Метод философии диалектический: Диалектический метод познания | Понятия и категории

Brick of knowledge

концепции

Поделиться статьей в социальных сетях:

в избранноеСсылка на оригинал: Stanford Encyclopedia of Philosophy

Впервые опубликовано 3 июня 2016 года.

«Диалектика» — это термин, который используется для описания метода философской аргументации, подразумевающего противоречивый процесс, связывающий противоположные стороны. Например, в самой «классической» версии диалектики древнегреческий философ Платон представлял свою философскую аргументацию в виде диалогов или дискуссий между Сократом и другим человеком или группой людей. В ходе диалогов собеседники Сократа предлагают определения философских понятий или высказывают взгляды, которые Сократ оспаривает или подвергает сомнению. Спор представляет собой линейную прогрессию или эволюцию философских взглядов и позиций: в течение диалога собеседники Сократа меняют или уточняют свои взгляды в ответ на вызовы Сократа и приходят к принятию более сложных взглядов. Таким образом, диалектика между Сократом и его собеседниками становится для Платона способом отстоять более сложные идеи в противовес ранним и неизощренным точкам зрения.

Диалектика Гегеля — это отдельный диалектический метод аргументации, применяемый философом Георгом Вильгельмом Фридрихом Гегелем (см. статью о Гегеле), который, как и любой другой «диалектический» метод, основан на противоречивом процессе, связывающем противоположные стороны. Если для Платона этими сторонами были люди (Сократ и его собеседники), у Гегеля противоборствующие стороны меняются в зависимости от предмета обсуждения. В работе по логике, например, это различные определения логических понятий, противопоставленные друг другу. В «Феноменологии духа», где представлена эпистемология или философия познания Гегеля, «противоположными сторонами» являются различные определения сознания и объекта, который осознает это сознание или на знание которого оно претендует. Как и в диалогах Платона, противоречие между «противоположными сторонами» в диалектике Гегеля ведет к линейной эволюции или развитию менее сложных определений к более сложным. Диалектический процесс, таким образом, является методом аргументации Гегеля против более ранних, менее сложных определений или взглядов и в пользу более изощренных и сложных. Гегель считал этот диалектический метод или «спекулятивный способ познания» (ФП, 45) отличительной чертой своей философии и использовал тот же самый метод в «Феноменологии духа» (ФД) и далее во всех своих зрелых работах — во всей «Энциклопедии философских наук» (включая ее первую часть — «Науку логики», ЭФЛ), «Науке логики» (или «Большой логике», НЛ) и «Философии права» (ФП).

Хотя Гегель признавал, что его диалектический метод является частью философской традиции, восходящей к Платону, он критиковал платоновскую версию диалектики.

Он утверждал, что диалектика Платона имеет дело только с ограниченными философскими утверждениями и не может выйти за пределы скептицизма или небытия (ФП, Гегель 1970–1972). Согласно традиционной логике аргумента reductio ad absurdum, если посылки аргумента приводят к противоречию, мы должны заключить, что посылки ложны, что оставляет нас без посылок или ни с чем. Затем мы должны ждать, пока откуда-то произвольно возникнут новые посылки, а затем посмотреть, не оставят ли эти новые посылки нас снова ни с чем, если тоже приведут к противоречию. Поскольку Гегель считал, что разум неизбежно порождает противоречия, он полагал, что новые предпосылки приведут к новым противоречиям. Таким образом, скептицизм, который заканчивается голой абстракцией ничто или пустоты, не продвигается дальше, а лишь ждет, пока появится что-то новое, что можно будет обратить в ничто (ФД).

Гегель утверждает, что, поскольку диалектика Платона не может выйти за пределы произвольных суждений и скептицизма, она порождает лишь приблизительные истины и не может быть подлинной наукой (ФП; Гегель 1970–1972; Гегель 1994, прим. к § 31; ср. ЭФЛ, прим. к § 81).

Гегель приводит наиболее широкое и общее описание своего диалектического метода в первой части «Энциклопедии философских наук», которую также называют «Наукой логики» (ЭФЛ). У логического, как он пишет, есть три стороны (ЭФЛ § 79). Эти стороны не составляют три части самой логики, а «суть моменты всякого логически реального, то есть всякого понятия или истинного вообще» (ЭФЛ, прим. к § 79; о том, почему Гегель считает, что диалектика есть во всем, см. раздел 4). Первый момент — момент рассудочности — это момент определенности, в котором понятия или формы стабильно определены (ЭФЛ § 80).

Второй момент — диалектический (ЭФЛ §§ 79, 81) или отрицательно разумный (ЭФЛ § 79) — момент нестабильности. В этот момент односторонность или ограниченность определения момента рассудочности выходит на первый план, и первоначально зафиксированное определение становится своей противоположностью. Гегель описывает этот процесс как процесс «снятия» (ЭФЛ § 81). Так переводится гегелевское техническое употребление немецкого глагола aufheben, который является центральным понятием в его диалектическом методе. Гегель утверждает, что aufheben имеет двойное значение — отмену и сохранение в одно и то же время. Момент рассудочности сам себя снимает, поскольку его собственная природа, ограниченная и односторонняя, лишает определение стабильности и делает из него свою противоположность. Диалектический момент, таким образом, подразумевает процесс снятия самого себя или процесс, в котором определение, данное в момент рассудочности, снимает себя, отменяет и сохраняет себя, становясь своей противоположностью.

Третий момент — «спекулятивный» или «положительно-разумный» (ЭФЛ §§ 79, 82) — схватывает единство противоположностей первых двух определений, иначе говоря, является положительным результатом растворения или преобразования этих определений (ЭФЛ § 82 и примечание). Тут Гегель отказывается от традиционного аргумента reductio ad absurdum, согласно которому, когда посылки аргумента ведут к противоречию, они должны быть полностью отброшены. Как Гегель утверждает, «этот вид [аргументации] есть скептицизм, который видит в результате только чистое „ничто“ и абстрагируется от того, что это ничто определенно есть „ничто“ того, из чего оно получается как результат» (ФД, 49).

Хотя спекулятивный момент снимает противоречия, он представляет собой детерминированное или определенное ничто, поскольку является результатом особого процесса. Есть что-то особенное в определении в моменте рассудочности — специфическая слабость или какой-то специфический аспект, который был проигнорирован в его односторонности или ограниченности, — что приводит его к распаду в диалектическом моменте. Спекулятивный момент имеет определение или содержание, потому что вырастает из более ранних определений и определяет их, то есть является «конкретным единством тех определений, которые рассудок признает истинными лишь в их раздельности и противопоставленности» (ЭФЛ § 82). Спекулятивный момент, таким образом, «не пустое, абстрактное ничто, а отрицание известных определений» (ЭФЛ § 82). Когда результат считается результатом того, из чего он следует, Гегель утверждает, что он является истинным и в таком случае сам в себе определенное ничто, имеющее содержание. По его словам, «результат понимается, как он поистине есть, [т.е.] как определенная негация [bestimmte Negation], то тем самым сразу возникла некоторая новая форма» (ФД, 49). И в «Феноменологии духа», и в «Науке логики» Гегель утверждает, что его философия основана на процессе определенного отрицания, из-за чего исследователи иногда описывали его диалектику как метод или доктрину «определенного отрицания» (см. Rosen 1982: 30; Stewart 1996, 2000: 41–43; Winfield 1990: 56 и раздел о «Науке логики» в статье о Гегеле).

В этом подходе есть несколько особенностей, которые, по мнению Гегеля, поднимают его диалектический метод над произволом диалектики Платона на уровень подлинной науки. Во-первых, поскольку определения в момент рассудочности снимают себя, диалектика Гегеля не требует произвольного появления какой-либо новой идеи. Вместо этого движение к новым определениям обусловлено природой более ранних определений. Действительно, в гегелевской диалектике движение продиктовано необходимостью (см. ЭФЛ, прим. к §§ 12, 42, 81, 87, 88). Природа самих определений заставляет их становиться противоположностью самих себя. Необходимость — мысль о том, что метод предполагает принуждение от более ранних моментов к более поздним, — заставляет Гегеля рассматривать свою диалектику как своего рода логику. Как он говорит в «Феноменологии духа» верное изложение метода «относится к логике или, вернее, есть сама логика» (ФД, 30).

Необходимость — ощущение того, что тебя подводят к определенным выводам или вынуждают их делать, — является отличительной чертой «логики» в западной философии.

Во-вторых, поскольку возникающая форма или определение являются результатом того, что определение снимает само себя в моменте рассудочности, нет необходимости, чтобы новая идея приходила извне. Новая форма или новое определение обусловлены более ранними моментами и, следовательно, вырастает из самого процесса. В отличие от произвольной диалектики Платона, в которой новая идея ожидается извне, в диалектике Гегеля говорится о «ничего не принимающем в себя извне» движении (НЛ I, 108). Его диалектика приводится в действие природой, имманентностью или внутренней сущностью своего собственного содержания (НЛ I, 107–108; ср. ФП § 31). Диалектика — это принцип, только через который имманентная когерентность и необходимость вступают в содержание науки (ЭФЛ, прим. к § 81).

В-третьих, поскольку поздние определения «снимают» ранние, ранние не полностью отменяются или отрицаются. Напротив, ранние определения сохраняются в том смысле, что они продолжают действовать в поздних. Когда для-себя-бытие вводится в логику как первое понятие идеальности или всеобщности и определяется через «нечто и другое», для-себя-бытие заменяет нечто и другое как новое понятие, но нечто и другое остается активным в определении понятия бытие-для-себя. Нечто и другое должно продолжать выхватывать нечто индивидуальное, прежде чем для-себя-бытие сможет иметь собственное определение понятия, которое их собирает. Для-себя-бытие заменяет нечто и другое, но также и сохраняет, потому что определение все еще требует их работы по выхватыванию индивидуального (ЭФЛ §§ 95–96).

Например, понятие «яблоко» как для-себя-бытие было бы определено посредством сбора отдельных единиц, которые будут одинаковыми (как яблоки). Каждое индивидуальное яблоко может быть тем, чем оно является (как яблоко), только в отношении «другого», то есть того же «нечто», которым оно является (то есть яблока). Такая ограниченность и односторонность приводит каждое «нечто» к тому, чтобы стать «другим» или противоположным. «Нечто» это в то же самое время «нечто и другое». Более того, процесс определения ведет к бесконечным превращениям одного в другое: одно «нечто» может быть тем, чем оно является (как яблоко) только по отношению к такому «нечто», что такое же, как и оно само, и так далее до бесконечности (ср. ЭФЛ § 95). Понятие «яблоко» как для-себя-бытие прекращает этот бесконечный процесс, охватывая или включая отдельное нечто и другое (яблоки) в свое содержание. Оно схватывает их характер или качество как яблок. Но нечто и другое должно продолжать выделять отдельные элементы (яблоки), прежде чем понятие «яблоко» как для-себя-бытие сможет собрать их для своего собственного определения. Для-себя-бытие можно изобразить следующим образом:

Более поздние понятия, таким образом, заменяют, но и сохраняют более ранние понятия.

В-четвертых, более поздние понятия определяют пределы или конечность более ранних, но в то же время и превосходят их. Ранние определения снимают сами себя — они переходят в «другое» из-за некоторой слабости, односторонности и ограниченности самих себя. Таким образом, каждое определение ограничено, и это заставляет из становиться своими противоположностями. Гегель пишет: «Сущность всего конечного состоит в том, что оно само себя снимает» (ЭФЛ, прим. к § 81). Поздние определения определяют конечность ранних определений. Со стороны понятия для-себя-бытие, например, понятие «нечто и другое» ограниченное или конечное. Хотя нечто и другое считаются одинаковыми, характер их одинаковости (например, как яблок) схватывается только с помощью понятия более высокого уровня, понятия более всеобщего — для-себя-бытие. Для-себя-бытие обнаруживает пределы понятия «нечто и другое» и поднимается над этими ограничениями, поскольку способно на то, на что не способно понятие «нечто и другое». Диалектика, таким образом, позволяет нам пробраться через конечное к всеобщему. Гегель утверждает, что диалектика «вносит в содержание науки имманентную связь и необходимость, в котором вообще заключается подлинное, а не внешнее возвышение над конечным» (ЭФЛ, прим. к § 81).

В-пятых, поскольку определенность в спекулятивном моменте схватывает единство первых двух моментов, диалектика Гегеля ведет к понятиям и формам, которые становятся все более универсальными и всеобъемлющими. По Гегелю, результатом диалектического процесса становится

новое понятие, но более высокое, более богатое понятие, чем предыдущее, ибо оно обогатилось его отрицанием или противоположностью; оно, стало быть, содержит предыдущее понятие, но содержит больше, чем только его, и есть единство его и его противоположности. (НЛ I, 108)

Как для-себя-бытие, поздние понятие более всеобщи, поскольку они объединяют более ранние определения или надстраиваются над ними как их часть. Действительно, многие другие понятия или определения также можно изобразить окружающими более ранние (ср. Maybee 2009: 73, 100, 112, 156, 193, 214, 221, 235, 458).

Наконец, поскольку диалектический процесс ведет к возрастанию полноты и всеобщности, он в конечном счете производит полный ряд или приводит к «завершению» (НЛ I, 108). В терминах Гегеля диалектика завершается «Абсолютом», окончательным и полностью всеобъемлющим или безусловным понятием или формой в соответствующем обсуждаемом предмете (логика, феноменология, этика, политика и т.д.). «Абсолютные» форма или понятие необусловлены, потому что их определения содержат все другие понятия или формы, разработанные для этого предмета ранее в диалектическом процессе. Более того, поскольку процесс развивается обязательно и всесторонне через каждое понятие, форму или определение, ни одно определение не остается вне этого процесса. Следовательно, не существует никаких остаточных понятий или форм вне «Абсолюта», которые могли бы его обуславливать или определять. «Абсолют», таким образом, необусловлен, потому что он содержит все условия в своем содержании и не обусловлен ничем другим вне его. Он является высшим понятием или формой всеобщности предмета, мыслью или понятием всей концептуальной системы соответствующего предмета. Мы можем представить себе абсолютную идею (ЭФЛ, § 236), например, — которая является «Абсолютом» для логики — как овал, окружающий многочисленные овалы и круги, которые представляют более ранние и менее универсальные определения из логического развития (ср. Maybee 2009: 30, 600).

Поскольку понятие абсолюта каждого предмета перетекает одно в другое, взятые вместе, они составляют всю философскую систему Гегеля, которая, по словам Гегеля, «круг, состоящий из кругов» (ЭФЛ, § 15). Его можно изобразить следующим образом (Maybee 2009: 29):

Подводя итог, Гегель убежден, что эти характеристики делают его диалектический метод подлинно научным. Как он утверждает, «диалектика есть… движущая душа всякого научного развертывания мысли» (ЭФЛ, прим. к § 81). Гегель признает, что описание диалектического метода может быть более или менее сложным или детализированным, но поскольку он движим лишь предметом самим по себе, только его мы можем называть «единственным истинным методом» (НЛ I, 107).

До сих пор мы говорили о том, как сам Гегель описывает свой диалектический метод, но пора рассмотреть, как мы можем вписать этот метод в аргументы, которые он приводит в своих трудах. Исследователи часто использовали первые три этапа логики в качестве классического примера (Forster 1993: 133), иллюстрирующего, как диалектический метод Гегеля нужно применять к его собственным аргументам. Логика начинается с простого и непосредственного понятия «бытие», которое должно иллюстрировать момент рассудочности. Мы можем мыслить бытие как понятие чистого присутствия. Оно не опосредовано никаким другим понятием, не определено в связи с другим понятием и, таким образом, неопределенно и не имеет дальнейшего определения. Поскольку мысль о чистом бытии не определена, как и чистая абстракция, она тем не менее не отличается от чистого отрицания или абсолютной негации. Таким образом, бытие эквивалентно ничто. Недостаточная определенность бытия, таким образом, заставляет его снять само себя и превратиться в ничто, что является диалектическим моментом.

Но если обратиться к моменту определения Бытия и Ничто самих по себе, мы заметим, что их определения имеют одинаковое содержание. Действительно, оба они неопределенны, поэтому имеют одного рода неопределенное содержание. Единственное, «лишь мнимое и совершенно абстрактное» (ЭФЛ, прим. к § 87) различие между ними состоит в том, что неопределенное содержание Бытия считается наличествующим, в то время как неопределенное содержание Ничто — отсутствующим. Третье понятие логики, которое используется для иллюстрации спекулятивного момента, объединяет первые для момента, схватывая позитивный результат и следствие противоположности первых двух моментов. Понятие Становления — мысль неопределенного содержания, сначала взятая присутствующей (Бытие), а затем отсутствующей (Ничто) — или наоборот. Становление — процесс перехода из Бытия в Ничто или из Ничто в Бытие или, как пишет Гегель, непосредственное исчезновение одного в другом. Противоречие между Бытием

Ничто, таким образом, не reductio ad absurdum и приводит не к отказу от обоих понятий и пустоте, как, по мнению Гегеля, происходит в диалектике Платона, а к позитивному результату, появлению нового понятия, в котором синтезируются два ранее противоположных.

Мы можем также использовать классический пример «Бытие — Ничто — Становление» как пример, иллюстрирующий понятие снятия (aufheben), которое, как мы видели, означает отмену (или негацию) и сохранение в одно и то же время. Гегель утверждает, что понятие Становления снимает понятия Бытие и Ничто, замещая их, и сохраняет, на них основываясь. В действительности это первое конкретное понятие в логике. В отличие от Бытия и Ничто, которые не имеют определения как понятия и довольно абстрактны, Становление является определенным единством, в котором есть и Бытие, и Ничто. У Становления есть определение, потому что оно определено понятиями Бытие и Ничто.

Этот «классический» пример тесно связан с традиционным представлением, согласно которому диалектика Гегеля следует паттерну «тезис — антитезис — синтез».

Применительно к логике это означает, что понятие, которое вводится как «тезис», или понятие, наделенное содержанием, затем развивается во второе понятие, ему противоположное, то есть «антитезис». «Антитезис», в свою очередь, приводит к третьему понятию, — «синтезу» — объединяющему первые два (см., напр., McTaggert 1964 [1910]: 3–4; Mure 1950: 302; Stace 1955 [1924]: 90–93, 125–126; Kosek 1972: 243; E. Harris 1983: 93–97; Singer 1983: 77–79). Эта интерпретация диалектики Гегеля продолжает пользоваться популярностью (Forster 1993: 131; Stewart 2000: 39, 55; Fritzman 2014: 3–5). Согласно ей Бытие является позитивным моментом или тезисом, Ничто — негативным моментом или антитезисом, а Становление моментом снятия или синтезом — понятием, которое отменяет и сохраняет, объединяет и комбинирует Бытие и Ничто.

Следует проявить осторожность и не рассматривать этот «классический» пример как догмат всей диалектики Гегеля или его метода в более широком смысле (классическая критика такого прочтения представлена в Mueller 1958). Иногда этим паттерном можно описать переход от стадии к стадии, но есть также много случаев, когда развитие не подходит под него достаточно хорошо. Например, паттерну соответствует представление о том, как Мера — комбинации Качества и Количества — переходит в Безмерное, ей противоположное. Безмерное, в свою очередь, становится Сущностью, то есть единством или комбинацией двух предыдущих сторон. Такая серия переходов подходит под общий паттерн, выведенный из «классического примера»: Мера может быть моментом рассудочности или тезисом, Безмерное — диалектическим моментом или антитезисом, а Сущность — спекулятивным моментом или синтезом, объединяющим предыдущие два момента. Тем не менее, прежде чем происходит переход к сущности, Безмерное само по себе переопределяется как Мера, нарушая точную параллель с классическим примером «Бытие — Ничто — Становление»: переход от Меры к сущности происходит не согласно паттерну «Мера — Безмерное — Сущность», а скорее по принципу «Мера — (Безмерное?) — Мера — Сущность».

Другой раздел философии Гегеля совсем не соответствует принципу классического примера «Бытие — Ничто — Становление», что замечают даже интерпретаторы, придерживающиеся традиционного прочтения диалектики Гегеля. После использования примера «Бытие — Ничто — Становление», чтобы подтвердить, что диалектический метод Гегеля состоит из «триад», члены которых представляют собой тезис, антитезис и синтез (Stace 1955 [1924]: 93), Стейс, например, предупреждает читателя, что Гегель не смог внедрить этот паттерн во всю свою философскую систему. Стейс утверждает, что сложно заметить, что средний термин некоторых триад Гегеля противоположен или антитетичен первому, более того, «некоторые „триады“ содержат четыре термина!» (Stace 1955 [1924]: 97). В действительности один из разделов логики Гегеля — учение о Понятии — пренебрегает паттерном «тезис — антитезис — синтез», поскольку имеет только два подраздела, а не три. «Третьего тут не дано. Гегель отказывается от метода триады без дальнейшего объяснения» (Stace 1955 [1924]: 286; McTaggart 1964 [1910]: 292).

Интерпретаторы предлагали различные решения проблемы того, что диалектика Гегеля порой пренебрегает триадической формой.

Некоторые исследователи достаточно свободно применяли триадическую форму на нескольких этапах (Burbidge 1981: 43–45; Taylor 1975: 229–230), другие же ко всей философии Гегеля, а не отдельным ее разделам. Например, Мур утверждает, что учение о Понятии прекрасно вписывается в триадическую схему диалектики, поскольку весь этот раздел является антитезисом предыдущего раздела логики Гегеля, учения о Бытии (Mure 1950: 270). Мур утверждает, что триадическая форма различается тем лучше, чем шире мы ее применяем. Он пишет: «Триадическая форма появляется на многих масштабах, и чем шире он, тем очевиднее она» (Mure 1950: 302).

Исследователи, которые интерпретировали диалектику Гегеля на схожем масштабе — как переход с одного уровня на другой — также пытались объяснить, почему некоторым разделам не свойственна триадическая форма. Финдли, например, который подобно Стейсу ассоциирует диалектику с «триадой или тремя элементами», утверждает, что стадии могут соответствовать триадической форме более чем в одном смысле (Findlay 1962: 66). Первый смысл троичности похож на классический пример «Бытие — Ничто — Становление». Во втором случае, тем не менее, как утверждает Финдли, диалектический момент «противоречивого распада» сам по себе не является отдельной стадией или «не засчитывается за одну из них», но представляет собой переход между противоположными, но дополняющими друг друга абстрактными стадиями, которые «развиваются более или менее одновременно» (Findlay 1962: 66). Второй случай троичности может включать любое количество стадий: «быстро расшириться до четверичности, пятиричности и т.д.» (Findlay 1962: 66). Тем не менее, как и Стейс, он считает, что многие переходы в философии Гегеля не очень хорошо вписываются в триадическую модель. В некоторых триадах второй термин является «прямой и очевидной противоположностью первого», как в случае Бытия и Ничто. Однако в других случаях оппозиция «носит гораздо менее экстремальный характер» (Findlay 1962: 69). В некоторых триадах третье понятие, очевидно, является посредником между первыми двумя членами, а в других — это всего лишь один возможный посредник или единство среди других возможных; возможны случаи, когда «примирительные функции третьего понятия вовсе не очевидны» (Findlay 1962: 70).

Давайте рассмотрим подробнее моменты, когда «классический пример» не описывает диалектическое развитие логики Гегеля достаточно хорошо. На последнем этапе логики понятие цели проходит несколько этапов, от Абстрактной цели (ЭФЛ § 204) к Конечной или Непосредственной (ЭФЛ § 205) и, после нескольких этапов силлогизма (ЭФЛ § 206), к Реализованной (ЭФЛ § 210). Абстрактная цель не имеет дальнейшего определения. Это может быть не только цель, поставленная сознательно, такая как нужда или побуждение, но также и «внутренняя», о чем писал Аристотель (см. статью об Аристотеле): цель вещи в мире достичь своей сущности или жить в соответствии с ней. Конечная цель ― это момент, когда абстрактная цель определяется конкретным материалом или содержанием, в котором будет реализована. Конечная цель в таком случае проходит через процесс, в котором она как Всеобщность реализует себя как Цель в материале или содержании (таким образом, становясь Реализованной), становясь Частностью, а затем Единичностью (силлогизм В-Ч-Е) во внешнем проявлении или индивидуальным объектом во внешнем мире (ЭФЛ § 210; Maybee 2009: 466–493).

Гегелевское описание развития цели не укладывается ни в хрестоматийный пример бытия-ничто-становления, ни в модель тезиса-антитезиса-синтеза. Согласно этому примеру и модели, абстрактная цель была бы моментом рассудочности или тезисом, конечная цель была бы диалектическим моментом или антитезисом, а реализованная цель была бы спекулятивным моментом или синтезом. Хотя конечная цель имеет иное, более точное определение, чем абстрактная цель, трудно понять, как ее можно определить строго как «противопоставление» или «антитезис» абстрактной цели в том смысле, в каком Ничто противоположно Бытию.

Тем не менее есть ответ на критику того, что многие из определений не являются противоположностями в строгом смысле этого слова. Немецкий термин, переводимый как «противоположность» в гегелевском описании диалектического момента (ЭФЛ §§ 81–82) — entgegensetzen — имеет два корня: setzen («устанавливать, ставить»), gegen («против») и приставку ent-, обозначающую, что нечто перешло в новое состояние. Глагол entgegensetzen, таким образом, можно буквально перевести как «установить против». «Engegengesetzte», в которые переходят определения, необязательно должны быть строго «противоположны» первым, но могут быть определениями, которые просто «противопоставлены» или отличаются от первых. И приставка ent-, которая предполагает, что первые определения переходят в новое состояние, может быть объяснена утверждением Гегеля, что конечные определения с рассудочного момента снимают (отменяют, но и сохраняют) себя: более поздние определения вводят более ранние определения в новое состояние, сохраняя их.

