Продолжение про дочерей Цветаевой, которых она сдала в приют, так как не хотела ради еды работать на скучной работе и не могла пойти на рынок распродавать, как мещанка, драгоценности.
Спустя время она стала приходить в приют и кормить дочерей, но только старшую. Приносила ей даже сладости. Когда ее спрашивали, почему она не угостит маленькую, Цветаева возмущалась: «Отнимать у Али?» Когда Цветаевой сообщили в приюте, что младшая дочь все время кричит от голода, та лишь ответила: «При мне она пикнуть не смела. Узнаю ее гнусность». Это было о ребенке неполных трех лет.
Ариадна из приюта все время писала матери. По уговору, она должна была называть мать чужой тетей — чтобы не обязали вернуть детей, потому что при живых родителях в сиротский дом не брали. Письма из приюта не отправлялись, их Цветаевой передали, когда она забирала старшую. В письмах старшая каждый день писала матери, что Ира кричит нестерпимо от голода, что у нее начали оказывать органы и она по несколько раз за ночь обкакивается. Девочки спали в одной кровати. Цветаева возмутилась снова гнусностью трехлетнего ребенка, который какал водичкой, потому что погибал от голода. Прочитав эти письма уже дома, она не пришла в приют, ни принесла младшей дочери даже сахара. И не поехала на похороны. О смерти Ирины матери сообщили словами: «Ребенок умер от голода и тоски».
Ариадна писала из приюта: «Висят иконы Иисуса и Богородицы. Всё время в глазах и душе Ваш милый образ. Ваша шубка на меху, синие варежки».
Если зима и голод, а у вас есть шуба, ваш ребенок не должен умирать от голода. Шуба менялась на еду. Это закон рынка.
Вот что еще писала матери семилетняя Ариадна:
«У Вас я ела лучше и наедалась больше, чем у этих. О мама! Если бы Вы знали мою тоску. Я не могу здесь жить. Я не спала еще ни одной ночи еще. Нет покою от тоски и от Ирины. Тоска ночью и Ирина ночью. Тоска днем и Ирина днем. Марина, я в первый раз в жизни так мучаюсь. О как я мучаюсь, как я Вас люблю. Я низачто не пойду в школу. Там не то не то. Мне нужны Вы. Всё время у меня тяжелая голова, и думаю, думаю, думаю об Вас».
А Цветаева писала пьесы, ходила на литературные чтения и думала, что так всем будет лучше…
Не надо ссылаться на эпоху и право любить детей по-разному. У кого есть дети, признайтесь: может такое быть, что вы едите (дома и в гостях), а ваш ребенок распух от голода и у него отказал кишечник? Речь идет не о нелюбви, а о ненависти. Она не выбирала между спасением одной и другой. Это не тайфун, когда у матери в каждой руке по ребенку и она должна выбрать, кого спасать. Цветаевой хватило бы сил спасти обоих. И вообще не сдавать их в приют. Цветаева уморила ребенка голодом. Ненавидела дочь и не посчитала нужным ее спасать.
Если кто не понял, повторяю пример в красках: у вас двое детей, одного вы приходите кормить, пока второй тут же, на кровати, лежит в предсмертной дизентерии. Даете старшему сахар, пирожки, вареную картошку. На вас хорошая одежда, вы приехали в приют на такси, дома у вас остались драгоценности и живопись. Вы садитесь на краешек кровати, гладите, жалеете одного ребенка и не смотрите на второго, который умирает. Потом уходите, у вас поэтическое выступление. Голодный умирает, больной болеет. Вам нет дела до голодной дочери и некогда заниматься больной. Пускай она скучает — в приюте тоже хорошо. Приезжаете, когда старший ребенок при смерти. Забираете домой, сами кормите, лечите. Второй ребенок лежит в луже кровавого поноса. Вам все равно.
В блокаду женщины, работавшие там, где можно было слизнуть хотя бы опилки, научились, как волчицы, срыгивать дома украденное. Женщины с детьми 1-3 лет, падая в обмороки, до изнеможения совали детям в рот грудь, вызывая релактацию. Бывали случаи, когда 5-7- и даже 11-летних детей находили полуживых на груди окоченевшей матери. Уже отключаясь от голода, мать из последних сил подползала к ребенку и совала ему в рот грудь. Потому что до того, как она остынет и окоченеет, ему может достаться хотя бы капля молозива и он дотянет до санитарного обхода, во время которого собирали трупы.
У меня есть дальний родственник, который во время сталинского голода в Белоруссии выжил, потому что уже совсем потеряв силы, мать заставляла его сосать грудь и что-то из этой груди тянулось. Ему было 11 лет. Мать погибла.
Я живу в районе, где стояли немцы и были партизаны. После каждой партизанской атаки немцы выжигали всю деревню, где были родственники партизан. Знаю женщину, чья мать с еще несколькими соседками сбежала накануне расправы и больше недели стояла в болоте. Прятались там и не могли выйти. Маленьких детей пришлось убить — они кричали и выдали бы. Оставшихся двоих, 5-6-лет, три женщины больше недели кормили грудью. Сами ели тину и осоку. Все дети выжили.
А вы говорите, эпоха Цветаеву заставила! Вот матерей моих соседок эпоха заставила кору обдирать, долбить ее, мочить и делать детям оладьи. В глухой лес за грибами ходить заставила. К медведям и волкам. А Цветаеву заставить не смогла
Via: Анастасия Миронова
Марина Цветаева была талантливой поэтессой, но при этом никудышной матерью. По ее милости обе дочери, рожденные от Сергея Эфрона, оказались в приюте, одна из которых скончалась от голода и недостатка внимания. О ее смерти Цветаева отзывалась прохладно — винила не себя, а персонал заведения и сестер мужа.
Старшая дочь Ариадна
В мае 1911 года поэтесса познакомилась с Сергеем Эфроном, спустя год вышла за него замуж и родила первую дочь — Ариадну. Близкие прозвали ее Алей. Марина Ивановна души не чаяла в своем ребенке, который был похож на нее не только внешне. Цветаева называла Алю Психеей и посвятила ей сборник своих стихов. Девочка рано научилась читать и писать, была крайне эксцентричной и непохожей на других детей. В дневниковых заметках писательница часто говорила о том, что Ариадну ждет великое будущее, в котором она не сомневается. В письмах друзьям, в частности Максимилиану Волошину, Цветаева признавалась, что любит ребенка беззаветно, даже ревнует, когда та упоминает отца или его родственников при разговоре.
Критики и исследователи творчества и жизни Марины Ивановны сходились во мнении, что поэтесса испытывала даже не материнские чувства к своей старшей дочери, а такие, которые испытывает женщина к мужчине. Нечто беззаветное, страдающее, незыблемое с нотками ревности и самопожертвования.
Несчастная жизнь Ирины
Спустя пять лет, в 1917 году, на свет появился второй ребенок четы — Ирина. Девочка с самого рождения была обречена на верную погибель. Марина Цветаева невзлюбила ее практически сразу. В Ирине поэтесса не видела всего того, чего хотела бы видеть в ребенке — продолжения себя, творческой настроенности, возвышенности души. Девочка была полностью земная, реальная, по признанию Марины Ивановны, и это безумно раздражало мать.
В письмах писательница нелестно отзывалась о своей второй дочери — то она не вовремя просит есть, то совершенно некстати закатывает истерики, то питается известкой и даже помоями. Однажды Ирина осталась без присмотра и от голода съела целый кочан капусты, за что была проклята матерью и наказана. Девочке, к несчастью, не суждено было дожить до 4 лет.
Политические перевороты
С начавшимся в стране политическими переворотами жизнь Марины Цветаевой изменилась катастрофически. Ее супруг, Сергей Эфрон, революционно настроенный, решил посвятить всего себя политической борьбе. Он стал участником белогвардейского движения и служил на Юге России. Поэтесса осталась одна практически без средств к существованию, до недавнего времени она работала в Информационном отделе Комиссариата по делам национальностей, потом неоднократно переводилась в другие места службы. Но в дневниковых записях упоминала о том, что устает изо дня в день перебирать бумажки.
В какой-то момент Марина Ивановна решает определить обеих дочерей в приют в Кунцево. Она придумала историю, якобы нашла девочек у себя на пороге дома. Если бы в приюте узнали, что это ее дети, никто не разрешил бы разместить их у себя. Цветаева изредка навещала девочек и прекрасно видела, что живут они в сплошной нищете и голоде, под кроватями водились крысы, Аля и Ирина сами вынуждены были находить себе пропитание. Время от времени в приюте появлялись сестры Сергея Эфрона, которые оказывали посильную помощь, приносили еду малышкам.
«Я никогда ее не любила»
Цветаева благодарила Веру и Лилю Эфрон за то, что помогают девочкам, сама порой тоже ходила к родственницам мужа в гости, чтобы спастись от голода и неминуемой гибели. В один из дней Аля слегла с малярией в приюте, вслед за ней заболела и Ирина. Отчаянию матери не было предела. Она бегала за лекарствами, деньги на которые занимала и просила у родственников, однако вылечить обеих ей было не под силу. Выбор был очевиден — спасать Алю и молиться о выздоровлении Ирины, которая вела себя в связи с заболеванием по-настоящему жутко. Цветаева писала, что девочка бьется головой о стену и выглядит как сумасшедшая.
