К механизму формирования личности а н леонтьев относит: Формирование личности по А.Н. Леонтьеву

Содержание

Этапы рождения личности по А. Н. Леонтьеву

Основные положения данной теории сводятся к следующему.

А. Н. Леонтьевым были определены и этапы развития личности, в общем смысле отраженные в образном выражении исследователя: «личность рождается дважды».

«Первое рождение» личности

«Первое рождение» протекает в дошкольном возрасте, знаменуя формирование первых иерархически выстроенных отношений и мотивов, первое подчинение неосознанных побуждений и влечений нормам общественного устройства («эффект горькой конфеты»).

Возможно определение временных рамок «первого рождения»: оно начинается ориентировочно в возрасте 3 лет и продолжается вплоть до младшего школьного возраста. Следовательно, это не единовременный, а достаточно длительный процесс.

Отдельно необходимо описать выявленный в процессе одного из экспериментов А. Н. Леонтьевым «эффект горькой конфеты». В данном исследовании принимал участие ребенок-дошкольник. Суть эксперимента была сведена к следующему. Перед ребенком было поставлено задание: достать со стола предмет, не вставая с места, при том, что стол располагался на значительном расстоянии от ребенка. Каждый раз за успешное выполнение задания ребенок получал конфету. В течение того времени, пока взрослый контролировал процесс, ребенок справлялся с заданием, как и необходимо – не вставая с места. На середине эксперимента взрослого якобы просили ненадолго выйти из кабинета, взрослый выходил (на самом деле он наблюдал за ребенком из соседней комнаты). Как только ребенок оставался один, чтобы достать предмет, он просто вставал с места, подходил его и брал. Взрослый, вернувшись в комнату и обнаружив предмет в руках ребенка, предложил ему конфету за правильно выполненное задание. Но ребенок сначала отказался от награды, а потом, когда взрослый стал настаивать, тихо заплакал.

А. Н. Леонтьев предлагал следующее объяснение данному феномену. Любое действие ребенка является объективно вписанным в систему особых отношений с окружающей действительностью. Одним из таких отношений является отношение «ребенок – взрослый», другим – «ребенок – предмет». А в связи с тем, что любое отношение субъекта к объекту может быть реализовано лишь в формате деятельности этого субъекта, движимого конкретным мотивом, А. Н. Леонтьев указывает, что действие ребенка по-разному соотносилось с двумя значимыми для него мотивами: желание взять предмет (так как за него предполагается награда), но социально одобряемым образом его получить достаточно сложно (а ребенок в таком возрасте стремится соответствовать ожиданиям взрослых). Когда экспериментатор вернулся в комнату и предложил награду за «правильно» выполненное задание, ребенок переживал конфликт мотивов, в связи с чем конфета для него была «горькой» относительно личностного смысла.

Данный эксперимент доказал, что у ребенка начался процесс соподчинения мотивов, при этом наиболее важными представляются именно социально значимые мотивы, отражающие следование социальной норме.

«Второе рождение» личности

Процесс «второго рождения» протекает в подростковом возрасте, выражаясь в оформлении умений распознавать мотивы собственной деятельности, контролировать, соподчинять их друг другу.

Непосредственно перед «вторым рождением» личность обладает уже сложившейся в результате предшествовавшей деятельности достаточно устойчивой иерархией мотивов, но оказывается перед необходимостью ее пересмотра. Это происходит потому, что все больше и больше расширяется круг социальных отношений, в которые входит ребенок, увеличивается число реализующих эти отношения видов деятельностей и возникают противоречия уже внутри круга соответствующих им социальных мотивов. Особенно отчетливо это впервые может обнаружиться, когда социально одобряемый родителями ребенка поступок (например, не пропускать ни одного урока) вдруг получает резко отрицательную оценку других учеников класса, ставших для подростка «значимыми другими».

В этом возрасте ребенок начинает ставить перед собой глобальные вопросы о том, что такое добро, что такое зло, к чему следует стремиться и чего избегать, каковы должны быть жизненные идеалы и т. п. Естественно, это требует большой работы самосознания.

Ключевым показателем прохождения этапа «второго рождения» личности выступает первый самостоятельный и ответственный поступок человека.

Рассматривая данный показатель, выделенный А. Н. Леонтьевым, исследователи теории личности В. В. Петухов и В. В. Столин предлагают еще больше сузить объем понятия «личность», указав, что личностью может быть назван лишь индивид, способный на такой поступок.

Таким образом, после «первого рождения» еще нельзя говорить о личности, а лишь о социальном индивиде, который способен воспринимать социальную норму в качестве значимого внутреннего регулятора поведения, но не задумывается при этом о потенциально возможных иных социальных нормах.

Однако социальный индивид не всегда становится личностью, так как этап «второго рождения» предполагает повышение уровня ответственности и самостоятельности личности, следствием которого может быть выявление новых проблем субъекта.

