил Евбулид из Милета – человек, которого считают изобретателем парадоксов. Евбулид придумал четыре забавные головоломки, решение которых требует очень тщательных размышлений.

Парадокс кучи является первым из этих классических парадоксов, и речь в нём идёт о количественных характеристиках.

Если у человека на голове нет волос, то мы говорим, что он лысый. Человек, у которого на голове 10000 волос, не считается лысым. Что будет, если мы добавим один волос на голову лысого человека? Он всё равно останется лысым.

Теперь представим, что у человека всего 1000 волос. Но пряди равномерно распределены и очень тонкие. Будет ли этот человек лысым?

Считаете ли вы, что одно зёрнышко пшеницы – это «куча»? Определённо, что нет. Как насчёт двух зёрен? Наверное, тоже нет. Итак, в какой момент несколько зёрен становятся «кучей», а голова с редкими волосами начинает считаться лысой? Проблема заключается в неопределённости. Где проходит граница между одним и другим?

9. Парадокс лжеца

То, что я утверждаю сейчас – это ложь. Остановитесь на секунду и задумайтесь. Я сказал правду или соврал? Это называется парадокс лжецов, и он также был сформулирован Евбулидом. Этот простой пример может быть и в другой форме: «Это предложение – ложь» или «Я сейчас лгу».

Все эти утверждения противоречат сами себе: если я действительно лгу, тогда я сказал правду, но если я сказал правду, то моё высказывание лживо.

Так что думаете вы? Является ли это предложение ложью?

8. Парадокс бесконечного и конечного

Следующий парадокс был сформулирован философом по имени Зенон Элейский, который жил около 495-430 до нашей эры. Он придумал довольно много головоломок, которые до сих пор остаются неразрешимыми. Вы когда-нибудь задумывались о сходстве между микро- и макро- мирами? Вы когда-нибудь думали о том, что возможно, вся наша Вселенная – это всего лишь маленький атом во Вселенной более крупного существа?

Зенон хотел показать, что идея о множественности миров (которые сосуществуют бок о бок друг с другом во времени и пространстве) привела к некоторым серьёзным логическим несоответствиям. И это показывает Парадокс бесконечного и конечного. Если сосуществуют отдельные субстанции (вещи, миры), то что отделяет одно от другого? Где между ними граница?

Это часто также называют Парадоксом множественности. Его можно показать на примере множества объектов, но давайте остановимся на двух. Если существуют два вещества – то что их разделяет? Чтобы разделить два вещества, между ними должно присутствовать нечто третье.

В этом примере можно использовать множество веществ, но главную суть вы уже уловили. Итак, предположим, что существует единственный огромный объект, называемый Вселенной, который состоит из множества каких-то отдельных объектов. Они тоже делимы – но до какой степени? Будет ли это продолжаться вечно? Или существует какая-то предельно малая точка, при достижении которой деление становится уже невозможным? Лучшие научные умы человечества и сегодня продолжают думать над этим вопросом.

7. Парадокс дихотомии

Ещё одним классическим примером парадоксов, приписываемых авторству Зенона, является Парадокс дихотомии. Из своего рассуждения о расстоянии и движении Зенон сделал вывод, что на самом деле движение вообще невозможно. Так же, как и Парадокс множественности, этот пример основан на бесконечном делении.

Предположим, вы решили пойти в магазин и купить соду. Чтобы добраться туда, вам придётся сначала пересечь половину пути. Нет проблем, это утверждение вполне понятно. Но после этого вам предстоит пройти половину от оставшейся половины пути (т. е. три четверти расстояния от вашего дома до магазина). Затем вам ещё раз придётся преодолеть половину оставшегося, затем ещё раз, и так до бесконечности. С каждым разом вы будете преодолевать всё меньшее расстояние, а значит – в магазин вы никогда не попадёте.

Минутку. Мы все отлично знаем, что можем спокойно сходить в магазин и купить соду. Так как же это возможно? В какой момент мы преодолеваем последнюю половину последней половины пути? Кажется, Зенон был одержим этим вопросом. Где та черта, преодолев которую, мы оказываемся в магазине?

6. Ахиллес и черепаха

Ещё одна известная головоломка от Зенона касается Ахиллеса и черепахи, и она очень похожа на Парадокс дихотомии. В этом примере Ахиллес соревнуется с черепахой. Хорошо подготовленный парень Ахиллес (по совместительству – полубог) даёт черепахе 100-метровую фору. Ахиллес – чрезвычайно быстрый бегун, а черепаха… ну, она и есть черепаха.

Как только они стартуют, Ахилл бросается вдогонку черепахе. В мгновение ока он пересекает разделяющие их 100 метров – но черепаха за это время успевает отползти ещё на 10 метров, то есть Ахиллес пока ещё не догнал черепаху.

Ахиллес продолжает бежать и преодолевает ещё 10 метров. Но за это время черепаха отползает ещё на метр.

По этой логике, Ахиллес так никогда и не сможет догнать черепаху, ведь каждый раз, когда он приближается, черепаха отодвигается дальше. Означает ли это, что достижение цели невозможно в принципе – даже если мы ежедневно убеждаемся в обратном?