От недостатка внимания и голода Ирина скончалась в 1920 году. Тогда же Цветаева пыталась искать виноватых в ее гибели, писала в письмах мужу, что Вера и Лиля не доглядели. Позже Эфрон отказывался общаться с сестрами из-за этого. В этот же период Марина Ивановна много пишет в дневниках и записных книжках. Себя она практически не винит в смерти дочери и просит Сергея «одеревенеть», поскольку толку от «ненормального» ребенка все равно мало было бы. Цветаева не забирала тело малышки из приюта и не хоронила ее. В тот период она в последний раз в своей жизни вспоминала об Ирине.
Рождение сына
Спустя год после смерти Ирины Цветаева напишет в письме Максимилиану Волошину, что давно уже не общается с сестрами мужа, которые отвратительно относились к ее детям и не присматривали за ними должным образом. Супругу, от которого она не получала писем уже давно, писала, что очень хочет родить сына. В 1921 году Эфрон находился уже в Праге, учился в Карловом университете. Впервые за 3,5 года он написал супруге, звал ее в Европу. Цветаева начала собираться в дорогу: улаживала дела на родине, приводила в порядок архивы, распродавала личные вещи. В 1922 году вместе с Ариадной она приехала в Ригу, а оттуда из Берлина в Прагу. Спустя три года Цветаева родила сына Георгия.
Тогда же семья приняла решение перебраться в Париж. Там Сергея Эфрона застало печальное известие — НКВД обвинило его в заговоре против сына Троцкого. В эмиграции писательница продолжала работать, чтобы хоть как-то обеспечить себя лишней копейкой. В письмах она писала, что семья живет только на ее гонорары от книг. Цветаева жаловалась друзьям на нищету и скитальческий образ жизни. Некоторые оказывали ей посильную помощь, жалея малолетних детей.
Возвращение на родину
Несмотря на то что во Франции жить было невыносимо, Марина Ивановна не хотела возвращаться в Россию, где родной дом был давно уже стерт с лица земли. Однако муж и Ариадна, которой к тому моменту было больше 16 лет, настаивали на том, чтобы вернуться в СССР. Уговоры на Цветаеву не действовали. Только после переезда самой Али и Сергея в Советский Союз она приняла решение отправиться вслед за ними.
В 1939 году начались репрессии. Эфрона схватили, обвинив в политических преступлениях, и расстреляли на Лубянке, Ариадну отправили в ссылку — пятнадцать лет она отбывала наказание, освободившись только в 1955 году.
Война, эвакуация и самоубийство
Война застала писательницу за переводами. Она практически не писала стихов в этот период, пребывая в отчаянии. В начале августа 1941 года она была эвакуирована вместе с сыном в Елабугу. В конце того же месяца Цветаева покончила жизнь самоубийством (повесилась) в доме, куда была определена с Георгием на постой. Она оставила три посмертных записки. Первая — для сына, в которой она объясняла мальчику, что по-другому поступить не могла и что он в будущем только поблагодарит ее за это. Вторая — для Асеевых, в которой писательница просила взять мальчика под опеку, забрать в Чистополь, чтобы он учился и смог построить хорошую карьеру. Третья — для тех, кто занимался бы ее похоронами. В ней Марина Ивановна просила, чтобы не хоронили заживо и все хорошенько проверили.
Споры
В биографической литературе до сих пор не утихают споры о том, какой на самом деле матерью была Марина Цветаева. Многие считают, что не жестокой, просто несчастной, не разобравшейся в себе, не готовой к семейной жизни. Литераторы не уверены в том, что она могла поступить как-то по-другому с Ириной, к которой изначально было одно отношение — ненависть. Что и говорить, порой даже о любимой Ариадне она отзывалась двояко — то любила и боготворила, то видела в ней дьявола во плоти, когда та играла с детьми и вела себя обыкновенно.
Нашли нарушение? Пожаловаться на содержание
Сразу повторю, что сей материал, почерпнутый на фейсбук-странице человека, представляющегося как Йиртимд Окненави, является сплетней, и доказательств того, что эта история есть правда, у меня нет. Но в то же время, это никак не противоречит моему впечатлению от личности Марины Цветаевой. Теперь передаю слово автору, но в скобках позволю себе вставлять свои комментарии — красным цветом, как и это вступление.
Обыватель при встрече с искусством всегда склонен совершать две ошибки. Он, во-первых, отождествляет творцов с героями их произведений, а во-вторых, обожествляет и превозносит любого человека, имеющего отношение к высокой литературе, живописи, музыке. И эти две наклонности мешают обычным людям наслаждаться искусством. Потому что они не хотят верить, что талант и мораль несовместимы.
Да, дочь Цветаевой умерла от голода. И не просто умерла, а в то время, пока у матери сохранялись ценности и была работа. Цветаева после революции осталась с новорождённой Ириной и пятилетней Ариадной. Муж поэтессы ушёл с белой армией (где был предателем и советским шпионом, который по возвращении в вожделенную совдепию был грубо выведен в расход теми, кому прислуживал).
Она в первые послереволюционные годы работала в разных советских структурах: то в Наркомате по делам национальностей, фактически — органе цензуры, то в Наркомпросвещения. Получала какую-никакую зарплату. Много и плодотворно писала стихи, пьесы. Участвовала в поэтических вечерах, ходила в гости, заводила хорошие знакомства. Младшую дочь при этом запирала дома, привязав к ножке кровати. Старшую часто ссылала к тётке. Ирина от недоедания медленно развивалась, почти не говорила, чем очень раздражала тщеславную Цветаеву. В 1919 году она отдаёт детей в приют. Подбрасывает, как беспризорников. Не приезжает к ним — работает. В конце концов её вынуждают навестить дочек. Заведующая приютом рассказывает Цветаевой, как дочь Ирина всё время кричит от голода, на что мать оставляет в дневнике запись:
«Ирина, которая при мне никогда не смела пикнуть. Узнаю ее
гнусность». Цветаева приносила немного еды только старшей дочери. Персонал просил кормить и младшую. На что поэт снова пишет в дневнике:
«“А что ж вы маленькую-то не угостите?” Делаю вид, что не слышу.—
Господи! — Отнимать у Али! — Почему Аля заболела, а не Ирина?!!»
Она очень любила дочь Ариадну. Однако с двух до четырёх её лет Цветаева почти безотлучно проживала со своей любовницей Софьей Парнок.
Мать не хотела работать для содержания детей на скучной работе — всё время увольнялась. Продавать вещи на рынке тоже не стала: она безмерно любила мужа и каждый день ждала, что тот напишет из эмиграции и позовёт её с собой. Так и случилось: когда в 1921 году ей передали от Сергея Эфрона письмо, она стала собираться в Прагу. Имевшихся у неё ценностей хватило, чтобы уехать с Ариадной в Европу и первое время жить там без работы. Когда умерла от голода дочь Ирина, мать не приехала на похороны, а мужу написала об этом в двух словах, пожелала побыстрее забыть девочку и обещала родить сына. Сына, кстати, скоро родила. Но, судя по всему, от любовника — Константина Родзевича. Муж об этом романе знал и предложил развестись. Цветаева так испугалась потерять мужа, что предложила ребёнка выбросить, если тот будет напоминать об измене. Сергей Эфрон сжалился над мальчиком (а то бы гениальная поэтесса выкинула его на помойку, как биомусор…).
Сын Мариванны Цветаевой — Георгий Эфрон (АКА «Mур» или «Mурлыга»… его судьба тоже была незавидной).
Любовь Цветаевой к мужу была безграничной. Когда он, уже завербованный ОГПУ, захотел вернуться из Франции в Россию и склонил к этому дочь Ариадну, девушку решили отправить первой — мать хотела убедиться, что в СССР безопасно. Только потому поехал на родину Эфрон, а за ним — Цветаева с сыном. Ариадна Эфрон вскоре после приезда матери была арестована. Провела восемь лет в лагерях и шесть лет в ссылке.
Марина Цветаева с дочерью Ариадной (ее поэтесса голодом не уморила, но зато «блаородно» подставила чекистам в качестве наживки).
Порченные девки, любовный квинтет и гей-бордель…
Но ведь стихи Цветаевой блестящи! (по мне — так ничего особенного. Некоторые — ОК, но… «на четверочку») Как же выходит, что отвратительная мать может быть прекрасным поэтом?
Мы все пали жертвой усвоенных ещё в школе строк о том, что «гений и злодейство — две вещи несовместные». Всего этого нам ни в школах, ни в университетах не рассказывают. Потому большинство людей воспринимают поэтов, писателей и художников небожителями. Знать правду обычный человек не хочет, потому что не сможет от неё отстраниться и смотреть не на автора, а на искусство. Как не может он порой и понять природу художественного вымысла. Благочестивого семьянина Набокова обыватель считает педофилом, скромного журналиста Паланика — садистом…
А правда в том, что автор и литература не всегда одинаково красивы. Талант и даже гений выпадают случайно. И даже если дар достался хорошему человеку, слава и деньги вполне способны его испортить. Поэтому людям, не умеющим абстрагироваться от личности автора, лучше не читать биографических монографий и ограничиться краткой справкой. Потому что, узнав однажды о подлости или слабости любимого автора, иной читатель уже никогда не сможет получать удовольствия от литературы, созданной бесчестным человеком.