Одной из таких проблем может выступить, например, обладание большей свободой деятельности, к которой субъект не привык – и потому бежит от нее (одна из книг рассматривавшего эту проблему Э. Фромма так и называлась – «Бегство от свободы»). Тем более что индивид, решившись на поступок, всегда рискует ошибиться, выбрав не самую удачную стратегию поведения.

Формирование личности[36] . А. Н. Леонтьев

Формирование личности[36]. А. Н. Леонтьев

Эта ситуация развития приводит к тому, что вещи открываются ребенку не только в их физических свойствах, но и в том особом качестве, которое они приобретают в человеческой деятельности – в своем функциональном значении (чашка – из чего пьют, стул – на чем сидят, часы – то, что носят на руке, и т. д.), а люди – как «повелители» этих вещей, от которых зависят его связи с ними. Предметная деятельность ребенка приобретает орудийную структуру, а общение становится речевым, опосредствованным языком[37].

В этой исходной ситуации развития ребенка и содержится зерно тех отношений, дальнейшее развертывание которых составляет цепь событий, ведущих к формированию его как личности. Первоначально отношения к миру вещей и к окружающим людям слиты для ребенка между собой, но дальше происходит их раздвоение, и они образуют разные, хотя и взаимосвязанные, линии развития, переходящие друг в друга.

В онтогенезе эти переходы выражаются в чередующихся сменах фаз: фаз преимущественно развития предметной (практической и познавательной) деятельности – фазами развития взаимоотношений с людьми, с обществом[38]. Но такие же переходы характеризуют движение мотивов внутри каждой фазы. В результате и возникают те иерархические связи мотивов, которые образуют «узлы» личности…

Действительную основу личности составляет то особое строение целокупных деятельностей субъекта, которое возникает на определенном этапе развития его человеческих связей с миром.

Человек живет как бы во все более расширяющейся для него действительности. Вначале это узкий круг непосредственно окружающих его людей и предметов, взаимодействие с ними, чувственное их восприятие и усвоение известного о них, усвоение их значений. Но далее перед ним начинает открываться действительность, лежащая далеко за пределами его практической деятельности и прямого общения: раздвигаются границы познаваемого, представляемого им мира. Истинное «поле», которое определяет теперь его действия, есть не просто наличное, но существующее – существующее объективно или иногда только иллюзорно.

Знание субъектом этого существующего всегда опережает его превращение в определяющую его деятельность. Такое знание выполняет очень важную роль в формировании мотивов. На известном уровне развития мотивы сначала выступают как только «знаемые», как возможные, реально еще не побуждающие никаких действий. Для понимания процесса формирования личности нужно непременно это учитывать, хотя само по себе расширение знаний не является определяющим для него; поэтому-то, кстати говоря, воспитание личности и не может сводиться к обучению, к сообщению знаний.

они-то и образуют так называемые кризисы развития – кризис трех лет, семи лет, подросткового периода, как и гораздо меньше изученные кризисы зрелости. В результате происходит сдвиг мотивов на цели, изменение их иерархии и рождение новых мотивов – новых видов деятельности; прежние цели психологически дискредитируются, а отвечающие им действия или вовсе перестают существовать, или превращаются в безличные операции.

Внутренние движущие силы этого процесса лежат в исходной двойственности связей субъекта с миром, в их двоякой опосредованности – предметной деятельностью и общением. Ее развертывание порождает не только двойственность мотивации действий, но благодаря этому также и соподчинения их, зависящие от открывающихся перед субъектом объективных отношений, в которые он вступает. Развитие и умножение этих особых по своей природе соподчинений, возникающих только в условиях жизни человека в обществе, занимает длительный период, который может быть назван этапом стихийного, не направляемого самосознанием складывающейся личности. На этом этапе, продолжающемся вплоть до подросткового возраста, процесс формирования личности, однако, не заканчивается, он только подготавливает рождение сознающей себя личности.

В педагогической и психологической литературе постоянно указывается то младший дошкольный, то подростковый возраст как переломные в этом отношении. Личность действительно рождается дважды: первый раз – когда у ребенка проявляются в явных формах полимотивированность и соподчиненность его действий (вспомним феномен «горькой конфеты» и подобные ему), второй раз – когда возникает его сознательная личность. В последнем случае имеется в виду какая-то особая перестройка сознания. Возникает задача – понять необходимость этой перестройки и то, в чем именно она состоит.

Эту необходимость создает то обстоятельство, что чем более расширяются связи субъекта с миром, тем более они перекрещиваются между собой. Его действия, реализующие одну его деятельность, одно отношение, объективно оказываются реализующими и какое-то другое его отношение. Возможное несовпадение или противоречие их не создает, однако, альтернатив, которые решаются просто «арифметикой мотивов». Реальная психологическая ситуация, порождаемая перекрещивающимися связями субъекта с миром, в которые независимо от него вовлекаются каждое его действие и каждый акт его общения с другими людьми, требует от него ориентировки в системе этих связей. Иными словами, психическое отражение, сознание уже не может оставаться ориентирующим лишь те или иные действия субъекта, оно должно также активно отражать иерархию их связей, процесс происходящего подчинения и переподчинения их мотивов. А это требует особого внутреннего движения сознания.