Мы предлагаем вам самим догадаться, что хотел показать Зенон этим примером.

5. Парадокс познания

Парадокс познания (он же парадокс Менона) был описан в «Диалогах» Платона. Менон вступает с Сократом в дискуссию о добродетели, что приводит к вопросам о методике познания. Если мы не знаем, чего мы не знаем, то как мы поймём, что именно нам следует узнать?

Получается, что если мы хотим узнать нечто, чего мы не знаем, то мы не можем и задать соответствующий вопрос? Следовательно, мы можем узнать новое, только наткнувшись на это случайно, и мы никогда ничего не узнаем, задавая вопросы, что явно является абсурдом. Вопросы – это фундамент любого научного исследования, и они всегда являются первым шагом в познании.

Как сказал Менон: «И как вы узнаете об этом, если вы будете совершенно не осведомлены о том, что это такое? Даже если вы случайно столкнётесь с этим, как вы узнаете, что это то, чего вы не знали?»

Сократ перефразировал этот парадокс следующим образом: «Человек не может искать ни то, что знает, ни то, чего он не знает. Он не может искать то, что знает, потому что если он это знает – то ему нет необходимости это узнавать, а если он этого не знает, то он не знает и того, что ему следует искать». Если мы знаем ответ на вопрос, который мы задаем, то что мы можем узнать нового, задавая вопросы?

4. Парадокс двойной лжи

Давайте перейдём к более современным игрушкам и рассмотрим занимательное продолжение «Парадокса лжеца» под названием «Парадокс двойной лжи». Начнём с той загадки, которую сформулировал математик Филипп Журден: возьмите карточку или лист бумаги. С одной стороны напишите: «Предложение на другой стороне этой карточки истинно». Теперь переверните её и напишите на другой стороне: «Предложение на другой стороне этой карточки ложно».

Если второе предложение истинно, то первое предложение является ложным. (Переверните карту.) Здесь вы в конечном итоге снова сталкиваетесь с бесконечным противоречием. Если первое предложение истинно, то второе получается ложным, но это противоречит первому предложению. Таким образом, оба предложения являются правильными и неправильными одновременно. Проверьте сами.

3. Парадокс Монти Холла

Вы могли это видеть во многих игровых шоу-программах. Скажем, есть три ящика. В двух из них лежит по кирпичу, но в третьем спрятан один миллион долларов. Вы можете выбрать ящик и посмотреть, выиграете ли вы миллион.

Предположим, вы выбрали ящик «А». И вы надеетесь на миллион. Затем ведущий открывает наугад любой другой ящик, предположим, «Б», и показывает, что там был кирпич. Остаётся два ящика, и ваши шансы улучшаются.

Вам остаётся выбрать между оставшимися двумя ящиками. И вы имеете право изменить свой первоначальный выбор. Поскольку вы не знаете, что лежит в вашем ящике, получается, что вы всё равно выбираете между двумя, и ваши шансы становятся 50х50, верно? Раз осталось всего два ящика, значит, и ваши шансы – один из двух, нет ничего проще? Неправильно.

Кажется (если вы не изменили своё первоначальное решение), что в данном случае будет нелогичным сказать, что ваши шансы всё ещё составляют один из трёх, но это так. Догадываетесь, почему?

2. Парадокс парикмахера

Ещё одним современным составителем парадоксальных головоломок является философ Бертран Рассел, автор Парадокса Рассела, одна из вариаций которого называется Парадоксом парикмахера. Головоломка проста: парикмахер говорит, что он бреет всех тех людей, которые не бреются сами. Вопрос: а кто же тогда бреет парикмахера?

Если он это сделает сам, то утверждение, что он бреет лишь тех, кто сам не бреется, перестанет соответствовать истине. А если он этого не сделает, то ложным будет утверждение, что он бреет всех, кто не бреется сам.

Несмотря на сложность, этот парадокс можно сравнить с бесконечным списком, в который мы вносим пункты о выполненных делах. Вы внесли в этот список пункт о том, что вы внесли пункт о внесении пункта в свой список?

1. Кот Шрёдингера

Существует ли Луна в те моменты, когда вы на неё не смотрите? И как вы можете в действительности это знать?

Перейдём к более глубокому логическому утверждению, которое, возможно, и не является парадоксом. Давайте поговорим о коте Шрёдингера. Идея заключается в том, что мы берём кота и помещаем его в звуконепроницаемую коробку. Теперь, если мы не открываем крышку, откуда мы можем знать, жив или мёртв кот?

Физик Эрвин Шрёдингер придумал этот логический пример в 1935 году. Он является иллюстрацией копенгагенской интерпретации квантовой механики: в те моменты, когда мы не наблюдаем за частицей (или веществом), они могут существовать во всех возможных состояниях. Мы можем делать выводы о её состоянии только в момент наблюдения.

В более сложной версии эксперимента кот помещается в ящик с банкой яда, и молотком, который разбивает стекло при срабатывании счётчика Гейгера, а также с источником радиации такой мощности, что вероятность срабатывания счётчика Гейгера в течение часа равна 50 процентам.