Лёгкая биография, не обременяющая литературного наследия, должна выглядеть так:
«Марина Цветаева, великий русский поэт, прозаик и переводчик. Дочь профессора и пианистки, была замужем за царским офицером, родила троих детей, одну дочь потеряла, жила в эмиграции, вернулась на родину и покончила с собой от тоски», — для обывателя этого жизнеописания достаточно. Томик Цветаевой будет читаться перед сном куда лучше, если не знать, что эта женщина пожалела для умирающей дочери кусок сахара.
Кстати, вот еще один материал о Цветаевой из моего журнала. На этот раз даже несколько жалостливый.
С творчеством культовой русской поэтессы «Серебряного века», прозаика и переводчика – Марины Ивановны Цветаевой знакомы, пожалуй, даже те, кто равнодушен к литературе. Ведь произведения этой невероятно талантливой женщины разобрали на цитаты, которые, как говорится, ушли в народ. Она стала одной из знаковых фигур мировой поэзии двадцатого века, а многие её стихотворения о любви ныне называют хрестоматийными.
Фото: mgarsky-monastery.org Марина Цветаева с мужем Сергеем Эфроном в молодости
Официально поэтесса выходила замуж лишь один раз за публициста и литератора Сергея Яковлевича Эфрона, от которого родила троих детей: двоих дочерей и сына. Однако, она, будучи особой увлекающейся, никогда не хранила верность супругу и легко заводила романы не только с мужчинами, но и с женщинами. Многие считали гениальную поэтессу ужасной женой и матерью, другие же называют её несчастной женщиной и жертвой сложившихся обстоятельств, доведенной до отчаяния.
Марина Цветаева: биография, юные годы
Марина Ивановна появилась на свет в Москве, в 1892-м году, восьмого октября (26-го сентября по юлианскому календарю), примечательно, что сама поэтесса праздновала свой день рождения девятого октября, в день поминовения апостола Ивана Богослова, об этом она написала в нескольких своих стихотворениях.
Родители Марины были довольно известными и уважаемыми людьми. Глава семейства – Иван Владимирович Цветаев являлся профессором Московского университета, искусствоведом, а позже основал Музей изящных искусств. Мама – Мария Александровна Мейн-Цветаева была пианисткой, и происходила из польско-немецкого аристократического рода. У поэтессы была родная младшая сестра Анастасия, которая стала известным писателем, а также старшие единокровные сестра Валерия и брат Андрей от первого брака отца с оперной певицей Варварой Иловайской.
Фото: foto-history.livejournal.com детские фотографии Марины Цветаевой
Девочка с ранних лет обучалась игре на фортепиано, иностранным языкам, а также родители старались привить ей хороший вкус в литературе. Кроме того, маленькая Марина с мамой неоднократно бывала за границей, и некоторое время даже жила в Европе, а когда в шестилетнем возрасте малышка начала писать свои первые стихотворения, то сочиняла она не только на родном русском языке, но также на немецком и французском.
Будущая поэтесса обучалась в престижной московской частной гимназии для девочек, а после в женских пансионах Германии и Франции. Когда у матери диагностировали туберкулез, семья на некоторое время перебралась жить на Итальянскую Ривьеру, но летом 1905-го года они возвратились в Россию, поселившись в крымской Ялте, однако, через год матери Марины не стало.
В возрасте семнадцати лет девушка посещала лекции, а также клубные собрания столичного издания символистов «Мусагет», значительно расширив круг своих литературных знакомств. Тогда же она начала публиковать свои стихотворения, активно участвовала в деятельности литературного кружка.
Фото: wikipedia.org Марина Цветаева с родной сестрой Анастасией (слева) в юности
Вскоре творчество талантливой девушки привлекло внимание таких известных поэтов, как Николай Гумилев, Максимилиан Волошин, а также Валерий Брюсов и других. К слову, с Максимилианом Александровичем юная поэтесса в 1910-м году познакомилась лично. Годом позже, в Коктебеле, куда Марина приехала в известный волошинский «Дом поэтов», состоялась судьбоносная встреча поэтессы с её будущим супругом – литератором и публицистом Сергеем Эфроном.
Свой первый сборник стихов, получивший название «Вечерний альбом», Марина Ивановна опубликовала еще в 1910-м году, через два года вышел второй сборник – «Волшебный фонарь», а еще через год свет увидел третий сборник – «Из двух книг». В годы гражданской войны она написала целый цикл стихотворений, в которых затрагивалась тема происходящих в стране событий.
В период с 1922-го года и по 1939-й годы поэтесса находилась в эмиграции, а посему многие написанные ею в тот период стихотворения так и не были опубликованы. Тем не менее, её стихи понемногу издавались, к примеру, в начале 20-х годов в Берлине был выпущен сборник под названием «Разлука», а через несколько лет, уже в Париже вышел еще один сборник – «После России». В то время куда более востребована была проза Марины Ивановны. За период эмиграции была опубликована эссеистская проза и драматические произведения, к примеру, «Повесть о Сонечке», «Ариадна», а также «Мать и музыка».
Фото: bolshoevoznesenie.ru Марина Цветаева в 1917-м году
Марина Цветаева: личная жизнь
Как мы уже отметили, официально в брак поэтесса вступала лишь один раз. С Сергеем Яковлевичем Эфроном она познакомилась в возрасте восемнадцати лет, в Крыму. Молодой человек был на год моложе неё, между ними вспыхнули романтические чувства, и всего через полгода, когда Сергей достиг совершеннолетия, они стали мужем и женой, обвенчавшись в январе 1912-го года. Восемнадцатого сентября того же года у пары родился первый общий ребенок – дочка, которой дали имя Ариадна.
Однако, Марина Ивановна была натурой творческой, увлекающейся и весьма непостоянной. В частности, известно о её длительных романтических отношениях с великим русским поэтом и писателем Борисом Леонидовичем Пастернаком, которые длились около десяти лет, и не прекращались даже в период её эмиграции. По некоторым данным, у поэтессы был роман с родным братом мужа – актером и революционером Петром Яковлевичем Эфроном.
Помимо этого, в Праге у Цветаевой завязался бурный роман с известным скульптором и юристом по имени Константин Родзевич, которого некоторые до сих пор считают отцом её младшего ребенка. Эти отношения продолжались немногим более полугода. Поэтесса посвятила любовнику «Поэму горы», преисполненную любовью и страстью, а после вдруг изъявила желание оказать помощь его невесте в выборе свадебного платья, поставив, тем самым, жирную точку в их романе.
Фото: biographe.ru 1925 год. Прага. Марина Цветаева с мужем Сергеем Эфроном, сыном Георгием и дочкой Ариадной
Как известно, Цветаеву связывали романтические отношения не только с мужчинами, но и с представительницами прекрасного пола. Так, в 1914-м году, в литературном кружке она познакомилась с поэтессой и переводчиком Софией Парнок. Дамы довольно быстро нашли общий язык, а также обнаружили недетский интерес друг к другу, который вскоре вылился в страстный роман.
Эти отношения продлились до 1916-го года. Цветаева посвятила любовнице целый цикл стихотворений, получивший название «Подруга», рассекретив, тем самым, их связь. Супруг поэтессы знал о её увлечении Парнок, дико ревновал её, закатывал скандалы, так что жена, устав от этого, на некоторое время ушла к возлюбленной, но в 2016-м году, расставшись с ней, возвратилась к Эфрону, а еще через год родила ему вторую наследницу – Ирину.
О своем романе с Софией поэтесса позже говорила, что любить женщине женщину – это дико, но любить одних лишь мужчин – очень скучно. В целом же, каждый роман Марины Ивановны оставил заметный след в её творчестве. В новых чувствах она черпала вдохновение, находившее выход в её стихотворениях.
Фото: zen.yandex.ru поэтессы Марина Цветаева и София Парнок
А вот героический образ супруга в творчестве поэтессы больше напоминал античную легенду и, по мнению биографов, в значительной степени, был попросту выдуман Цветаевой. Впоследствии она даже выражала сожаление о том, что их с Эфроном встреча не переросла в дружбу, а привела к столь раннему браку. В своих дневниках женщина писала: «такой ранний брак (как у меня) – это вообще катастрофа, и удар на всю жизнь!».
В феврале 1925-го года поэтесса родила сына Георгия, которого ласково, по-домашнему называли «Мур». Однако, как мы уже отметили, некоторые исследователи до сих пор приписывают отцовство не законному мужу поэтессы, а тогдашнему любовнику Цветаевой – Константину Родзевичу. Супруг даже порывался развестись, но Марина Ивановна, узнав о его намерении, несколько недель пребывала в смятении, а после заявила, что для неё расторжение брака «трагически невозможно».
Марина Цветаева: дети
Отношения поэтессы с собственными наследниками заслуживают отдельного внимания. Её чувства и переживания по этому поводу отразились в личных дневниках и письмах, дошедших до наших дней. Некоторые винят Марину Ивановну в том, что жизнь её младшей дочери Ирины была короткой и мучительной, оборвавшись, когда девочке не было еще и трех лет. Другие считают, что поэтесса сама стала жертвой чудовищных обстоятельств, и происходящее мало зависело от неё самой.
Фото: beam-truth.livejournal.com дочери Марины Цветаевой: старшая Ариадна и младшая Ирина
Осенью 1920-го года, после окончания Гражданской войны, ушедший на фронт Эфрон пропал. Он был эвакуирован вместе со своей частью в турецкий город Галлиполи (Гелиболу), но о том, что супруг жив, поэтесса узнала лишь летом 1921-го года. Оставшись одна, с двумя дочерьми на руках, Цветаева столкнулась с нуждой и голодом. Она отдала наследниц в приют, расположенный в подмосковном поселке Кунцово, под видом их крестной, потому как признаться в том, что она мама девочек ей было стыдно.