В движении индивидуального сознания, описанном раньше как процесс взаимопереходов непосредственно-чувственных содержаний и значений, приобретающих в зависимости от мотивов деятельности тот или иной смысл, теперь открывается движение еще в одном измерении. Если описанное раньше движение образно представить себе как движение в горизонтальной плоскости, то это новое движение происходит как бы по вертикали. Оно заключается в соотнесении мотивов друг с другом: некоторые занимают место подчиняющих себе другие и как бы возвышаются над ними, некоторые, наоборот, опускаются до положения подчиненных или даже вовсе утрачивают свою смыслообразующую функцию. Становление этого движения и выражает собой становление связной системы личностных смыслов – становление личности.

Конечно, формирование личности представляет собой процесс непрерывный, состоящий из ряда последовательно сменяющихся стадий, качественные особенности которых зависят от конкретных условий и обстоятельств. Поэтому, прослеживая последовательное его течение, мы замечаем лишь отдельные сдвиги. Но если взглянуть на него как бы с некоторого удалении, то переход, знаменующий собой подлинное рождение личности, выступает как событие, изменяющее ход всего последующего психического развития.

Одно из изменений, за которым скрывается новая перестройка иерархии мотивов, проявляется в утрате самоценности для подростка отношений в интимном круге его общения. Так, требования, идущие со стороны даже самых близких взрослых, сохраняют теперь свою смыслообразующую функцию лишь при условии, что они включены в более широкую социальную мотивационную сферу, в противном случае они вызывают явление «психологического бунтарства». Это вхождение подростка в более широкий круг общения вовсе, однако, не значит, что интимное, личностное как бы отходит теперь на второй план. Напротив, именно в этот период и именно поэтому происходит интенсивное развитие внутренней жизни: наряду с приятельством возникает дружба, питаемая взаимной конфидентностью; меняется содержание писем, которые теряют свой стереотипный и описательный характер и в них появляются описания переживаний; делаются попытки вести интимные дневники и начинаются первые влюбленности.

Процесс развития личности всегда остается глубоко индивидуальным, неповторимым. Он дает сильные смещения по абсциссе возраста, а иногда вызывает социальную деградацию личности. Главное – он протекает совершенно по-разному в зависимости от конкретно-исторических условий, от принадлежности индивида к той или иной социальной среде…

Вопреки своей распространенности, взгляд на личность как на продукт биографии человека является неудовлетворительным, оправдывающим фаталистическое понимание его судьбы (обыватель так и думает: ребенок украл, – значит, станет вором!). Взгляд этот, конечно, допускает возможность изменить что-то в человеке, но только ценой внешнего вмешательства, силой своей перевешивающего сложившееся в его опыте. Это – концепция примата кары, а не раскаяния, награды, а не действий, которые она венчает. Упускается главный психологический факт, а именно, что человек вступает в отношение к своему прошлому, которое по-разному входит в наличное для него – в память его личности. Толстой советовал: замечай, что помнишь, что не помнишь; по этим признакам узнаешь сам себя[39].

Неверен этот взгляд еще и потому, что расширение действительности для человека происходит не только в направлении прошлого, но и в направлении будущего. Как и прошлое, будущее составляет наличное в личности. Открывшаяся человеку жизненная перспектива есть не просто продукт «опережающего отражения», а его достояние. В этом сила и правда того, что писал Макаренко о воспитательном значении ближних и дальних перспектив. То же и для взрослых. Вот какую притчу я однажды услышал на Урале от старика конюха: когда лошадь на трудной дороге начинает спотыкаться, то нужно не нахлестывать ее, а поднять ей голову повыше, чтобы дальше видела перед собой.

Личность создается объективными обстоятельствами, но не иначе как через целокупность его деятельности, осуществляющей его отношения к миру. Ее особенности и образуют то, что определяет тип личности. Хотя вопросы дифференциальной психологии не входят в мою задачу, анализ формирования личности тем не менее приводит к проблеме общего подхода в исследовании этих вопросов.

Первое основание личности, которое не может игнорировать никакая дифференциально-психологическая концепция, есть богатство связей индивида с миром. Это богатство и отличает человека, жизнь которого охватывает обширный круг разнообразной деятельности, от того берлинского учителя, «мир которого простирается от Маобита до Кепеника и наглухо заколочен за Гамбургскими воротами, отношения которого к этому миру сведены до минимума его жалким положением в жизни»[40]. Само собою разумеется, что речь идет о действительных, а не об отчужденных от человека отношениях, которые противостоят ему и подчиняют его себе. Психологически мы выражаем эти действительные отношения через понятие деятельности, ее смыслообразующих мотивов, а не на языке стимулов и выполняемых операций. К этому нужно прибавить, что деятельности, составляющие основания личности, включают в себя также и деятельности теоретические и что в ходе развития круг их способен не только расширяться, но и оскудевать; в эмпирической психологии это называется «сужением интересов». Одни люди этого оскудения не замечают, другие, подобно Дарвину, жалуются на это как на беду.