Наука может нам многое рассказать о коте и вероятности того, что радиация может запустить счётчик – но только обо всём по отдельности. Но наука ничего не сможет нам сказать о состоянии кота в данный момент, если мы не видим его своими глазами.

Таким образом, спустя час мы в теории можем одинаково утверждать, что животное живое и что оно мёртвое, что, как мы понимаем, абсурдно и невозможно. Это был серьёзный удар по доминирующим теориям того времени. Даже самые твёрдые физики начали переосмысливать свои идеи о квантовой механике.

В двух словах, каждый раз, когда вы смотрите на что-то (например, на стул), вы получаете определённый ответ относительно его состояния. (Он есть.) Когда вы поворачиваете голову, вы можете только предполагать, какова вероятность того, что он всё ещё находится на месте. Да, мы можем с уверенностью сказать, что стул никуда не ушёл. Но если вы этого не видите, то вы не знаете, что происходит в реальности. Итак, можем ли мы быть уверенными в каком-то явлении, которое лично не наблюдаем?

Вот более простая версия того же парадокса: «Если в лесу лежит упавшее дерево, и никто не видел, как оно падает, можем ли мы утверждать, что оно действительно упало?» Нильс Бор, другой физик того времени, сказал бы, что нет. Прежде всего, потому, что раз мы этого не видим – этого не существует. Так говорят наши знаменитые учёные. Забавно?

5 знаменитых философских парадоксов и их значение для каждого из нас

Посетители «Википедии» как-то заметили, что если кликать по первой ссылке в каждой статье, то рано или поздно вы всё равно упрётесь в одну из статей, посвящённых философии. Объяснение этому феномену очень простое: практически все достижения современной культуры, науки и техники созданы на основе философских теорий и парадоксов, придуманных ещё в незапамятные времена.

В этой статье мы собрали для вас несколько любопытных примеров и историй, которые использовали философы для того, чтобы проиллюстрировать свои идеи. Многим из них уже более двух тысяч лет, но они всё равно не теряют своей актуальности.

Буриданов осёл

Буриданов осёл — философский парадокс, названный по имени Жана Буридана несмотря на то, что был известен ещё из трудов Аристотеля.

Осёл стоит между двух совершенно одинаковых стогов сена. Не в силах выбрать ни один из них, он теряет время, оценивая каждый из вариантов. В результате промедления осёл становится всё голоднее, а цена решения всё возрастает. Так и не сумев выбрать ни один из равнозначных вариантов, осёл в конце концов умирает от голода.

Этот пример доведён, разумеется, до абсурда, но он прекрасно иллюстрирует, что иногда свобода выбора оборачивается полным отсутствием какой-либо свободы. Если пытаться максимально рационально взвешивать похожие варианты, то можно лишиться обоих. В данном случае любой шаг лучше, чем бесконечный поиск оптимального решения.

Миф о пещере

Миф о пещере — знаменитая аллегория, использованная Платоном в диалоге «Государство» для пояснения своего учения об идеях. Считается краеугольным камнем платонизма и объективного идеализма в целом.

Представьте себе племя, которое приговорено жить в глубокой пещере. На ногах и руках у его членов оковы, которые мешают двигаться. В этой пещере родилось уже несколько поколений, единственным источником знаний для которых являются слабые отблески света и приглушённые звуки, достигающие их органов чувств с поверхности.

А теперь представьте, что эти люди знают о жизни снаружи?

И вот один из них снял с себя оковы и добрался до входа в пещеру. Он увидел солнце, деревья, удивительных животных, парящих в небе птиц. Затем он вернулся к своим соплеменникам и рассказал им об увиденном. Поверят ли они ему? Или сочтут более достоверной ту мрачную картину подземного мира, которую всю жизнь видят своими глазами?

Никогда не отбрасывайте идеи только из-за того, что они показались вам абсурдными и не вписываются в привычную картину мира. Может быть, весь ваш опыт — это только смутные отблески на стене пещеры.

Парадокс всемогущества

Этот парадокс заключается в попытке понять, может ли существо, которое в состоянии выполнить любое действие, сделать что-либо, что ограничило бы его способность выполнять действия.

Может ли всемогущее существо создать камень, который оно само не сможет поднять?

Возможно, вам покажется, что эта философская задачка является чисто умозрительным баловством, совершенно оторванным от жизни и практики. Однако это не так. Парадокс всемогущества имеет огромное значение для религии, политики и общественной жизни.

Пока этот парадокс остаётся неразрешённым. Нам остаётся только предположить, что абсолютного всемогущества не существует. А значит, у нас по-прежнему всегда есть шанс победить.

Парадокс курицы и яйца

Об этом парадоксе, вероятно, слышали все. Впервые обсуждение этой задачки появилось в трудах классических философов Древней Греции.

Что было раньше: курица или яйцо?