В то же время есть специальный смысл, в котором более позднее определение все еще было бы «противоположностью» более раннего. Если второе определение отличается от первого, оно является логическим отрицанием первого или не-первым-определением. Если первое определение ― «е», например, то новое определение, отличающееся от него ― «не-е» (Kosek 1972: 240). Поскольку Конечная цель, например, имеет определение, отличающееся от определения Абстрактной цели, она является не-Абстрактной-целью, ее отрицанием или противоположностью в этом смысле. Поэтому существует специальный, логический смысл, в котором второе понятие или форма является «противоположностью» или отрицанием — или «не» — первого, хотя, опять же, оно необязательно должно быть строгой его «противоположностью».

Тем не менее остаются другие проблемы. Поскольку понятие Реализованной цели определяется в силлогистическом процессе, оно само по себе является продуктом нескольких стадий развития (по нашим подсчетам, по меньшей мере четырех, если считать Реализованную цель отдельным определением), которые не следуют триадической модели. Более того, понятие Реализованной цели, строго говоря, не кажется единством или комбинацией Абстрактной цели и Конечной цели. Реализованная цель является результатом силлогистического процесса Конечной цели, в котором Конечная цель сосредотачивается на конкретном материале или содержании и реализуется в нем. Таким образом, Реализованная цель представляется развитием Конечной цели, а не единством или сочетанием Абстрактной цели и Конечной цели, подобно тому как Становление можно назвать единством или сочетанием Бытия и Ничто.

Такие соображения заставили некоторых ученых интерпретировать диалектику Гегеля, следуя более буквальному прочтению его утверждения в «Науке логики», что три «стороны» формы логики — а именно момент рассудочности, диалектический момент и спекулятивный момент — «являются моментами любого [или каждого; jedes] логически-реального, то есть любого [или каждого; jedes] понятия» (ЭФЛ, прим. к § 79, альтернативный перевод). Предполагается, что каждое понятие проходит через все три момента диалектического процесса, и это подкрепляется утверждением Гегеля в «Феноменологии духа», что в результате процесса детерминированного отрицания «сразу возникла некоторая новая форма» (ФД, 49).

Согласно этой интерпретации, три «стороны» — это не три различных понятия или формы, которые связаны друг с другом в классической триаде «Бытие-Ничто-Становление», а различные сиюминутные стороны или «определения» в жизни каждого понятия или формы по мере перехода к следующему.

Таким образом, три момента включают в себя только два понятия или две формы: то, что приходит первым, и то, что приходит следующим (примеры подобной интерпретации см. в Maybee 2009; Rosen 2014: 122, 132; Winfield 1990: 56).

В случае с понятием Бытия, например, момент рассудочности является моментом стабильности, в котором оно утверждается как чистое присутствие. Тем не менее это определение является ограниченным, поскольку, как мы уже видели, в нем игнорируются другие аспекты Бытия, а именно, что Бытие не имеет содержания или устремления, то есть того, что определяет Бытие в диалектическом моменте. Бытие, таким образом, снимает себя, поскольку односторонность его момента рассудочности подрывает эти характеристики и ведет к определению, которое присуще Бытию в его диалектическом моменте. Спекулятивный момент выводит следствия этих моментов и утверждает, что Бытие (как чистое присутствие) ничего не подразумевает. Существует также «единство различенных определений [Entgegensetzung]» (ЭФЛ, § 82): поскольку в нем схватывается процесс перехода от одного к другому, оно включает рассудочный момент Бытия как чистого присутствия и его диалектический момент как ничто или неопределенности, а также сравнивает два эти определения, ставит их (-setzen) друг против (-gegen) друга. Это приводит Бытие к новому состоянию, что подразумевается приставкой «ent-», потому что следующее понятие, Ничто, снимает (отменяет и сохраняет) Бытие.

Понятие Ничто также имеет три момента. Когда оно утверждается как спекулятивный результат понятия Бытия, оно находится в моменте рассудочности или стабильности: это Ничто, определенное как чистое отсутствие, отсутствие определения. Но момент рассудочности также односторонний. Как и Бытие, Ничто является неопределенным содержанием, что характеризует его в его диалектическом моменте. Ничто, таким образом, снимает себя: поскольку оно является неопределенным содержанием, оно не может быть чистым отсутствием, а присутствует так же, как и Бытие. Оно присутствует как неопределенное содержание. Ничто, таким образом, снимает Бытие: заменяет (отменяет) Бытие, но также и сохраняет его, поскольку имеет то же самое определение ― неопределенное содержание ― и присутствие. Мы можем представить Бытие и Ничто, как на рисунке ниже. Контур кругов пунктирный, что показывает неопределенность обоих понятий (Maybee 2009: 51):

В спекулятивном моменте, таким образом, Ничто подразумевает присутствие или Бытие, которое является «единством различенных определений [в их сравнении]» (ЭФЛ, § 82), посколько оно включает оба из их, но ― как процесс перехода от одного к другому ― также сравнивает два более ранних определения Ничто: как чистое отсутствие и как присутствие.

Диалектический процесс подходит к следующему понятию или форме ― Становлению ― не по триадическому паттерну, но из-за односторонности понятия Ничто, из-за которого ничто снимает само себя, и последствий этого процесса. Поскольку Бытие и Ничто были исчерпывающе проанализированы как отдельные понятия и поскольку они являются единственными задействованными понятиями, диалектический процесс может продолжаться, только если следующее понятие будет задействовать Бытие и Ничто одновременно. Более того, процесс показал, что неопределенное содержание, принимаемое за присутствие (то есть Бытие), подразумевает Ничто (или отсутствие), а неопределенное содержание, принимаемое за отсутствие (то есть Ничто), подразумевает присутствие (то есть Бытие). Следующее понятие, таким образом, берет Бытие и Ничто вместе и выводит эти следствия, а именно, что Бытие подразумевает Ничто и что Ничто подразумевает Бытие. Следовательно, Становление определяется как два отдельных процесса: в первом Бытие становится Ничто, а во втором Ничто становится Бытие. Мы можем представить себе Становление таким образом (Maybee 2009: 53):

Подобным же образом односторонность или ограниченность в определении Конечной цели вместе со следствиями более ранних стадий приводит к Реализованной цели. В момент рассудочности Конечная цель конкретизирует (или представляет) свое содержание как «нечто-предполагаемое» или как заранее данный объект (ЭФЛ § 205). Например, я иду в ресторан, чтобы пообедать, и заказываю салат. Моя цель обеда конкретизируется как заранее данный объект ― салат. Но этот объект или частность ― то есть салат ― «внутренне отражен» (ЭФЛ § 205): он имеет свое собственное содержание, развитое на более ранних стадиях, которое игнорируется определением Конечной цели. Мы можем представить конечную цель таким образом:

В диалектическом моменте Конечная цель определяется ранее игнорируемым содержанием или другим содержанием. Односторонность Конечной цели требует продолжения диалектического процесса через ряд силлогизмов, определяющих конечную цель по отношению к игнорируемому содержанию. Первый силлогизм связывает конечную цель с первым слоем содержания в объекте: Цель или всеобщность (например, обед) идет через частность (например, салат) к своему содержанию, единичность (например, салат как тип вещи) — силлогизм В-Ч-Е (ЭФЛ § 206). Но частность (например, салат) сама по себе есть всеобщность или цель, «которая в то же время есть силлогизм внутри себя [in sich]» (ЭФЛ, прим. к § 208, альтернативный перевод) по отношению к своему собственному содержанию. Салат ― это всеобщность или цель, которая конкретизируется как салат (как тип вещи) и имеет свою особенность в этом салате ― второй силлогизм, В-Ч-Е. Таким образом, первая сингулярность (например, «салат» как тип вещи) — которая в этом втором силлогизме является частностью или Ч — «судит» (ЭФЛ § 208) или утверждает, что «В есть Е»: она говорит, что «салат» как всеобщность (В) или тип вещи является единичностью (Е), или, например, «этим латуком здесь». Эта новая единичность (например, «этот латук здесь») сама по себе является сочетанием субъективности и объективности (ЭФЛ § 207): это внутреннее или идентифицирующее понятие («латук»), которое находится во взаимно определяющих отношениях (круговая стрелка) с внешним («это здесь») как его содержание. В спекулятивном моменте Конечная цель определяется всем процессом развития от момента рассудочности, когда она определяется путем конкретизации в заранее данный объект с содержанием, которое она игнорирует, до ее диалектического момента, когда она также определяется ранее игнорируемым содержанием. Мы можем представить себе спекулятивный момент конечной цели таким образом:

Спекулятивный момент Конечной цели ведет к Реализованной цели. Как только Конечная цель показывает все содержание, обратный процесс (стрелки, направленные в обратную сторону) устанавливает каждый слой и переопределяет Конечную цель как Реализованную цель. Присутствие «этого латука здесь» устанавливает действительность «латука» как типа вещи (Действительность ― это понятие, которое схватывает взаимоопределяющие отношения между Внешним и Внутренним; ЭФЛ § 142), который устанавливает «салат», который устанавливает «обед» как Реализованную цель в течение всего процесса. Мы можем представить Реализованную цель следующим образом:

Если диалектический подход Гегеля ― общее описание жизни каждого понятия или каждой формы, то любой раздел может включать столько стадий, сколько требует их развитие. Вместо того, чтобы пытаться придать этапам триадическую форму (Solomon 1983: 22), от чего отказывается и сам Гегель (см. раздел 4), мы можем рассматривать процесс как движимый каждым определением отдельно: что оно может схватить (и оставаться стабильным в момент рассудочности), чего не может (в диалектическом моменте), как оно идет (в спекулятивном моменте) к новому понятию или новой форме, чтобы скорректировать свою односторонность и ограниченность в моменте рассудочности. Такого рода процесс мог бы выявить своего рода аргумент, который, по мысли Гегеля, мог бы всесторонне и исчерпывающе изучить каждое понятие, форму или определение в каждом предмете, а также поднять диалектику над случайным анализом различных философских взглядов на уровень подлинной науки.

Беспокойство по поводу того, что аргументы Гегеля не соответствуют его диалектическому подходу, привело некоторых интерпретаторов к заключению, что его метод произволен или что в его работах отсутствует единый диалектический подход (Findlay 1962: 93; Solomon 1983: 21). Эти интерпретаторы отказываются от идеи, что существует логическая необходимость переходов из стадии в стадию. Роберт Соломон, например, пишет, что важно отметить отсутствие дедуктивной необходимости в переходе из первой формы во вторую или из первой формы «Феноменологии духа» в последнюю. Эти связи ― все, что угодно, но не следствия, и в «Феноменологии духа» всегда могут быть избраны другие путь и отправные точки (Solomon 1983: 230). В сноске к этому утверждению Соломон добавляет, что «формализация логики Гегеля, даже самая искусная, невозможна» (Solomon 1983: 230).

Некоторые исследователи утверждают, что гегелевская необходимость не является логической необходимостью. Например, Вальтер Кауфман предположил, что необходимость, действующая в диалектике Гегеля, является своего рода органической необходимостью. Движения в «Феноменологии духа», говорил он, следуют друг за другом «так, как, пользуясь гегелевским образом из предисловия, бутон, цветок и плод сменяют друг друга» (Kaufmann 1965: 148; 1966: 132). Финдлей утверждал, что более поздние стадии обеспечивают то, что он назвал «комментарием более высокого порядка», на более ранних стадиях, даже если более поздние стадии не следуют напрямую из более ранних (Findlay 1966: 367). Соломон утверждал, что необходимость, к которой стремится Гегель, «не является необходимостью в современном смысле „логической необходимости“» (Solomon 1983: 209) ― это своего рода прогрессия (Solomon 1983: 207) или «необходимость в контексте некоторой цели» (Solomon 1983: 209). Джон Бербридж определяет необходимость Гегеля с точки зрения трех смыслов отношения между действительностью и возможностью, только последний из которых является логической необходимостью (Burbidge 1981: 195–196).

Другие ученые определяли необходимость диалектики Гегеля в терминах трансцендентального аргумента. Трансцендентальный аргумент начинается с неоспоримых фактов опыта и пытается показать, что для того, чтобы эти факты стали возможными, должны существовать — или быть необходимы — другие условия. Джон Стюарт утверждает, например, что «диалектика Гегеля в „Феноменологии духа“ является трансцендентальным объяснением» в этом смысле и, следовательно, имеет необходимость в такой форме аргументации (Stewart 2000: 23; Taylor 1975: 97, 226–7; критику этой точки зрения см. в Pinkard 1988: 7, 15).

Некоторые не принимали участия в этой дискуссии, интерпретируя диалектику Гегеля художественным образом. В своем исследовании эпистемологической теории «Феноменологии духа», например, Кеннет Р. Вестфаль предлагает «литературную модель» диалектики Гегеля, основанную на сюжете пьесы Софокла «Антигона» (Westphal 2003: 14, 16). Эрманно Бенчивенга предлагает интерпретацию, сочетающую нарративный подход с понятием необходимости. Для него необходимость диалектической логики Гегеля может быть схвачена понятием рассказывания хорошей истории — где под «хорошей» имеется в виду, что история одновременно творческая и правильная (Bencivenga 2000: 43–65).

Споры о том, логична ли логика Гегеля, могут быть отчасти вызваны дискомфортом из-за особенностей его логики, которая, в отличие от современной символической логики, является не только синтаксической, но и семантической.

В то время как некоторые переходы от стадии к стадии движимы синтаксической необходимостью, другие переходы вызываются значениями задействованных понятий. Действительно, Гегель отвергал то, что он считал чрезмерно формалистической логикой, которая тогда доминировала в этой сфере. Логика, которая имеет дело только с формами логических аргументов, а не со значениями понятий в них, будет не лучше с точки зрения сохранения истины, чем старый анекдот о компьютерных программах: мусор на входе, мусор на выходе. В этих логиках, если вы подключаете для P или Q (например, в предложении «если P, то Q» или «P → Q») или для «F», «G» или «x» (например, в предложении «если F есть x, то G есть x» или «Fx → Gx») что-то означающее истину, синтаксис символической логики ее сохраняет. Но если вы подключаете что-то для этих терминов, что является неверным или бессмысленным (мусор на входе), то синтаксис формальной логики приведет к неверному или бессмысленному выводу (мусор на выходе). Современная логика высказываний также предполагает, что мы знаем, что такое «есть». В противовес этой логике Гегель хотел разработать логику, которая не только сохраняла бы истину, но и определяла бы, как строится истинное высказывание. Логика, определяющая понятия (семантика), а также их отношения друг с другом (синтаксис), покажет, думал Гегель, как понятия могут быть объединены в значимые формы. Однако, поскольку интерпретаторы знакомы с современной логикой, ориентированной на синтаксис, они могут считать синтаксическую и семантическую логику Гегеля недостаточно логичной (Maybee 2009: xvii–xx).

В других работах Гегеля переходы от одной стадии к другой часто обусловлены не только синтаксисом и семантикой, то есть логикой в его понимании, но и соображениями, вытекающими из соответствующего предмета. В «Феноменологии духа», например, движения вызваны синтаксисом, семантикой и феноменологическими факторами. Иногда переход от одной стадии к другой обусловлен синтаксической потребностью ― например, необходимостью остановить процесс бесконечного движения или выбрать новый путь после того, как все текущие возможности исчерпаны (см. раздел 5). Иногда движение вызывается значением понятия, такого как «это» или «вещь», а иногда феноменологической нуждой или необходимостью ― по требованию сознания или из-за того факта, что феноменология занимается сознанием, которое претендует на осознание или знание чего-то. Таким образом, логика в «Феноменологии духа» ― это феномено-логика или логика, движимая логикой семантической и синтаксической и феноменологическими суждениями.

Тем не менее такие интерпретаторы, как Квентин Лауэр, предположили, что для Гегеля феноменология ― это логика явления, это логика импликации, такая же как и любая другая логика, хотя и не формальная, с которой знакомы логики и математики (Lauer 1976: 3). Он считает, что не следует отказываться от идеи того, что в методе Гегеля есть необходимость и причинно-следственная связь (Lauer 1976: 3). (Другие исследователи, которые убеждены, что в диалектике Гегеля «Феноменологии духа» имеет место логическая необходимость: Hyppolite 1974: 78–79; H.S. Harris 1997: xii.)

Мы также должны быть осторожны и не преувеличивать роль «необходимости» в формальной, символической логике. Даже в этих логиках часто может быть несколько путей от некоторых посылок к одному и тому же выводу, логические операторы могут появляться в разных порядках, а для достижения одних и тех же выводов могут использоваться разные наборы операций. Поэтому часто нет строгого, необходимого «перехода» от одного этапа к другому, даже если выводу предшествует целая серия взятых вместе шагов. Как и в современной логике, то, логична ли диалектика Гегеля, зависит от того, в какой степени он показывает необходимость перехода от более ранних стадий или ряда стадий к более поздним стадиям (см. также раздел 5).

Мы можем начать изучение того, что мотивировало Гегеля применять диалектический метод, рассмотрев задачу, которую он поставил перед собой, в частности в контексте работ Юма и Канта. Юм выступал против наивного подхода к научному знанию, согласно которому мы получаем знания о мире, используя наши чувства, чтобы «поместить» мир в наши головы. Хотя нам, возможно, придется использовать тщательные наблюдения и проводить эксперименты, наше знание о мире в основном является зеркалом или копией того, на что похож мир. Однако Юм утверждал, что утверждение наивной науки о том, что наше знание соответствует тому, каков мир, неверно. Возьмем, к примеру, научное понятие причины. Согласно этому понятию причины, сказать, что одно событие вызывает другое, значит сказать, что существует необходимая связь между первым событием (причиной) и вторым (следствием), так что, когда происходит первое событие, должно произойти и второе. Согласно наивной науке, когда мы утверждаем (или знаем), что какое-то событие вызывает какое-то другое событие, наше утверждение отражает или копирует то, каким является мир. Следовательно, необходимая причинно-следственная связь между этими двумя событиями сама должна существовать в мире. Однако, утверждал Юм, мы никогда не наблюдаем такой необходимой причинно-следственной связи в нашем опыте мира и не можем заключить, что она существует, основываясь на наших рассуждениях (см. «Трактат о человеческой природе» Юма, кн. I, ч. III, разд. II; «Исследование о человеческом понимании», разд. VII, ч. I). В самом мире нет ничего, что наше представление о причине отражало бы или копировало.

Кант считал, что аргумент Юма ведет к неприемлемому скептическому заключению и отвергал предложенное Юмом решение проблемы скептицизма (см. «Критику чистого разума» Канта, B5, B19–20). Юм полагал, что наша идея причинной необходимости основана только на обычае или привычке, поскольку порождается нашим собственным воображением после многократных наблюдений одного вида событий, следующих за другим видом событий (см. «Трактат о человеческой природе» Юма, кн. I, разд. VI; Гегель также отвергал решение Юма в ЭФЛ § 39). По Канту, познание и наука должны основываться на разуме, и он предложил решение, направленное на восстановление связи между разумом и познанием, нарушенной скептическим аргументом Юма. Решение Канта заключалось в предложении коперниканского переворота в философии. Николай Коперник был польским астрономом. Он сказал, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Кант предложил аналогичное решение скептицизма Юма. Наивная наука предполагает, что наше познание вращается вокруг того, каков мир, но, как утверждала критика Юма, эта точка зрения подразумевает, что мы не можем тогда иметь знания о научных причинах через разум. Однако мы можем восстановить связь между разумом и знанием, предположил Кант, если скажем, что познание вращается не вокруг того, каков мир, а вокруг того, каковы мы. В контексте нашего познания, говорил Кант, не мы вращаемся вокруг мира — мир вращается вокруг нас. Поскольку мы разумные существа, мы разделяем когнитивную структуру с той, что упорядочивает наши переживания мира. Эта интерсубъективно разделяемая структура рациональности — а не сам мир ― и обосновывает наше знание.

Однако кантовское решение скептицизма Юма привело к другому скептическому заключению, которое отвергал Гегель. В то время как интерсубъективно разделяемая структура нашего разума может позволить нам иметь знание о мире с нашей точки зрения, мы не можем выйти за пределы наших ментальных, рациональных структур, чтобы увидеть, каким мир может быть сам по себе. Как вынужден был признать Кант, согласно его теории, все еще существует «вещь в себе» (Ding an sich), о которой мы ничего не можем знать. Гегель не соглашался с выводом Канта о том, что мы ничего не можем знать о вещи в себе, и выстраивал свою философию как ответ на его точку зрения (ЭФЛ § 44, прим. к § 44).

Как Гегель отреагировал на скептицизм Канта — особенно ввиду того, что Гегель принял коперниканский переворот Канта или его утверждение, что мы познаем мир благодаря тому, каковы мы, то есть из-за нашего разума?

Как, по Гегелю, мы можем увидеть мир таким, каков он есть сам по себе? Ответ Гегеля очень близок к ответу древнегреческого философа Аристотеля Платону. Платон утверждал, что мы познаем мир только через идеи. Идеи ― это совершенно всеобщие рациональные понятия. Тем не менее из-за несовершенства нашего мира Платон выделил для них отдельное царство. Хотя вещи в мире получают свои определения из идей, они в лучшем случае лишь подражают им (см., например, диалог «Парменид» 131–135a). Таким образом, идеи существуют не в этом мире, а в отдельном собственном царстве. Аристотель же утверждал, что мир познаваем не потому, что вещи в мире являются несовершенными подражаниями идеям, а потому, что идеи или формы находятся в самих вещах как определяющие сущности этих вещей (см. «О душе» 403a26–403b18, «Метафизика» 1031b6–1032a5 и 1033b20–1034a8).

Подобным же образом Гегель отвечает Канту, что мы можем увидеть, каков мир сам по себе — и, следовательно, можем иметь знание о вещи в себе — потому, что та же самая рациональность или разум в наших головах являются частью самого мира. Как, по-видимому, выразился Гегель в своей лекции, противоположность между субъективным и объективным исчезает, когда мы говорим, как это делали древние,

что миром правит νοῦς, или, в нашем утверждении, что в мире есть разум; под этим мы понимаем то, что разум есть душа мира, пребывает в нем, есть его имманентная сущность, его подлиннейшая внутренняя природа, его всеобщее. (ЭФЛ, приб. 1 к § 24)

Гегель использовал пример, известный из работ Аристотеля, чтобы проиллюстрировать эту точку зрения:

Но свойство быть животным, род как всеобщее, принадлежит определенному животному и составляет его определенную существенность. Если мы отнимем у собаки животное бытие, то мы не сможем сказать, что она такое. (ЭФЛ, приб. 1 к § 24)

Таким образом, по мнению Гегеля, ошибка Канта состояла в том, что он рассматривал разум или рациональность как присущие только нам (ЭФЛ §§ 43–44), а не нам и самому миру. Мы можем использовать наш разум, чтобы получать знания о мире, потому что тот же самый разум, который находится в нас, находится в самом мире как его собственный определяющий принцип. Рациональность или разум в мире делают реальность понятной, и именно поэтому мы можем знать и понимать реальность с помощью нашей рациональности. Диалектика — гегелевское понимание разума ― характеризует не только логику, но и все истинное вообще (ЭФЛ, примечание к § 79).

Но почему Гегель определяет разум через диалектику и, следовательно, использует диалектический метод? Мы поймем побуждения Гегеля, если вернемся еще раз к философии Платона. Платон утверждал, что мы можем иметь знание о мире, только постигая идеи, которые являются совершенно универсальными, рациональными понятиями. Однако, поскольку вещи в мире несовершенны, Платон заключил, что идеи находятся не в этом мире, а в своем собственном царстве. В конце концов, если бы человек был, например, совершенно красив, то никогда не стал бы некрасивым. Но люди меняются, стареют и умирают, и поэтому могут быть в лучшем случае несовершенными копиями идеи красоты, хотя и получают свою красоту из нее. Более того, для Платона вещи в мире являются настолько несовершенными подражаниями идее, что мы можем получить знания об идеях, не изучая вещи в мире, но только через разум, то есть только используя нашу рациональность, чтобы получить доступ к отдельному царству идей (как утверждал Платон в хорошо известном мифе о пещере; книга 7 «Государства», 514–516b).

Тем не менее отметим, что вывод Платона о невозможности для идей существовать в нашем мире и необходимости для них пребывать в отдельном царстве основывается на двух утверждениях. Во-первых, наш мир несовершенный и беспорядочный, что сложно отрицать. Во-вторых, всеобщие рациональные понятия, идеи самого разума ― статичны и фиксированы и потому не могут схватить беспорядочность в неидеальном мире. Гегель способен связать разум с нашим беспорядочным миром, изменив определение разума. Вместо того, чтобы утверждать, что разум состоит из статичных всеобщностей, понятий или идей, Гегель утверждает, что всеобщие понятия или формы сами по себе беспорядочны. Вопреки Платону диалектический метод Гегеля позволяет ему утверждать, что всеобщие понятия могут «превзойти» (от немецкого глагола übergreifen) беспорядочную, диалектическую природу мира, потому что они сами являются диалектическими. Более того, поскольку более поздние понятия опираются на более ранние понятия или снимают их (отменяют, но и сохраняют), более поздние, более всеобщие понятия схватывают диалектические процессы более ранних понятий.