Различия, которые здесь существуют, являются не только количественными, выражающими меру широты открывшегося человеку мира в пространстве и времени – в его прошлом и будущем. За ними лежат различия в содержании тех предметных и социальных отношений, которые заданы объективными условиями эпохи, нации, класса. Поэтому подход к типологии личностей, даже если она учитывает только один этот параметр, как теперь принято говорить, не может не быть конкретно-историческим. Но психологический анализ не останавливается на этом, ибо связи личности с миром могут быть как беднее тех, что задаются объективными условиями, так и намного превосходить их.

Другой, и притом важнейший, параметр личности есть степень иерархизированности деятельностей, их мотивов. Степень эта бывает очень разной, независимо от того, узко или широко основание личности, образуемое его связями с окружающим. Иерархии мотивов существуют всегда, на всех уровнях развития. Они-то и образуют относительно самостоятельные единицы жизни личности, которые могут быть менее крупными или более крупными, разъединенными между собой или входящими в единую мотивационную сферу. Разъединенность этих, иерархизированных внутри себя, единиц жизни создает психологический облик человека, живущего отрывочно – то в одном «поле», то в другом. Напротив, более высокая степень иерархизации мотивов выражается в том, что свои действия человек как бы примеривает к главному для него мотиву-цели, и тогда может оказаться, что одни стоят в противоречии с этим мотивом, другие прямо отвечают ему, а некоторые уводят в сторону от него.

Смысловые единицы жизни могут собраться как бы в одну точку, но это формальная характеристика. Главным остается вопрос о том, какое место занимает эта точка в многомерном пространстве, составляющем реальную, хотя не всегда видимую индивидом подлинную действительность. Вся жизнь Скупого рыцаря направлена на одну цель: возведение «державы золота». Эта цель достигнута («Кто знает, сколько горьких воздержаний, обузданных страстей, тяжелых дум, дневных забот, ночей бессонных все это стоило?»), но жизнь обрывается ничем, цель оказалась бессмысленной. Словами «Ужасный век, ужасные сердца!» заканчивает Пушкин трагедию о Скупом.

Иная личность, с иной судьбой складывается, когда ведущий мотив-цель возвышается до истинно человеческого и не обосабливает человека, а сливает его жизнь с жизнью людей, их благом. В зависимости от обстоятельств, выпадающих на долю человека, такие жизненные мотивы могут приобретать очень разное содержание и разную объективную значительность, но только они способны создать внутреннюю психологическую оправданность его существования, которая составляет смысл и счастье жизни. Вершина этого пути – человек, ставший, по словам Горького, человеком человечества.

Здесь мы подходим к самому сложному параметру личности: к общему типу ее строения. Мотивационная сфера человека даже в наивысшем ее развитии никогда не напоминает застывшую пирамиду. Она может быть сдвинута, эксцентрична по отношению к актуальному пространству исторической действительности, и тогда мы говорим об односторонности личности. Она может сложиться, наоборот, как многосторонняя, включающая широкий круг отношений. Но и в том и в другом случае она необходимо отражает объективное несовпадение этих отношений, противоречия между ними, смену места, которое они в ней занимают.

Структура личности представляет собой относительно устойчивую конфигурацию главных, внутри себя иерархизи-рованных, мотивационных линий. Речь идет о том, что неполно описывается как «направленность личности», неполно потому, что даже при наличии у человека отчетливой ведущей линии жизни она не может оставаться единственной. Служение избранной цели, идеалу вовсе не исключает и не поглощает других жизненных отношений человека, которые, в свою очередь, формируют смыслообразующие мотивы. Образно говоря, мотивационная сфера личности всегда является многовершинной…

Многообразные отношении, в которые человек вступает к действительности, являются объективно противоречивыми. Их противоречия и порождают конфликты, которые при определенных условиях фиксируются и входят в структуру личности…Структура личности не сводится ни к богатству связей человека с миром, ни к степени их иерархизированности, ее характеристика лежит в соотношении разных систем сложившихся жизненных отношений, порождающих борьбу между ними. Иногда эта борьба проходит во внешне неприметных, обыденно драматических, так сказать, формах и не нарушает гармоничности личности, ее развития; ведь гармоническая личность вовсе не есть личность, не знающая никакой внутренней борьбы. Однако иногда эта внутренняя борьба становится главным, что определяет весь облик человека, – такова структура трагической личности. ‹…›

Предметно-вещественные «потребности для себя» насыщаемы, и их удовлетворение ведет к тому, что они низводятся до уровня условий жизни, которые тем меньше замечаются человеком, чем привычнее они становятся. Поэтому личность не может развиваться в рамках потребления, ее развитие необходимо предполагает смещение потребностей на созидание, которое одно не знает границ, как и всякое познание. Познание себя начинается с выделения внешних, поверхностных свойств и является результатом сравнения, анализа и обобщения, выделения существенного. Но индивидуальное сознание не есть только знание, только система приобретенных значений, понятий. Ему свойственно внутреннее движение, отражающее движение самой реальной жизни субъекта, которую оно опосредствует: мы уже видели, что только в этом движении знания обретают свою отнесенность к объективному миру и свою действенность. Не иначе обстоит дело и в случае, когда объектом сознания являются свойства, особенности, действия или состояния самого субъекта; в этом случае тоже следует различать знание о себе и осознание себя.