Ариадна была старшей и любимой дочерью поэтессы, а вот к Ирине, судя по дневникам и письмам, женщина вовсе не испытывала нежных чувств. Она называла младшую дочь глупой, некрасивой, в своих дневниках она также называла её «дефективный ребенок». Приезжая навестить детей в приюте, поэтесса привозила кусочки сахара только для старшей дочери, а когда заведующая поинтересовалась, почему она никогда и ничем не угощает младшую, Цветаева сделала вид, что не слышит её.
В июле 1920-го года Ирина умерла в приюте от голода и болезни. Впоследствии поэтесса написала в своем дневнике, что никогда не любила младшую дочь, и кончина малышки не слишком её тронула. Также Марина Ивановна писала, что она никогда не верила в то, что Ирина вырастет, хотя и не помышляла о смерти наследницы, просто: «она была существом без будущего».
Фото: kulturologia.ru Марина Цветаева с дочерью Ариадной
Многие оправдывают женщину тем, что она была попросту неспособна нормально ухаживать за детьми. Ведь старшую дочь Ариадну во младенчестве растили няньки еще до революции, а вот Ирину она сама растить не смогла, потому как ни готовить, ни стирать пеленки поэтесса не умела.
Зато младшего из своих детей и единственного сына Георгия поэтесса безумно любила. Мальчик рос слабым и болезненным, мама, как могла, опекала своего «Мурлыгу», но, тем не менее, оставила его одного в подростковом возрасте, решив добровольно распрощаться с жизнью. Три года спустя девятнадцатилетний Георгий погиб на фронте. Так как ни дочь Ариадна, ставшая поэтессой и переводчиком, ни сын Георгий не имели собственных детей, то после их смерти прямых потомков у Цветаевой не осталось.
Поэтесса Наталья Кравченко, в стихотворении, посвященном Цветаевой, написала такие строки:
«Я не сужу, но сердце ноет,
Отказываюсь понимать:
Поэт, любимый всей страною,
Была чудовищной женою,
Была чудовищная мать!»
Фото: foto-history.livejournal.com Марина Цветаева с сыном Георгием
Марина Цветаева: причина смерти, тайна могилы
Когда грянула война, Марина Ивановна с сыном-подростком уехали в эвакуацию в Елабугу, где была определена на постой в дом Бродельщиковых. Упаковывать вещи перед отъездом поэтессе помогал Борис Пастернак. Говорят, что он принёс хорошую верёвку, дабы перевязать ею чемодан в дорогу, а, заверяя в её надежности, пошутил: «Верёвка крепкая, хоть вешайся!». Шутка оказалась роковой.. именно так Цветаева и поступила.
Её не стало 31-го августа, 1941-го года, за месяц до 49-го дня рождения поэтессы. Она оставила три предсмертные записки. В записке сыну Марина Ивановна просила прощения, признавалась в любви, а также просила, чтобы он передал сестре и отцу (если свидятся), что она любила их до последней минуты. В записке поэту Николаю Асееву и сестрам Синявским она просила из забрать к себе осиротевшего «Мура», и позаботиться о нем. А в третьей записке «эвакуированным» или «тем, кто будет хоронить», поэтесса оставила адрес Асеева с просьбой помочь её сыну добраться туда, а также просила не похоронить её живой, а хорошенько проверить.
Марина Ивановна была похоронена в Елабуге, но точное местонахождение её могилы осталось неизвестно. Почти два десятка лет спустя, на южной стороне кладбища, у стены сестра безвременно ушедшей поэтессы – писательница Анастасия Ивановна Цветаева установила крест, на месте которого еще десять лет спустя появилось гранитное надгробие. К слову, Анастасия Ивановна умерла в 1993-м году, лишь немного не дожив до своего 99-го дня рождения. На склоне лет она утверждала, что памятная плита была установлена точно на месте захоронения её сестры.
Фото: 24smi.org Ахматова и Цветаева в образах египтянок. Памятник «Серебряный век», Одесса
https://freesmi.by/novostign/340186
Если Александр Блок признавался, что в его жизни было всего две женщины: Люба (Любовь Менделеева) и все остальные, то в жизни Марины Цветаевой тоже было две женщины, две Сонечки (Парнок и Голлидей) и все остальные. Мужчины.
Ее мать, Мария
Александровна Мейн, ждала мальчика и даже выбрала ему имя: Александр, в честь
своего отца, почетного гражданина Москвы Александра Даниловича Мейна. А
родилась девочка, которой суждено было проложить свой неповторимый путь в
русской литературе. Марина была дочерью профессора Ивана Владимировича
Цветаева, основавшего и подарившего Москве знаменитый Музей изящных искусств
имени императора Александра III (ныне
Государственный музей изобразительных искусств имени Пушкина).
«Маленькая моя
Муся все складывает слова в рифмы, наверное, будет поэт», – записывала мать в
дневнике. Но предпочитала не давать ей бумагу для стихов, а учить музыке,
будучи сама прекрасной пианисткой. «От матери я унаследовала Музыку, Романтизм
и Германию. Просто – Музыку. Всю себя», – говорила Марина.
Мучительную боль от потери матери, умершей в 1906 году, когда Марине было 14 лет, Цветаева испытывала всю жизнь. Мария Александровна ей часто снилась. Из всех видов общения Марина Цветаева предпочитала «сон: видеть во сне», а потом уже переписку. Не случайно крестным отцом своего сына Георгия (Мура), родившегося 1 февраля 1925 года в Чехии, она пригласила писателя Алексея Ремизова, на протяжении многих лет записывавшего свои сны.
«Вся моя жизнь –
сон о жизни, а не жизнь», – говорила она. Подспудно всю жизнь Марину
захватывала бессознательная жажда смерти – для того, чтобы встретиться с
матерью. После такой матери Цветаевой оставалось только одно: стать поэтом.
…Огромные,
«венецианские» глаза. Аквамарин и хризопраз. Глаза в пол-лица, черные густые
волосы. Встретив этого необыкновенно красивого юношу на пляже в Коктебеле, где
Марина гостила у поэта Максимилиана Волошина, она загадала: «Если он найдет и
подарит мне сердолик, я выйду за него замуж».
Крупный розовый
сердолик был найден и подарен, и в январе 1912 года состоялась свадьба Марины и
Сергея Эфрона. До этого у Марины были «совместные» с младшей сестрой Асей
влюбленности – сначала в поэта-символиста Льва Кобылинского, писавшего под
псевдонимом Эллис, которого сестры прозвали Чародеем, потом в филолога и
переводчика Владимира Нилендера. Но это все было детское, ненастоящее,
мимолетное… Правда, привычку влюбляться в одного и того же человека и «делить»
его между собой сестры сохранили надолго.
«Я с вызовом ношу
его кольцо. – Да, в Вечности – жена, не на бумаге!» – писала Цветаева в стихах,
посвященных мужу. Он был сиротой, так же, как и Марина – в Париже его мать,
известная революционерка-народоволка Елизавета Дурново-Эфрон, повесилась, не
пережив нечаянного самоубийства младшего сына. Для Марины Сергей прежде всего
был «мальчиком без матери», а не мужчиной. Наверное, подсознательно она хотела
заменить ему мать, во всяком случае, в их семье Марина была ведущей, и в ее
любви было много материнской заботы.
В том же году у
них родилась дочь, которую Марина, вопреки желанию мужа, назвала мифологическим
именем Ариадна. Аля росла необыкновенной девочкой – писала стихи, вела
дневники, поражающие своей недетской глубиной. «Мой домашний гений», – называла
ее Марина. Если в детстве главным человеком для Али была мать, то, повзрослев, уже
в эмиграции, она отойдет от матери и сблизится с отцом. Разделит его любовь к
Советской России и первой из семьи вернется из Франции на Родину – себе на
погибель.
… Они встретились
в доме у поэтессы Аделаиды Герцык. Стояла осень 1914 года. Марине исполнилось
22 года, поэтессе Софии Парнок, сразу же поразившей воображение Цветаевой, –
29. Чувство к «незнакомке с челом Бетховена» вспыхнуло у Марины внезапно, с
первого взгляда. «В оны дни ты мне была, как мать», – писала Марина Цветаева в
одном из стихотворений цикла «Подруга», посвященного Парнок. Может быть, в этом
ощущении материнского тепла, которого так не хватало Цветаевой – загадка
быстрого сближения Марины и Сони? Осознавая всю нелепость своего желания,
Цветаева мечтала иметь от Парнок … ребенка, чтобы реализовать свой материнский
инстинкт, хотя у нее была дочь. А может быть, Парнок удалось разбудить в
Цветаевой женщину – то, чего, видимо, в полной мере не удалось Сергею Эфрону?
«Не
ты, о юный, расколдовал ее», – писала Соня Сергею, к которому очень ревновала
Цветаеву. Позже Цветаева мечтала о ребенке и от Бориса Пастернака, и от
трагически погибшего в парижском метро юного поэта Николая Гронского,
годившегося ей в сыновья.