На первый взгляд, задача кажется неразрешимой, так как появление одного элемента невозможно без существования другого. Однако сложность этого парадокса заключается в расплывчатой формулировке. Решение задачи зависит от того, что вкладывается в понятие «куриное яйцо». Если куриное яйцо — это яйцо, снесённое курицей, то первой была, естественно, курица, вылупившаяся не из куриного яйца. Если куриное яйцо — яйцо, из которого вылупляется курица, то первым было куриное яйцо, снесённое не курицей.

Каждый раз, когда перед вами ставят неразрешимую задачу, внимательно вчитайтесь в её условие. Иногда именно здесь и находится путь к ответу.

Ахиллес и черепаха

Этот парадокс приписывают Зенону Элейскому — древнегреческому философу, знаменитому представителю Элейской школы. С его помощью он пытался доказать противоречивость концепций движения, пространства и множества.

Допустим, Ахиллес бежит в 10 раз быстрее, чем черепаха, и находится позади неё на расстоянии в 1 000 шагов. Пока Ахиллес пробежит это расстояние, черепаха в ту же сторону проползёт 100 шагов. Когда Ахиллес пробежит 100 шагов, черепаха проползёт ещё 10 шагов и так далее. Процесс будет продолжаться до бесконечности, Ахиллес так никогда и не догонит черепаху.

Несмотря на явную абсурдность данного утверждения, опровергнуть его не так просто. В поисках решения ведутся серьёзные дебаты, строятся различные физические и математические модели, пишутся статьи и защищаются диссертации.

Для нас же вывод из этой задачки очень прост. Даже если все научные светила упрямо утверждают, что вы никогда не догоните черепаху, не стоит опускать руки. Просто попробуйте сделать это.

Как развить парадоксальное искусство спонтанности с помощью китайской концепции У-Вэй — Сборы мозгов

«Лучший способ получить одобрение — не нуждаться в нем», — памятно посоветовал Хью МакЛауд. Теперь мы знаем, что перфекционизм убивает творчество, а чрезмерная постановка целей ограничивает наш успех, а не порождает его — все это различные проявления одного и того же более глубокого парадокса человеческого состояния, одновременно сбивающие с толку и утешающие, что Эдвард Слингерленд , профессор азиатских исследований и Воплощенное познание из Университета Британской Колумбии, известный исследователь китайской мысли, исследует в Попытки не пытаться: искусство и наука спонтанности ( публичная библиотека ).

Слингерленд формулирует парадоксальную предпосылку, лежащую в основе его книги, на показательном примере: игра под названием Mindball в его местном научном музее в Ванкувере, в которой два игрока сидят друг напротив друга, каждый из которых носит на голове ободок с электродом, который регистрирует общую активность мозг, и попытайтесь мысленно протолкнуть металлический шар из центра стола другому игроку; тот, кто сделает это первым, побеждает. Есть, конечно, руб:

Движущая сила, измеряемая электродами каждого игрока и передаваемая мячу с помощью магнита, спрятанного под столом, представляет собой комбинацию альфа- и тета-волн, производимых мозгом, когда он расслаблен: тем больше альфа- и тета-волн вы производите, тем большую силу вы мысленно прикладываете к мячу.По сути, Mindball — это соревнование, кто может быть самым спокойным. Забавно смотреть. Игроки явно пытаются расслабиться, закрывая глаза, глубоко дыша, принимая смутно йогические позы. Паника, которую они начинают испытывать по мере приближения мяча к их концу стола, обычно уравновешивается чрезмерным рвением соперника, оба игрока поочередно теряют хладнокровие, когда большой металлический шар катится взад и вперед. Трудно представить себе лучшую, более сжатую иллюстрацию того, как трудно не пытаться.

Наша жизнь, утверждает Слингерленд, часто похожа на «масштабную игру в Mindball», когда мы постоянно оказываемся в этой петле, в которой так стараются, что мешают нашим собственным усилиям. Как и в Mindball, где победа приходит только тогда, когда игрок расслабляется и прекращает попытки побеждать, мы проводим свою жизнь, «озабоченные усилиями, важностью работы, стремления и попытки», только чтобы обнаружить, что чем больше мы пытаемся, тем лучше проявляясь, тем более неуловимыми они становятся. Slingerland пишет:

Наш чрезмерный упор в современном мире на силу осознанного мышления и преимущества силы воли и самоконтроля заставляет нас упускать из виду всепроникающую важность того, что можно было бы назвать «телесным мышлением»: молчаливого, быстрого и полуавтоматического поведения, которое протекает из бессознательного с минимальным или без сознательного вмешательства.В результате мы слишком часто посвящаем себя тому, чтобы упорнее или быстрее двигаться в тех сферах нашей жизни, где усилия и стремление, по сути, совершенно контрпродуктивны.