В результате понятия более высокого уровня могут охватить не только диалектическую природу более ранних понятий или форм, но и диалектические процессы, которые делают сам мир беспорядочным местом.

Высшее определение понятия красоты, например, не принимало бы красоту неподвижной и статичной, но включало бы в нее диалектическую природу или конечность красоты, идею о том, что красота сама по себе становится не-красотой. Это диалектическое понимание понятия красоты может тогда превзойти диалектическую и конечную природу красоты в мире и, следовательно, истину о том, что в мире красивые вещи сами по себе становятся некрасивыми или могут быть красивыми в одном отношении, а не в другом. Точно так же высшее определение понятия «дерево» будет включать в свое определение диалектический процесс развития и перехода от семени к дереву. По Гегелю, диалектика есть принцип «всякой природной и духовной жизни» (НЛ I, 79) или «движущая душа всякого научного развертывания мысли» (ЭФЛ § 81). Диалектика движет развитием как разума, так и вещей в мире. Диалектический разум может превзойти диалектический мир.

Две дальнейшие историко-философские ремарки помогут показать, почему Гегель избрал диалектику в качестве своего метода аргументации. Как мы видели, Гегель выступает против скептицизма Канта, утверждая, что разум присущ не только человеку, но и миру. Однако, чтобы показать, что разум присущ самому миру, Гегель должен показать, что разум может быть тем, чем он является, без посредства людей, развиваться сам по себе и не нуждаться в развитии для него человека (по крайней мере для тех вещей в мире, которые не созданы человеком). Как мы видели (см. раздел 1), центральная идея диалектики Гегеля состоит в том, что понятия или формы развиваются сами по себе, поскольку снимают (отменяют и сохраняют) сами себя, и так переходят в последующие понятия или формы сами по себе, в силу своей диалектической природы.

Таким образом, разум движет собой и потому не нуждается в нас для своего развития. Гегелю нужен самостановящийся разум, чтобы выйти за пределы кантовского скептицизма.

По иронии, Гегель черпает основные контуры своего объяснения самостановящегося разума из Канта. Кант разделил человеческую рациональность на две способности: рассудок и разум. Рассудок использует понятия, чтобы упорядочить и организовать наше восприятие мира. Задача разума состоит в том, чтобы координировать понятия и категории рассудка, развивая совершенно единую концептуальную систему, и он делает это, по Канту, сам по себе, независимо от того, как эти понятия применяются к миру. Разум координирует понятия рассудка, следуя необходимым цепочкам силлогизмов, чтобы создать понятия, достигающие все более высоких уровней концептуального единства. Действительно, этот процесс приводит разум к созданию своих собственных трансцендентальных идей или понятий, выходящих за пределы мира опыта. Кант называет этот необходимый, создающий понятия разум «спекулятивным». Разум сознает свои собственные понятия или идеи ― «спекулирует» ― порождая новые и все более высокие понятия сам по себе, независимо от рассудка. В итоге, по мысли Канта, разум движется в рамках силлогизмов, пока не развивает полностью объемлющие и ничем не обусловленные универсалии, содержащие все условия всех менее объемлющих понятий, которые помогают их определять. Как мы видели (см. раздел 1), диалектика Гегеля использует подход Канта к самостановлению и созданию понятий «спекулятивным» разумом, также как и кантовскую идею о том, что разум нацелен на создание необусловленных универсалий или абсолютных понятий.

В конечном счете, думал Кант, необходимая, самостановящаяся деятельность разума приведет его к возникновению противоречий ― тому, что он называл «антиномиями», состоящими из тезиса и антитезиса. Как только разум породил безусловное понятие, например, целого мира, утверждал Кант, он может смотреть на мир двумя противоречивыми способами. В первой антиномии разум может видеть мир (1) как всю тотальность или как необусловленное, или (2) как ряд силлогизмов, которые привели к этой тотальности. Если разум видит мир как необусловленное или как полное целое, ни от чего не зависящее, то он будет видеть мир как имеющий начало и конец в терминах пространства и времени, и таким образом заключит (тезис), что мир имеет начало и конец или предел. Но если разум видит мир как ряд, в котором каждый член ряда обусловлен предыдущим членом, покажется, что у мира нет ни начала, ни конца, и разум заключит (антитезис), что мир не имеет предела в пространстве и времени. Таким образом, разум приходит к противоречию: он считает, что мир конечен и бесконечен одновременно. Поскольку процессы саморазвития разума приходят к развитию противоречий и к тому, что он становится диалектическим, Кант думал, что разум нуждается в проверке рассудком. Любое заключение, которое делает разум и которое не может быть применено рассудком к миру опыта, по мнению Канта, не может считаться подлинным знанием (Кант 2015, A506/B534).

Гегель принимает диалектическую концепцию разума Канта, но освобождает познающий разум от тирании рассудка. Кант был прав в том, что разум спекулятивно порождает понятия сам по себе и что этот спекулятивный процесс обусловлен необходимостью и ведет к понятиям возрастающей универсальности или всеохватности. Кант был прав, предполагая ― как он показал при обсуждении антиномий, ― что разум диалектичен или неизбежно порождает противоречия сам по себе. Но ошибка Канта состояла в том, что он не считал, что эти противоречия находятся в самом мире. Он не сумел применить идеи своего обсуждения антиномий к «вещам в себе» (НЛ I, 99). Действительно, сам Кант доказывает, что диалектическая природа разума может быть применена к самим вещам. Тот факт, что разум развивает противоречия сам по себе, без нашей помощи, показывает, что эти противоречия существуют не только в наших мыслях, но и в самом мире, то есть объективны. Кант, однако, не делает этот вывод и продолжает считать выводы разума иллюзиями. Тем не менее в философии Канту удалось доказать общую идею о том, что противоречия, которые он считал иллюзиями, объективны — то есть существуют в мире — и необходимы. По Гегелю, Кант отстаивает общую идею объективности иллюзии и необходимости противоречия, присущих природе определений мышления или природе понятий самих по себе.

Работа Иоганна Готлиба Фихте показала Гегелю, как диалектика может выйти за пределы Канта ― за пределы противоречий, которые, как показал Кант, разум обязательно развивает самостоятельно, за пределы аргумента reductio ad absurdum (согласно которому, как мы обсудили выше, противоречие приводит к ничто) и кантовского скептицизма или утверждения, что противоречия разума должны быть обузданы рассудком и не могут считаться знанием. Фихте утверждал, что задача обнаружения основания всякого человеческого знания ведет к противоречию между «я» и «не-я» или их противопоставлению (в нашем контексте не так важно, почему Фихте придерживался этой точки зрения). Вид рассуждения, который приводит к этому противоречию, по Фихте, ― это аналитический или антитетический метод рассуждения, который включает в себя выявление оппозиции между элементами (в данном случае я и не-я), которые сравниваются друг с другом или приравниваются. В то время как традиционный аргумент reductio ad absurdum заставил бы нас отвергнуть обе стороны противоречия и начать с нуля, по Фихте возможно разрешить противоречие между я и не-я. В частности, путем постулирования третьего понятия, ― понятия делимости ― которое объединяет обе стороны (Фихте 1995). Понятие делимости порождается синтетической процедурой рассуждения, которая включает в себя обнаружение в противоположностях того, как они похожи. Действительно, утверждал Фихте, движение к разрешению противоречий с помощью синтетических понятий или суждений не только возможно, но и необходимо. Говоря о переходе от противоречия между я и не-я к синтетическому понятию делимости, он замечает:

…о возможности [синтеза] нельзя ставить дальнейшего вопроса и для которого нельзя привести никакого основания. Этот синтез непосредственно возможен; мы уполномочены к нему без всякого дальнейшего основания. (Фихте 1995: 300)

Поскольку аналитический метод приводит к противоречиям или противопоставлениям, утверждал Фихте, используя аналитические суждения, «при их помощи нельзя не только далеко продвинуться вперед, как говорит Кант, но совсем нельзя двинуться с места» (Фихте 1995: 300). Без синтетических понятий или суждений мы остаемся ни с чем, как в классическом аргументе reductio ad absurdum. Синтетические понятия или суждения, таким образом, выходят за пределы противоречий, не оставляя нас ни с чем.

Подход Фихте к синтетическому методу помогает Гегелю преодолеть Канта. Фихте предположил, что синтетическое понятие, объединяющее результаты диалектически порожденного противоречия, не отменяет полностью противоположные стороны, а только ограничивает их. Фихте пишет: «Ограничить что-нибудь — значит уничтожить его реальность путем отрицания не всецело, а только отчасти» (Фихте 1995). Вместо того чтобы прийти к выводу, как того требует reductio ad absurdum, что обе стороны противоречия должны быть полностью отвергнуты, синтетическое понятие или суждение задним числом оправдывает противоположные стороны, демонстрируя их предел, показывая, к какой части реальности они присоединяются, а к какой нет, или определяя, в каком отношении и в какой степени они истинны. Для Гегеля, как мы видели (ср. раздел 1), поздние понятия и формы снимают ― отменяют и сохраняют ― ранние понятия и формы в том смысле, что они включают ранние понятия и формы в свои собственные определения. Для поздних понятий и форм более ранние понятия все еще имеют некоторую значимость, то есть ограниченную значимость или истинность, определенную понятием или формой более высокого уровня.

Таким образом, диалектически порожденные противоречия ― это не дефекты, покоряющие рассудок, как говорил Кант, а приглашение разума «спекулировать», то есть порождать именно те все более всеобъемлющие и универсальные понятия и формы, которые, по словам Канта, разум стремится развивать. В конечном счете, Гегель думал, как мы видели (см. раздел 1), что диалектический процесс приводит к совершенно безусловному понятию или форме для каждого предмета ― абсолютной идее в логике, абсолютному духу в феноменологии, абсолютной идее права и закона («Философия права») и так далее — которые, взятые вместе, образуют «круг, состоящий из кругов», составляющий всю философскую систему или «Идею» (ЭФЛ § 15), которая и охватывает мир, и делает его понятным (для нас).

Отметим, что в том время как Гегель открыто подвергся влиянию работ Фихт, он никогда не принимал триадическую формулу Фихте «тезис–антитезис–синтез» для описания собственной философии (Mueller 1958: 411–2; Solomon 1983: 23), хотя, по всей видимости, использовал в лекциях для описания философии Канта (ИФ III). Действительно, Гегель критиковал формалистическое использование метода «тройственности [Triplizität]» (ФД, 31), вдохновленное Кантом ― и эта критика также могла бы быть направлена и на Фихте. Гегель утверждал, что вдохновленное Кантом использование триадической формы «низводится до безжизненной схемы, до некоего, собственно говоря, призрака [eigentlichen Scheinen]» (ФД, 31), которая, как формула в математике, просто накладывается поверх предметных вопросов. Вместо этого правильное научное использование кантовской «тройственности» должно вытекать — как, по словам Гегеля, его диалектический метод (см. раздел 1) — из «внутренней жизни и самодвижения» (ФД, 31) содержания.

Хотя диалектика Гегеля обусловлена синтаксисом, семантикой и соображениями, специфичными для различных предметных областей (см. раздел 3 выше), несколько важных синтаксических моделей неоднократно появляются в его работах. Часто диалектический процесс управляется синтаксической необходимостью, которая на самом деле является своего рода исчерпанием: когда текущая стратегия исчерпана, процесс неизбежно вынужден использовать новую стратегию. Мы видели (раздел 2), что как только стратегия рассмотрения Бытия и Ничто как отдельных понятий исчерпана, диалектический процесс неизбежно должен принять другую стратегию, которая сводит эти два понятия вместе. Понятие Становления отражает первый способ, которым Бытие и Ничто берутся вместе. На этапах от Количества до Числа понятия одного и многих по очереди определяют все элементы (Maybee 2009: xviii–xix):

Когда Единое и Многое исчерпаны, следующая стадия, Мера, должна обязательно использовать другую стратегию, чтобы охватить все элементы. Подобно тому, как для-себя-бытие есть понятие универсальности для Качества и фиксирует характер множества нечто и другого в своем содержании (см. раздел 1), так и Мера (весь прямоугольник со скругленными углами) есть понятие всеобщности для Количества и фиксирует характер множества величин в своем содержании (ЭФЛ §§ 105–106; Maybee 2009: xviii–xix, 95–7).

Во второй общей синтаксической схеме диалектическое развитие ведет к бесконечному возвратно-поступательному процессу ― дурной или «ложной» бесконечности (ЭФЛ § 94) — между двумя понятиями или формами. Диалектика Гегеля не может покоиться на ложных бесконечностях. До тех пор, пока диалектический процесс бесконечно переходит от одного элемента к другому, он никогда не заканчивается, и задействованные понятие или форма не могут быть определены. Поэтому ложные бесконечности должны быть разрешены или остановлены, и они всегда разрешаются более высоким уровнем, более всеобщим понятием. В некоторых случаях вводится новое понятие более высокого уровня, которое останавливает ложную бесконечность, охватывая весь возвратно-поступательный процесс. Для-себя-бытие (см. раздел 1), например, вводится как новое, более универсальное понятие, которое охватывает — и, следовательно, останавливает ― весь возвратно-поступательный процесс между «нечто и другое». Однако, если между понятием и его собственным содержанием происходит обратный процесс ― и в этом случае понятие уже охватывает содержание, ― это охватывающее понятие переопределяется новым способом, охватывающим весь обратный процесс. Новое определение делает это понятие более универсальным — как тотальность («все») или как законченное и завершенное понятие. Примеры из логики включают в себя переопределение Явления как целого Мира явлений (ЭФЛ § 132), когда бесконечные, возвратно-поступательные процессы Реальной возможности переопределяют Условие как тотальность (ЭФЛ § 147), а возвратно-поступательный процесс, созданный конечным Познанием и конечным Волением, переопределяет Субъективную идею как Абсолютную (ЭФЛ §§ 234–235).

Несколько известных терминов в работах Гегеля ― «в-себе», «для-себя» и «в себе и для себя» ― демонстрируют другой распространенный синтаксический паттерн. Понятие или форма «в-себе», если определено против своего «другого» или «иного» (ср. бытие-в-себе, ЭФЛ § 91). Понятие или форма «для-себя», если определено относительно своего содержания, то есть когда оно технически определено относительно «другого» или «иного», но «другое» на самом деле не является для него «другим». Как результат, оно определено только относительно себя. В отличие от понятия или формы «в-себе», понятие или форма «для-себя» имеет собственное определение и не нуждается для этого в «другом» (как и другие понятия и формы, тем не менее, понятия или формы «для-себя» тоже оказываются диалектическими и, таким образом, приводят к новым понятиям или формам). В логике для-себя-бытие (см. раздел 1), определенное схватыванием «нечто и другого» в его содержании, ― первое «для-себя» понятие или форма.

Понятие или форма «в себе и для себя», когда они и «в-себе», и «для-себя» не только в терминах содержания ― в той мере, в какой они охватывают свое содержание ― но также в терминах формы или представления, в той мере, в какой им свойственно представлять содержание. Они «для-себя» (обнимают свое содержание) для себя (через свою собственную деятельность), или же не только обнимают свое содержание («для-себя» содержания), но и представляют свое содержание через свою собственную деятельность («для-себя» формы). Вторая форма «для-себя» обеспечивает понятию логическую деятельность (то есть представление его содержания) и, следовательно, определение, выходящее за пределы определения содержания, и поэтому отдельное от него. Поскольку у него есть собственное определение, отдельное от определения его содержания, оно становится определенным — в смысле «в-себе» — против содержания, которое стало его «другим». Но так как это «другое» есть еще его собственное содержание, то понятие или форма есть и «в-себе», и «для-себя», или «в себе и для себя» (ЭФЛ §§ 148–149; Maybee 2009: 244–246). Отношения «в себе и для себя» ― отличительный признак подлинного Понятия (ЭФЛ § 160) и схватывают идею того, что подлинное понятие определяется не только не только снизу вверх своим содержанием, но и сверху вниз его представлением. Подлинное понятие животного, например определено не только схватыванием его содержания (все животные) снизу вверх, но также имеет и свое собственное, отдельное от содержания определение, которое помогает нам определить сверху вниз, что считать животным.

Другие специальные синтаксические термины включают aufheben («снимать»), который мы уже рассматривали (см. раздел 1), и «абстрактный». Сказать, что понятие или форма «абстрактны», значит сказать, что это только частичное определение. Гегель описывает момент рассудочности, например, как абстрактный (ЭФЛ §§ 79–80), потому что это одностороннее или ограниченное определение (см. раздел 1). И наоборот, понятие или форма «конкретны» в самом базовом смысле, когда у них есть содержание или определение, которое они получают, будучи построенными из других понятий или форм. Как мы видели (раздел 2), Гегель считал Становление первым конкретным понятием в логике.

Хотя сочинения Гегеля и его использование специальных терминов могут сделать его философию заведомо трудной, его работы также могут быть очень полезны. Несмотря на трудности — или, возможно, благодаря им ― в них удивительно много свежих идей, которые еще не были полностью исследованы в философии.

Ключевые работы Гегеля

● [НЛ] Наука логики. В 3 т., Москва: Мысль, 1970–1972.

● [ИФ] Лекции по истории философии, Санкт-Петербург: Наука, 1993–1994.

● [ФД] Феноменология духа, Москва: Наука, 2000.

● [ФП] Философия права, Москва: Мысль, 1990.

● [ЭФЛ] Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики, Москва: Мысль, 1974.

Другие источники

● Аристотель, 1976–1983, Соч: В 4 т., Москва: Мысль.

● Кант, И., 2015, Критика чистого разума, Москва: Академический проект.

● Платон, 2006, Соч: В 4 т., Санкт-Петербург: Издательство Санкт-Петербургского ун-та, Издательство Олега Абышко.

● Фихте, И.Г., 1995, «Основа общего наукоучения». Сочинения. Работы 1792–1801 гг., Москва: Ладомир, с. 275–473.

Вторичная литература

● Bencivenga, Ermanno, 2000, Hegel’s Dialectical Logic, New York: Oxford University Press.

● Burbidge, John, 1981, On Hegel’s Logic: Fragments of a Commentary, Atlantic Highlands, NJ: Humanities Press.

● Findlay, J.N., 1962, Hegel: A Re-Examination, New York: Collier Books.

● –––, 1966, Review of Hegel: Reinterpretation, Texts, and Commentary, by Walter Kaufmann. The Philosophical Quarterly (1950–), 16(65): 366–68.

● Forster, Michael, 1993, “Hegel’s Dialectical Method”, in The Cambridge Companion to Hegel, Frederick C. Beiser (ed.), Cambridge: Cambridge University Press, pp. 130–170.

● Fritzman, J.M., 2014, Hegel, Cambridge: Polity Press.

● Harris, Errol E., 1983, An Interpretation of the Logic of Hegel, Lanham, MD: University Press of America.

● Harris, H.S. (Henry Silton), 1997, Hegel’s Ladder (in two volumes: vol. I, The Pilgrimage of Reason, and vol. II, The Odyssey of Spirit), Indianapolis, IN: Hackett Publishing Company).

● Hyppolite, Jean, 1974, Genesis and Structure of Hegel’s “Phenomenology of Spirit”, Evanston, IL: Northwestern University Press.

● Kaufmann, Walter Arnold, 1965, Hegel: Reinterpretation, Texts, and Commentary, Garden City, NY: Doubleday and Company Inc.

● –––, 1966, A Reinterpretation, Garden City, NY: Anchor Books. (This book is a republication of the first part of Hegel: Reinterpretation, Texts, and Commentary.)

● Kosok, Michael, 1972, “The Formalization of Hegel’s Dialectical Logic: Its Formal Structure, Logical Interpretation and Intuitive Foundation”, in Hegel: A Collection of Critical Essays, Alisdair MacIntyre (ed.), Notre Dame, IN: University of Notre Dame Press: 237–87.

● Lauer, Quentin, 1976, A Reading of Hegel’s “Phenomenology of Spirit”, New York: Fordham University Press.

● Maybee, Julie E., 2009, Picturing Hegel: An Illustrated Guide to Hegel’s “Encyclopaedia Logic”, Lanham, MD: Lexington Books.

● McTaggart, John McTaggart Ellis, 1964 [1910], A Commentary of Hegel’s Logic, New York: Russell and Russell Inc. (This edition is a reissue of McTaggart’s book, which was first published in 1910.)

● Mueller, Gustav, 1958, “The Hegel Legend of ‘Synthesis-Antithesis-Thesis’”, Journal of the History of Ideas, 19(3): 411–14.

● Mure, G.R.G., 1950, A Study of Hegel’s Logic, Oxford: Oxford University Press.

● Pinkard, Terry, 1988, Hegel’s Dialectic: The Explanation of a Possibility, Philadelphia: Temple University Press.

● Rosen, Michael, 1982, Hegel’s Dialectic and its Criticism, Cambridge: Cambridge University Press.

● Rosen, Stanley, 2014, The Idea of Hegel’s “Science of Logic”, Chicago: University of Chicago Press.

● Singer, Peter, 1983, Hegel, Oxford: Oxford University Press.

● Solomon, Robert C., 1983, In the Spirit of Hegel: A Study of G.W.F. Hegel’s “Phenomenology of Spirit”, New York: Oxford University Press.

● Stace, W.T., 1955 [1924], The Philosophy of Hegel: A Systematic Exposition, New York: Dover Publications. (This edition is a reprint of the first edition, published in 1924.)

● Stewart, Jon, 1996, “Hegel’s Doctrine of Determinate Negation: An Example from ‘Sense-certainty’ and ‘Perception’”, Idealistic Studies, 26(1): 57–78.

● –––, 2000, The Unity of Hegel’s “Phenomenology of Spirit”: A Systematic Interpretation, Evanston, IL: Northwestern University Press.

● Taylor, Charles, 1975, Hegel, Cambridge: Cambridge University Press.

● Westphal, Kenneth R., 2003, Hegel’s Epistemology: A Philosophical Introduction to the “Phenomenology of Spirit”, Indianapolis, IN: Hackett Publishing Company.

● Winfield, Richard Dien, 1990, “The Method of Hegel’s Science of Logic”, in Essays on Hegel’s Logic, George di Giovanni (ed.), Albany, NY: State University of New York, pp. 45–57.

Научно-методический семинар «Система и метод в философии Г. Гегеля»

В соответствии с планом проведения научных мероприятий инженерно-экономического факультета на кафедре философии ДГТУ состоялся научно-методический семинар «Система и метод в философии Г.Гегеля», в котором приняли участие преподаватели, аспиранты и студенты ДГТУ. На семинаре с докладами выступил Омаров Багаутдин – к.ф.н., старший преподаватель кафедры философии.

Омаров Б.М. в своем докладе «Система и метод в философии Г.Гегеля» подчеркнул, что творчество Гегеля считается вершиной классической немецкой философии. В нем нашли продолжение диалектические идеи, выдвинутые Кантом, Фихте, Шеллингом. Но Гегель пошел значительно дальше своих великих предшественников. Он первым представил весь естественный, исторический и духовный мир в беспрерывном развитии. Он открыл и обосновал с позиций объективного идеализма основные законы и категории диалектики. Он сознательно противопоставил диалектику как метод познания ее антиподу – метафизике. Соглашаясь с необходимостью исследования предпосылок познания, на чем настаивал Кант, Гегель справедливо упрекал его в том, что он пытался представить их вне истории познания, в отрыве от мыслительной деятельности человека. Кант, как известно, выдвигал требование: познай способности познания до того, как начнешь что-то познавать. Это похоже на анекдот, который рассказывают о схоластике, не желавшем войти в воду раньше, чем он научиться плавать, иронизирует Гегель.

Философская система делится Гегелем на три части: 1 – логика, 2 – философия природы, 3 – философия духа.
Логика, с его точки зрения, есть система «чистого разума», совпадающего с Божественным разумом. Однако откуда бы Гегель смог узнать мысли Бога, да еще до сотворения мира? Этот тезис философ просто постулирует, т.е. вводит без доказательств. Фактически же свою систему логики Гегель черпает не из священных книг, а из великой книги самой природы и общественного развития. Поэтому самая, казалось бы, мистическая часть его философии — логика — опирается на огромный естественнонаучный, исторический материал, который был в распоряжении энциклопедически образованного мыслителя.

Отрицание для Гегеля – не одноактный, а по сути дела бесконечный процесс. И в этом процессе он всюду находит связку из трех элементов:   тезис — антитезис — синтез . В результате отрицания какого-либо положения, принимаемого за тезис, возникает противоположение (антитезис). Последний с необходимостью подвергается отрицанию. Возникает двойное отрицание, или   отрицание отрицания , что ведет к возникновению третьего звена, синтеза. Оно на более высоком уровне воспроизводит некоторые черты первого, исходного звена. Вся эта конструкция называется триадой.
В заключении своего доклада Багаутдин Магомедович сообщил, что в оценке философии у Гегеля есть много ценного. Он подчеркивал, что философское обобщение действительности не есть дело произвола, капризное желание пройтись для перемены разочек на голове, после того, как ходили долго на ногах. Но он не отвергал содержание положительных наук, просто философия не должна с ними считаться.