Марина разрывалась
между любовью к Соне и любовью к мужу, и никак не могла определиться – слишком
сильна была захватившая ее страсть. Чтобы не мешать жене, деликатный Сергей
попросту устранился – ушел на войну санитаром. «Сережу я люблю на всю жизнь, он
мне родной, никогда и никуда от него не уйду, – писала Марина сестре Сергея
Елизавете Эфрон. … Соня меня очень любит, и я ее люблю – и это вечно, и от
нее я не смогу уйти».
Роман продолжался
два года, а в 1916 году подруги расстались – у Парнок появилась новая любовь.
Это очень больно ранило Марину. Об отношениях с Парнок Цветаева говорила, как о
первой катастрофе в своей жизни. «Видела во сне С.Я.Парнок, о которой не думаю никогда,
и о смерти которой не пожалела ни секунды, – просто – тогда все чисто выгорело
– словом, ее, с глупой подругой и очень наивными стихами, от которых – подруги
и стихов – я ушла в какой-то вагон III класса и даже –
четвертого», – записала она в дневнике. Лукавила ли Марина – трудно сказать…
В революцию Эфрон
занял сторону белых и уехал воевать на Дон к генералу Корнилову. Оставшись с
детьми в страшной революционной Москве, Марина переживает очередной роман – с
театром и с актерами Вахтанговской студии. Сонечка Голлидэй, которую Марина
называла «моя маленькая», Володя Алексеев, вскоре без вести пропавший на
фронтах Гражданской войны, красавец Юрий Завадский, «комедиант» ее стихов… Она
была очень влюбчивая, и перечислять всех, с кем у Марины была любовь – хотя бы
только в письмах, – заняло бы много места. При этом Марина не видела реального
человека, а придумывала его, восхищаясь своим созданием. Тем острее пронзала ее
боль от разочарования…
Четыре года
Цветаева ничего не знала о судьбе мужа. Она буквально «закаменела» от счастья,
когда писатель Илья Эренбург нашел Сергея за границей и передал Марине письмо
от него. Решение возникло сразу и бесповоротно: ехать к нему! Марина и Сергей
встретились на вокзале в Берлине. Они стояли, намертво обнявшись и вытирая друг
другу слезы, катившиеся по лицу… Но пока Марина ждала приезда мужа в Берлин,
она успела влюбиться в издателя Абрама Вишняка, которому за период между 17 июня и 9 июля написала девять писем.
Из Берлина семья
переехала в Чехию, где Эфрон учился в Пражском университете, и там у Марины
случилась большая любовь с Константином Родзевичем, другом Сергея. Чувство,
захватившее Цветаеву, было настолько сильным, что единственный раз в жизни
Марина подумала о том, чтобы уйти из семьи, но все же не сделала этого. Сны
Марины о Родзевиче нам неизвестны – все происходило наяву, по накалу страсти
затмевая самые смелые грезы, – зато известны письма к нему, составившие целую
книгу. Родзевича Сергей Эфрон называл «маленьким Казановой», но Цветаева этого
не видела, ослепленная своим пылким поэтическим воображением. А Родзевич ее
стихов не понимал и не ценил.
«Марина рвется к
смерти. Земля давно ушла из-под ее ног, – писал Сергей Эфрон Максимилиану
Волошину. – Она об этом говорит непрерывно. Она вернулась. Все ее мысли с
другим. Сейчас живет стихами к нему. По отношению ко мне слепость абсолютная. Я
одновременно и спасательный круг, и жернов на шее. Жизнь моя сплошная пытка.
Тягостное одиночество вдвоем».
Еще в 1933 году во
Франции, где обосновалась семья, и где Эфрон, став секретным агентом ОГПУ,
занялся работой в «Союзе возвращения на родину», надеясь заслужить прощение у
советской власти, Марина записала по-французски: «Мне часто снится, что я себя
убиваю. Стало быть, я хочу быть убитой, этого хочет мое скрытое я, мне самой
незнакомое, только в снах узнаваемое, вновь и вновь познаваемое. Единственное
истинное, мое старшее, мое вечное я».
16 июня 1939 года
Марина Цветаева с сыном навсегда покинула Францию и уехала в Советский Союз.
Она предчувствовала: ее ждет катастрофа, гибель, но сделать ничего не могла.
Поехала за мужем и дочерью, испытывая ощущение обреченности и покорности
судьбе. В свое время она обещала Сергею, что будет «ходить за ним, как собака».
Так и поехала. Кто на самом деле был отцом ее сына Георгия – Эфрон, Родзевич,
Пастернак? Об этом до сих пор спорят биографы.
С началом войны она
долго не решалась эвакуироваться, несколько раз меняла решения, колебалась, но
все же уехала – пароходом с Северного речного вокзала. В Елабуге их с сыном
поселили в деревенской избе Бродельшиковых. Работы не было. Марина успела
съездить в соседний город Чистополь, намереваясь перебраться туда, и оставила
заявление: «Прошу принять меня в качестве судомойки в открывающуюся столовую
Литфонда».
Однажды сын
выкрикнул ей в пылу спора: «Кого-нибудь из нас вынесут отсюда вперед ногами!».
Марина не забыла этих слов. Не нищета ее сломила, не жизненные трудности (она
влачила тяжкое существование с 1917 года, пережила смерть второй дочери Ирины
от голода в кунцевском детском приюте, арест Али, Сергея и сестры Аси, жила
тяжело, трудно, в нищете, в беспросветном, изматывающем быте), а животный страх
за судьбу сына – вдруг он уйдет из жизни раньше нее?
Марина понимала:
сыну необходима свобода, но отпустить его она не могла. Своей неистовой, исступленной
любовью она почти задавила его. Так бывает – залюбливают до смерти. И чтобы
этого не случилось, она набросила на себя петлю, воспользовавшись тем, что в
избе никого не было… Пусть сын живет. Но и Муру оставалось жить недолго – он
погиб на фронте девятнадцатилетним.
«Мурлыга! Прости меня,
но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно.
Пойми, что я больше не могла жить…», – это последние слова Марины Цветаевой,
написанные сыну. Трагедия произошла 31 августа 1941 года. А через несколько
месяцев был расстрелян Сергей Эфрон. Говорили, что это сделал лично Лаврентий Берия.
Сбылось предсказание Марины: «Так вдвоем и канем в ночь: Одноколыбельники». Она
вообще многое предсказывала и о многом знала заранее. И свой трагический конец
предчувствовала давно.
Сколько детей было у Марины Цветаевой? | Культура
Если спросить тех, кто запоем читает Марину Цветаеву, сколько у неё было детей, назовут гениальную Алю, не менее талантливого Мура, а об Ирине не вспомнят. Из истории выпала.
Сестры Анастасия и Марина Цветаевы
Фото: Источник
Есть и антиценители таланта Цветаевой. Они считают Цветаеву хорошо образованной тёткой, которая только и умела, что писать, была холодна, истерична, людей и детей не понимала и не любила. При малейших трудностях полезла в петлю, а до этого издевалась над детьми, привязывала к стульям, чтобы не мешали, и в конце концов сдала в приют. У Цветаевой есть немало фраз, которые можно понять неправильно (или правильно?) и посчитать её жестокой особой. Ещё больше фраз невнятных, смысл которым можно придать, присочинить из уважения к автору, но не более того.
Иногда, испытывая недоумение при чтении цветаевской поэзии и прозы, я вижу в ней человека ума. Думать легко, суетиться трудно. Проблемы решать — хотела бы, но умом, а не руками, не реальным действием. Предприимчивость — это для тех, кто действует рядом, не для неё. Роли (роль матери, хозяйки, посудомойки) презирала в общем и в целом, ролями не мыслила в принципе.
Сергей Эфрон и Марина Цветаева
Фото: Источник
Но жизнь предлагает и навязывает роли, от них никуда не уйти. Полюбила — значит, захотела счастья любимому, а одно из условий счастья — продолжение рода. Да и любопытно, как это — стать родителем.
Для справки. Марина Цветаева родилась 26 сентября (8 октября) 1892 года в семье профессора Московского университета, известного филолога и искусствоведа, ставшего директором Румянцевского музея и основателем Музея изящных искусств. Мать — пианистка, ученица Николая Рубинштейна (музыканты поймут, что это значит).
В 1911 году Цветаева познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Эфроном; в январе 1912 года вышла за него замуж. В сентябре того же года у Марины и Сергея родилась дочь Ариадна (Аля).
Ариадна и Ирина Эфрон
Фото: Источник
С мужем на пару лет, до 1916 года, расставалась, в 1917 году Цветаева родила дочь Ирину, которая умерла от голода в подмосковном приюте в трёхлетнем возрасте. В мае 1922 года Цветаевой разрешили уехать с дочерью Ариадной за границу к мужу, на тот момент студенту Пражского университета. В 1925 году после рождения сына Георгия (Мура) перебрались в Париж. В 1939 году Цветаева вернулась в СССР вслед за мужем и дочерью, выехавшими в 1937 году, жила на даче НКВД. 27 августа была арестована дочь Ариадна (реабилитирована в 1955), 10 октября — Эфрон (16 октября 1941 года был расстрелян, в этот день немцы ближе всего подошли к Москве). 31 августа 1941 года Марина Ивановна покончила жизнь самоубийством, поручив сына соседям и поэту Асееву. Сын убит в 1944 году в Белоруссии. Прямых потомков не осталось.
Двое детей, умных и любимых, родились на фоне горячей любви к мужу, одна дочь — как не родная.
Сергей Эфрон, Марина Цветаева с сыном Георгием и Ариадна Эфрон
Фото: Источник
В её записках:
Не люблю (не моя стихия) детей, простонародья (солдатик на Казанском вокзале!), пластических искусств, деревенской жизни, семьи.