Искусство Остина Клеона из «Покажи свою работу»

Некоторые из самых неуловимых объектов наших непрекращающихся поисков — это счастье и спонтанность, которые поразительно устойчивы к сознательному поиску. Два древних китайских понятия могут быть нашими самыми мощными инструментами для разрешения этого парадокса — wu-wei (произносится oooo-way ) и de (произносится duh ).Слингерленд объясняет:

Wu-wei буквально переводится как «не пытайся» или «не делай», но это совсем не о тупом бездействии. Фактически, это относится к динамичному, легкому и бескорыстному состоянию ума человека, который оптимально активен и эффективен. Люди в wu-wei чувствуют себя так, как будто они ничего не делают, и в то же время они могут создавать блестящее произведение искусства, плавно преодолевать сложные социальные ситуации или даже приводя весь мир в гармоничный порядок.Для человека в wu-wei правильное и эффективное поведение следует так же автоматически, как тело поддается соблазнительному ритму песни. Это состояние гармонии является одновременно сложным и целостным, включая интеграцию тела, эмоций и разума. Если нам нужно перевести это, wu-wei , вероятно, лучше всего передать как что-то вроде «действия без усилий» или «спонтанного действия». Пребывание в wu-wei расслабляет и доставляет удовольствие, но приносит глубокое удовлетворение, которое отличает его от более грубых или более приземленных удовольствий.

Это понятие удивительно похоже на новаторскую концепцию потока Михали Чиксентмихайи — этого драгоценного состояния сознания, когда мы чувствуем глубокое и полное погружение в жизнь или творческую работу, забывая течение времени и даже такие физические потребности, как голод и жажда — и последующие психологические теории, которые подчеркивают ценность «создания проблем» перед их решением как источником творческой энергии и самореализации. Это также лежит в основе известного различия Льюиса Хайда между работой и творческим трудом.Но wu-wei также отличается от своих аналогов в западной психологии:

Люди из wu-wei имеют de , что обычно переводится как «добродетель», «сила» или «харизматическая сила». de — это сияние, которое могут обнаружить другие, и оно служит внешним сигналом того, что человек находится в wu-wei . de может пригодиться во многих отношениях. Для правителей и других лиц, вовлеченных в политическую жизнь, de оказывает мощное, казалось бы, магическое воздействие на окружающих, позволяя им мгновенно распространять политический порядок.Им не нужно угрожать или предлагать награды, потому что люди просто хотят им подчиняться … Если у вас есть de , такие люди, как вы, доверяете вам и расслаблены вокруг вас.

Если это тоже звучит знакомо, возможно, это потому, что это звучит именно так, как описал Дэвид Фостер Уоллес в том, что, пожалуй, является лучшим определением лидерства из когда-либо сформулированных.

Нас привлекают люди с у-вэй , утверждает Слингерленд, потому что мы по своей природе доверяем автоматическому бессознательному разуму благодаря простому факту из психологии доверия — поскольку спонтанность трудно подделать, мы интуитивно понимаем, что спонтанные люди есть подлинные и, следовательно, заслуживающие доверия.Но западная мысль страдала от веков деспотичного дуализма, рассматривая интуицию и интеллект как отдельные и часто конфликтующие способности — токсичный миф, который ограничивает нас как культуру и как людей. К счастью, отмечает Слингерленд, последние десятилетия принесли более воплощенный взгляд на познание, признающий неразрывную связь между мыслью и чувством и разоблачение, как это красноречиво сделал Рэй Брэдбери, ложного разрыва между эмоциями и рациональностью. (Мы также видели, что метафорическое мышление занимает центральное место в нашем когнитивном развитии, а сама метафора коренится в эмоциях.) Китайская традиция, с другой стороны, имеет тысячелетнюю историю культивирования более интегрированной модели человеческого опыта:

Для ранних китайских мыслителей… кульминация знания понималась не в терминах постижения набора абстрактных принципов, а скорее как вхождение в состояние у-вэй . Цель состоит в том, чтобы приобрести способность перемещаться по физическому и социальному миру совершенно спонтанно и в то же время в полной гармонии с надлежащим порядком естественного и человеческого миров (Дао или «Путь»).Из-за этого акцента на знание , как , а не на знании , это или , которое , китайская традиция потратила много энергии за последние две тысячи лет на изучение интерьера, психологическое ощущение у-вэй , беспокойство о парадоксе, лежащем в основе этого, и о разработке различных поведенческих методов, чтобы обойти его. Идеальный человек в раннем Китае больше похож на хорошо подготовленного спортсмена или образованного художника, чем на беспристрастного анализатора затрат и выгод.

Slingerland создает контраст, дающий паузу:

Идеальный человек в западной философии не только бестелесен, но и радикально одинок.

И все же этот идеал противоречит нашим биологическим и социальным истинам:

На самом деле мы не автономные, самодостаточные, чисто рациональные люди, а эмоциональные вьючные животные, тесно зависимые от других людей на всех этапах нашей жизни. Мы ладим не потому, что умеем подсчитывать затраты и выгоды, а потому, что эмоционально привязаны к нашим ближайшим родственникам и друзьям и были обучены принимать набор из значений , который позволяет нам спонтанно сотрудничать с другими в нашей компании. общество.Эти общие ценности являются связующим звеном, скрепляющим крупные человеческие группы, и ключевой особенностью этих ценностей является то, что их нужно принимать искренне и спонтанно — в стиле wu-wei — для выполнения своей работы. Вот почему напряженность вокруг wu-wei и de связана с основными загадками, окружающими человеческое сотрудничество, особенно в анонимных больших сообществах, в которых мы, как правило, населяем сегодня.