Заслуга Гегеля состоит в том, что он развил диалектический метод понимания мира. Гегель разработал вопросы взаимосвязи, движения, развития и превращения количественных изменений в качественные, вопросы природы теоретического мышления, о логических формах и категориях, в которых осуществляется это теоретическое мышление.
Большой вклад сделан Гегелем в понимании метода науки. Метод, согласно Гегелю, – это не совокупность искусственных приемов изобретенных человеком, он есть нечто, что не зависит от предмета исследования. Метод – отражение реальной связи, движения, развития явлений объективного мира. Гегель показал, что познание есть исторический процесс. Поэтому истина – это не готовый результат познания, навсегда данный, она постоянно развивается; логические формы, в которых развивается истина, имеют объективный характер. 

В дискуссии приняли участие и выступили профессор кафедры философии Абдулкадыров Юсуп Нурмагомедович., старший преподаватель кафедры философии Газимагомедов Рамазан Ибакович, доцент кафедры философии Мирзаханов Джабраил Гасанович, аспирант Магомедова Сабина. В заключении были подведены итоги и приняты рекомендации по изучению данной темы.

Методы философии

Философия имеет специфический предмет исследования, стало быть, она должна обладать собственными методами. Об имманентности метода предмету (которая представлена в русском языке тем, что слова эти сокоренные) впервые четко сказал Гегель, выдвигая диалектику в противоположность метафизике. Последним термином со времен Аристотеля называют попытки открыть за изменчивой действительностью нечто устойчивое. Гегель именно изменчивую действительность взял отправной точкой философствования и возвел в метод. Не случайно И. Кант подчеркивал, что диалектика — это логика видимостей. Гегель был новатором использования диалектики как метода, пригодного для всех философских исследований.

Применяемый метод связан с основной содержательной установкой. Если признавать идеи существующими автономно, к ним надо приходить с помощью диалога и созерцания (по Сократу и Платону). Если идеи пребывают в вещах, последние надо исследовать (Аристотель). Если идеи существуют в человеке — испытывать природу с их помощью (Кант). Если идеи переходят из одной формы в другую, нужен некий синтетический метод — диалектика, в который входят и диалог, и исследование, и испытание. В первом случае Дух спорит и созерцает, в другом — обращается к природе, в третьем — расчленяет ее и изучает по частям, в четвертом — природа предстает как саморазвивающаяся идея.

Диалектический метод обычно противопоставляют формально логическому, господствующему в естественно-научном познании. Можно сказать, что диалектический метод ближе к жизни, формально-логический — к ее познанию в мысли. При диалектическом методе мышление остается на конкретном уровне, при формально-логическом от конкретного восходит к абстрактному.

Необходимо использовать оба метода. Диалектика при отрицании формальной логики превращается в иррациональную противоположность познанию, отрицание возможности мира и познания его. Формальная логика в крайних вариантах предстает как тавтологическое умствование, имеющее мало общего с жизнью. Тут как бы два полюса мировоззрения и миропознания. Ценность диалектического метода в том, что он очищает метафизику от ненужных мудрствований и освобождает мысль из тупика, в который она часто заходит. Но и сама диалектика не способна найти выход из противоречий, которыми занимается, без привлечения аппарата формальной логики.

Диалектический метод дополняют конкретно-научные методы. По существу, он не опровергает и не отрицает научные методы в силу своей всеобщности (любые научные данные подводимы под диалектику), но указывает на принципиальную неполноту научного познания и способен помочь в выработке основополагающих предпосылок научного познания.

Диалектика как метод есть рассмотрение явлений в их развитии. Поэтому диалектический метод противостоит любой замкнутой системе взглядов. Диалектический взгляд должен отрицать и неподвижность платоновского царства идей, и гегелевскую Абсолютную Идею. Противоречие между методом и системой обнаруживается у всех диалектиков — создателей систем.

Диалектический метод хорош для опровержения противников, так как каждому положительному взгляду на вещи он противополагает его отрицание. Поэтому диалектический метод широко распространен в качестве метода спора. Его отрицательное значение, пожалуй, в немалой доле скептицизма; положительное значение заключается в ориентировании на скрытые потенции бытия.

Диалектику как метод можно интерпретировать различным образом: как учение о внешней борьбе, которая достигает своего крайнего обострения и революционного разрешения, или как учение о внутренней борьбе, которую человек ведет с самим собой. Другими словами, диалектика как метод представляет широкие возможности для ее интерпретации.

Диалектика претендует на гносеологический синтез конкретного и всеобщего. От индивидуального через изучение связи между индивидуальным и закономерным к закономерному и от него опять к индивидуальному — таков метод исследования, отвечающий диалектике. Философ может начать с понятных всем обычных вещей, затем перейти к понятийному анализу, уйти в методологию науки и снова вернуться к действительности, давая ориентиры на будущее.

Среди методов, отражающих специфические черты предмета философии, одно из важных мест занимает прагматический метод. Он исходит из того, что синтез познания и преобразования составляет характерную черту философствования.

«Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» (Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений : в 59 т. Т. 2. М., 1955. С. 4).

Это стремление философии поставлено на передний план именно прагматизмом.

Прагматизм и есть, по утверждению Джеймса, не что иное как метод.

«Прагматический метод… пытается истолковать каждое мнение, указывая на его практические следствия. если мы не в состоянии найти никакой практической разницы, то оба противоположных мнения означают, по существу, одно и то же» (Джемс У. Прагматизм. СПб., 1910. С. 33).

Все выводы проверяются экстраполяцией их на человека.

Структурализм, системный подход, функциональный анализ, прагматизм, диалектика представляют собой методы исследования, которые при их возникновении в какой-то степени имманентны предмету. Затем метод, достигший успеха в сфере его формирования, начинает проникать в смежные области, действуя в них в качестве инструмента. В методологии тоже есть преемственность, сдвиги методов аналогичны сдвигам проблем, и здесь всегда существует огромное поле деятельности для методологов.

По существу, основные методы философствования являются скорее принципами, которые обнаруживают в мире и мышлении и затем рекомендуют к применению. Результаты познания сами в какой-то мере определяются исходными принципами. У каждой стройной философской системы свой принцип: у Гегеля — Абсолютная Идея, у Ницше — воля к власти и т.д. О роли принципа в философии В.С. Соловьев сказал так:

«Когда в умственном развитии должен проявляться какой-нибудь принцип, то для того, чтобы он всецело был выражен и вполне развит, необходимо, чтобы носители этого принципа признавали его абсолютным, и, следовательно, безусловно отрицали значение всякого другого принципа» (СоловьевВ.С. Собрание сочинений : в 10 т. Т 1. СПб., [1911 — 1913]. С. 63).

Значение имеют также личность философа и внешние условия его работы. Подчеркнем еще раз, что главное в философии не набор знаний, а способность думать. Философия имеет свои методы: сократовскую май-евтику, развившуюся в диалектику как метод мышления; совокупность рациональных правил — универсальный циркуль, которым измеряется бытие, и т.д. Использование этих методов необходимо, но недостаточно.

Здесь подходит аналогия с языком. Существуют фонетика, грамматика, лексика, которые можно знать, но не уметь говорить на определенном языке. Точно так же можно выучить философию, но не уметь думать. Навык и тренировка требуются как для овладения умением говорить, так и для овладения умением мыслить. Это второй уровень овладения дисциплиной. Наконец, наивысший, третий уровень — творческий, когда удается сказать новое слово в буквальном и переносном смысле. Сущность этих уровней освоения философии можно выразить словами: знание, умение, творчество.

2. МАРКСИСТСКИЙ ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ МЕТОД — ВЫСШАЯ, КАЧЕСТВЕННО НОВАЯ ФОРМА ДИАЛЕКТИКИ. Диалектический материализм

2. МАРКСИСТСКИЙ ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ МЕТОД — ВЫСШАЯ, КАЧЕСТВЕННО НОВАЯ ФОРМА ДИАЛЕКТИКИ

Основные исторические формы домарксистской диалектики, рассмотренные выше, представляют собой ступени в развитии диалектического познания. Новая, высшая ступень в развитии материалистической диалектики — марксистская диалектика была создана Марксом и Энгельсом, великими вождями пролетариата, как метод познания и изменения действительности, метод революционного действия рабочего класса. Марксистская диалектика явилась важнейшим результатом великого творческого подвига, совершённого Марксом и Энгельсом, революционного переворота, произведённого ими в философии.

Опираясь на все завоевания научной мысли за предшествующий период истории, Маркс и Энгельс создали качественно новую диалектику, впервые ставшую научной.

Марксистская диалектика — наука о наиболее общих законах развития природы, общества и мышления, всеобщий метод познания и революционного изменения действительности.

Великой заслугой Маркса и Энгельса является не только то, что они открыли диалектику в природе и обществе, но и то, что они обосновали всеобщий характер диалектики, её законов. Основоположники марксизма доказали, что законы взаимосвязи, движения, изменения, развития являются наиболее общими, относящимися ко всем без исключения явлениям мира. Такого вывода не могли сделать домарксистские материалисты вследствие ограниченности научных данных того времени, а также вследствие своей классовой ограниченности. Что же касается идеалистов-диалектиков, то именно идеалистический характер их диалектики исключал возможность доказательства всеобщности движения, изменения, развития. Идеалисты всячески стремились доказать, что диалектика присуща не материи, а «сверхматериальным» явлениям.

Открыв диалектику в природе и в обществе и научно истолковав её отображение в сознании человека, Маркс и Энгельс впервые обосновали всеобщий характер её законов. Несмотря на огромное различие между явлениями неорганической и органической природы, между обществом и явлениями природы, а также между всеми этими явлениями и мышлением, Маркс и Энгельс нашли то общее, что всех их объединяет: законы развития природы, общества и познания.

Энгельс указывает, что диалектика является наукой о наиболее общих законах всякого движения. Это значит, что законы диалектики имеют силу как для движения в природе и человеческой истории, так и для движения мышления.

Так, например, марксистская диалектика утверждает, что в природе, обществе и мышлении нет изолированных явлений, а напротив, все они связаны друг с другом. Взаимозависимость и взаимообусловленность — всеобщий закон объективного мира.

Марксистская диалектика утверждает, что всё находится в состоянии движения и изменения и что все явления природы и общества имеют один и тот же источник своего развития — внутреннюю противоречивость. Таким образом, развитие и внутреннюю противоречивость диалектика рассматривает в качестве всеобщих законов природы, общества и мышления.

Обоснование закона сохранения материи и движения Ломоносовым, эволюции органического мира Дарвином, создание периодической системы элементов Менделеевым — эти и многие другие открытия науки подтверждают правоту учения диалектики о всеобщей взаимозависимости и развитии, подтверждают тот факт, что диалектика проходит красной нитью через всю историю развития науки, историю познания.

Весь ход развития естествознания XIX в. требовал изучения явлений природы в их органической взаимосвязи и взаимозависимости, в их движении, изменении, развитии. Начиная с первой половицы XIX в. развитие естествознания с необходимостью требовало диалектического подхода к анализу явлений природы. Вследствие этого диалектика в своём рациональном, освобождённом от гегелевского мистицизма виде стала абсолютной необходимостью для естествознания. Стихийный ход развития наук о природе, вопреки буржуазному мировоззрению естествоиспытателей, настоятельно требовал перехода от метафизики к диалектике — к материалистической диалектике, правильно истолковывающей явления и указывающей единственно верный путь их дальнейшего изучения.

Современное естествознание в ещё большей степени, чем естествознание XIX в., раскрывает диалектический характер процессов природы.

Такие достижения современной физики, как открытие законов внутриатомного движения, открытие волновых свойств у частиц материи, несмотря на реакционные метафизические и идеалистические выводы, которые делают из них буржуазные учёные, наносят сокрушительный удар по метафизике.

Ленин дал глубокую характеристику современной науки, идущей вперёд, вопреки всем козням реакционеров. В. И. Ленин писал, что современная физика «идет к единственно верному методу и единственно верной философии естествознания не прямо, а зигзагами, не сознательно, а стихийно, не видя ясно своей «конечной цели», а приближаясь к ней ощупью, шатаясь, иногда даже задом. Современная физика лежит в родах. Она рожает диалектический материализм» [10].

Марксистская материалистическая диалектика органически объединяет воедино данные всех наук, обобщает всю совокупность этих данных и даёт цельную диалектическую картину мира. Только марксистская диалектика как наука о всеобщих законах развития связывает в одну спетому все открытия наук о природе и общественных наук и, теоретически обобщал опыт всемирной истории человечества, служит великому делу борьбы прогрессивных сил всех стран за мир, демократию, социализм.

Коренное отличие марксистского диалектического метода от всех предшествующих ему форм диалектики состоит также и в том, что только марксистская диалектика является всеобщим методом научного познания явлений природы и общества; она является могущественным средством их изменения.

До возникновения марксизма наука не знала такого метода, который мог бы быть верным руководством для каждой науки и который позволил бы таким образом теоретически обобщать данные всех наук. Философы-идеалисты даже тогда, когда они занимались диалектикой, не ставили вопроса о познании материального мира. Те же из материалистов, которые доходили до понимания элементов диалектики в природе, не сумев довести диалектическое рассмотрение процесса развития доверху — до явлений общества и в том числе сознания, также не могли создать такой всеобщий метод познания.

«Метод» — слово греческого происхождения, означающее путь к чему-либо, приём или образ действия. Каждая наука пользуется собственными приёмами и методами исследования; свои особые методы имеют астрономия, физиология и другие науки. Эти частные методы конкретных наук не могут, однако, быть средством познания наиболее общих законов, по-особому осуществляющихся в каждой конкретной области. Вот почему, как бы ни были совершенны частные методы, которыми пользуются науки, все они нуждаются для своего успешного развития в методе, вскрывающем общие законы развития материального мира. Таким методом, всеобщим по своему характеру, является марксистский диалектический метод.

Метод познания — это не пособие, искусственно создаваемое и внешнее по отношению к природе самих вещей и явлений. Наоборот, метод познания должен быть отражением того, что есть в самих вещах и явлениях. Марксизм не изобретал, не сочинял, а искал и открыл метод познания природы в самой же природе: открыл определённые общие законы, по которым развиваются все явления природы и общества, и именно эти законы, осознанные научно, сделал методом познания объективного мира, методом его изменения.

Марксистский диалектический метод познания — это наиболее общие законы развития объективного мира, открытые, осознанные идеологами рабочего класса и являющиеся поэтому средством дальнейшего познания и изменения объективного мира.

История философии, история науки вообще знает множество безуспешных попыток создания всеобщего метода познания. Многие философы пытались превратить математический метод в метод исследования всех явлении природы. Подобного рода попытки делаются и в настоящее время в буржуазных странах. Однако несостоятельность этой универсализации математических приемов исследования очевидна: законы любой специальной науки действуют только в её сфере.

Есть законы математические, физические, химические, биологические, физиологические, общественные и другие особые законы определённых явлений объективного мира. Может ли система каких-нибудь из этих законов составить метод познания для всех других явлений? Нет, не может, ибо каждый из таких законов действует только в своей области явлений. Речь же идёт о таких законах природы, которые общи решительно всем явлениям действительности и научное понимание которых даёт правильный научный подход ко всем явлениям природы и общества. Такие законы существуют в природе. Это — наиболее общие законы движения, изменения, развития, присущие всем явлениям природы, общества и познания. Эти законы и составляют объективное содержание марксистского диалектического метода.

Итак, не частные, а всеобщие законы природы, осуществляющиеся во всех областях и явлениях её, — законы диалектики — марксизм-ленинизм научно формулирует в качестве всеобщего метода познания.

Только потому, что законы марксистской диалектики объективны и всеобщи, ими сознательно руководствуются марксисты в условиях капитализма, организуя борьбу рабочего класса; ими руководствуются марксисты и в условиях социалистического строительства; ими же будут руководствоваться люди и при коммунизме. Однако всеобщность и объективность законов диалектики нисколько не исключают бесконечного многообразия форм проявления этих законов в зависимости от условий, места, времени.

Так, положение диалектики о том, что все в природе находится в состоянии изменения, развития, — вечно, ибо изменение и развитие явлений природы всегда были, есть и будут. Однако они всегда были и будут разными по своему содержанию и форме проявления. При начальном состоянии нашей планеты они имели один характер; появление первых живых организмов ознаменовало собой возникновение новых процессов изменения, развития; появлению человеческого общества сопутствовали новые, невиданные до того процессы изменения, развития. И в каждый данный момент в жизни природы постоянно действующие законы диалектики осуществляются по-разному: в одно и то же время процесс движения, изменения проявляется то в виде движения масс воздуха, то в виде окисления металла, то в виде гниения листа, упавшего с дерева, то в виде процесса образования нового биологического вида и т. д.

Это показывает, что постоянство законов диалектики нельзя понимать метафизически: законы диалектики, будучи всеобщими, проявляются в разных условиях по-разному.

Этим объясняется тот факт, что диалектика по своей природе глубоко враждебна начётничеству, талмудизму, ибо она может служить методом познания лишь при творческом её использовании, лишь при учёте конкретных её проявлений.

Всеобщие законы диалектики проявляются в вещах не рядом с частными законами, не помимо них, а в них самих. В той области природы, какую изучает, например, физика, законы диалектики проявляются не помимо и не рядом с физическими законами, а в них самих — в физических законах. То же самое имеет место и во всех других явлениях природы и общества, где всеобщие законы — законы диалектики — проявляются только в специальных законах, свойственных данным явлениям.

Отсюда следует, что материалистическая диалектика, марксистская философия, не может стоять над специальными науками и предписывать им «свои» законы. Как раз наоборот: диалектика вскрывает лишь то общее, что присуще всем явлениям природы и общества, всем законам отдельных областей объективной действительности. Не будь этого общего в законах специальных наук, не могла бы существовать и самая диалектика, диалектический метод.

Философия не заменяет остальных наук о природе или обществе, а наоборот, сама зиждется на открытиях этих наук: обобщая их достижения, она обнаруживает в них всеобщие законы. Другие же науки, руководствуясь всеобщими законами, открытыми марксистской философией, глубже проникают в сущность конкретных явлений природы, обнаруживая в них своеобразное проявление общих законов.

Так, марксистский диалектический метод находит источник своих сил в успешном развитии всех конкретных наук, а последние тем успешнее развиваются, чем вернее и полнее руководствуются марксистским диалектическим методом.

Классики марксизма-ленинизма неоднократно указывали на исключительно важную роль диалектического материализма в развитии естествознания. Энгельс говорил, что естествоиспытатели, отмахивающиеся от философии, не только не освобождаются тем самым от неё, а напротив, попадают под влияние наиболее отсталых, изживших себя философских учений. Лишь сознательное овладение материалистической диалектикой освобождает естествоиспытателей от всякого рода предвзятых мнений, предрассудков, односторонности, теоретической путаницы и непоследовательности.

Невиданно быстрыми темпами развивается советская наука. За одно лишь последнее десятилетие советские учёные обогатили естествознание крупнейшими достижениями: космогоническая теория, учение об образовании звёзд, нахождение путей использования внутриатомной энергии, открытие законов термоядерной реакции, теория происхождения клеток из неклеточного вещества, открытия в области агробиологии, почвоведения и т. д. Эти открытия нанесли сильнейший удар метафизике, ещё более укрепив позиции материалистической, марксистской диалектики.

Иная картина наблюдается в капиталистических странах, где многие естествоиспытатели воспринимают тлетворные идеи реакционной идеалистической философии и метафизики. Философствующие мракобесы усиленно внедряют в естествознание мистицизм, отказ от познания закономерностей, обосновывают сотрудничество науки и религии. Современное естествознание капиталистических стран опутано антинаучными, мистическими, насквозь метафизическими философскими системами.

Среди философов империализма находится немало таких, которые вообще отвергают необходимость придерживаться какого-либо определённого метода познания. В этом проявляется деградация современной буржуазной философии. Проповедуя идеализм, агностицизм, философы империализма отвергают научное познание, насаждают мистику, алогизм, интуитивизм. Бергсон, Уайтхед и многие другие сводят познание к божественному откровению, утверждая, что сущность мира постигается лишь подсознательно.

Принижая разум, современные мракобесы утверждают, что существует какое-то сверхчувственное познание, познание по наитию, познание без цели и метода. Отрицая необходимость научного метода, насаждая интуитивное, мистическое отношение к действительности, они превращают науку в служанку богословия.

Анализ философских систем идеологов империализма показывает, что и те философы, которые отказываются от метода, которые подменяют его «внутренним созерцанием», «подсознательным» и т. п., на деле тоже руководствуются методом, но методом антинаучным, метафизическим, таким же реакционным, как реакционны их системы.

Естествоиспытатели не могут обойтись без философии, писал Энгельс. «Вопрос лишь в том, желают ли они, чтобы над ними властвовала какая-нибудь скверная модная философия, или же они желают руководствоваться такой формой теоретического мышления, которая основывается на знакомстве с историей мышления и с ее достижениями» [11].

Особенно велико значение марксистско-ленинской философии для развития науки в социалистическом обществе. Коммунистическая партия Советского Союза вела и ведёт неустанную борьбу против тех, кто растворял философию в естествознании, и против тех, кто отрывал естествознание от философии.

Коммунистическая партия разоблачила механистов, которые отрывали советское естествознание от философии, утверждая, что естествознание может развиваться без философии. Одновременно партия разоблачила идеалистическую ревизию марксистской философии. Меньшевиствующие идеалисты, отождествив марксистскую материалистическую диалектику с идеалистической диалектикой Гегеля, подменив первую второй, сбивали науку на путь отрыва от практики социалистического строительства, на путь схоластической, формалистической игры философскими категориями.

Ведя решительную борьбу против механицизма и меньшевиствующего идеализма, против проникновения реакционных философских школ и школок в естествознание, Коммунистическая партия активно боролась и борется за внедрение материалистической диалектики в советскую науку. Ленин указывал, что «без солидного философского обоснования никакие естественные науки, никакой материализм не может выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановления буржуазного миросозерцания. Чтобы выдержать эту борьбу и провести ее до конца с полным успехом, естественник должен быть современным материалистом, сознательным сторонником того материализма, который представлен Марксом, то есть должен быть диалектическим материалистом» [12]. Это указание Ленина сохранило всё своё значение и по сие время.

Итак, диалектический метод представляет собой единственно научный метод познания и преобразования мира. Диалектический метод познания полностью подтверждается выводами современного естествознания, обогащается его новыми открытиями и является важнейшим средством приобретения новых знаний. Он полностью подтверждается выводами общественной практики, борьбой трудящихся против капитализма, за социализм и коммунизм и является боевым теоретическим оружием в руках коммунистических партий и всех прогрессивных общественных сил современного общества.

Формально-логический (метафизический) и диалектический методы

Формально-логический и диалектический методы в основе своей восходят к становлению философии и к разделению метафизи-

ки и диалектики. Диалектический метод обычно противопоставляют формально-логическому, господствующему в естественнонаучном познании. Можно сказать, что диалектический метод ближе к жизни, формально-логический — к ее познанию в мысли. При диалектическом методе мышление остается на конкретном уровне, при формально-логическом от конкретного восходит к абстрактному.

Необходимо использовать оба метода. Диалектика при отрицании формальной логики превращается в иррациональную противоположность познанию, отрицание возможности мира и познания его. Формальная логика в крайних вариантах предстает как тавтологическое умствование, имеющее мало общего с жизнью. Тут как бы два полюса мировоззрения и миропознания. Ценность диалектического метода в том, что он очищает метафизику от ненужных мудрствований и тупика, в который заходит мысль. Но и сама диалектика не способна найти выход из противоречий, которыми занимается, без привлечения аппарата формальной логики.

Диалектический метод может дополнять конкретно-научные. По существу, он не опровергает и не отрицает научные методы в силу своей всеобщности (любые научные данные подводимы под диалектику), но указывает на принципиальную неполноту научного познания и способен помочь в выработке основополагающих предпосылок научного познания.

Диалектика как метод есть рассмотрение явлений в их развитии. Поэтому диалектический метод противостоит любой замкнутой системе взглядов. Диалектический взгляд должен отрицать и неподвижность платоновского царства идей и гегелевскую Абсолютную Идею. Противоречие между методом и системой наличествует у всех диалектиков — создателей систем.

Приблизившись к требованиям разума, став системой, диалектика удаляется от реальности. С помощью системы можно предсказать какое-то количество явлений, но чем оно больше, тем менее точно отражены отдельные индивидуальные события. Попытки найти субстанцию, «вечные законы» (в том числе диалектики) есть, по существу, формально-логическое стремление разума к устойчивости. Во всем, что есть определенного в философии, налицо формально-логическое построение.

Диалектический метод хорош для опровержения утверждений, так как каждому положительному взгляду на вещи он противополагает его отрицание. Поэтому диалектический метод широко распространен в качестве метода спора. Его отрицательное значение, пожалуй, не меньше значения скептицизма; положительное зна-

чение заключается в ориентировании на скрытые потенции бытия.

Диалектику как метод можно интерпретировать различным образом: или как учение о внешней борьбе, которая достигает своего крайнего обострения и революционного разрешения, или как учение о внутренней борьбе, которую человек ведет с самим собой. Другими словами, диалектика как метод представляет широкие возможности для ее интерпретации.

Диалектика претендует на гносеологический синтез конкретного и всеобщего. От индивидуального через изучение связи между индивидуальным и закономерным к закономерному и от него опять к индивидуальному — таков метод исследования, отвечающий диалектике. Философ может начать с понятных всем обычных вещей, затем перейти к понятийному анализу, уйти в методологию науки и снова вернуться к действительности, давая ориентиры на будущее.