Моя стихия — всё, встающее от музыки. А от музыки не встают ни дети, ни простонародье, ни пласт искусства, ни деревенская жизнь, ни семья.
Когда Аля с детьми, она глупа, бездарна, бездушна, и я страдаю, чувствуя отвращение, чуждость, никак не могу любить.
Это сказано об Але, которая могла соответствовать матери, а Ирина — не могла. То ли не обладала достаточным интеллектом, то ли просто не успела, смерть унесла. Первому ребёнку — всё внимание. Со вторым всё идет по накатанной колее. А ещё на годы надо посмотреть: 1911 (как и 1925 за границей при рождении Мура) — благополучная жизнь, 1917 — врагу не пожелаешь. Ирина родилась в то время, когда и вокруг была сумятица, и в душе матери — смута. О дочери не думалось, не мечталось, не до того было.
В стране голод, а в детский приют «добрые» американцы продукты поставляют. Не только рис, но и шоколад. Чтобы дочери не знали голода, Марина 14/27 ноября 1919 года отдает их в Кунцевский приют. Но где много детей, там и болезни. В стране разбушевался тиф, да и «испанка» заразила треть населения планеты, у пятой части заражённых исход болезни был летальный. 
Марина Цветаева с Ариадной
Фото: Источник
Аля заболела — мать забрала и выхаживала дома. Оказалось, что достаточно у неё и топлива, и питания. Можно было работать за паёк, но вполне хватало вещей на продажу, семья-то изначально была очень хорошо обеспеченная. Так что отдавать двухлетнюю кроху в госучреждение необходимости не было. Если семилетняя могла там найти весёлый детский коллектив, то двухлетка не получила бы ничего хорошего. И, чтобы избежать осуждения, Марина передала детей через третьих лиц, и затем (только через 10 дней) навестила и представила себя крёстной матерью детей-сироток.
Аля писала ей письма, почти в каждом упоминается Ирина: Ирина орёт, Ирина обделалась за ночь три раза, Ирина отравляет жизнь. Да и мать делала Ирине такие замечания, что окружающие заступались за ребёнка. Угощая сахаром старшую, крохе не давала, чтобы старшей больше досталось; прикрикивала, если малышка подавала голос; могла побить, могла привязать к стулу на часы, чтобы девочка ничего не натворила в отсутствие матери. 
Георгий Эфрон
Фото: Источник
В приюте девочка прожила больше двух месяцев — и умерла. Трудно представить, как немного белоручка Марина лечила бы больную девочку, у которой бельё («мерзость») только за ночь надо было трижды менять. Плач, запахи, стирка, няни нет и не будет, наших нынешних стиральных машин тоже нет, конечно же, а ещё еду готовить снова и снова. Это не для такой мамы, которой хочется жить идеями, мыслями и немного чувствами.
О сыне Сталина молчат потому, что не подходит история Якова к образу отца-изувера. О дочери Цветаевой молчат потому, что не подходит история Ирины к образу мудрой матери.
Были попытки сказать, что Сталин ненавидел детей и мог, но не стал спасать сына из плена, однако миф об отце-чудовище не прижился. Напротив, прояснение фактов вызывает огромное уважение к этому человеку. 
Марина Цветаева
Фото: Источник
Насчет дочери Цветаевой пытались сказать, что жизнь была настолько тяжёлой, что даже любимая доченька умерла, но прояснение фактов показывает маму Марину не тем человеком, чей человеческий образ дополняет и обогащает образ поэтический.
Она гениальная поэтесса. Но когда читаю её книги и в некоторых случаях испытываю недоумение, я вспоминаю маленькую Ирочку и не пытаюсь понять странные строки. Марина Ивановна, по-видимому, сама многое писала и не понимала.
“Лучший из ныне живущих поэтов России”, по версии эмигрантского критика Осоргина, она была вне литературных течений и группировок, творя глубоко женственную и исповедальную лирику, отразившую в себе ее противоречивый внутренний путь с Белым движением, возвращением в Советскую Россию, романтическим духовным подъемом и жестоким разочарованием.
Будущая великая поэтесса, прозаик, эссеист и драматург появилась на свет в 1892 году в красивом особняке в Трехпрудном переулке в старой части Москвы, представлявшем собой фактически городскую усадьбу со множеством дополнительных строений для слуг и патриархальным бытом. Несмотря на это, семья Марины была далеко не дворянской: ее отец, Иван Владимирович Цветаев, происходил из семьи священнослужителей, но своим старанием добился известности как ученый-искусствовед, а впоследствии стал первым директором и основателем нынешнего Музея изящных искусств имени А. С. Пушкина. Ее мать, Мария Александровна Мейн, была смешанного происхождения: ее отец, директор Земельного банка, имел среди предков сербов и остзейских немцев, а мать была полькой. Брак Цветаевых не был счастливым, потому что Мария Александровна была младше мужа на двадцать один год и пережила к тому времени опыт несчастной любви, а Иван Владимирович тосковал по покойной первой жене, дочери историка Иловайского, оставившей ему двоих детей. Несмотря на это, именно брачная неудача матери была причиной того, что Марина и ее младшая сестра Ася получили замечательное домашнее образование и рано узнали шедевры мировой литературы, прежде всего немецкой. Как поэтесса позднее объясняла своему знакомому, поэту Юрию Иваску, ей не нравились Толстой и Достоевский из-за того, что “я в мире люблю не самое глубокое, а самое высокое, потому что русского страдания мне дороже гётевская радость, и русского метания — то уединение”.
Вкусы юной Марины были причудливы и интересны: в ранней юности она была поклонницей Наполеона и даже с согласия отца одна поехала в Париж смотреть спектакль о трагической судьбе сына великого императора “Орлёнок”, поступок по тем временам и смелый, и дорогостоящий, а потом назло всей эмиграции защищала Горького против Бунина, несмотря на всю разницу во взглядах. Ее мать рано умерла, оставив профессора Цветаева вдовцом во второй раз, и тут Марина с Асей получили полную свободу. Марина писала стихи, прежде вызывавшие неодобрение матери, Ася стала атеисткой и написала об этом книгу “Королевские размышления”. Что любопытно, мужей сестры себе выбрали сами.
Первым, кто предложил девушке руку и сердце, был ее старший друг поэт Эллис (Лев Львович Кобылинский), известный в те годы декадент, ставший первооткрывателем для семнадцатилетней сироты мира современной поэзии, но та ему отказала. “Слово “жених” тогда ощущалось неприличным, а “муж” (и слово и вещь) просто невозможным”, как вспоминала впоследствии Цветаева. Ее первой любовью стал друг того самого Эллиса, который, несмотря на отказ, опубликовал стихи молодой сочинительницы в своем альманахе “Мусагет”, — Владимир Оттонович Нилендер. Однако с ним у Марины ничего не получилось, что позднее она отразит в стихотворении “Невестам мудрецов”:
Они покой находят в Гераклите,
Орфея тень им зажигает взор…
А что у вас? Один венчальный флёр!
Книга Нилендера, известного в те годы специалиста по античной философии, о его любимом Гераклите сохранится у Цветаевой до конца жизни, но ее мужем было суждено стать другому. В 1911 году поэтесса поехала на отдых в Коктебель, где проводила дни в компании поэта Максимилиана Волошина, его матери и собранной вокруг “мудрого Макса” молодежи. Там она и познакомилась с худощавым голубоглазым Серёжей Эфроном, юношей необычной судьбы и происхождения. Матерью его была Елизавета Дурново, представительница древнего и знатного рода, а отцом — еврей Яков Эфрон, оба принадлежавшие к партии народников. Несмотря на то, что в семье было девять детей, родители Сергея занимались революцией всю свою жизнь, а матери даже пришлось бежать за границу с младшим сыном, где тот покончил жизнь самоубийством из-за выговора учителя, а вслед за ним ушла на тот свет и Елизавета. И полная драматизма судьба, и спокойный характер Эфрона потрясли Марину и вызвали к жизни ее, пожалуй, самое знаменитое стихотворение, где она пишет, что в “его лице трагически слились / Две древних крови” и предсказывает ему насильственный конец. В январе 1912 года они поженились, и тогда же вышел второй сборник стихов поэтессы. В том же году состоялось и другое венчание: глубоко беременная сестра Ася вышла замуж за первого мужа Бориса Трухачева, с которым через два года разведется, чтобы выйти замуж за Маврикия Минца, которому Марина посвятила стихотворение “Мне нравится, что вы больны не мной”.
В браке с Сергеем Эфроном Марина родила трех детей: Ариадну, Ирину и Георгия (“Мура”), причем последняя дочь умерла в младенчестве от болезни, вызванной как голодными революционными годами, так и небрежностью матери, откровенно не интересовавшейся этим ребенком. В то время, когда Ася разводилась с первым мужем, Марина завела роман с женщиной, рыжеволосой и зеленоглазой поэтессой Софией Парнок, которая была на семь лет старше себя. Позднее Цветаева отразила его в цикле стихов “Подруга”, имеющем также название “Ошибка”. Самое известное произведение цикла, “Под лаской плюшевого пледа…”, отражает начало ее чувственных сексуальных отношений с Парнок, которая была на семь лет старше Марины и всю оставшуюся жизнь вспоминала их давний роман. Несмотря на измену и холодность жены, Сергей Эфрон остался ей верен. Позднее он будет прощать жене все увлечения, как платонические, так и более “реальные”.