То, что wu-wei дает нам, утверждает Слингерленд, — это «ощущение того, что мы дома в какой-то системе ценностей, какими бы расплывчатыми или нечеткими», что позволяет нам «восстановить решающее социальное измерение — спонтанность» — нечто еще то, что отличает его от западных концепций, таких как «поток.«Поскольку контекстуальная нечеткость является центральной чертой человеческой психологии, препятствия на пути к спонтанности, как правило, варьируются среди людей и между ситуациями, но результат один и тот же:

Нас учили верить, что лучший способ достичь наших целей — это тщательно их рассуждать и сознательно стремиться к их достижению. К сожалению, во многих сферах жизни это ужасный совет. Многие желаемые состояния — счастье, привлекательность, спонтанность — лучше всего добиваться косвенно, а сознательные мысли и усилия, прилагаемые к ним, могут фактически помешать их достижению.

Страница из Neurocomic , графического романа о том, как работает мозг

Один из центральных элементов парадокса проистекает из важной когнитивной двойственности: нашим мышлением управляют две отдельные системы, каждая из которых подчиняется своим собственным правилам и характеристикам — за эти две системы отвечают одни и те же за чудеса и недостатки нашей интуиции. В первой, известной как Система 1, преобладает «горячее познание»; быстрый, автоматический и в значительной степени бессознательный, он примитивен и значительно старше с точки зрения эволюции, а это означает, что благодаря эонам практики и многократного использования он имеет тенденцию к исправлению.Второй тип, Система 2, характеризуется «холодным познанием» — медленным, преднамеренным, рациональным и осознанным рассуждением, которое развилось в последнее время и, таким образом, является более гибким. Первое — это то, что мы ассоциируем с телом, второе — с умом. Когда приходит Система 1 с ее импульсивной и недальновидной реактивностью, мы часто сталкиваемся с проблемами в долгосрочной перспективе. Слингерленд объясняет:

Это не потому, что горячее познание не принимает во внимание будущие последствия. Проблема в том, что концепция соответствующих последствий этой системы была зафиксирована давно, с эволюционной точки зрения, и является довольно жесткой.«Сахар и жир: хорошо» на протяжении большей части нашей эволюционной истории было отличным принципом, по которому нужно жить, поскольку получение адекватного питания было постоянной проблемой. Однако для тех из нас, кому посчастливилось жить в процветающем индустриальном мире, сахар и жир так широко и свободно доступны, что больше не представляют собой неквалифицированные товары — напротив, позволяя себе чрезмерно ими заниматься, есть целый ряд негативных факторов. последствия. Огромное преимущество холодного познания в том, что оно способно менять свои приоритеты в свете новой информации.

Слингерленд указывает на две ключевые теории, объясняющие, как «одна (относительно) безволосая обезьяна смогла перейти от племени к государству» и почему возникли две системы познания. Один из них считает, что развитие внешних социальных институтов, таких как законы, наказания, деньги и награды, постепенно стало сдерживать наше внутреннее горячее познание, предварительно запрограммированное на него, поскольку наши центры когнитивного контроля постоянно меняют направление, чтобы подавить, подавить или перенаправить его. Слингерленд подводит итог:

Цивилизация — это торжество холодного познания над горячим.

Но более поздняя работа в области западной философии и социальных наук поставила эту теорию под сомнение по причинам, более соответствующим концепции у-вэй , предполагая, что холодное познание просто не имеет силы и выносливости, чтобы держать горячее познание под контролем. 24/7. Напротив, наше совместное поведение мотивируется чем-то еще — чем-то, основанным не на поощрении как наказании, а на соединении двух систем через более глубокий механизм:

Согласно этой точке зрения, ключ к совместной работе множества незнакомцев — это не создание бесконечного потока новых законов или институтов, а создание набора общих значений .Вы просто подчиняетесь законам. Ценности — это то, что вы чувствуете . После усвоения ценности функционируют так же, как и другие формы горячего познания — быстро, автоматически, бессознательно, wu-wei . С этой точки зрения мы можем начать видеть, как парадокс wu-wei возникает как своего рода естественное следствие нашего перехода от охотников-собирателей к фермерам и городским жителям.

Слингерленд цитирует новаторскую работу корнельского психолога Роберта Франка о том, почему мы сотрудничаем, которая предполагает, что наиболее важной смазкой наших социальных взаимодействий являются сильные эмоции, которые делают нас честными, а не когнитивные оценки предполагаемых вознаграждений и наказаний.В конечном итоге отдача от сотрудничества наступает только тогда, когда мы перестаем сознательно пытаться их заставить — открытие резко контрастирует с основными принципами современной западной культуры, которая вознаграждает холодное познание до крайности и неизменно подталкивает нас к сознательному и систематическому стремлению. для вещей, достижимых только тогда, когда мы отпускаем. Slingerland пишет:

Если вы просто используете награды и наказания — рациональную, эгоистичную, холодную стратегию познания — не имеет значения, что люди чувствуют внутри.Вы устанавливаете стимулы, позволяете людям разбираться в них, а затем судите о них исключительно по их поведению. В модели ценностей, с другой стороны, решающее значение имеет то, что люди действительно чувствуют изнутри: если я не могу поверить, что вы привержены тем же идеалам, которым привержен я, мы не сможем работать вместе. .