Прагматический метод

Формально-логический и диалектический методы относятся к теоретическим методам философии. Они пытаются найти истину в сфере познания. В противоположность и дополнение к ним в конце XIX — начале XX в. оформился существенно отличный от них прагматический метод (от греческого «прагма» — действие, практика). Он исходит из того, что характерную черту философствования составляет синтез познания и преобразования. «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»¹. Данное стремление философии взято за основу прагматизмом.

Прагматизм и есть, по утверждению Джеймса, не что иное как метод. «Прагматический метод… пытается истолковать каждое мнение, указывая на его практические следствия… если мы не в состоянии найти никакой практической разницы, то оба противоположных мнения означают, по существу, одно и то же»². В соответствии с прагматическим методом для того чтобы понять какой-либо предмет, нужно рассмотреть его значение для человека. Этим методом, утверждает Джеймс, пользовались многие великие философы прошлого, но лишь в наше время он приобрел всеобщее

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения: в 2 т. — М, 1995. — Т. 2. — С. 4.

² Джеймс У. Прагматизм // Воля к вере. — М., 1997. — С. 225.

значение. Прагматический метод относится к эмпирическому направлению, так как он основывается на фактах, на практике человеческой деятельности. Данный метод не останавливается на словах, он извлекает из них практический смысл, проверяемый на опыте, и ориентирует на составление программы, с помощью которой может быть изменена действительность. Теории для прагматического метода не цель, а орудия человеческой деятельности. Он обращен к результатам, плодам, фактам. Джеймс делает вывод: «Наши мысли истинны прямо пропорционально успешности их посреднической миссии»¹. Например, «если окажется, что богословские идеи имеют ценность для действительной жизни (то есть если они приносят надежду и утешение, помогают решать жизненные проблемы, преодолеть страх смерти и т.п. — А.Г.), то с точки зрения прагматизма они будут истинны в меру своей пригодности для этого»².

Структурализм

Структурализм возник в XX в. как метод, направленный на изучение структур в системах мысли. Он появился первоначально в этнологии и выявлял сходные структуры в функционировании примитивных обществ. Такой генезис структурализма объясняется тем, что первобытные общества проще современных, и там структуры предстают более четко. Основателем данного подхода стал французский ученый К.Леви-Стросс(1908-2009). Затем этот метод был перенесен во многом благодаря усилиям М.Фуко(1926-1984) на исследования структур мысли в цивилизованных обществах, и это стало началом его использования в философии.

Структурный метод основан на выявлении структурных аналогий в различных системах мысли с перспективой создания своеобразной периодической таблицы духовных элементов, аналогичной той, которой в естествознании служит периодическая таблица химических элементов Менделеева. Использование данного метода заключается в определении элементов мысли, затем установлении порядка их расположения, а дальше в выделении определенных структур и сравнении их с другими структурами. В результате такого сравнения удается лучше узнать каждую из сравниваемых систем и прогнозировать возможность нового знания. Менделеев, создав таблицу химических элементов, смог предсказать наличие

¹ Джеймс У. Прагматизм // Воля к вере. — М, 1997. — С. 223.

² Там же.

трех неизвестных науке элементов, их свойства и реакции, в которых они могут быть найдены. Так и использование данного метода в философии позволяет делать новые выводы о реальности, с которой имеет дело философия.

Структурализм имеет глубокие корни. Одним из его предшественников является метафизический метод, в соответствии с которым за быстротекущим бытием пытались найти некие устойчивые первоначала вещей, будь то атомы или элементарные частицы. Данный метод нахождения устойчивого за текущим вызвал критику особенно со стороны диалектиков. Затем, однако, выяснилось, что более или менее устойчивы не только элементы системы (например, водород и кислород, входящие в химическую формулу воды), но и связи между элементами, т.е. ее структура. «Порядок — это то, что задается в вещах, как их внутренний закон, как скрытая сеть, согласно которой они соотносятся друг с другом… Ясно, что такой анализ не есть история идей или наук; это, скорее, исследование, цель которого выяснить, исходя из чего стали возможными познания и теории, в соответствии с каким пространством порядка конституировалось знание»¹. Структурализм выявляет динамику глубинных структур бытия и мышления. Попытки найти устойчивое в структуре систем были особенно популярны во второй половине XX в.

Основные методы философского познания — философия — Аквариумистика — Статьи Аквариумиста

Основные
методы философского познания

Слово «метод»
переводится с греческого языка как «путь», «способ». Под методом науки понимают
средства, способы исследования.

Рефлексивный метод – метод самоанализа. В процессе
рефлекторной деятельности мышления анализируется не объективная реальность как
таковая, а то, как она отображается, какой вид принимает в собственном
внутреннем мире субъекта, какие порождает противоречия и состояния в его
сознании. Рефлексию отличает от обычного самоанализа то, что ее субъекты
рассматривают себя и свои духовно-практические связи с действительностью в
контексте всеобщих категорий мироосмысления – бытие и небытие, время и
вечность, жизнь и смерть, добро и зло, должное и сущее…Рефлексия позволяет
личности преодолевать непосредственные оценочные реакции и погружаться в
сплетение сложнейших зависимостей, опосредованных многими практическими и
духовными факторами. Чем развитее индивидуальное философское сознание, тем
больше оно обнаруживает разнообразных смысловых, ценностных и нормативных
звеньев в своих связях с миром. В результате его активных усилий
непосредственные противоречия обретают знаково-символические формы образов,
идей и концептов. И хотя эти вторичные культурные формы абстрактнее и беднее
стоящего за ними жизненного содержания, они являются эффективными средствами по
духовному освоению проблемных ареалов развивающегося культурного космоса.
Значимость рефлексивных усилий возрастает в переходные эпохи смены социальных
систем и переоценки ценностей.

Диалектический
метод – метод философского исследования, при котором вещи, явления рассматриваются гибко,
критически, последовательно, с учетом их внутренних противоречий, изменений,
развития, причин и следствий, единства и борьбы противоположностей.

Слово
«диалектика» – в Древней Греции означало искусство вести беседу,
аргументировать свою точку зрения. Это учение о противоречивости всего
существующего и о возможности разрешения противоречий в жизни и в мысли.

Зенон Элейский: диалектика – методическое
опровержение доводов оппонента методом «от противного». Софисты: диалектика –
опровержение доводов противника как самоцель. Сократ: диалектика – искусство
диалога, направленное на достижение истины путем столкновения различных мнений.
По Сократу, диалектика как метод состоит из иронии и майевтики. Ирония состоит
в том, что обмен мнениями сначала дает негативный результат: «Я знаю, что я
ничего не знаю». Но постепенно через перебор мнений рождаются новые мысли.
Майевтика – прием, способствующий рождению мысли, понятия (искусство правильно
задавать вопросы, подводить оппонента к истине, но не навязывать ему свою точку
зрения).

Платон: диалектика – процесс
разделения понятий на виды и связывание их в более общие понятия – роды.

Гегель расширил понятие диалектики, вывел
ее за рамки движения человеческой мысли. Гегель видел мир в развитии. Развитие
происходит через взаимодействие противоположностей. Марксизм создал учение о
материалистической диалектике. Носитель диалектики – материя.

В современных условиях практически
отсутствует понимание ее как учения о развитии. Доминирует представление о
диалектике как форме осмысления полярностей, противоположностей, пронизывающих
нашу жизнь, познание, историю.

Феноменологический метод – один из
самых утонченных инструментов философских исследований. Он создан Э. Гуссерлем
(1859-1938) и получил развитие в работах М. Хайдеггера, М. Шелера, Ж.-П. Сартра
и у таких русских мыслителей, как Л. Карсавин, С. Франк, И. Ильин, Г. Шпет и
др.

Гуссерль стремился выйти к безусловным,
самоочевидным первоначалам всякого знания, к его чистым структурам.
Феноменологический метод помогает перейти от дуализма физической и
метафизической реальностей к монистическому взгляду на бытие.

Человеческое сознание имеет две ипостаси –
опытную (эмпирическое «эго») и до-опытную (трансцендентальное «эго»).
Эмпирическое «эго» восприимчиво к отдельным фактам, погружено в мир явлений,
частностей.

Трансцендентальное «эго»
пребывает вне времени. Его содержание – предсознание (чистые эйдосы), в которых
сосредоточено то необходимое и всеобщее, что имеется во всех конкретных вещах и
фактах. Через интуицию человек приникает в смыслы эйдосов.

Феноменология разработала сложную систему
способов погружения в содержание индивидуального «Я» («Эго») и поиска в нем
безусловных форм, которые предшествуют человеческим представлениям о должном и
нравственности.

Феноменология перемещает доминанту
нормативности из внешнего, трансцендентного мира во внутренний,
трансцендентальный. В результате человек предстает не как марионетка высших
сил, а как самозаконодательствующий субъект, несущий в самом себе необходимые
предпосылки для цивилизованного существования.

Герменевтический метод –
совокупность познавательных средств, которыми оперирует герменевтика,
получившая свое название от древнегреческого бога Гермеса, истолковывающего
людям глубинные смыслы поведения богов. Герменевтика исследует практику
постижения и истолкования разнообразных смыслов, содержащихся в письменной и
устной речи, в знаках и символах, в суждениях о должном и сущем. Ее основателем
считается немецкий мыслитель Ф. Шлейермахер (1768-1834), видевший в
герменевтике универсальный метод всех гуманитарных дисциплин. В данном методе
главным является вопрос о том, как возможно понимание смыслов сущего и
должного и каковы пределы свободы в толковании, интерпретации текстов и устной
речи.

Фролов И.Т. Жизнь и познание: о диалектике в современной биологии (М., [2008 или 2009]).

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ....................................... 6

Введение
ЗАГАДКА ЖИЗНИ И СМЫСЛ ПОЗНАНИЯ. СОВРЕМЕННАЯ БИОЛОГИЯ И ЕЕ
"ВЫЗОВ" ФИЛОСОФИИ. ДИАЛЕКТИКА, ЛЖЕДИАЛЕКТИКА И АНТИДИАЛЕКТИКА ... 9

Глава I
ПРОБЛЕМА БИОЛОГИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ ............................... 18
1. Объект биологического познания, общая стратегия и цель 
   науки о жизни: процессы дифференциации и интеграции, 
   сущность жизни .............................................. 19
2. У истоков биологического познания: концепции жизни и ее 
   познания в "век философии"; в поисках научного метода, 
   натурфилософия и позитивизм ................................. 27
3. Эволюция биологического познания от простого описания к
   научному объяснению; становление и развитие научного
   метода ...................................................... 45
4. Революции в биологическом познании: особенности научного
   метода Ч. Дарвина; возникновение современных форм и
   методов науки о жизни; новые "точки роста" биологического
   познания .................................................... 58
5. Научный поиск и философская борьба в биологии; диалектика 
   - общая методология, теория и метод биологического 
   познания .................................................... 73

Глава II
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ НАУЧНОГО ПОИСКА ...................... 90
1. Принцип органической целостности и его методологическое
   значение в научном поиске сущности жизни; ложность 
   дилеммы: либо механицизм - либо витализм .................... 90
2. Принцип "качественной несводимости" и методическая
   редукция в биологическом познании: возможности и пределы;
   редукционизм, целостный подход и диалектика ................ 104
3. Системный подход и принцип развития, их взаимодействие
   в биологическом познании; системность и диалектика ......... 114
4. Органический детерминизм: принцип причинности,
   динамические и статистические закономерности, диалектика
   необходимости и случайности в биологии; механический
   детерминизм и телеология, "органический индетерминизм" ..... 127
5. Принцип целесообразности в научном познании: диалектико-
   материалистический подход; дарвинизм, причинность и 
   органическая целесообразность; возрождение телеологии и
   финализма? Целевой подход в исследовании ................... 144

Глава III
СИСТЕМА МЕТОДОВ ИССЛЕДОВАНИЯ .................................. 164
1. Исходный пункт исследования: наблюдение, описание и 
   систематизация фактов; сравнение и его роль в 
   биологическом познании; сравнительный метод исследования
   причинных связей, его преимущества и ограниченности ........ 165
2. Исторический метод причинного исследования, его 
   особенности и формы, теоретико-познавательное значение и 
   сфера применимости ......................................... 178
3. Эксперимент как основа тонного исследования в биологии;
   структура и виды экспериментального метода; биологический
   эксперимент и теория ....................................... 186
4. Моделирование, его типы и функции в биологическом 
   исследовании, пределы познавательных возможностей; 
   моделирование и теоретическая интерпретация ................ 196
5. Логическое и историческое единство методов в их системе; 
   процессы субординации и доминирования, взаимовлияния и 
   зависимости от целого ...................................... 206

Глава IV
ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ПРИРОДА СОВРЕМЕННОГО БИОЛОГИЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ ... 215
1. Биологическое познание как диалектический процесс: 
   взаимодействие субъекта и объекта в науке о жизни,
   концепция "дополнительности", понятие "биологической 
   реальности", сущность и критерии современного 
   "биологического мышления" .................................. 215
2. Логические основания биологического познания; 
   диалектическое единство индукции и дедукции, анализа и 
   синтеза .................................................... 224
3. Гипотеза и ее роль в биологическом познании; 
   аксиоматизация в науке о жизни ............................. 233
4. Процессы теоретизации и диалектизации науки о жизни:
   построение теоретической биологии как методологическая
   проблема; кто мыслит диалектически? ........................ 244
5. Диалектическое единство теории и практики, проблема 
   доказательности биологического познания, критерий истины
   в науке о жизни; биологическое познание как социальный 
   процесс (постановка проблемы) .............................. 254

Вместо заключения
КУДА ИДЕТ БИОЛОГИЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ? БИОЛОГИЯ В "ВЕК БИОЛОГИИ":
НОВЫЙ ТИП НАУКИ — НОВЫЕ ЗАГАДКИ ЖИЗНИ И ПОЗНАНИЯ .............. 270

Приложение 1
НА ПУТИ К НОВОЙ НАУКЕ О ЖИЗНИ ................................. 275

Приложение 2
НА ПУТИ К ЕДИНОЙ НАУКЕ О ЧЕЛОВЕКЕ ............................. 286

Диалектический метод Сократа — EAR

Метод Сократа, также известный как метод эленха, эленктического метода или сократовских дебатов, представляет собой форму совместного аргументированного диалога между людьми, основанного на постановке вопросов и ответах на них для стимулирования критического мышления и выявления идей и основных предпосылок. Это диалектический метод, включающий обсуждение, в котором ставится под сомнение защита одной точки зрения; один участник может заставить другого как-то противоречить самим себе, тем самым ослабляя точку зрения защитника.Этот метод назван в честь классического греческого философа Сократа и представлен им в «Теэтете» Платона как акушерство (майевтика), потому что он используется для выявления определений, скрытых в убеждениях собеседников, или для того, чтобы помочь им углубить их понимание.

Метод Сократа — это метод исключения гипотез, в котором лучшие гипотезы находятся путем постоянного выявления и устранения тех, которые приводят к противоречиям. Метод Сократа ищет общие, общепринятые истины, которые формируют убеждения, и тщательно исследует их, чтобы определить их соответствие другим убеждениям.Основная форма — это серия вопросов, сформулированных как проверка логики и фактов, предназначенная для того, чтобы помочь человеку или группе людей выяснить свои убеждения по какой-либо теме, исследуя определения или логосы (единичные логотипы) и стремясь охарактеризовать общие характеристики, присущие различным конкретным экземплярам.

Развитие

Во второй половине V века до нашей эры софисты были учителями, которые специализировались на использовании инструментов философии и риторики для развлечения, впечатления или убеждения аудитории принять точку зрения оратора.Сократ продвигал альтернативный метод обучения, который стал называться сократовским методом.

Сократ начал вести подобные дискуссии со своими собратьями-афинянами после того, как его друг с юности Херефон посетил Дельфийского оракула, который утверждал, что в Греции нет человека мудрее Сократа. Сократ увидел в этом парадокс и начал использовать сократовский метод для решения своей головоломки. Диоген Лаэртий, однако, писал, что Протагор изобрел «сократовский» метод.

Платон классно формализовал сократовский элинктический стиль в прозе, представив Сократа как любопытного вопрошающего какого-то видного афинского собеседника, в некоторых из своих ранних диалогов, таких как Евтифрон и Ион, и этот метод чаще всего встречается в так называемом «сократовском собеседнике». диалоги », которые обычно изображают Сократа, использующего этот метод и расспрашивающего своих сограждан по моральным и эпистемологическим вопросам.Но в своих более поздних диалогах, таких как Теэтет или Софист, Платон использовал другой метод философских дискуссий, а именно диалектику.

Метод

Elenchus (древнегреческий: ἔλεγχος, транслит. Elenkhos, букв. «Аргумент опровержения или опровержения; перекрестный допрос, проверка, проверка, особенно в целях опровержения») является центральной техникой метода Сократа. Латинская форма elenchus (множественное число elenchi) используется в английском языке как технический философский термин. Самая распространенная форма прилагательного в английском языке — elenctic; elenchic и elenchtic также актуальны.

В ранних диалогах Платона elenchus — это техника, которую Сократ использует для исследования, например, природы или определения этических понятий, таких как справедливость или добродетель. По словам Властоса, он состоит из следующих этапов:

Собеседник Сократа утверждает тезис, например «Мужество — стойкость души», который Сократ считает ложным и подлежит опровержению.

Сократ обеспечивает согласие своего собеседника на дальнейшие посылки, например, «Смелость — прекрасная вещь» и «Невежественная выносливость — не самая лучшая вещь».

Затем Сократ утверждает, и собеседник соглашается, что эти дальнейшие посылки подразумевают противоположное исходному тезису; в данном случае это приводит к следующему: «мужество — не стойкость души».

Затем Сократ утверждает, что он показал, что тезис своего собеседника ложен и что его отрицание истинно.

Одно электронное исследование может привести к новому, более тонкому исследованию рассматриваемого понятия, в данном случае оно предполагает рассмотрение утверждения: «Смелость — это мудрое терпение души».Большинство сократических исследований состоят из серии еленчи и обычно заканчиваются недоумением, известным как апория.

Фреде указывает, что вывод Властоса на шаге № 4 выше делает бессмысленным апоретический характер ранних диалогов. Недостаточно показать, что предложенный тезис является ложным, чтобы сделать вывод, что какой-либо другой конкурирующий тезис должен быть верным. Скорее, собеседники достигли апории, улучшенного состояния, когда они все еще не знали, что сказать по обсуждаемому предмету.

Точная природа elenchus является предметом многочисленных споров, в частности, относительно того, является ли это положительным методом, ведущим к знанию, или отрицательным методом, используемым исключительно для опровержения ложных утверждений о знании.

У. К. К. Гатри в «Греческих философах» считает ошибкой рассматривать сократовский метод как средство, с помощью которого человек ищет ответ на проблему или знание. Гатри утверждает, что метод Сократа на самом деле направлен на демонстрацию своего невежества. Сократ, в отличие от софистов, действительно верил, что знание возможно, но считал, что первым шагом к знанию является признание своего невежества. Гатри пишет: «[Сократ] имел обыкновение говорить, что он сам ничего не знал и что единственный способ, которым он был мудрее других людей, заключался в том, что он осознавал свое собственное невежество, в то время как они не знали.Суть метода Сократа состоит в том, чтобы убедить собеседника в том, что, хотя он думал, что он что-то знает, на самом деле он не знает ». {Pg 74}

Приложение

Сократ обычно применял свой метод исследования к понятиям, которым, казалось, не хватало какого-либо конкретного определения; например, ключевые моральные концепции того времени, такие добродетели, как благочестие, мудрость, воздержание, отвага и справедливость. Такое обследование бросало вызов скрытым моральным убеждениям собеседников, выявляя несоответствия и несоответствия в их убеждениях, что обычно приводило к апории.Принимая во внимание такие недостатки, Сократ сам заявлял о своем невежестве, но другие по-прежнему утверждали, что обладают знанием. Сократ считал, что осознание своего невежества сделало его мудрее, чем те, кто, хотя и не знал, все же требовал знания. Хотя эта вера на первый взгляд кажется парадоксальной, на самом деле она позволила Сократу обнаружить свои собственные ошибки, в которых другие могли предположить, что они были правильными. Это утверждение было основано на заявлении дельфийских пророков о том, что никто не был мудрее Сократа.

Сократ использовал это заявление о мудрости как основу своего морального увещевания.Соответственно, он утверждал, что главное добро состоит в заботе о душе, связанной с моральной истиной и нравственным пониманием, что «богатство не приносит добро, но добро приносит богатство и любые другие блага как для человека, так и для государства», и что «жить без экзаменов [диалога] не стоит». Имея это в виду, используется сократовский метод.

Мотивы современного использования этого метода и использования Сократа не обязательно равнозначны.Сократ редко использовал этот метод для разработки непротиворечивых теорий, а вместо этого использовал миф для их объяснения. Диалог Парменида показывает, что Парменид использует сократовский метод, чтобы указать на недостатки платонической теории форм, представленной Сократом; это не единственный диалог, в котором теории, обычно излагаемые Платоном / Сократом, разбиваются на диалектику. Вместо того, чтобы получать ответы, этот метод использовался, чтобы сломать теории, которых мы придерживаемся, чтобы выйти «за пределы» аксиом и постулатов, которые мы принимаем как должное.Следовательно, Платон не считает, что миф и сократовский метод несовместимы; у них разные цели, и их часто называют путями «левой руки» и «правой руки» к добру и мудрости.

Диалектика — Энциклопедия Нового Света

Диалектика (греч .: διαλεκτική ) — это направление мысли, восходящее к древнегреческой философии, которая подчеркивает развитие через движение вперед и назад между противоположными положениями. Таким образом, это резко контрастирует с общим упором западной философии на постоянство бытия.Диалектическое движение относится либо к мыслительному процессу, либо к процессу, который, как считается, происходит в объективной реальности. Когда диалектическое движение происходит в уме, как в сократовской диалектике, это, по сути, означает процесс, посредством которого человек постепенно приходит к определенному пониманию. Такое понимание диалектики в целом совместимо с традиционной онтологией и ее фокусом на вечном бытии (например, с идеями Платона). Когда диалектика рассматривается как движение, присущее объективной реальности, она часто подразумевает конфликтующее развитие, как в марксизме, а не гармоничный тип развития как фундаментальную характеристику реальности.

При оценке диалектики возникает вопрос, не преувеличивает ли она роль конфликта в развитии. В восточных мировоззрениях, таких как даосизм, развитие происходит через гармоничное взаимодействие природных полярностей, таких как мужское и женское. Конфликт в природе тоже может порождать развитие, но действует по-другому. Та же самая путаница проникла в концепции диалектики в философии, особенно в марксизме.

Природа диалектики

В повседневном языке идея диалектики подразумевает движение вперед и назад, подобное слалому в лыжном спорте.Движение идет вправо, затем влево, затем снова вправо и так далее, но общее направление — прямо вперед.

В широком смысле слова диалектика определяется философским языком — это обмен суждениями, (тезисами) и контрпозициями, (антитезами), в результате чего происходит синтез противоположных утверждений или, по крайней мере, качественное преобразование в направлении диалог или прогресс.

История диалектики

Термин диалектика сопровождал большую часть истории западной философии, но его значение значительно варьировалось.Различия произошли из-за большого разнообразия терминологических употреблений, но в большей степени из-за противоречия между двумя фундаментальными тенденциями. У таких мыслителей, как Гераклит, Гегель и Маркс, диалектика по существу относится к конфликтному движению, присущему реальности. У Сократа, Платона и схоластической традиции, инициированной Аристотелем, диалектика относится к движению ума в поисках истины.

Термин «диалектика» во многом обязан своим первоначальным авторитетом его роли в философии Платона, где он фигурирует как логический метод философии в сократовском диалектическом методе перекрестного допроса.Термин получил новую жизнь от Гегеля, чья диалектически динамическая модель природы и истории сделала его фундаментальным аспектом природы реальности. В середине девятнадцатого века понятие «диалектика» было присвоено Марксом и переработано в неидеалистическую манеру, став ключевым понятием в их философии диалектического материализма. Таким образом, эта концепция на какое-то время стала играть заметную роль на мировой арене и в мировой истории. Сегодня «диалектика» может также относиться к пониманию того, как можно или нужно воспринимать мир (эпистемология), к утверждению взаимосвязанной, противоречивой и динамической природы мира за пределами их восприятия (онтология) или к методу. изложения идей или выводов.

Древняя диалектика

Древнее использование диалектики было по существу определено Сократом и Платоном и продолжено схоластической традицией. Однако идея диалектического движения появилась раньше в мысли Гераклита, где она несла совсем другой смысл.

Гераклит

Гераклит представляет то, что можно назвать предысторией диалектики. Хотя он никогда не использовал этот термин для обозначения своей собственной философии, его признали первопроходцем диалектического пути Гегель и Энгельс, которые приветствовали его отход от того, что они считали статичной тенденцией Парменида и его последователей.Фактически, Гераклит был более ранним досократиком, чем Парменид, и его мысль является доказательством того, что диалектический склад ума был в западной философии с самого начала.

Мысль Гераклита была диалектической в ​​том смысле, что он считал, что все произошло из огня, символа движения и развития через самопотребление. Его самые известные высказывания заключаются в том, что «все в движении» и что «война — отец всего сущего». Таким образом, Гераклит считал, что, в конечном счете, все не может быть сведено к фундаментальному единству Бытия (как для Парменида), а скорее к динамическому принципу, состоящему из противоположного или даже конфликтующего взаимодействия между противоположностями.Диалектика Гераклита была диалектикой природы, а не ума. Другому крупному мыслителю (Гегелю) потребовалось более двух тысяч лет, чтобы вновь представить идею о том, что диалектическое движение является сущностью вещей.