И на это были свои основания. Цветаева позднее говорила дочери Ариадне (Але), что все романы были нужны ей для стихов, и, возможно, это действительно было так. Марина писала восторженные письма другим поэтам, например, Волошину, Ахматовой (восхищения со стороны Анны Андреевны не последовало) и блестящей литературной мистификации Черубине де Габриак, которая, будучи простой учительницей Лилей Дмитриевой, выдавала себя по замыслу Николая Гумилёва за француженку-католичку. Однако только дружба с Мандельштамом вылилась как в эпистолярный роман, так и в настоящий, когда Осип Эмильевич даже посетил Москву и провел с поэтессой незабываемое время:
Откуда такая нежность?
Не первые — эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала темней твоих…
Правда, в 1914 году ей пришлось разлучиться с мужем, которого призвали в действующую армию, и долгое время его не видеть. В эти годы Цветаева открыла для себя политическую поэзию, сочиняя свой пересказ былины о Стеньке Разине и “верноподданические” стихи о царе Николае Втором, а позднее — и о Белом движении, где в Добровольческой армии сражался Сергей Эфрон. Это направление ее творчества получило всенародную известность и отразилось в поэзии самих белогвардейцев, например, Николая Евсеева, который писал:
Хорошо Марина описала
Быль про Дон, про белых лебедей.
Слов прекрасных сказано немало.
Ей хвала от доблестных людей.
Правда, это было далеко не все содержание этого писательского периода в жизни Цветаевой. В 1917 году она познакомилась с поэтом Павлом Антокольским, стихи которого слышала и раньше, и вместе с ним очутилась в студии Вахтангова, театральный быт которой ее восхитил и сподвиг на первые опыты в драматургии. Там же она встретила очаровавшего ее актера и режиссера Юрия Завадского и прототипа главной героини “Повести о Сонечке” Софью Голлидэй. Пьесы, написанные Цветаевой в те годы, исключительно просты по композиции и, как правило, разворачиваются в минувшие годы: “Фортуна” посвящена красавцу XVIII века герцогу де Лозэну, “Феникс” — Казанове. Можно сказать, что все они так или иначе были посвящены Завадскому, а позднее и Голлидэй — как написала сама Марина, вручая той пьесу “Каменный Ангел”, “Женщине — Актрисе — Цветку — Героине”. К сожалению, восторженное мнение поэтессы о подруге не оправдалась: Софья Голлидэй вышла замуж, покинула сцену и рано умерла.
В 1921 году Цветаева, переживавшая смерть дочери и потрясшую весь литературный мир России раннюю кончину Блока, получает весть о свое муже и перебирается вместе с ним в Чехословакию, заехав в Берлин и издав там несколько своих произведений военных лет. Там она остается надолго, взяв на себя заботы по обеспечению семьи, в то время как ее муж Сергей принимает решение вновь начать получать образование, поступив на филологический факультет. Непрактичным человеком Эфрон останется до конца жизни: его единственным местом работы до тайной работы на НКВД будет участие в эпизодических ролях французского немого кино, например, в ленте 1928 года “Мадонна спящих вагонов”, где Сергей сыграл роль одного из пассажиров. За это время Цветаева пережила ряд романов, в основном оставшихся эпистолярными — с критиком Александром Бахрахом, молодым Пастернаком и великим австрийцем Райнером Марией Рильке, который искренне любил русскую культуру и о встрече с которым поэтесса мечтала, пока не услышала весть о его кончине. Только один человек, Константин Родзевич, чуть не сделал так, чтобы Марина ушла от всепрощающего мужа к нему.
Как впоследствии вспоминала Ариадна Эфрон, Родзевич был “… коммунист, мужественный участник французского Сопротивления”, он “выправил начальную и печальную нескладицу своей жизни, посвятив ее зрелые годы борьбе за правое дело, борьбе за мир, против фашизма”. Вскоре таких же взглядов стал придерживаться и муж самой Марины Сергей Эфрон, и их старшая дочь. К 1921 году в среде русской эмиграции возникло направление “сменовеховства”, получившее название по сборнику “Смена вех”, высказывавшему идею о логичном продолжении коммунизма из общинного строя русского крестьянства, а также о постепенной эволюции советской власти к буржуазным формам быта и отношений. В 1925 году Эфроны переехали в Париж, где их неприятно поразило общественное расслоение и неравенство. К тому времени Сергей уже окончил университет, в семье родился долгожданный сын Георгий, а в Париже изгнанников, как им казалось, ждала безбедная жизнь в более культурно разнообразной среде эмиграции. В 1926 году Эфрон принял на себя должность выпускающего редактора журнала “Версты”, у которого вышло всего три номера, а Цветаева, пишущая поэму “Перекоп” о белогвардейцах, подверглась критике молодого поколения поэтов, среди которых выделялись Нина Берберова, Довид Кнут и Юрий Терапиано с всесильным тогда Адамовичем. Тем временем она переживает очередную утрату — гибель влюбленного в нее юноши Николая Гронского, попавшего под поезд парижского метро, и постепенное отдаление мужа и дочери, увлекшихся большевистскими идеями. Аля стала художником-графиком, подавала большие надежды, а Цветаева увлеклась молодым поэтом Анатолием Штейгером, принадлежавшим к идейно чуждому ей кружку Адамовича.
Тем временем Эфрон, написавший, что с лозунгами Белой гвардии “было легко умирать… но победить было трудно”, оказался завербован НКВД. Сначала Сергей думал, что содействует Союзу возвращения, занимавшемуся подготовкой репатриации русской эмиграции, и лишь позднее догадался об истинном начальстве, которое ежемесячно выплачивало ему зарплату. В 1937 году Ариадна уехала в Советский Союз, а через несколько месяцев после этого Париж потрясло известие, что Эфрон причастен к убийству чекиста-невозвращенца Игнатия Рейсса, и ему было поручено срочно возвращаться на покинутую родину, чтобы дать отчет в своих действиях перед НКВД. В 1939 году Цветаева с сыном последовала за мужем, которого не раз пыталась покинуть.
Через некоторое время Ариадна, Георгий и Сергей были арестованы, но только для Сергея Яковлевича тюремное заключение оказалось фатальным. В фильме “Мадонна спальных вагонов” он сыграл в небольшом эпизоде приговоренного к расстрелу, и позднее этот жизненный сценарий станет реальностью. После допроса и девятимесячного следствия, в ходе которого Эфрон ни разу не оговорил ни себя, ни сослуживцев, его расстреляли 30 июля 1941 года. Муж на 45 дней пережил знаменитую жену, которая в это время уже покоилась на Петропавловском кладбище Елабуги, где переживала эвакуацию. Депрессия Цветаевой была очевидна и уже ей привычна: так, первая попытка самоубийства — отравление — относится у поэтессы к 1910 году. Хотя больше такая ситуация не повторялась, душевное состояние Марины было надломлено арестом дочери и в особенности сына, а также невозможностью жить и печататься в новой, теперь уже советской, России. 31 августа 1941 года Марина Цветаева повесилась. Как вспоминала Лидия Чуковская, сломленная горем Марина как-то сказала ей: “Сейчас решается моя судьба… Если меня откажутся прописать в Чистополе, я умру. Я чувствую, непременно откажут. Брошусь в Каму”. В Чистополе была небольшая писательская колония, где ее знакомый, поэт и партийный функционер Асеев мог бы похлопотать о переводах для нее.
В 1944 году Георгий Эфрон, участвую в боях в составе штрафного батальона, был ранен и отправлен в госпиталь, дальнейшие его следы теряются. Ариадна Эфрон будет освобождена только в 1956 году, проведя несколько лет в лагерях и так не сумев создать семью со своим женатым поклонником Самуилом Гуревичем, которого расстреляли в 1951 году.
«Женщина, ее мир и ее поэзия» Симона Карлинского
Мало кто сделал больше, чем Симон Карлинский, чтобы донести поэтическое достижение Цветаевой до англоязычных читателей. В колонке «плюс» этой новаторской критической биографии — откровенная (хотя и краткая) оценка Карлинской ее сексуальных пристрастий, а также дореволюционный контекст, который писатели любили выражать однополые отношения; его рассказ о капризной политике русских эмигрантов в Берлине, Праге и Париже после Октябрьской революции; обращение с мужем Цветаевой, Сергеем Эфроном, который превратился из беженца из царской Белой армии в большевистского секретного агента; и его яркое описание бедности и домашнего труда, которое Цветаева пережила большую часть своей взрослой жизни, после избалованного буржуазного детства.
В отрицательной колонке — ну, почему-то не так много Марины для Цветаевой Карлинского. Вы хорошо понимаете ее движения, ее партнеров, ее историю публикации и ее критический прием. Вы понимаете, как ее политика столкнулась почти со всеми в диаспоре, левых, белых или в горошек. Вы понимаете, почему любовники могут найти ее слишком много, и почему критики женоненавистничества неправильно ее читают. Однако я упустил какое-то реальное чувство к тому, что в то время волновало так много людей о личности Цветаевой и ее письме.Как с 18 лет она нашла влиятельных друзей и сторонников? Почему она фигурирует как такой важный поэт среди русской диаспоры? И почему некоторые из самых известных поэтов ее возраста (Маяковский, Мандельштам, Белый, Пастернак, Брюсов, Блок и т. Д.) Так быстро признали ее равной или хотя бы одаренной соперницей? Большая часть ответа связана с ее использованием русского языка, который описывает Карлинский, но не может надеяться перенести на английский язык. Было ли это только ее способ с дикцией, рифмой и метром, хотя это попало под современные скины? Каким-то образом харизма Цветаевой ускользает от всего хорошо продуманного контекста.Возможно, именно это и хотел Карлинский, поэтому мы хотели бы прочитать больше ее текстов.