Знания, представления о себе накапливаются уже в раннем детстве; в несознаваемых чувственных формах они, по-видимому, существуют и у высших животных. Другое дело – самосознание, осознание своего «я». Оно есть результат, продукт становления человека как личности. Представляя собой феноменологическое превращение форм действительных отношений личности, в своей непосредственности оно выступает как их причина и субъект.

Психологическая проблема «я» возникает, как только мы задаемся вопросом о том, к какой реальности относится все то, что мы знаем о себе, и все ли, что мы знаем о себе, относится к этой реальности. Как происходит, что в одном я открываю свое «я», а в другом – утрачиваю его (мы так и говорим: быть «вне себя…»)? Несовпадение «я» и того, что представляет субъект как предмет его собственного знания о себе, психологически очевидно. Вместе с тем психология, исходящая из органистических позиций, не способна дать научное объяснение этого несовпадения. Если проблема «я» и ставится в ней, то лишь в форме констатации существования особой инстанции внутри личности – маленького человечка в сердце, который в нужную минуту «дергает за веревочки». Отказываясь, понятно, от того, чтобы приписывать этой особой инстанции субстанциональность, психология кончает тем, что вовсе обходит проблему, растворяя «я» в структуре личности, в ее интеракциях с окружающим миром. И все-таки она остается, обнаруживая себя теперь в виде заложенного в индивиде стремления проникнуть в мир, в потребность «актуализации себя»[41].

Таким образом, проблема самосознания личности, осознания «я» остается в психологии нерешенной. Но это отнюдь не мнимая проблема, напротив, это проблема высокого жизненного значения, венчающая психологию личности…

Мы привыкли думать, что человек представляет собой центр, в котором фокусируются внешние воздействия и из которого расходятся линии его связей, его интеракций с внешним миром, что этот центр, наделенный сознанием, и есть его «я». Дело, однако, обстоит вовсе не так. Мы видели, что многообразные деятельности субъекта пересекаются между собой и связываются в узлы объективными, общественными по своей природе отношениями, в которые он необходимо вступает. Эти узлы, их иерархии и образуют тот таинственный «центр личности», который мы называем «я»; иначе говоря, центр этот лежит не в индивиде, не за поверхностью его кожи, а в его бытии.

Таким образом, анализ деятельности и сознания неизбежно приводит к отказу от традиционного для эмпирической психологии эгоцентрического, «птолемеевского» понимания человека в пользу понимания «коперниковского», рассматривающего человеческое «я» как включенное в общую систему взаимосвязей людей в обществе. Нужно только при этом подчеркнуть, что включенное в систему вовсе не значит растворяющееся в ней, а, напротив, обретающее и проявляющее в ней силы своего действия.

В нашей психологической литературе часто приводятся слова Маркса о том, что человек не родится фихтеанским философом, что человек смотрится, как в зеркало, в другого человека, и, лишь относясь к нему как к себе подобному, он начинает относиться и к себе как к человеку. Эти слова иногда понимаются лишь в том смысле, что человек формирует свой образ по образу другого человека. Но в этих словах выражено гораздо более глубокое содержание. Чтобы увидеть это, достаточно восстановить их контекст.

«В некоторых отношениях, – начинает Маркс цитируемое примечание, – человек напоминает товар». Какие же это отношения? Очевидно, имеются в виду те отношения, о которых говорится в тексте, сопровождаемом данным примечанием. Это стоимостные отношения товаров. Они заключаются в том, что натуральное тело одного товара становится формой, зеркалом стоимости другого товара, т. е. такого сверхчувственного его свойства, которое никогда не просвечивает через его ткань. Маркс и заканчивает эту сноску так: «Вместе с тем и Павел как таковой, во всей его павловской телесности, становится для него формой проявления рода человек (курсив мой. – А. Л.)» [42]. Но человек как род, как родовое существо означает у Маркса не биологический вид Homo sapiens, а человеческое общество. В нем, в его персонифицированных формах человек и видит себя человеком.

Проблема человеческого «я» принадлежит к числу ускользающих от научно-психологического анализа. Доступ к ней закрывают многие ложные представления, сложившиеся в психологии на эмпирическом уровне исследования личности. На этом уровне личность неизбежно выступает как индивид усложненный, а не преобразованный обществом, т. е. обретающий в нем новые системные свойства. Но именно в этих своих «сверхчувственных» свойствах он и составляет предмет психологической науки.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Читать книгу целиком

Поделитесь на страничке

Психологические материалы — Формирование личности. А. Н. Леонтьев.

А. Н. Леонтьев

см также «краткая биография. А. Н. Леонтьев«

Фрагмент пятой главы «Деятельность и личность» из книги: Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975. С. 206-230.