Зенон и Парменид

Согласно Аристотелю (Диоген Лаэртиус, Жития VIII, 57), собственно диалектика произошла от Зенона Элейского. Зенон известен своими парадоксами, согласно которым, например, летящая стрела никогда не может достичь цели, потому что сначала она должна преодолеть половину расстояния, а затем половину этой половины и так до бесконечности.Парадоксы Зенона противоречат интуиции в том смысле, что они, кажется, доказывают невозможность чего-то очевидного.

Парадоксы Зенона долгое время называли простой софистикой, но недавно они вновь привлекли внимание и похвалу за понимание природы математики. Зенон был учеником Парменида, философа, который первым ввел понятие постоянства Бытия в противоположность главенству движения, подчеркнутому Гераклитом. Если Бытие неизменно и постоянно, естественный вывод состоит в том, что все движение — иллюзия.Именно это и пытался показать Зенон своими парадоксами.

Первые досократики обнаружили происхождение всех вещей в различных первичных элементах, таких как вода (Фалес) и воздух (Анаксимен). Эти элементы подразумевают жизнь, а следовательно, и движение, а также постоянство и неизменность. Движение как первичная природа реальности было впервые концептуализировано Гераклитом, а постоянство концептуализировано зарождающейся онтологией Парменида (наука о бытии). После Парменида и Зенона идея постоянного, неподвижного Существа приобрела огромное значение в греческой мысли и последующих философских разработках.Движение как сущность реальности не было открыто заново до девятнадцатого века, и эти два понятия (неизменность и движение) никогда не находили удовлетворительного примирения в единой системе.

Соответственно, после Зенона диалектика стала известна как искусство логического дискурса — способность анализировать и контролировать работу человеческого разума с различных точек зрения. Другими словами, диалектическое движение было сведено к обработке человеческим разумом вечных и неизменных идей, а не к признанию непрерывного движения в реальности.

Протагор и софисты

Вслед за Зеноном школа софистов превратила диалектический метод в простой инструмент убеждения, даже с помощью неверных аргументов, что в конечном итоге дало школе дурную репутацию, связанную с понятием софистики. «Эристика» Платона. Самый выдающийся софист Протагор, однако, также, как говорят, внес идею о том, что к каждому утверждению есть равнозначное контрутверждение, что сделало бы его еще одним далеким предшественником гегелевской диалектики, а не практиком софистики.

Сократическая диалектика

В отличие от софистов, Сократ утверждал, что не ищет ничего, кроме истины. Применяя свою хорошо известную «сократовскую иронию», делая вид, что ничего не знает и позволяя своему партнеру по диалогу разоблачать и обнаруживать несоответствия его собственной мысли, Сократ стремился помочь другим открыть истину. Таким образом, диалектика Сократа в целом не отличается от диалектики Зенона. Просто вместо того, чтобы пытаться разоблачить несостоятельность знакомых представлений о реальности (как это делал Зенон), Сократ стремился разоблачить предрассудки и интеллектуальную лень людей.В частности, в случае Сократа диалектика очень близка к родственному понятию диалога — обмену мнениями, который в конечном итоге приводит к истине. Когда достигается вечная истина, движение останавливается.

В ранних диалогах Платона Сократ обычно спорит, перекрестно исследуя чьи-то утверждения, чтобы выявить противоречие между ними. Например, в Евтифроне, Сократ просит Евтифрона дать определение благочестия. Евтифрон отвечает, что благочестие — это то, что любят боги.Но у Сократа также есть согласие Евтифрона с тем, что боги сварливы и их ссоры, как и человеческие ссоры, касаются объектов любви или ненависти. Следовательно, рассуждает Сократ, существует по крайней мере одна вещь, которую одни боги любят, а другие ненавидят. И снова Евтифрон соглашается. Сократ заключает, что если определение благочестия, данное Евтифроном, приемлемо, то должно существовать по крайней мере одно благочестивое и нечестивое (так как боги его любят и ненавидят), что, как признает Евтифрон, абсурдно. Таким образом, с помощью этого диалектического метода Евтифрон приходит к выводу, что его определение благочестия не может быть правильным.Этот конкретный пример стал известен как дилемма Евтифрона: хорошо ли что-то потому, что этого желает Бог (или боги), или это желает Бог, потому что это хорошо? Это показывает, что за тем, что кажется простым противоречием из-за предрассудков и невежества, остаются проблемы, гораздо более глубокие и трудные для решения, связанные с природой абсолютной реальности.

Платон

В более поздних диалогах Платона, которые, как считается, выражают его собственную мысль (хотя Сократ все еще выступает в качестве главного героя), диалектика проявляется как метод разделения, в котором концепции и идеи сортируются в иерархии, начиная с других. от общего к более частному.В то время как метод Сократа был более индуктивным и синтетическим, заключающимся в постепенной помощи своему партнеру по дискуссии в восстановлении представления об истине в его собственном сознании, Платон перешел к методу, подчеркивающему анализ и организацию идей в собственном сознании.

В республике (VI-VII) Платон представляет диалектику как высшее искусство, которым должен овладеть король-философ своего идеального государства. Диалектика стала искусством практики логического мышления, а не искусством открытия истины путем обсуждения.

Аристотель

Унаследовав традицию мысли Платона, Аристотель разработал свою систематическую логику с использованием силлогизмов. Для него сама диалектика стала вторичной, методом интеллектуальной тренировки и поиска истины на основе вероятных предпосылок.

Логика и диалектика: стоики и средневековая схоластика

Под руководством Хрисиппа древние стоики развили хорошо известную школу формальной логики, которую они назвали диалектикой.Но термин диалектика также использовался ими для обозначения различных видов интеллектуальной деятельности, включая теорию грамматики. Традиция отождествлять диалектику и логику с широким спектром приложений стала нормой в средние века.

Таким образом, диалектика стала известна как одно из трех изначальных гуманитарных наук или тривиума (другие составляющие — риторика и грамматика) в западной культуре. В древние времена и в средневековье и риторика, и диалектика (или логика) понимались как стремящиеся быть убедительными (посредством диалога).В то время как риторика фокусировалась на искусстве речи, диалектика имела дело с логическими навыками анализа, проверкой тезисов и антитезисов и использованием силлогизмов.

Современная диалектика

Современное (с девятнадцатого до середины двадцатого века) использование диалектики было введено Кантом критикой традиционного догматизма. Немецкие идеалисты, в особенности Гегель, придали ему совершенно новый смысл; затем Карл Маркс снова превратил в диалектический материализм.

Кант

Со времен Платона, несмотря на все его метаморфозы и разнообразные терминологические употребления, диалектика, по сути, была средством обращения с вечной истиной, которая считалась заданной законами логики. В средневековый период авторитет откровения был добавлен в качестве еще одного неопровержимого ориентира.

С появлением философии Канта это кардинально изменится. Поскольку, по Канту, люди не могли достичь каких-либо определенных теоретических знаний об окончательной природе вещей, а тем более о тех вопросах, которые не являются объектами чувств (Бог, свобода и вечная жизнь), диалектика пришла к выводу. приобретают негативный оттенок.В системе Канта древняя диалектика называется «логикой иллюзий», потому что она рассматривается как интеллектуальная игра с утверждениями, обоснованность которых мыслители не имели возможности когда-либо проверить.

В «Трансцендентальной диалектике», важном разделе своей «Критики чистого разума », Кант использует так называемые антиномии , , которые представляют собой четыре набора противоположных утверждений по таким вопросам, как существование Бога. Таким образом, Кант намеревается показать, что оба конкурирующих суждения, тезис и антитезис, могут быть доказаны правильными, хотя они исключают друг друга, тем самым обнажая тщетность рассуждений, включающих предложения, которые недоступны человеческому интеллекту.Таким образом, за тезисом и антитезисом не следует синтез, который завершил бы диалектическое движение. Скорее, за ними следует осознание того, что такое движение невозможно или, по крайней мере, не может привести к достоверным выводам.

Фихте, Шеллинг и посткантианская диалектика

Таким образом, с Кантом представление о том, что неподвижное, трансцендентное Существо, источник всей реальности, может быть обсуждено и познано человеческим разумом, внезапно прекратилось. И, в значительной степени, то же самое и с дихотомией между постоянством, связанным с этим Существом, и движением, связанным с миром существования.

Философское исследование нашло новую отправную точку в самосознании. Иоганн Готлиб Фихте был первым, кто вновь ввел понятие полного диалектического движения, начинающегося с «я» или «Я», используя терминологию тезиса, антитезиса, синтеза, которая была неточно связана с мыслью Гегеля. Взаимодействие между тезисом и антитезисом происходит через конфронтацию между Эго и не-Эго (миром), которое выступает как объект морального действия Эго.Таким образом, у Фихте мир ума и мир внешней реальности столкнулись друг с другом, и их синтез был формой единства между ними. Идею этого триадного движения перенял Шеллинг, который перенес акцент с Эго на более универсальное понятие Абсолюта. Отсюда идея универсального диалектического движения к космическому осуществлению в Абсолюте возникнет с мыслью Георга Вильгельма Фридриха Гегеля.

Гегелевская диалектика

Хорошо известным достижением Гегеля является введение полностью развитого понятия диалектического движения через необходимых прогрессий.Вместо того, чтобы быть результатом конфронтации между двумя независимо существующими сущностями, тезисом и антитезисом, диалектическое движение в мысли Гегеля проявляется скорее как внутренний потенциал или как необходимое движение из-за скрытых противоречий, присущих всем сущностям, ментальным и материальным. В своем обширном обзоре, начиная от логики и кончая историей и мировыми делами, Гегель пытается показать, что каждая конечная сущность имеет в себе зародыш своего собственного отрицания. Это отрицание, однако, ведет не к действительному разрушению, а к снятию (Aufhebung) в более высокую сущность, синтез.Немецкий термин для снятия подразумевает в то же время отмену, откладывание в сторону и поднятие на более высокий уровень, и все это содержится в гегелевском понятии диалектики.

Например, в «Логике », Гегель описывает диалектику существования: во-первых, существование должно быть положено как чистое Бытие; но чистое Бытие при исследовании оказывается неотличимым от Ничто; однако и Бытие, и Ничто объединяются как Становление, когда осознается, что то, что возникает, в то же время также возвращается в ничто (подумайте о жизни: старые организмы умирают по мере того, как создаются или рождаются новые организмы).

Хотя Гегель редко использует термины тезис, антитезис и синтез, он использует множество триадических выражений, таких как утверждение, отрицание, отрицание отрицания; в себе, в себе, в себе. Гегель настаивает на том, что истинный смысл диалектики был утерян на протяжении большей части истории философии. Для него Кант заново открыл триаду, но в его мысли она осталась «безжизненной». Поскольку для Канта высшая реальность все еще воспринималась как трансцендентная и недостижимая, она не могла привести к окончательному синтезу.Гегель попытался вернуть диалектику в мейнстрим с идеей, что именно Абсолют постепенно достиг полного самосознания посредством диалектического движения, кульминацией которого стал человеческий разум. Таким образом, с точки зрения Гегеля, трансцендентный Абсолют и повседневная реальность воссоединились. Эта концепция диалектики происходит в конечном итоге от Гераклита, как указывает сам Гегель.

Гегель использует термин «спекуляция» для описания процесса, посредством которого скрытый прогресс диалектики проявляется в философии.Поэтому в его мысли спекуляция имеет полностью положительный оттенок.

Как и в сократической диалектике, Гегель утверждал, что действует, делая неявные противоречия явными: каждая стадия процесса является продуктом противоречий, присущих или неявных на предыдущей стадии. Однако Сократ, по сути, пытался развенчать скрытые предположения, показывая противоречия, скрытые в сознании его некритического партнера по дискуссии. В случае Гегеля диалектическое напряжение находится в самой реальности.Для Гегеля вся история — это одна огромная диалектика, главные этапы которой показывают прогрессию от самоотчуждения как рабства к самообъединению и реализации как рационального, конституционного государства свободных и равных граждан.

Критика гегелевской диалектики

С Гегелем диалектика вернула себе центральное место в философии, будучи уже не простым средством достижения истины, а ключевой характеристикой, присущей всей реальности. Однако в концепции Гегеля множество проблем, и другие мыслители сразу же указали на них.В частности, для Шопенгауэра вся эта идея была не чем иным, как софистикой. Даже для тех, кто более симпатизирует его основным положениям, остаются важные вопросы.

Панлогизм Гегеля стремится объединить всю реальность и историческое развитие в одну огромную ментальную схему, отражающую возникновение абсолютного «я». Однако гегелевская диалектика не может быть механически применена ни к какой выбранной отправной точке. Критики утверждают, что выбор любого антитезиса, кроме логического отрицания тезиса, является субъективным.Тогда, если логическое отрицание используется как антитезис, не существует строгого способа вывести синтез. На практике, когда антитезис выбирается в соответствии с субъективной целью пользователя, возникающие «противоречия» являются риторическими, а не логическими, и результирующий синтез не может быть строго защищен от множества других возможных синтезов. Фактически, детали описания Гегелем диалектического движения, особенно в области естественных наук, действительно кажутся весьма произвольными, а иногда и неточными.

Система Гегеля привела к трем основным последствиям. Во-первых, Абсолют, примерно приравниваемый к традиционному представлению о Боге, больше не является ранее существовавшим, неподвижным трансцендентным Существом, а по сути самореализующейся сущностью, которая полностью проявляется только через диалектическое движение истории. Во-вторых, при всех тонкостях мысли Гегеля и несмотря на то, что ее конечной целью было единство и примирение противоположностей, противоречие и конфликт выступают ключевыми инструментами прогресса. В-третьих, это движение представлено как внутренняя, а значит, неизбежная необходимость реальности.Это содержание уже существовало как потенциальное в мысли Гераклита, но впервые явным и систематическим образом проявляется в мысли Гегеля. Этот аспект мысли Гегеля будет взят Карлом Марксом и интегрирован в его собственную диалектику, чтобы оправдать неизбежность пролетарской революции.

Марксистская диалектика

С Карлом Марксом понятие диалектического движения в истории стало напрямую связано с понятием борьбы пролетариата против капитализма.С Марксом понятия противостояния и конфронтации стали центральными, а тонкие следствия изгнания Гегеля были отброшены. Вновь используя триаду тезис, антитезис, синтез, мысль Маркса ясно подразумевает, что тезис разрушается антитезисом до того, как синтез будет достигнут.

В марксистской мысли диалектический материализм подразумевает, что реальность по существу материальна (разум является простой надстройкой) и что она содержит в себе диалектическое противоречие между противоположными элементами, которое функционирует как двигатель неизбежного развития.Исторический материализм — это применение этой концепции к развитию истории, рассматриваемой как серия революционных столкновений между социальными классами с противоположными интересами. Таким образом, для Маркса конфликт — единственный реальный источник прогресса и развития.

Карл Маркс и Фридрих Энгельс считали, что Гегель «стоит на голове», и утверждали, что поставили его на ноги, избавив логику Гегеля от ее ориентации на философский «идеализм» и придя к тому, что сейчас известно как материалистическая или марксистская диалектика. .Вот что Маркс сказал о разнице между диалектикой Гегеля и его собственной:

Мой диалектический метод не только отличается от гегелевского, но и является его прямой противоположностью. Для Гегеля жизненный процесс человеческого мозга, т. Е. Процесс мышления, который под названием «Идея» он даже превращает в самостоятельный субъект, есть Демиург реального мира, а реальный мир это только внешняя, феноменальная форма «Идеи». Для меня, напротив, идеал — это не что иное, как материальный мир, отраженный человеческим разумом и переведенный в формы мысли.

Тем не менее Маркс «открыто признал [себя] учеником этого могущественного мыслителя» и даже «кокетничал со свойственными ему способами выражения». Маркс писал:

Мистификация, которую диалектика страдает в руках Гегеля, никоим образом не мешает ему быть первым, кто представил ее общую форму работы всеобъемлющим и сознательным образом. С ним он стоит на голове. Его нужно снова перевернуть правой стороной вверх, если вы откроете рациональное ядро ​​в мистической оболочке.

В основе марксистской диалектики лежит идея противоречия, при этом классовая борьба играет центральную роль в социальной и политической жизни, хотя Маркс действительно выявляет другие исторически важные противоречия, такие как противоречия между умственным и физическим трудом, городом и деревней. Противоречие является ключом ко всем другим категориям и принципам диалектического развития: развитие путем перехода количественного изменения в качественное, прерывание постепенности, скачки, отрицание начального момента развития и отрицание этого самого отрицания и повторение на более высоком уровне. некоторых особенностей и аспектов исходного состояния.

Марксистский взгляд на диалектику как основу развития, в которой противоречие играет центральную роль в качестве источника развития, возможно, лучше всего иллюстрируется в книге Маркса «Капитал», , в которой излагаются две из его центральных теорий: теория прибавочной стоимости и теория прибавочной стоимости. материалистическая концепция истории.

В работах Маркса и Энгельса диалектический подход к изучению истории переплелся с историческим материализмом, примером которого являются работы Маркса, Энгельса и Ленина.(Сам Маркс никогда не упоминал «исторический материализм».) Диалектическая методология стала рассматриваться как жизненно важная основа любой марксистской политики благодаря работам Карла Корша, Георга Лукача и некоторых членов Франкфуртской школы, таких как Макс Хоркхаймер, Теодор Адорно и Герберт Маркузе.

При Сталине марксистская диалектика превратилась в так называемый диамат (сокращение от диалектического материализма). Некоторые советские ученые, в первую очередь Эвальд Ильенков, продолжили неортодоксальные философские исследования марксистской диалектики, как и ряд мыслителей на Западе.Один из самых известных североамериканских диалектических философов — Бертелл Оллман.

Критика марксистской диалектики

В то время как диалектика в сфере идей может быть защищена, это понятие применительно к движению материи в манере Маркса противоречит обычаям естественного мира. В природе полно примеров, когда рост и развитие происходят за счет динамического движения противоположностей, таких как положительные и отрицательные заряды, составляющие атом, или самцы и самки животных, которые спариваются, чтобы произвести потомство.Однако здоровое развитие происходит за счет гармоничного взаимодействия этих полюсов, нацеленных на высшую цель, например, сохранение вида. Следуя образцу природы, противоречия, возникающие в результате противостояния идей и культур, следует разрешать посредством диалога с целью достижения более высокого понимания истины и выработки общей политики для всеобщего благополучия.

Марксизм ошибался, потому что он сосредоточился на искажениях истории, когда один из полюсов подавлял и разрушал другой.Марксизм попытался превратить это искажение, проистекающее из падшей человеческой природы и эгоизма, в нормативное решение и оправдание для истребления врагов и кражи собственности. Материализм в марксизме считал людей расходным материалом, а не имеющими равное достоинство и ценность. Эта ошибка привела к ненужным миллионам смертей в результате насильственных революций, и все они основаны на ложной предпосылке природы диалектического развития.

Диалектика в современной мысли

Многие философы критиковали диалектику, и можно даже сказать, что враждебность или восприимчивость к диалектике — одна из вещей, которая отделяет англо-американскую философию двадцатого века от так называемой «континентальной» «традиция, разделение, которое лишь несколько современных философов (в том числе Ричард Рорти) решились преодолеть.

Карл Поппер снова и снова атаковал идею диалектики . В 1937 году он написал и выступил с докладом «Что такое диалектика?». в котором он атаковал диалектический метод за его готовность «мириться с противоречиями» ( Conjectures and Refutations: The Growth of Scientific Knowledge [New York: Basic Books, 1962], p. 316). Поппер завершил эссе следующими словами: «Все развитие диалектики должно быть предупреждением об опасностях, присущих построению философской системы.Это должно напомнить нам, что философия не должна быть основой какой-либо научной системы и что философы должны быть гораздо скромнее в своих утверждениях. Одна из задач, которую они могут выполнить весьма эффективно, — это изучение критических методов науки »(Там же, стр. 335).

В главе 12 тома 2 книги Открытое общество и его враги (1944; 5-е изд. ed., 1966), Поппер предпринял знаменитую атаку на гегелевскую диалектику, в которой он считал мысль Гегеля (несправедливо, по мнению многих философов, таких как Вальтер Кауфманн) в некоторой степени ответственными за подъём фашизма в Европе, поощряя и оправдание иррационализма.В разделе 17 своего «дополнения» 1961 года к The Open Society, , озаглавленного «Факты, стандарты и правда: дальнейшая критика релятивизма», Поппер повторил свою критику гегелевской диалектики ( The Open Society and Its Enemies, 5-е издание, том 2 [Princeton: Princeton University Press, 1966], стр. 395).

Диалектическое богословие

Диалектическое богословие, также называемое теологией кризиса и богословием парадокса, относится к теологическому движению неоортодоксии, инициированному Карлом Бартом между двумя мировыми войнами.Такой подход к богословию подчеркивает, что Бог по своей природе непознаваем грешным и ограниченным человеческим существам, и что это ограничение может быть преодолено только через вмешательство божественной благодати. Отвергая то, что он считал приспособлением либерального богословия своего времени, Барт подчеркивал абсолютность Бога как отправную точку спасения. «В« Нет »праведного гнева Бога можно найти« Да »Его сострадания и милосердия».

В отличие от гегелевской диалектики, где считается, что противоречия и парадоксы в конечном итоге разрешаются посредством рационального процесса спекуляции, позиция диалектического богословия заключается в том, что парадоксы и двусмысленность веры не могут быть разрешены.Динамичная вера возникает именно из этого диалектического напряжения. Это понимание несводимой природы парадоксов веры восходит к мысли Сорена Кьеркегора, самого бывшего ученика Гегеля, который критически отнесся к панлогизму своего учителя. Для Киркегора парадоксальное напряжение может быть преодолено только экзистенциальным актом приверженности.

Парадоксальное напряжение диалектического богословия имеет долгую историю, восходящую к ранней греческой святоотеческой традиции.В понятии парадоксальной веры можно найти два существенно разных элемента, хотя их часто смешивают. Во-первых, есть разница между бесконечной природой Бога и конечностью человеческих существ. Во-вторых, существует непреодолимый разрыв между святостью Бога и греховностью людей. Иисус Христос, Богочеловек, занимает центральное место в этой парадоксальной ситуации.

Хотя христианские мыслители, такие как средневековый французский ученый Пьер Абеляр, подошли к диалектике веры с интеллектуальной точки зрения, сопоставив противоречивые утверждения («sic et non») без какой-либо попытки разрешения, основным направлением диалектической традиции было одно. включая мистический подход скрытого Бога и так называемое негативное богословие.Эта точка зрения состоит в определении Бога по тому, чем он не является (например, без ограничений), потому что любая положительная оценка природы Бога человеческими словами невозможна. Основные представители — псевдо-Дионисий, Майстер Экхарт и Якоб Беме.

Диалектическая биология

В Диалектический биолог (издательство Гарвардского университета, 1985, ISBN 0-674-20281-3) Ричард Левинс и Ричард Левонтин набрасывают диалектический подход к биологии. Они рассматривают «диалектику» больше как набор вопросов о биологических исследованиях, оружие против догматизма, чем как набор заранее определенных ответов.Они сосредоточены на (диалектических) отношениях между «целым» (или тотальностью) и «частями». «Часть составляет целое, а целое составляет часть» (с. 272). То есть некая биологическая система состоит из набора разнородных частей. Все это вносит свой вклад в характер целого, как в редукционистском мышлении. С другой стороны, целое существует независимо от частей и имеет обратную связь, чтобы влиять и определять природу частей. Это возвратно-поступательное движение (диалектика) причинно-следственной связи подразумевает динамический процесс.Например, дарвиновская эволюция указывает на конкуренцию множества видов, каждый из которых имеет гетерогенные члены, в пределах данной среды. Это приводит к смене видов и даже к появлению новых видов. Биолог-диалектик будет не столько отвергать эту картину, сколько искать способы, которыми конкурирующие существа приводят к изменениям в окружающей среде, например, когда действие микробов способствует эрозии горных пород. Кроме того, каждый вид является частью «среды» всех остальных.

Ссылка

• Кассин, Барбара (изд.). Европейский словарь философии . Париж: Seuil & Le Robert, 2004. ISBN 2020307308.
• Gadamer, Hans-Georg. Диалог и диалектика: восемь герменевтических исследований Платона, пер. П. Кристофер Смит. Йель, 1983.
• Гадамер, Ханс-Георг. Диалектика Гегеля, пер. П. Кристофер Смит. Йель, 1982.
• Гонсалес, Франсиско Дж. Диалектика и диалог: Платоновская практика философского исследования. Эвансон, Иллинойс: Издательство Северо-Западного университета, 1998.
• Кайнц, Ховард П. Парадокс, диалектика и система: современная реконструкция гегелевской проблематики. Юниверсити-Парк, Пенсильвания: Издательство Пенсильванского государственного университета, 1988.
• Маркузе, Герберт. Причина и революция: Гегель и подъем социальной теории. Нью-Йорк: Книги человечества, 1999. ISBN 157392718X.
• Маркс, Карл. Капитал: критика политической экономии, т. 1.
• Норман, Ричард и Шон Сэйерс, Гегель, Маркс и диалектика: дебаты. Humanities Press, 1980.
• Петерс, Ф. Э. Греческие философские термины: исторический лексикон. Нью-Йоркский университет, 1967.
• Поппер, Карл. Открытое общество и его враги. Princeton: Princeton University Press, 1966. ISBN 0691019681.
• Поппер, Карл. «Что такое диалектика?» В предположениях и опровержениях: рост научных знаний, 312–35. Нью-Йорк: Основные книги, 1962. ISBN 061313769.
• Суботник, Роуз Розенгард. Развитие вариаций: стиль и идеология в западной музыке. Миннеаполис: Университет Миннесоты, 1991. ISBN 0816618739.