Вот где возникает «парадокс у-вэй » — загадка попытки не пытаться. Безусловно, это не пропаганда пассивности и смирения, а сознательное культивирование в себе тех наклонностей, которые обещают принести плоды в виде поведения и качеств, к которым мы стремимся в долгосрочной перспективе.Slingerland элегантно говорит об этом:

Вы можете взращивать свои ростки: попытайтесь определить зарождающиеся тенденции желательного поведения внутри вас, а затем взращивайте и расширяйте их, пока они не станут достаточно сильными, чтобы взять верх. Или вы можете просто плыть по течению: забыть о попытках, забыть о том, что не пытаться, и просто позволить ценностям, которые вы хотите принять, подхватить вас и увлечь вас.

Иллюстрация Алессандро Санны из книги Река

В течение естественного жизненного пути также наблюдаются приливы и отливы двух систем: стратегии холодного познания, такие как «резьба и полировка», как правило, более полезны в раннем возрасте, а также когда мы приобретаем новые навыки, где осознанная практика является ключом к мастерству.Но после определенного уровня опыта те самые стратегии, которые помогли нам добиться прогресса на раннем этапе, теперь ставят нас на «нормальное плато» автопилота, и холодное познание начинает мешать, а не способствовать прогрессу. Это, как отмечает Слингерленд, может быть верным и в отношении морали:

Глубоко укоренившаяся моральная предрасположенность может стать слишком жесткой с возрастом, и в этом случае вам, возможно, придется перейти к подходу прорастания или отпускания.

На социальном уровне одним из способов решения этого парадокса является то, что Слингерленд называет «этической самозагрузкой» — идея о том, что желаемое поведение и качества, которые мы развиваем в себе, исходят, чтобы иметь небольшое, но ощутимое положительное влияние на других, «что заставляет их действовать все более позитивно с моральной точки зрения, что, в свою очередь, влияет на нас.«Слингерленд возвращает это к реальности нашей повседневной жизни через древние китайцы:

Это имеет непосредственное практическое значение для того, как вы устраиваете свою повседневную жизнь. Ранние конфуцианцы приложили огромные усилия для изменения своего непосредственного эстетического окружения — одежды, цветов, планировки жилых помещений, музыки — так, чтобы оно отражало ценности конфуцианского пути. Хотя большинство из нас больше не принимает Путь, мы можем использовать те же методы, чтобы укрепить свой собственный набор ценностей.Если вы можете настроить свой дом и рабочее место в той степени, в которой вы контролируете их, чтобы они отражали ваши вкусы и ценности, то, что заставляет вас чувствовать себя хорошо и как дома, вам будет лучше. У вас будет еще wu-wei и еще de .

[…]

Основная идея проста. Вы выбираете желаемую модель, а затем изменяете свое горячее мышление в соответствии с ней, погружаясь в напоминания и подсказки окружения. Как это повторение в конечном итоге приводит к тому, что новая внутренняя предрасположенность становится искренней и самоактивирующейся, остается загадкой — интеллектуально парадокс остается — но, похоже, на практике это работает.

Это предрасположение основано не только на философии. Недавние открытия в психологии и социальных науках, отмечает Слингерленд, показали, что это центральная черта того, как работает наш разум:

Растущая литература по психологии восприятия демонстрирует, что, когда дело доходит до определенных сложных визуальных задач — упражнений, в которых испытуемых просят найти целевую фигуру посреди большого массива, — просто расслабиться и дать ответу «всплыть» »Работает намного лучше, чем активные попытки.Точно так же, когда кто-то попадает в тупик из-за проблемы, просто оставить ее в покое и заняться чем-то другим часто является лучшим способом ее решить. Ничего не делать позволяет вашему бессознательному взять верх, и, как мы видели, бессознательное часто лучше решает определенные типы особенно сложных проблем.

Это, конечно, то, что учитывает почти каждая модель творческого процесса, признавая важность фазы «инкубации» или того, что Льюис Кэрролл так незабываемо назвал «умственным пережевыванием».«Чтобы создать условия для этого важного состояния, Слингерленд советует нам делать то, что мы интуитивно считаем важным, но рационально сопротивляться:« Спи, гуляй, пропалывай свой сад ». Он инкапсулирует суть этого подхода:

Знания, на которые мы полагаемся больше всего, — это горячее, эмоционально обоснованное «знание как», а не холодное, бесстрастное «знание этого». Мы созданы для того, чтобы делать, а не думать. Это имеет важные последствия для всего: от того, как мы обучаем людей, до того, как мы проводим публичные дебаты, принимаем решения в области государственной политики и думаем о наших личных отношениях.