.
Марина Цветаева родилась в Москве. Ее отец, Иван Цветаев, был профессором истории искусств и основателем Музея изобразительных искусств им. Ее мать Мария, урожденная Мейн, была талантливой концертной пианисткой. Семья много путешествовала, а Цветаева посещала школы в Швейцарии, Германии и в Сорбонне, Париже. Цветаева начала писать стихи в раннем детстве.Она дебютировала как поэт в возрасте 18 лет с коллекцией Вечерний альбом, дань памяти ее детства.
В 1912 году Цветаева вышла замуж за Сергея Эфрона, у них было две дочери и один сын. Волшебный фонарь продемонстрировал свое техническое мастерство, а в 1913 году последовала подборка стихов из ее первых сборников. Роман Цветаевой с поэтом и оперной либреттисткой Софией Парнок вдохновил ее на цикл стихов «Подруга». Карьера Парнок остановилась в конце 1920-х годов, когда ей больше не разрешали публиковаться.Стихи, написанные между 1917 и 1921 годами, появились в 1957 году под названием «Лебедь». Вдохновленная ее отношениями с Константином Родзевичем, бывшим офицером Красной армии, она написала «Поэму горы» и «Поэму конца».
После революции 1917 года Цветаева была в ловушке в Москве на пять лет. Во время голода одна из ее дочерей умерла от голода. Поэзия Цветаевой раскрывает ее растущий интерес к народной песне и технике главных символистов и поэтов, таких как Александр Блок и Анна Ахматова.В 1922 году Цветаева эмигрировала со своей семьей в Берлин, где она присоединилась к мужу, а затем в Прагу. Это был очень продуктивный период в ее жизни — она опубликовала пять сборников стихов и ряд повествовательных стихов, пьес и эссе.
За годы пребывания в Париже Цветаева написала две части запланированной драматической трилогии. Последняя коллекция, изданная при ее жизни, «После России», вышла в 1928 году. Ее тираж, 100 пронумерованных экземпляров, продавался по специальной подписке.В Париже семья жила в бедности, доход почти целиком доходил от сочинений Цветаевой. Когда ее муж начал работать в советской службе безопасности, русская община Парижа выступила против Цветаевой. Ее ограниченные способы публикации стихов были заблокированы, и она обратилась к прозе. В 1937 году появился МОЙ ПУШКИН, одна из лучших прозаических работ Цветаевой. Чтобы заработать дополнительный доход, она также подготовила рассказы, мемуары и критические статьи.
В изгнании Цветаева чувствовала себя все более одинокой.Дружелюбная и почти нищая, она вернулась в Советский Союз в 1938 году, где уже жили ее сын и муж. В следующем году ее муж был казнен, а дочь отправлена в трудовой лагерь. Цветаева была официально подвергнута остракизму и не смогла опубликовать. После того, как в 1941 году немецкая армия вторглась в СССР, Цветаева была эвакуирована с сыном в небольшой провинциальный город Елабуга. В отчаянии она повесилась десять дней спустя, 31 августа 1941 года.
Эта страница основана на авторских правах Википедии Марина Ивановна Цветаева;
он используется в соответствии с Creative Commons Attribution-ShareAlike 3.0 Не перенесенная лицензия.
Вы можете распространять его, дословно или измененным, при условии, что вы соблюдаете условия CC-BY-SA.
,
Письмо в Амазонку Марины Цветаевой.
Una raccolta di unici epistole tra Марина Цветаева и Эдиторе (e amante).
Un amore sofferto, невозможно, «sentito» с собственными интересами Марина Цветаева, un’anima profondamente poetica, anche quando scrive в прозе.
Dalle parole della poetessa, emerge l’intensità del suo sentire, il suo andare in profondità per poi scalare le altezze vertiginose dell’essere.
«Не так уж и нужно: скажите, что вы хотите?» —
Una raccolta di undici epistole tra Марина Цветаева и его дочь (выпуск) Вишняк: один вопрос, один из двух в своем роде. Un amore sofferto, невозможный, «sentito» с собственными интересами Марина Цветаева, un’anima profondamente poetica, anche quando scrive в проза. profonditа per poi scalare le altezze vertiginose dell’essere.
«Больше не нужно: ci siete nella mia vita? Negli spazi della mia anima — № Ma nei pressi dell’anima, quel certo tra: cielo e terra, anima e corpo, cane e lupo, prima-del- Сонно е допо-иль-соньо, голубь «я нон с’энтро, нон энтро» — нон султанто во сьете, ма нон сьете че вои. «
» О, мол, Донне, Ви Ханно Амато и Ви Амеранно кон маггиор forza. Tutte — di più. Nessuna — così. Se il mio amore Resta Unico Nelle Vite, и соло в духе доппия: идентификаторы: con l’amato и con me stessa.За задание не зарекомендую себя за любовь. «Amatemi grande, amatemi bello, amatemi diverso!» За все время, как только вы поймете, что у вас есть что-то новое. Non per ciò che, secondo voi, potrei, dovrei, avrei dovuto essere. «
» Così, по мне, не является уникальным, количественным, длительным, неповторимым. Это не так, как танто, не как пунто, и не фин… и не так просто. (Не ви амо танто, ви амо.) «
» Finché vi amo, mi troverete semper tra voi me, mai in voi, o in me. В Cammino, приходите, чтобы узнать, как играть. Nessun tempo ha mai contenuto l’amore, giacché l’anima stessa lo rivera a pieni fiotti («stravedo per te»: страрипо. Да голубь!), Giacché la sua prima parola è «semper», e la sua ультима «май». «
.
«Людям трудно принять что-то, что ошеломляет их», Боб Дилан заметил в своей беседе 1991 года с журналистом Полом Золло о бессознательном и творческом процессе.
Более полувека назад великая русская поэтесса Марина Цветаева (8 октября 1892 г. — 31 августа 1941 г.) исследовала парадоксальный психологический механизм этого сопротивления в одной из восьми прекрасных работ в своей коллекции сочинений об искусстве и искусстве. Письмо, Искусство в свете совести (публичная библиотека ) — открытие, которое воплощает мою давнюю поговорку о том, что литература — это оригинальный интернет, поскольку я нашел «ссылку» на книгу в сноске в изысканной переписке Цветаевой с Пастернак и Рильке, которые в свою очередь были «связаны» с мариной Абрамовича в трогательных мемуарах.
Марина Цветаева
Цветаева пишет:
В чувстве равной культурной и политической проницательности
Не любить произведение — это, в первую очередь, самое главное, не узнавать его: не находить в нем заранее познаваемого. Первой причиной неприятия работы является неготовность к ней … Физическое отворачивание головы: на этой фотографии я ничего не вижу, поэтому не хочу на нее смотреть. — Но чтобы увидеть, нужно посмотреть; чтобы действительно увидеть, нужно очень внимательно посмотреть.Разочарование глаза, которое привыкло видеть с первого взгляда, что означает привыкание видеть по его старому следу глазами других … [глаз] привык не к акту познания, а к распознаванию.
Цветаева считает единственную позицию, с которой мы имеем право — интеллектуальную, творческую, моральную — отвергнуть идею или произведение искусства:
Единственный случай, достойный уважения, единственное законное неприятие произведения, это непринятие его в полном знании… Никто не обязан любить, но каждый не любящий человек обязан знать — во-первых, что это он не любит, а во-вторых, почему он не любит это.
В прекрасном дополнении идей своего соотечественника Льва Толстого о парадоксальной природе любви она добавляет:
Тот, кто любит только что-то, ничего не любит.
Хотя наша инстинктивная реакция на то, что мы не понимаем, состоит в том, чтобы отвергать это, Цветаева напоминает нам, что такой отказ является дезадаптивным и наносит ущерб нашей эволюции — будь то в искусстве, в политике или в нашей личной жизни. Она пишет:
Не идти вперёд (в стихах, как и во всём) — значит идти назад, то есть уходить со сцены.
Чаще всего мы отвергаем то, что восстает против существующего положения и оспаривает его, но такой отказ, замечает Цветаева, противоречит творческой силе, которая продвигает нас вперед. Еще раз, то, что верно для поэзии, верно и для самой жизни:
Нет поэта, который бы отвергал любую элементальную силу, следовательно, любое восстание.
[…]
Что не принимает (отвергает, даже изгоняет), так это человек: воля, разум, совесть.
В этом царстве у поэта может быть только одна молитва: не понимать недопустимого — позвольте мне не понимать, чтобы меня не соблазнили.Единственная молитва поэта — не слышать голоса: позвольте мне не слышать, чтобы я не мог ответить. Ибо слышать для поэта уже значит ответить, а отвечать — уже утверждать, хотя бы страстностью его отрицания. Единственная молитва поэта — это молитва о глухоте.
Дополните этот конкретный фрагмент «Искусство в свете совести» с Ханной Арендт о мышлении и знании и Андре Жиде о жизненно важной роли искусства как в принятии и восстании против реальности.
,