Внешние ссылки

Все ссылки получены 25 октября 2017 года.

Источники общей философии

Кредиты

New World Encyclopedia писатели и редакторы переписали и завершили Википедия статья
в соответствии со стандартами New World Encyclopedia . Эта статья соответствует условиям лицензии Creative Commons CC-by-sa 3.0 Лицензия (CC-by-sa), которая может использоваться и распространяться с указанием авторства. Кредит предоставляется в соответствии с условиями этой лицензии, которая может ссылаться как на участников Энциклопедии Нового Света, , так и на самоотверженных добровольцев Фонда Викимедиа. Чтобы процитировать эту статью, щелкните здесь, чтобы просмотреть список допустимых форматов цитирования. История более ранних вкладов википедистов доступна исследователям здесь:

История этой статьи с момента ее импорта в New World Encyclopedia :

Примечание. могут применяться ограничения на использование отдельных изображений, на которые распространяется отдельная лицензия.

Диалектический метод: трактат, которого никогда не писал Гегель | Отзывы | Философские обзоры Нотр-Дама

Как сейчас широко признано, изучение английского языка по Гегелю процветало, по крайней мере, последние тридцать лет, и интерес к Наука логики , в частности, продолжал расти. Возобновление интереса к Гегелю (хотя, возможно, в ^-м -м или ^-м -м веках не существует какого-либо крупного философского движения, которое не имеет отношения к Гегелю в -х годах), побуждает ученых постоянно искать новые способы представления его часто непонятные тексты в разговоре с современной философией, задача, несомненно необходимая, но не без потенциальных трудностей.Новая книга Кларка Батлера — это амбициозная попытка сделать печально известную диалектическую логику Гегеля одновременно респектабельной и полезной для философского настоящего. Далее я сначала кратко изложу содержание книги Батлера, а затем дам оценку четырем тезисам, которые он защищает.

Книга разделена на три части, которые расположены примерно в хронологическом порядке. В первой части исследуются исторические предшественники диалектического метода Гегеля в древнегреческой мысли. Здесь Батлер особо подчеркивает влияние трех фигур: Пифагора, Софокла и Зенона.В Пифагоре Батлер находит «исторический корень спекулятивной философии», где спекулятивная философия состоит в «единстве индивидуальной человеческой души и космоса» (19, 20). От Софокла Батлер стремится раскрыть поэтические корни идеи диалектики через трагическую причинность судьбы, опираясь прежде всего на ранние богословские труды Гегеля. В Зеноне Батлер находит истоки самой диалектической логики и, в частности, метода косвенного доказательства.

После этой оценки исторических истоков диалектического метода во второй части исследуется диалектический метод в собственных текстах Гегеля и делается попытка реконструировать его метод применительно к современной формальной логике.Здесь Батлер быстро берет на себя две колоссальные, но в конечном итоге неверные задачи. Первый — формализовать и перевести метод Гегеля на язык современной формальной логики. Второй — перевести тот же метод в то, что Батлер называет диалектико-герменевтическим методом, который позволит ему в третьей части использовать метод Гегеля для развития наивно богословского понимания мировой истории. В последней части книги Батлер несколько неуклюже применяет то, что он считает методом Гегеля, к трем конкретным «постгегелевским историческим ситуациям», чтобы исследовать возможные варианты развития диалектического метода после Гегеля (167): Американская контркультура (примерно , Америка после Второй мировой войны с 1950-х годов), фрейдистский психоанализ и исторический материализм.Любая из этих задач (восстановление исторических истоков диалектического метода, оценка правдоподобия перевода логики Гегеля в формальную логику, оценка «применимости» метода Гегеля к интерпретации истории или понимание особой значимости метода Гегеля в Связь с психоанализом, марксизмом или правами человека (последнее является исследовательским интересом Батлера и повторяющейся темой на протяжении всех дискуссий в его книге) могла бы легко составить отдельный книжный проект.Попытка описать их все в одной книге производит впечатление некоторой нескромности, и, что более важно, трудно увидеть, как одно направление мышления по существу согласуется с другим. (Какое отношение имеет психоанализ к формальной логике? Как формализация логики Гегеля способствует интерпретации мировой истории? Совместимо ли богословское прочтение абсолюта с Марксом? размышляя, Батлер не делает этого явным.). Вдобавок все эти радикальные предложения фильтруются через призму крайне анахроничного прочтения Гегеля, которое требует обоснования, которого Батлер не предоставляет.

В своей книге Батлер защищает примерно четыре основных тезиса, большинство из которых знакомы по его более ранним работам о Гегеле [1]. Первый тезис — исторический, касающийся древнегреческих истоков диалектического метода Гегеля у Пифагора, Софокла и Зенона. Наиболее убедительное свидетельство значения Пифагора (понимаемого здесь как пифагорейская философия) и Зенона, пожалуй, можно найти в Гегелевской лекции по истории философии , хотя оценки Гегеля здесь характерно амбивалентны (я оставляю Софокла в стороне от этой дискуссии — тема Гегеля и трагедии, несомненно, заслуживает гораздо более подробного рассмотрения, чем я могу представить здесь).Батлер делает довольно сильное заявление, что «легендарный Пифагор является главным историческим источником идеи спекулятивной философии Гегеля», но также признает, что Гегель на самом деле «скудно признает этот источник» (19). Идея умозрительной философии, по определению Батлера, состоит в абсолютном единстве или единстве микрокосма и его макрокосма, парадигматически, индивидуума и космоса или «мировой души» (20). Хотя исторический вопрос, безусловно, открыт для споров, философское понимание Батлером значения «спекулятивной» философии для Гегеля является довольно предположительным и действует на таком высоком уровне обобщения, что связь с пифагорейской философией временами кажется произвольной.Даже если бы исторический тезис можно было защитить, из дискуссии Батлера трудно понять, как именно эта связь с очень малоизвестной фигурой древности проливает свет на и без того малоизвестную философию.

Аргументы в пользу влияния Зенона подкрепляются предположением Гегеля о том, что «диалектика … должным образом начинается с него» [2]. Большая часть рассказа Батлера здесь зависит от значения косвенного доказательства или доказательства через противоречие для диалектического метода Гегеля. Форма аргументации, по мнению многих ученых, возникла у Зенона.С одной стороны, Батлер предполагает, что косвенное доказательство «сначала применяется бессознательно в первоначальных самоконструкциях человеческой истории», утверждая, что мы не используем косвенное доказательство , но что оно «развертывает нас как невольных проводников. собственного продвижения »(52, 59). С другой стороны, косвенное доказательство «затем сознательно [применяется] в герменевтической реконструкции таких исторических построений» (52). Первая, грубо реалистическая интерпретация метода повсюду предлагается Батлером, обычно через смутные намеки на сложные исторические события (Холокост, появление прав человека) и психоаналитические концепции (океаническое чувство, первичный нарциссизм, всемогущество) как «доказательство» того, что независимая реальность метода, но явно не аргументированная.Утверждение о том, что метод, который «разворачивает нас», сам может быть использован нами самосознательно, рассматривается в оставшейся части книги.

Второй тезис Батлера касается формализации диалектической логики Гегеля, а именно, что метод Гегеля действительно может быть продуктивно переведен в современную формальную логику. Его стратегия основана на предположении, что «стандартная диалектическая логика [т. Е. Гегелевская] была лишь специальным использованием формальной логики посредством определенных вариаций косвенного доказательства» (13). Батлер определяет шесть правил того, что он называет дедуктивной диалектической логикой: i) Абстракция определений; ii) абсолютизации; iii) Абстракция / Постановка Другого; iv) отрицание другого; v) самоотрицание; и vi) отрицание отрицания.Каждое правило символизируется логикой количественной оценки и примерно соответствует процессу, посредством которого осуществляется пресловутая гегелевская диалектика или определенное отрицание. По поводу попытки Батлера формализовать можно поднять два вопроса, оба из которых ранее были заданы Дж. Финдли в своем комментарии к более ранней попытке Батлера формализовать логику Гегеля [3]. Во-первых, даже если Батлер точно перевел метод Гегеля в термины формальной логики (Финдли вызывает некоторые сомнения относительно того, было ли это достигнуто), учет Батлера «делает косвенное доказательство обязательным, тогда как в других системах оно является необязательным.«[4] То есть, даже если мы признаем, что метод Гегеля действительно является разновидностью косвенного доказательства, почему косвенное доказательство является предпочтительным или даже единственным философским методом, доступным нам при исследовании любой проблемы? Второй вопрос касается того, действительно ли косвенное доказательство является предпочтительным или даже единственным философским методом, доступным нам при исследовании любой проблемы? косвенное доказательство на самом деле адекватно отражает отчетливые и довольно сложные концепции тождества, различия, отрицания, противоречия и примирения Гегеля, особенно когда мы обращаемся к примерам диалектики, действующей в тексте Гегеля. [5] То, что Гегель имеет в виду под отрицанием, просто не может быть охвачены отрицанием в формально-логическом смысле.Как метко отмечает Финдли, «символизация имеет смысл только в том случае, если она механизирована, если она работает автоматически, как только человек начинает ее работу. Символизация мистера Батлера — нет» [6]. Другими словами, поскольку всегда требуется дальнейшая интерпретация и рациональная реконструкция, символизация «не освещает его, а только вызывает головную боль» [7]

От формализации метода Батлер продолжает свой третий тезис о том, что диалектический метод также может быть герменевтическим методом, в частности, что его можно использовать для «самовосстановления настоящего» (131).Батлер стремится продемонстрировать, что диалектический метод как встроен, так и «развернулся в мировой истории» (138). Когда мы твердо овладеем методом, мы сможем понять, как мировая история развивалась в соответствии с диалектической логикой, логикой, воплощенной в конкретных исторических событиях. Грубо говоря, Батлер предполагает, что три книги Гегеля Наука логики (Доктрина бытия, Доктрина сущности и Доктрина концепции ( der Begriff ), которую Батлер необъяснимо переводит как «Я-концепция») обеспечивает «рациональное богословие» для трех этапов всемирной истории: примитивного пантеизма, теизма и всеобщей свободы (155–63).Богословское понимание Батлером диалектической логики, встроенной в мировую историю, связано с его теологическим прочтением абсолюта. Он пишет: «поскольку« абсолют »является техническим кодовым словом для обозначения Бога, диалектическая логика также раскрывается в рациональном богословии, проверяя различные предположения о том, что такое Бог в частности» (78). Здесь трудно оценить тезис Батлера не только потому, что он далек от текстов Гегеля, но и потому, что неясно, как его тезис может быть либо доказан, либо опровергнут.Добавляя к уже перегруженной мысли, Батлер далее предполагает, что логико-историко-теологическое раскрытие абсолюта в равной степени является развертыванием «бесконечной силы и добра», «жизненной верой» для всех людей (66, 70). Такие в высшей степени абстрактные замечания просто наводят на мысль, что Гегель действительно был чрезмерным философом, каким его многие считали, — исторической диковинкой, не имеющей современного значения.

Четвертый и последний тезис Батлера состоит в утверждении, что богословская диалектическая логика, разворачивающаяся в истории , может быть фактически «доказана» обращением к событиям мировой истории и интеллектуальной истории: послевоенная Америка, фрейдистский психоанализ (хотя психоаналитические ссылки присутствуют. на протяжении всей книги) и диалектического материализма.Батлер исследует Америку после Второй мировой войны под заголовком «Американская контркультура» (также название восьмой главы), который относится к различным контркультурным движениям во второй половине ^-го -го века, борющимся против «преобладающей корпоративной культуры общества 1950-е »(168). Батлер включает в эту группу битников, движение хиппи, движение йиппи и движение Иисуса (169). Согласно Батлеру, мы можем понимать эти различные культурные движения как воплощения диалектики, обнаруженной в главе «Разум» Гегелевской книги «Феноменология духа ».[8] Батлер предполагает, что новая левая критика начинается с точки зрения Гегеля, что хиппи иллюстрируют его точку зрения на удовольствие и необходимость, юппи — его закон сердца, Иисус — его добродетель и образ мира, а также коммерциализацию Контркультура его духовного животного царства. Сложные концепции фрейдистского психоанализа представлены через диалектику сознания и самосознания в «Феноменологии » Гегеля, и между методом свободных ассоциаций и диалектическим методом проводится сомнительная связь.[9] Психосексуальное развитие ребенка читается непосредственно в прогрессе от чувственной уверенности, восприятия, силы и понимания, перевернутого мира, самосознания, борьбы жизни и смерти и, наконец, несчастного сознания (193-206). ).

В своем обсуждении третьего «использования» диалектического метода в историческом материализме Батлер рассматривает вопрос о том, является ли диалектический метод рациональной теологической реконструкцией раскрытия абсолютной свободы и добра в истории — мысль, которую он связывает на протяжении всей своей книги с появление универсальных прав человека — действительно фальсифицировано (221ff.). Батлер обращается к феномену, который можно рассматривать как возможное опровержение его интерпретации метода, а именно, существования и стойкости глобальной бедности, проблемы Пёбеля , знакомой по Гегелевской философии права . Казалось бы, существование бедности противоречит предположению Батлера о том, что диалектический метод может использоваться для понимания возникновения абсолютной свободы и добра в истории, даже если он утверждает, что мы можем «доверять» последнему в значительной степени благодаря « глобальное движение за права человека и революция после 1789 г. »(73, 72).В конце концов, Батлер остается амбивалентным, но оптимистичным, цитируя Южную Африку, «Арабскую весну» и «Захвати Уолл-стрит» как примеры «массового сопротивления господству», которое может восстановить нашу веру в абсолют (232).

В заключение я сделаю несколько общих замечаний о книге Батлера в целом. Во-первых, трудно понять, какова целевая аудитория этой книги. Обсуждения Батлера слишком сложны для студентов, стремящихся понять сложные тексты Гегеля, но они также не вносят вклад в какие-либо современные дискуссии в науке по вопросу о методе Гегеля.Во-вторых, Батлер просто пытается сделать слишком много в одной книге и, как следствие, не может с должной осторожностью подходить к чрезвычайно сложным вопросам, о которых идет речь. Хотя эти темы, безусловно, заслуживают внимания — исторические источники Гегеля, статус логики Гегеля в связи с современной формальной логикой, то, как философия Гегеля может помочь нам понять настоящее, — трудно понять, как рассредоточенные и быстро представленные аргументы все подходят друг-другу. Наконец, хотя я действительно считаю, что философия Гегеля по-прежнему имеет огромное значение для нашего самопонимания — например, в современной критической теории — книга Батлера также предупреждает нас о потенциальной опасности простого чтения философских аргументов, которые нам нужны. подтвердить в истории («Поскольку Фрейд, судя по всему, никогда не читал Гегеля, любое открытие диалектической логики, встроенной в такое [психосексуальное] развитие, дало бы независимое подтверждение наличия такой диалектики в мире» (187)).Конечно, в этом мог быть виноват сам Гегель. Тем не менее, философы должны избегать этого.

Определение диалектики Мерриам-Вебстер

ди · а · лек · тик

| \ ˌDī-ə-lek-tik

\

2
философия

а

: обсуждение и рассуждение посредством диалога как метод интеллектуального исследования

конкретно

: Сократовские методы разоблачения ложных убеждений и выявления истины.

3
философия

: логика явлений и иллюзий : логика заблуждения

диалектика Канта

4
философия

а

: гегелевский процесс изменения, в котором понятие или его реализация переходит в свою противоположность, сохраняется и осуществляется ею.

также

: критическое исследование этого процесса

б
марксизм

(2)

: расследование этого процесса

(3)

: теоретическое применение этого процесса, особенно в социальных науках.

5
обычно диалектика множественного числа по форме, но единственного или множественного числа в строительной философии

а

: любое систематическое рассуждение, изложение (см. Смысл изложения 2a) или аргумент, который сопоставляет противоположные или противоречивые идеи и обычно стремится разрешить их конфликт. : метод исследования и обсуждения противоположных идей для поиска истины.

б

: интеллектуальный обмен идеями

6
философия

: диалектическое напряжение или противостояние двух взаимодействующих сил или элементов.

Его применение в социальной теории в JSTOR

Abstract

Этот диалектический метод основан на принципах выражения и дифференциации.Первый порывает как с логическим, так и с причинным анализом, подчеркивая отношения внутри целого. Второй подчеркивает, что развитие часто бывает полилинейным и прерывистым. Оба принципа отрицают аристотелевскую логику, которая имеет дело с реальностью, построенной на абстрактных теоретических объектах. Диалектику можно проследить от Сократа через Гегеля до прагматизма и современной общей теории систем. Этот метод чувствителен к языковым, социальным и культурным вопросам и гораздо более социологичен, чем предполагали его критики.Применительно к функционализму диалектический метод демонстрирует неадекватность логики цели и средства. Это также показывает, что функционализм опирался на ограниченную точку зрения социального контроля, основанную на отождествлении равновесия с моделями отрицательной обратной связи. Диалектический подход может включать функционализм через сбалансированную перспективу, которая подчеркивает латентные потенциалы в такой же степени, как и латентные функции, и рассматривает равновесие как гомеорез, а не гомеостаз.

Информация о журнале

Social Forces — это журнал социальных исследований, посвященных социологическим исследованиям.
но также исследуя области, общие с социальной психологией, антропологией, политикой
наука, история и экономика.В число академических читателей журнала входят:
социологи, социальные психологи, криминологи, экономисты, политические
ученые, антропологи и студенты-урбанисты, расовые / этнические
отношения и религиоведение.

Информация об издателе

Oxford University Press — это отделение Оксфордского университета. Издание во всем мире способствует достижению цели университета в области исследований, стипендий и образования. OUP — крупнейшая в мире университетская пресса с самым широким глобальным присутствием.В настоящее время он издает более 6000 новых публикаций в год, имеет офисы примерно в пятидесяти странах и насчитывает более 5500 сотрудников по всему миру. Он стал известен миллионам людей благодаря разнообразной издательской программе, которая включает научные работы по всем академическим дисциплинам, библии, музыку, школьные и университетские учебники, книги по бизнесу, словари и справочники, а также академические журналы.

(PDF) Диалектический метод

5

Справочник читателя

Гегель (1817 г.) — первоисточник систематической диалектики: самый трудный, но самый плодотворный

.Гегель (1812) рассматривает ту же структуру более подробно. Гегель (1833) — несколько более простой первоисточник

; страницы 53-86 английского перевода

дают прекрасную суть логики Гегеля. Норман (1976) дает ясное критическое введение в

мысли Гегеля на 125 страницах (рекомендуется). Форстер (1993) представляет метод Гегеля

на 40 страницах. Ollman (1993) ясно описывает, как диалектический метод

может быть применен на практике, сначала на вводном, а затем на более продвинутом уровне

.Книга завершается рядом ярких примеров из практики. Reuten и

Williams (1989) Part One, pp. 3-49, излагает систематический диалектический метод;

другие части применяют это к капиталистической экономике, государству и экономической политике. Смит

(1990) дает систематический диалектический анализ «Капитала» Маркса; Глава 1 дает хорошее описание диалектического метода Гегеля; В главе 3 излагаются гегельянские возражения против

Капитала Маркса.

Ссылки

Форстер, Майкл (1993), «Диалектический метод Гегеля», в F.К. Байзер (ред.),

Кембриджский компаньон Гегеля, Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Hegel, G.W.F. (1812 г.), Wissenschaft der Logik, Engl. перевод (1969) издания

Лассона 1923 г., А.В. Миллер. Наука логики Гегеля, Atlantic Highlands, NJ:

Humanities Press, 1989.

––– (1817), Enzyklopädie der Philosophischen Wissenschaften im Grundrisse I, Die

Wissenschaft der Logik, Engl. перевод третьего издания (1830 г.) Т.Ф. Гераец,

W.A. Сухтинг и Х.С. Харрис, Энциклопедия логики,

Индианаполис / Кембридж: Hackett Publishing Company, 1991.

––– (1833), Einleitung in die Geschichte der Philosophie, ed. Дж. Хоффмайстер, 1940;

англ. перевод Т. Нокс, А.В. Миллер, Введение в лекции по истории философии

, Оксфорд: Clarendon Press, 1985.

––– (1837), Vorlesungen über die Philosophie der Geschichte, 3-е изд., Изд.J.

Hoffmeister, 1955; Англ. перевод выбор, H.B. Нисбет (1975), Лекции по философии мировой истории

, Введение: Разум в истории, Кембридж:

Cambridge University Press, 1984.

Норман Ричард (1976), Феноменология Гегеля; Философское введение,

Atlantic Highlands, NJ / Brighton: Humanities Press / Harvester Press.

Оллман, Бертил (1993), Диалектические исследования, Лондон / Нью-Йорк: Рутледж.

Ройтен, Герт и Майкл Уильямс (1989), Форма ценности и государство;

тенденции накопления и определение экономической политики в капиталистическом обществе

, Лондон / Нью-Йорк: Рутледж.

Смит, Тони (1990), Логика капитала Маркса; Ответы на гегелевскую критику,

Олбани: Государственный университет Нью-Йорка.

Диалектика Платона

[Страница 1]

Гендлин Евгений Т., канд. Экон.

Диалектика — это название, которое Платон дал своему методу, высшей форме мышления. В диалектике человек исследует свои предположения, свои основные концепции и приходит к лучшим предположениям и концепциям.

Для Платона вполне возможно, что на данный момент никто не будет исследовать свои концепции.Можно просто использовать их, сохраняя статичность и работая с ними, например, в простой математике.

Конечно, в конечном счете, не всегда приятно просто использовать, а не исследовать и улучшать свои концепции. Без философии, без этого исследования и улучшения основных определений, человек просто попадает в ловушку любых понятий, которые у него есть до данного момента. Наука без философии была бы слепой.

Что я должен добавить к этому аксиоматическому выводу из предполагаемых определений, чтобы получить «диалектику»?

Я объединю то, что я хочу сказать, в следующие рубрики:

Я должен добавить:

Наша деятельность по формированию концепций или мышлению;

Наше предконцептуальное знание, наше знание того, что мы пытаемся определить — знание этого достаточно, по крайней мере, для того, чтобы распознать, когда что-то явно не то, что мы ищем.

Противоречие и парадокс ….

Наше желание, нужда, недостаток или стремление к выбору, особенно то, что я назову «вынужденным выбором», перед лицом того, что представлено. Под вынужденным выбором я подразумеваю, что, если то, что мы хотели, приводит к нежелательным последствиям,
[Страница 2] тогда мы вынуждены сделать выбор против этого, несмотря на то, что думали, что мы этого желаем.

Эти четыре грани диалектики: наша деятельность по формированию понятий, наше предконцептуальное знание, противоречие и вынужденный выбор, конечно, взаимосвязаны.После обсуждения каждого из них я сложу их вместе, потому что их нельзя обсуждать отдельно.

В диалектике вы регулярно будете встречать определение (или ответ на вопрос), затем выводы, извлеченные из него, до тех пор, пока определение не станет явно противоречащим самому себе, затем будет установлено новое определение, опять же его выводы приводят к противоречию; снова ставится новый и тд. Важно рассматривать организацию аргументации как серию попыток ответить на один и тот же вопрос, каждый из которых сводится к заключению, тем самым ведет к противоречию самому себе и, следовательно, нарушается, так что создается новый и возникает новый вопрос. весь бизнес начинается снова.

Многих беспокоит способ Платона рассуждать по аналогии с какой-то другой областью опыта — но это не будет проблемой, если мы будем иметь в виду, что все концепции (просто посмотрите, например, на слово «концепция») действительно метафорический. (Просто посмотрите на этимологию большинства наших слов.) И если вы помните, что в диалектике мы строим новые концепции — следовательно, мы собираемся сформулировать то, что мы обсуждаем, с помощью какого-то другого паттерна или модели — естественно, мы переходим в какую-то новую область получить новый узор.Но это звучит так, как будто вы можете использовать любой шаблон. Если вы присмотритесь, вы всегда обнаружите, что другая область опыта похожа на ту, которую мы обсуждаем в том отношении, в котором мы применяем модель отсюда и здесь. Например, мы не просто сравниваем софистов, обучающих учеников, с политическим лидером, обучающим жителей города. В отношении аналогии они одинаковы: аналогия касается убеждения людей, не заботясь о том, чтобы сделать их лучше, а затем жаловаться впоследствии, потому что они достаточно гнилые, чтобы не вознаграждать кого-либо.Лучше сознательно использовать аналогии при разработке новых концепций, то есть новых метафор, чем оставаться в ловушке старых. Старые концепции столь же метафоричны, но уже не кажутся метафорическими, потому что они настолько знакомы.
[Страница 3], что мы больше не активно формируем концепцию, чтобы чего-то достичь, а просто использовали ее.

Философия всегда ставит под вопрос, исследует и переформулирует концепции и модели.

Диалектика — это деятельность по формированию понятий. Поскольку мы формируем концепции, новые отбрасывая старые, неудивительно, что наши концепции и определения слов не стоят на месте.