[…]

Наша современная концепция человеческого превосходства слишком часто бедна, холодна и бескровна. Успех не всегда приходит от более строгого мышления или упорных усилий.

В оставшейся части Пытаясь не пробовать , Слингерленд далее исследует социальные и духовные аспекты у-вэй , как лучше использовать их в нашей повседневной жизни и почему спонтанность играет центральную роль в нашей способности доверять, играть и любить. Дополните его Оливером Беркманом о том, как чрезмерное планирование ограничивает наше счастье и успех, и Аланом Уоттсом о том, почему жизнь в условиях неопределенности является секретом полноценной жизни.

.

Парадокс Ву-Вэй | Edge.org

Я сразу увидел, что все эти истории, которые я считал историями у-вэй, имели очень небольшой набор метафор — таких как тянуть, плыть по течению, терять самоощущение. Была семья метафор «забвения», которые касались бессознательности. Было семейство метафор об отсутствии усилий, когда мир делал работу, и вам просто нужно было плыть по течению. Их было не так много, во всех этих историях есть набор из 15 метафор, которые, как я думал, были историями у-вэй.Внезапно у меня появился действительно строгий способ сказать, что именно так эти истории сочетаются друг с другом; они связаны метафорой.

Я учился в период гуманитарных наук, которые были очень социально-конструктивистскими, так что постмодернизм «мы — продукт культуры и языка до самого низа». Это затрудняло выполнение сравнительной работы, потому что древний китайский — это просто совершенно несоизмеримый мир мыслей по сравнению с нашим. Как ты это изучаешь? Что вы можете сказать об этом? Как вы занимаетесь кросс-культурной работой? Я думаю, что результатом религиоведения и китаеведения стало бесконечное коллекционирование бабочек.Так что нас научили делать очень подробное описание того, что мы изучали, исследовать все нюансы этого, и это конец нашей работы. Выкладываем туда. Что вы можете сказать об этом? Мы не можем это анализировать, мы не можем сравнивать ни с чем. Я думаю, что это действительно завело гуманитарные науки в тупик, и это беспокоило меня в аспирантуре, но я не знал, какие были альтернативы.

Это воплощенное движение познания, частью которого являются Лакофф и Джонсон, дало мне альтернативу.Мы воплощенные существа, которые связаны с миром, мы созданы эволюцией. Как мы можем узнать, о чем говорит ранний китайский текст? Что ж, мы можем взглянуть на метафоры. Когда Конфуций говорит о том, что нас что-то тащит за собой, например, лошадь, мы знаем, на что это похоже, потому что нас что-то тянет за собой. Таким образом, вы можете использовать свое тело и воплощенный опыт как ключ-декодер, чтобы понять опыт людей в других культурах. Внезапно это дало нам очень последовательную, мощную методологию и теоретическое обоснование для кросс-культурной сравнительной работы, которая полностью вышла из моды в гуманитарных науках.

Я снова вернулся к первичным текстам. Я не сдал [оригинал] рукопись. Я переписал все это, используя теорию метафор и обосновав ее в перспективе воплощенного познания, включил ее и полностью напугал моих коллег. Но он выиграл главную награду, и это просто поставило меня на этот путь.

Потом мне захотелось почитать больше о воплощенном познании в целом. Я хотел узнать, как метафоры работают в нашем мозгу, и это привело меня в когнитивную нейробиологию.Я хотел знать, откуда появился мозг, почему он устроен так, как устроен, так что это привело меня в эволюционную психологию, и я начал читать литературу по эволюционной психологии. Я все дальше и дальше уходил от того, чему меня учили, но я видел, как это может в конечном итоге вернуться к тому, над чем я работаю. Самое приятное в сроке полномочий состоит в том, что после получения срока полномочий вы можете делать все, что захотите. Примерно в это же время я получил должность за свою относительно традиционную работу, которую я выполнял в своей области, и это позволило мне фактически бросить учебу на пять, шесть лет и переквалифицироваться в когнитивные науки, эволюционную теорию, философию науки.

Я тратил много времени на конференции, которые не были для меня обычными. В то время я был в Лос-Анджелесе, в Университете Южной Калифорнии, поэтому я пошел в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе на серию лекций BEC [Behavior, Evolution and Cognition] Talk и узнал много интересного. Я обнаружил, что, чтобы получить представление о новой области, нельзя просто погрузиться в нее. Вам действительно нужно пойти на конференцию и поговорить с людьми и выяснить, каковы линии разлома, кто с кем не согласен, каковы крупные фракции, и единственный способ узнать это — поговорить с людьми.Так что я был бы тем странным парнем на периферии, который пригласит себя на обед. Люди уходили поговорить, а я говорил: «Эй, могу я прийти?» Они сказали: «Хорошо. Кто этот странный парень, изучающий китаец? Мы позволим ему прийти». Многие из этих ребят стали моими сотрудниками и хорошими коллегами.

Это были странные пять лет, как будто снова в школу. Но это привело к этой книге Что наука предлагает гуманитарным наукам , которую я написал

.