Ситуация развития человеческого индивида обнаруживает свои особенности уже на самых первых этапах. Главная из них — это опосредствованный характер связей ребенка с окружающим миром. Изначально прямые биологические связи ребенок — мать очень скоро опосредствуются предметами: мать кормит ребенка из чашки, надевает на него одежду и, занимая его, манипулирует игрушкой. Вместе с тем связи ребенка с вещами опосредствуются окружающими людьми: мать приближает ребенка к привлекающей его вещи, подносит ее к нему или, может быть, отнимает у него. Словом, деятельность ребенка все более выступает как реализующая его связи с человеком через вещи, а связи с вещами — через человека.

Эта ситуация развития приводит к тому, что вещи открываются ребенку не только в их физических свойствах, но и в том особом качестве, которое они приобретают в человеческой деятельности — в своем функциональном значении (чашка — из чего пьют, стул — на чем сидят, часы — то, что носят на руке, и т. д.), а люди — как «повелители» этих вещей, от которых зависят его связи с ними. Предметная деятельность ребенка приобретает орудийную структуру, а общение становится речевым, опосредствованным языком¹.

¹См. А. Н. Леонтьев. Проблемы развития психики. М., 1972. С. 368-378.

В онтогенезе эти переходы выражаются в чередующихся сменах фаз: фаз преимущественно развития предметной (практической и познавательной) деятельности — фазами развития взаимоотношений с людьми, с обществом². Но такие же переходы характеризуют движение мотивов внутри каждой фазы. В результате и возникают те иерархические связи мотивов, которые образуют «узлы» личности…

²См. Э. Б. Эльконин. К проблеме периодизации психического развития советского школьника. «Вопросы психологии», 1971, № 4.

Действительную основу личности составляет то особое строение целокупных деятельностей субъекта, которое возни¬кает на определенном этапе развития его человеческих связей с миром.

Человек живет как бы во все более расширяющейся для него действительности. Вначале это узкий круг непосредственно окружающих его людей и предметов, взаимодействие с ними, чувственное их восприятие и усвоение известного о них, усвоение их значений. Но далее перед ним начинает открываться действительность, лежащая далеко за пределами его практической деятельности и прямого общения: раздвигаются границы познаваемого, представляемого им мира. Истинное «поле», которое определяет теперь его действия, есть не просто наличное, но существующее — существующее объективно или иногда только иллюзорно.

Формирование личности предполагает развитие процесса целеобразования и, соответственно, развития действий субъекта. Действия, все более обогащаясь, как бы перерастают тот круг деятельностей, которые они реализуют, и вступают в противоречие с породившими их мотивами. Явления такого перерастания хорошо известны и постоянно описываются в литературе по возрастной психологии, хотя и в других терминах; они-то и образуют так называемые кризисы развития — кризис трех лет, семи лет, подросткового периода, как и гораздо меньше изученные кризисы зрелости. В результате происходит сдвиг мотивов на цели, изменение их иерархии и рождение новых мотивов — новых видов деятельности; прежние цели психологически дискредитируются, а отвечающие им действия или вовсе перестают существовать, или превращаются в безличные операции.

Внутренние движущие силы этого процесса лежат в исходной двойственности связей субъекта с миром, в их двоякой опосредованности — предметной деятельностью и общением. Ее развертывание порождает не только двойственность мотивации действий, но благодаря этому также и соподчинения их, зависящие от открывающихся перед субъектом объективных отношений, в которые он вступает. Развитие и умножение этих особых по своей природе соподчинений, возникающих только в условиях жизни человека в обществе, занимает длительный период, который может быть назван этапом стихийного, не направляемого самосознанием складывающейся личности. На этом этапе, продолжающемся вплоть до подросткового возраста, процесс формирования личности, однако, не заканчивается, он только подготавливает рождение сознающей себя личности.

В педагогической и психологической литературе постоянно указывается то младший дошкольный, то подростковый возраст как переломные в этом отношении. Личность действительно рождается дважды: первый раз — когда у ребенка проявляются и явных формах полимотивированность и соподчиненность его действий (вспомним феномен «горькой конфеты» и подобные ему), второй раз — когда возникает его сознательная личность. В последнем случае имеется в виду какая-то особая перестройка сознания. Возникает задача — понять необходимость этой перестройки и то, в чем именно она состоит.

Существуют многие явления, которые отмечают этот переход. Прежде всего это перестройка сферы отношений к другим людям, к обществу. Если на предшествующих стадиях общество открывается в расширяющихся общениях с окружающими и поэтому преимущественно в своих персонифицированных формах, то теперь это положение оборачивается: окружающие люди все более начинают выступать через объективные общественные отношения. Переход, о котором идет речь, и начинает собой изменения, определяющие главное в развитии личности, в ее судьбе… Одно из изменений, за которым скрывается новая перестройка иерархии мотивов, проявляется в утрате самоценности для подростка отношений в интимном круге его общения. Так, требования, идущие со стороны даже самых близких взрослых, сохраняют теперь свою смыслообразующую функцию лишь при условии, что они включены в более широкую социальную мотивационную сферу, в противном случае они вызывают явление «психологического бунтарства». Это вхождение подростка в более широкий круг общения вовсе, однако, не значит, что интимное, личностное как бы отходит теперь на второй план. Напротив, именно в этот период и именно поэтому происходит интенсивное развитие внутренней жизни: наряду с приятельством возникает дружба, питаемая взаимной конфидентностью; меняется содержание писем, которые теряют свой стереотипный и описательный характер и в них появляются описания переживаний; делаются попытки вести интимные дневники и начинаются первые влюбленности.