Это известная жалоба на Платона, что вы не можете процитировать какую-либо формулировку, которую найдете на одной странице, поскольку на следующей странице вы обнаружите, что он на самом деле этого не имеет.

Но, если вы по какой-то причине хотите сохранить те концепции и определения, которые у вас есть, поработать с ними, вы можете это сделать. Но тогда вы будете заниматься чем-то вроде математики, а не философии. Вы будете применять концепции, но не изучать и формировать концепции. Можно применять концепции даже без их формирования.Но это не знание. Одним из преимуществ формирования концепций является то, что тогда человек знает свои концепции не только как таковые, но и в том, как они были созданы. Один прошел шаги по формированию этих концепций, и можно провести кого-то еще по этим шагам. Человек знает в смысле способности учить. У человека есть не только правильное мнение, которое можно применить, но и известна деятельность по развитию, которая привела к появлению этих концепций. К ним путь известен.

Таким образом, мы добавляем к аксиоматическому взгляду на понятия деятельность по их формированию.Я пока не объясняю, как работает это занятие. Я только говорю, что если вы думаете о деятельности по формированию концепций, тогда может быть различие между знанием и простым правильным мнением, и знание будет включать не только выводы, но и знание того, как развивать концепции, а следовательно, как научить другого человека развивайте их.

Как работает деятельность? Он никогда не начинается с нуля. Он всегда начинается с какого-то утверждения, это может быть как угодно глупо. Один начинается с того или иного определения, а затем вырисовывается его значение.(Пока это звучит как
[Стр. 4] аксиоматический метод, о котором я упоминал ранее.) Выводы неизбежно вытекают из определения. Прекрасно, но как это может привести к появлению более совершенных, менее глупых и вновь сформированных концепций?

Теперь, если мы сможем ответить на этот вопрос, если мы покажем, как мы переходим от любого глупого определения, которое вам нравится, к все более и более качественным новым, тогда будет большим преимуществом иметь возможность начать с любого, каким бы глупым оно ни было. В конце концов, это должен быть метод проверки своих предположений и концепций, чтобы перейти к лучшим из них.Следовательно, этот метод лучше работает, когда наше начальное определение глупо или неверно.

Но наше начальное определение никогда не может быть полностью глупым — это должно быть то, что на самом деле думает какой-то реальный человек, хотя бы на мгновение. Это должен быть реальный человек — и поэтому Платон пишет диалоги между реальными персонажами. Для деятельности диалектики требуются реально живые человеческие личности, это не просто понятия как таковые, что бы они ни подразумевали, это не деятельность понятий, а деятельность говорящих и мыслителей человека.Почему так должно быть? Потому что мы начинаем не только с определения, которое вскоре окажется неверным, но и с живого человека, который имеет некоторое представление о том, что ему нужно, некоторый опыт мира и способность соглашаться или не соглашаться.

Когда мы выявляем значение концепции или определения, мы всегда обнаруживаем, что это ведет к противоречиям. Для этого мы используем примеры, мы применяем концепцию, но не просто для ее использования, а для того, чтобы увидеть, каковы ее значения. Мы применяем его во всевозможных ситуациях и контекстах, которые уже известны человеку.

Что бы мы ни пытались определить или ответить, когда мы применим наше определение, окажется, что возникнут всевозможные трудности; более того, в конечном итоге оказывается, что определение подразумевает прямо противоположное тому, что мы хотели определить. Если мы попытаемся дать определение «власти», окажется, что наше определение определило именно слабость. Если мы попытаемся определить X, будет видно, что в этом участвует именно не-X.

[Стр. 5] Когда мы вычленили импликации (вы можете сказать, что это и есть деятельность диалектики: вытягивание импликаций), нам нужен живой человек, кто-то, кто может сказать: «Ну, это, кажется, следует из моего определения, очевидно, это не то, что я хотел определить, а его противоположность.Итак, несмотря на свое огорчение, я вынужден отказаться от своего определения ».

Если бы у нас были только концепции и не было бы человека, кроме как измельчителя этой концепции, не было бы никакого способа признать, что это, вытекающее из концепции, не то, что я хотел определить. Например, полная неспособность определить, что человек делает, может вытекать из моего определения власти, но если это следует обязательно, то это должна быть сила. Каким бы вопиющим ни было противоречие, сама по себе логика концепции не могла исправить себя.Что следует, следует. Только человек может сказать: очевидно, это не то, что я имел в виду или хотел определить. Каждый может увидеть, то есть любой человек может увидеть, что эта беспомощность не есть сила — хотя это следует из определения, которое я дал власти. Следовательно, мое определение должно быть неправильным,

Теперь я также обсудил три других элемента этой деятельности, называемой диалектикой: роль противоречия, вынужденный выбор нашего респондента и его предопределенное знание, тот факт, что он намеревался определить что-то в первую очередь, он имел какой-то смысл этого, чем бы он ни был, который он хотел определить.Этот смысл не в его концепциях. Мы слышали, что они собой представляют — и теперь он сам говорит, что эти концепции не то, что он имел в виду или хотел определить. Как он может сказать? Очевидно, он «знал» то, что он хотел определить в некотором смысле, и знал это лучше, чем просто его концептуальное определение. Таким образом, у него есть предконцептуальное или предопределенное знание того, что он хочет определить — и этого знания достаточно для того, чтобы он мог признать, что его определение этого не определяет (теперь, когда его противоречивые выводы были выявлены для его видеть).

Что касается его гордости аргументов, он определенно может не захотеть согласиться на изменение своей позиции. Он может ненавидеть это. Но он не может не признать, что последствия противоречат тому, что он хотел, несмотря на то, что они идеально следуют
[Страница 6] хорошая жесткая логика из его собственного определения. Он отбрасывает определение именно потому, что эти выводы действительно следуют из него, но он признает, что осложнения приводят не к тому, что он хотел, имел в виду или знал. Очевидно, это не его неправильное определение.

Следовательно, важно, чтобы каким бы глупым ни было наше исходное определение, это должно было быть определение, которое какой-то живой человек действительно имел в виду как определение или концептуализацию того, что он знал и хотел определить.

В MENO Платон называет наше использование этого заранее определенного знания «воспоминанием» — то есть он изобретает миф о том, что до рождения мы знали все. При рождении мы забываем об этом, поэтому деятельность мышления и формирование понятий на самом деле является воспоминанием.

Итак, миф (в диалектике) — это совершенно серьезное утверждение, но особого рода: реальных фактов, ведущих к делу, слишком много. Когда вы пытаетесь придумать один из мифов Платона, просто поставьте перед ним слова «Это действительно так, как будто», а затем рассмотрите все утверждение как действительно истинное. Конечно, факты мифа явно сфабрикованы; Платон хочет, чтобы вы не сомневались в этом. Таким образом, факты мифа, очевидно, являются сфабрикованными фактами, но суть мифа должна быть правдивой и серьезной.По формуле, которую я предлагаю, я понимаю: «Это действительно так, как если бы формирование концепции было воспоминанием».

В MENO мальчик-раб, которого, как известно, никогда не учили геометрии, преподает геометрия Сократ. Это довольно обычное учение. Как мы уже говорили, обучение ведет другого человека через этапы деятельности по формированию концепций. Обучение — это не просто вывод выводов, но и ведение реального человека по этапам формирования концепции, так что он сам фактически формирует концепции.(Если он сам их не сформирует, он не узнает, как они образованы, он не будет
знаю, и мы не будем его учить. Таким образом, на самом деле нет другого способа учить или знать.) Таким образом, обучаясь, человек получает концепции от
[Страница 7] из себя, как будто ему нужно было только вспомнить их.

Как он формирует концепции, даже если им хорошо руководить? Ему показывают строки и задают вопросы, которых он никогда раньше не слышал. Он дает ложный ответ. Затем ему задают еще много вопросов, которые выявляют последствия его ложного ответа, пока он сам не увидит его ложность и не откажется от ответа.Таким образом, воспоминание — это как раз процесс создания определения или концепции, выявления их значений и последующего признания того, что они были ложными, поскольку человек знает больше, чем свои концепции, и поэтому способен распознать.

Конечно, значение «вытянутый» физически не присутствует «в» определении как строке слов. Последствия заключаются в ситуациях, когда концепция применяется к ним, в линиях и квадратах, нарисованных перед единицей. Когда кто-то применяет эту концепцию, он должен получить тот или иной результат среди строк — и тогда это можно будет сразу увидеть как не так.Последствия определения всегда проявляются в данном приложении или ситуации. Таким образом, во всей диалектике человек должен видеть или знать (помнить), на что похожи ситуации, он должен знать это заранее определенным, но знакомым образом. Нужно применять концепции и осознавать то, что вы получаете, даже если это ново.

Шаги логики следуют обязательно, но они следуют не в терминах концепции как простой модели, а в терминах ситуаций, когда они концептуализируются этим концептом или определяются этим определением.Таким образом, каждый шаг диалектики требует согласия самого человека, его «да, я понимаю», его «как могло быть иначе» или его «да, клянусь Юпитером».

Итак, мы видим, что это предконцептуальное знание необходимо вначале, чтобы сначала вообще дать определение, затем на каждом этапе, а затем в конце, чтобы знать и осознавать, что последствия противоположны тому, что мы предназначен для определения, и что определение должно быть отброшено.

Следовательно, Платон говорит, что человек должен (в некотором смысле) знать то, чего он не знает.
[Страница 8] пока нет.Это парадокс: нельзя пытаться думать о том, чего вы не знаете, и вы ничего не узнаете, думая о том, что уже знаете. Бесполезно что-то искать, если вы не знаете, что ищете.

Поскольку мы участвуем в формировании концепций, в изменении наших концепций — очевидно, что мы должны использовать что-то в дополнение к нашим концепциям.

Вы можете видеть это из парадокса: обучение должно включать в себя что-то, что в каком-то смысле мы знаем, а в каком-то еще не знаем.Из парадокса видно, каким образом мы знаем или помним, а в каком — не знаем (нам не хватает определений).

Теперь мой следующий пункт — показать, как мы пришли к лучшей концепции — до сих пор я только показал, как мы соглашаемся с каждым этапом рисования, а затем вынуждены отбросить теперь противоречивую концепцию. Неужели мы остались ни с чем в этот момент?

Для диалектики противоречие — это нечто очень позитивное, порождающее, направляющее и информативное.Это не просто исчезновение нашего определения, но и директива по формированию нашего следующего, лучшего.

Я пытался показать вам это прямо сейчас, когда я исследовал парадокс о том, что вы не можете думать о том, чего не знаете, и не можете чему-либо научиться из того, что вы уже знаете. Это звучит как тупик, но на самом деле он довольно четко направляет нас к лучшему и более дифференцированному определению, чем это знание как «наличие концепции», «ответ». Вы получили это или нет. Парадокс направляет нас к лучшему определению, одному из понятий формирования, и тому, которое заставляет нас замечать то, что в каком-то смысле мы знаем, а в каком-то не знаем.Что бы это было? MENO останавливается на этом мифом: это действительно похоже на воспоминание: мы знаем это в том смысле, что мы можем произвести его при определенных условиях, но мы не знаем его как такового, пока не сформулируем его.

Но есть не только прошлый опыт, как это было, но и наша концепция, как она была определена. Показывая, как это было определено, мы позволяем противоречиям указывать на
[Страница 9] как мы должны переформулировать его заново.

Таким образом, Платон упрекает тех, кто хочет следовать только тому, что они буквально помнят о том, как это было всегда, какие вещи следовали за какими другими вещами.Такие прогнозы, основанные на прошлом опыте, используют только прошлый опыт, поскольку он уже был разрезан на свои (неисследованные) определения. Диалектика также использует прошлый опыт и взгляд на настоящее, но она формирует новые концепции, новые способы отсечения и идентификации, выбора и определения переменных, руководствуясь последствиями, которые мы выявляем в контексте природы и жизни, когда мы применяем концепции, которые формулируем. .

Наш предконцептуальный опыт далеко не беспорядочный. В его использовании мы используем весь порядок природы.Наш опыт продолжался в природе (давайте включим человеческое общество, ситуации и весь мир) как часть организованной жизни сложного существа — и поэтому наш опыт имеет то, что есть в этом порядке. И этот порядок намного превосходит то немногое, что мы когда-либо говорили себе или нам говорили в определенных концепциях.

Но не только прошлый опыт в природе, сама наша деятельность мышления, наша диалектика — это деятельность в рамках естественного порядка. Мы не можем разобраться в том, что нам нравится, просто так, как нам угодно.Некоторые цепочки мыслей имеют смысл, а некоторые — нет. Последствия неизбежно следуют независимо от того, нравится нам то, как они происходят, или нет. Процесс формирования понятий совсем не произвольный, и в споре мы особенно замечаем, как он может идти вразрез с нашими желаниями.

И то, о чем мы думаем, и деятельность по определению, контролируются, направляются и корректируются приказом, который мы не просто устанавливаем или постулируем,

В наши дни, слушая некоторых людей, вы можете подумать, что если мы меняем награды на обучающей машине, мы можем обучать любой (какой бы ложной) последовательности мыслей и определений.Нисколько. Напротив, обучающие машинных людей работают усерднее, чем другие, чтобы различать каждый шаг, чтобы последовательность имела смысл. Никакая машина не может научить последовательность, которая не является последовательностью, что не имеет смысла.
[Страница 10] Мышление или осмысление имеют очень определенную природу. Вы могли бы запомнить ложную последовательность, если бы вам действительно приходилось, но вы не могли заставить ее иметь смысл, вы не могли произвести каждый шаг из вышеизложенного, чтобы он возник из вышеизложенного (так что это последовательность формирования концепта), если это не так.

Многие ложные мысли ложны, потому что они недостаточно подробны, чтобы показать, какой должна быть правильная ночь последовательности.

Новое и лучшее определение обычно более дифференцировано, более детализировано с большим количеством различий, чем предыдущие. Вытягивающая деятельность диалектики — это в известном смысле деятельность по выявлению различий, которые противоречия требуют и направляют. Например, мы перешли от «либо вы знаете концепцию, либо нет» к следующему различию: что-то, что вы в каком-то смысле знаете (без концепций), а в каком-то смысле нет, т.е.е., а не в концептах.

Но другой способ выразить эту «возрастающую дифференциацию» — это сказать, что мы связываем то, что обсуждаем, с другими вещами, таким образом вовлекая все больше и больше вещей в сферу наших размышлений: больше ситуаций, к которым это применимо, больше проблем, относящихся к этому. смотреть и т. д. Таким образом, эта возрастающая дифференциация также становится все более и более объединяющей, поскольку все больше и больше ранее не связанных аспектов мира приводятся в соответствие с нашим определением, каждый раз приводя к его переформулировке.Таким образом, наше определение становится все более всеобъемлющим, поскольку оно становится более дифференцированным и внутренним по отношению к себе самому.

С этой точки зрения, возможно, мне не следовало называть диалектику процессом вытягивания — как если бы всевозможные вещи уже были «включены» в плохое определение, но рисовали, поскольку мы рисуем все новые и новые грани мир в него, каждый из которых ведет к дифференциации.

Противоречия будут возникать для каждого определения, так как мы всегда можем найти какой-то другой аспект мира, ситуаций, того, как нам может потребоваться применить определение, так что теперь, для этого нового аспекта, определение не работает, оно противоречит себе и тем самым направляет нас к новой дифференциации, которая
[Страница 11] сделать его пригодным также для этого случая, а также для этого нового аспекта, который до сих пор не был с ним связан.

Таким образом, независимо от того, насколько хорошее определение, его всегда можно привести к противоречию самому себе, потому что мы всегда можем найти какой-то аспект всего мира, который каким-то образом может быть связан с ним, но которого он не имел. еще были готовы охватить.

В этом смысле вы и так уже все знаете: не совсем, но в этом смысле, будучи способным к признанию противоречия, которое последует, вы готовы признать во всем, если мы применим определение, то, что мы get — это или не то, что вы хотели определить.

Конечно, это требует, чтобы мы продолжали это делать — (как выразился Сократ [Джоветт]: «Ничто не мешает вам помнить все, если вы не отказываетесь от своих трудов»). Только в процессе формирования понятий вы обретаете это знание обо всех вещах.

А теперь давайте попробуем пройти весь путь. Допустим, мы связали наше определение абсолютно со всеми вещами и аспектами всего. Наше определение теперь включает в себя все, что связано с ним, и в нем друг с другом.Теперь это то, что вы хотели, действительно то, чего вы хотели.

Ответ, который мы ищем, возможно, еще никогда не был изобретен, но его природа не является неопределенной.

В диалектике нет окончательной разницы между истиной и добром, фактами и ценностями, природой и законом, невежеством и злом. Я могу думать, что хочу X, точно так же, как я думаю, таково определение X. Но когда я вижу, что вовлечено в X, каковы его последствия, когда мы их втягиваем, я понимаю, что X — это не то, что я вообще хочу! И мое определение X на самом деле является определением не-X.Это не тот случай, когда я меняю свое желание на нежелание. Раньше, когда я думал, что хочу этого, я действительно этого не делал. Я знал, чего хочу, и что хочу до сих пор, но, к сожалению, это не то, что есть X. X оказался чем-то, чего я не хочу и никогда не хотел.

[Стр. 12]

Но теперь, что существует, чего я действительно хотел? Это не X, так что это? Я могу не знать точно, но все же хочу этого. Я мог бы узнать его, если бы он появился. И это желательно, это то, чего человек может захотеть, и не только до того, как он узнает, что все замешано в этом, но и после того, как он узнает все его последствия, он все еще захочет этого.Это то, что я действительно хотел — зная все, что в этом есть, я все равно хочу этого.

Но мы говорим, что знать все, что связано с чем-либо, значило бы знать все (как это относится к тому, и в этом, друг к другу).

Таким образом, каждый хочет (и в некотором смысле он знает, что хочет) добра, то есть того, чего люди все еще хотели бы, если бы они знали, что оно включает — и поэтому каждый хочет добра, имея в виду, что это окончательное полностью дифференцировано и все такое. — всеохватывающая совокупность.

Это направляет наш выбор, это то, чего мы хотим, и заставляет соглашаться на каждом этапе — как мы говорим, о, если это то, что имеет место, я этого не хочу и никогда не делал …

Тем не менее, эта совокупность не известна нам в концепциях, полностью сформированных.

Раньше, когда я сказал «все и все аспекты», это было неправомерно, как если бы они уже были разрезаны конечным числом способов прямо сейчас. Диалектика — это формирование понятий; это то самое резание, которое мы делаем в природе.

Диалектика контролируется природным порядком и внутри него. Это порядок, который контролирует формирование концепций. Так что это не само понятие. Скорее, он включает в себя деятельность, заранее определенное, эмпирическое знание, желание и выбор, и он контролирует то, что заставляет даже наши лучшие определения противоречить самим себе по мере привлечения большего количества аспектов мира.

Таким образом, когда я хочу чего-то или хочу что-то знать, я хочу то, что было бы тем, что я хочу, то, что Я хочу знать.Конечно, я получу только то или другое, что при некоторых обстоятельствах будет именно тем, чего я не хотел … но «то, что я хочу» включает в себя любые изменения в моих определениях,
[Страница 13] должна будет сделать любые дополнительные различия и отношения, которые я обнаружу, чтобы сделать это возможным. Все это есть у моего желания. Таким образом, цель — это объект диалектики (цель — не в том смысле, в каком она определена тем или иным образом, а в том смысле, при котором она никогда не окажется тем, чего я совсем не хотел).Это нацелено на то, чтобы контролировать наш вынужденный выбор на каждом этапе каждого обсуждения.

Философия — это любовь к знаниям, а любовь — это недостаток, недостаток. Точно так же мы могли бы подчеркнуть отрицательную сторону парадокса. Вместо того чтобы говорить, что мы руководствуемся тем, что мы (в некотором смысле) знаем, я мог бы сказать, что мы руководствуемся тем, чего хотим, ищем, т.е. еще не имеем, то есть не имеем. Сказать, что мое осознание проблемы направляет меня в размышлениях, значит сказать, что у «еще не» были необходимые направляющие, даже если у нас их еще нет.Мы еще не сформулировали его, но он направляет — объект, который мы ищем, направляет. Возможно, никто еще не определил это, это может быть совершенно новая проблема, но все еще ответ, на который нам не хватает руководств. Диалектика, будучи формированием понятий, разрушает концепции, с которых она начинается, и руководствуется концепциями, к которым она движется. Он руководствуется заранее, из того, что мы (в некотором смысле) еще не знаем и что, возможно, еще не было определено. Противоречие — это такой недостаток, если вы понимаете, что наряду с отсутствующим, сломанным, противоречивым определением, мы все еще ищем то, что намеревались и хотели.

В диалектике, в принципе, нет разницы между практикой и теорией. Если вы знаете, вы знаете, как формировать концепции — это то же самое, что знать, как сформировать вещь (если нет, тогда концепция неадекватна). Вы действительно не знаете, что такое справедливость, если вы не можете ее создать, научите ее — не как словесное определение, а для того, чтобы ваши ученики были справедливыми. Создавая что-то, мы вполне можем встретить множество аспектов, которые наша теория не учитывала, но это лишь говорит о том, что наша теория неадекватна. Никто, возможно, никогда раньше не создавал хороший объект такого рода, но только благодаря одной нужде и неприятностям мы знаем, что он должен удовлетворить.Таким образом, практические потребности и
[Страница 14] и недостатки будут вести к приобретению знания, через сколь угодно много шагов по обнаружению новых недостатков. То, как нам нужно, чтобы это было на практике, также определяет, какие аспекты природы мы обнаружим и должны сформулировать. Человек, и как животное, и как человек, со всеми своими практиками и жизненными ситуациями внутри природы находится внутри этого заранее определенного, но упорядоченного целого. Выбор не прибавляется после того, как совершено какое-то бесполезное чудовище — выбор обеспечивает вынужденные шаги открытия, контролируемые тем, что мы любим, чего не хватает и в чем нуждаемся в природе и мире, в котором мы хотим, любим и нуждаемся.

Новая линия аргументов начинается, когда появляется новый персонаж, поскольку тогда у нас есть другой человек с заранее определенными знаниями и опытом. Горгиас уже знает, что быть гнилым человеком не более приятно, но Калликл еще не знает. Горджиас действительно хотел, чтобы его деятельность каким-то образом включала справедливость, включала свои собственные цели, имела власть определять свои собственные цели, но Калликл думал, что он будет доволен, не имея власти определять цели, или выбирать между различными удовольствиями, или направлять его жизнь, он сам.Таким образом, другой респондент означает новую линию аргументации (хотя она будет основываться на более ранней).

Задаваемые вопросы и вся аргументация будут зависеть от того, с кем мы говорим, поскольку это полностью зависит от того, что он действительно думает, а не только от того, что он говорит. Он может быть очень сговорчивым или очень непокорным, но ни один аргумент не будет хоть немного интересным, если он не связан с фактическим выбором какого-то живого человека и заранее определенным знанием, где он на самом деле зациклен, чему, по его мнению, он на самом деле привержен, так как без этого отпадает возможность критического рассмотрения и развития концепций и остается только словоблудие,

Таким образом, диалектика — это самопознание, ее знание — это ее собственные шаги, как она развивает свои концепции.Напротив, просто слепое или риторическое использование понятий, которых мы не сделали, было бы деятельностью, которая не знала бы сама себя, не могла бы сказать, что это было. Такая риторическая деятельность тоже не знала бы своей цели.
[Страница 15] Он использовал бы концепции, но не знал бы для чего. Это могло быть для чего угодно, поскольку варианты не исследуются больше, чем концепции, а просто предполагаются. Более того, выбор делается отдельно и на иных основаниях, чем концепции. Таким образом, простое использование концепций и выводов, отрезанных от того, как и почему они разрабатываются людьми, разделяет факты и ценности, позволяя использовать знание фактов для любых ценностей.Такая деятельность, кажется, не имеет собственной цели и не имеет другого способа выбора, кроме как произвольно.

Таким образом, проблема способности использовать какое-то знание или силу так, чтобы это могло привести к добру или злу для меня, — это противоречие, разрешаемое только в том случае, если исследуются знания и вопросы о добре и зле. Затем они развиваются вместе, поскольку критическое рассмотрение концепций требует нашего принудительного выбора и желания, и наоборот. В диалектике не может быть «неправильного употребления».

Кто во всем этом настоящий судья или свидетель? Это вы, сам индивид, но только в качестве имплицитных значений, т. Е.е., только когда он занимается исследованием и разработкой концепций. Таким образом, он может не судить правильно, потому что ему еще многое предстоит сделать, и только в продолжающейся диалектике есть стандарт.

Судьи в судах и общественность в целом еще дальше, как группа, от того, чтобы быть хорошим стандартом.

Как это выразить? Чем дальше человек продвигается по диалектическому пути исследования своих значений, тем он лучше и тем естественнее и желательнее его жизнь.Но ни один из живых судей не бывает непредвзятым или достаточно дальновидным — даже Сократ говорит, что не знает, он только ищет знания, занимается диалектической деятельностью.

Это действительно так, как если бы ценность нашей жизни может быть оценена только кем-то, кто уже достиг полного всеобъемлющего конца, а не кем-то живым, на самом деле, как будто то, что лучше всего выражает ценность нашей жизни, — это то, что такое всезнающее не — Живые судьи будут оценивать после того, как мы закончим жить.