Процесс развития личности всегда остается глубоко индивидуальным, неповторимым. Он дает сильные смещения по абсциссе возраста, а иногда вызывает социальную деградацию личности. Главное — он протекает совершенно по-разному в зависимости от конкретно-исторических условий, от принадлежности индивида к той или иной социальной среде…

Вопреки своей распространенности, взгляд на личность как на продукт биографии человека является неудовлетворительным, оправдывающим фаталистическое понимание его судьбы (обыватель так и думает: ребенок украл, — значит, станет вором!). Взгляд этот, конечно, допускает возможность изменить что-то в человеке, но только ценой внешнего вмешательства, силой своей перевешивающего сложившееся в его опыте. Это — концепция примата кары, а не раскаяния, награды, а не действий, которые она венчает. Упускается главный психологический факт, а именно, что человек вступает в отношение к своему прошлому, которое по-разному входит в наличное для него — в память его личности. Толстой советовал: замечай, что помнишь, что не помнишь; по этим признакам узнаешь сам себя³.

³См. Л. Н. Толстой. Поли. собр. соч. Т. 54. М., 1935. С. 31.

Первое основание личности, которое не может игнорировать никакая дифференциально-психологическая концепция, есть богатство связей индивида с миром. Это богатство и отличает человека, жизнь которого охватывает обширный круг разнообразной деятельности, от того берлинского учителя, «мир которого простирается от Маобита до Кепеника и наглухо заколочен за Гамбургскими воротами, отношения которого к этому миру сведены до минимума его жалким положением в жизни»⁴. Само собою разумеется, что речь идет о действительных, а не об отчужденных от человека отношениях, которые противостоят ему и подчиняют его себе. Психологически мы выражаем эти действительные отношения через понятие деятельности, ее смыслообразующих мотивов, а не на языке стимулов и выполняемых операций. К этому нужно прибавить, что деятельности, составляющие основания личности, включают в себя также и деятельности теоретические и что в ходе развития круг их способен не только расширяться, но и оскудевать; в эмпирической психологии это называется «сужением интересов». Одни люди этого оскудения не замечают, другие, подобно Дарвину, жалуются на это как на беду.

⁴К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 3. С. 253.

Различия, которые здесь существуют, являются не только количественными, выражающими меру широты открывшегося человеку мира в пространстве и времени — в его прошлом и будущем. За ними лежат различия в содержании тех предметных и социальных отношений, которые заданы объективными условиями эпохи, нации, класса. Поэтому подход к типологии личностей, даже если она учитывает только один этот параметр, как теперь принято говорить, не может не быть конкретно-историческим. Но психологический анализ не останавливается на этом, ибо связи личности с миром могут быть как беднее тех, что задаются объективными условиями, так и намного превосходить их.

Другой, и притом важнейший, параметр личности есть степень иерархизированности деятельностей, их мотивов. Степень эта бывает очень разной, независимо от того, узко или широко основание личности, образуемое его связями с окружающим. Иерархии мотивов существуют всегда, на всех уровнях развития. Они-то и образуют относительно самостоятельные единицы жизни личности, которые могут быть менее крупными или более крупными, разъединенными между собой или входящими в единую мотивационную сферу. Разъединенность этих, иерархизированных внутри себя, единиц жизни создает психологический облик человека, живущего отрывочно — то в одном «поле», то в другом. Напротив, более высокая степень иерархизации мотивов выражается в том, что свои действия человек как бы примеривает к главному для него мотиву — цели, и тогда может оказаться, что одни стоят в противоречии с этим мотивом, другие прямо отвечают ему, а некоторые уводят в сторону от него.

Когда имеют в виду главный мотив, побуждающий человека, то обычно говорят о жизненной цели. Всегда ли, однако, этот мотив адекватно открывается сознанию? С порога ответить на этот вопрос нельзя, потому что его осознание в форме понятия, идеи происходит не само собою, а в том движении индивидуального сознания, в результате которого субъект только и способен преломить свое внутреннее через систему усваиваемых им значений, понятий. Об этом уже говорилось, как и о той борьбе, которая ведется в обществе за сознание человека. Смысловые единицы жизни могут собраться как бы в одну точку, но это формальная характеристика. Главным остается вопрос о том, какое место занимает эта точка в многомерном пространстве, составляющем реальную, хотя не всегда видимую индивидом подлинную действительность. Вся жизнь Скупого рыцаря направлена на одну цель: возведение «державы золота». Эта цель достигнута («Кто знает, сколько горьких воздержаний, обузданных страстей, тяжелых дум, дневных забот, ночей бессонных все это стоило?»), но жизнь обрывается ничем, цель оказалась бессмысленной. Словами «Ужасный век, ужасные сердца!» заканчивает Пушкин трагедию о Скупом.

Иная личность, с иной судьбой складывается, когда ведущий мотив-цель возвышается до истинно человеческого и не обосабливает человека, а сливает его жизнь с жизнью людей, их благом. В зависимости от обстоятельств, выпадающих на долю человека, такие жизненные мотивы могут приобретать очень разное содержание и разную объективную значительность, но только они способны создать внутреннюю психологическую оправданность его существования, которая составляет смысл и счастье жизни. Вершина этого пути — человек, ставший, по словам Горького, человеком человечества.

Структура личности представляет собой относительно устойчивую конфигурацию главных, внутри себя иерархизированных, мотивационных линий. Речь идет о том, что неполно описывается как «направленность личности», неполно потому, что даже при наличии у человека отчетливой ведущей линии жизни она не может оставаться единственной. Служение избранной пели, идеалу вовсе не исключает и не поглощает других жизненных отношений человека, которые, в свою очередь, формируют смыслообразующие мотивы. Образно говоря, мотивационная сфера личности всегда является многовершинной…

Многообразные отношении, в которые человек вступает к дейcтвительности, являются объективно противоречивыми. Их противоречия и порождают конфликты, которые при определенных условиях фиксируются и входят в структуру личности. …Структура личности не сводится ни к богатству связей человека с миром, ни к степени их иерархизированности, ее характеристика лежит в соотношении разных систем сложившихся жизненных отношений, порождающих борьбу между ними. Иногда эта борьба проходит во внешне неприметных, обыденно драматических, так сказать, формах и не нарушает гармоничности личности, ее развития; ведь гармоническая личность вовсе не есть личность, не знающая никакой внутренней борьбы. Однако иногда эта внутренняя борьба становится главным, что определяет весь облик человека, — такова структура трагической личности. <…>

Психологическая проблема «я» возникает, как только мы задаемся вопросом о том, к какой реальности относится все то, что мы знаем о себе, и все ли, что мы знаем о себе, относится к этой реальности. Как происходит, что в одном я открываю свое «я», а в другом — утрачиваю его (мы так и говорим: быть «вне себя…»)? Несовпадение «я» и того, что представляет субъект как предмет его собственного знания о себе, психологически очевидно. Вместе с тем психология, исходящая из органистических позиций, не способна дать научное объяснение этого несовпадения. Если проблема «я» и ставится в ней, то лишь в форме констатации существования особой инстанции внутри личности — маленького человечка в сердце, который в нужную минуту «дергает за веревочки». Отказываясь, понятно, от того, чтобы приписывать этой особой инстанции субстанциональность, психология кончает тем, что вовсе обходит проблему, растворяя «я» в структуре личности, в ее интеракциях с окружающим миром. И все-таки она остается, обнаруживая себя теперь в виде заложенного в индивиде стремления проникнуть в мир, в потребность «актуализации себя»⁵.

Таким образом, проблема самосознания личности, осознания «я» остается в психологии нерешенной. Но это отнюдь не мнимая проблема, напротив, это проблема высокого жизненно¬го значения, венчающая психологию личности…

⁵I. Nuttin. La Structure de la personalite. Paris, 1925, p. 234.

В нашей психологической литературе часто приводятся слова Маркса о том, что человек не родится фихтеанским философом, что человек смотрится, как в зеркало, в другого человека, и, лишь (относясь к нему как к себе подобному, он начинает относиться и к себе как к человеку. Эти слова иногда понимаются лишь в том смысле, что человек формирует свой образ по образу другого человека. Но в этих словах выражено гораздо более глубокое содержание. Чтобы увидеть это, достаточно восстановить их контекст.

«В некоторых отношениях, — начинает Маркс цитируемое примечание, — человек напоминает товар». Какие же это отношения? Очевидно, имеются в виду те отношения, о которых говорится в тексте, сопровождаемом данным примечанием. Это стоимостные отношения товаров. Они заключаются в том, что натуральное тело одного товара становится формой, зеркалом стоимости другого товара, т. е. такого сверхчувственного его свойства, которое никогда не просвечивает через его ткань. Маркс и заканчивает эту сноску так: «Вместе с тем и Павел как таковой, во всей его павловской телесности, становится для него формой проявления рода человек (курсив мой. —A. Л.)»⁶. Но человек как род, как родовое существо означает у Маркса не биологический вид Homo sapiens, а человеческое общество. В нем, в его персонифицированных формах человек и видит себя человеком.

⁶К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. 23. С. 62.

ПРОЦЕСС ФОРМИРОВАНИЯ ЛИЧНОСТИ — Студопедия

Л.И. Божович выделяет два основных критерия сформировавшейся личности.

Первый критерий: человека можно считать личностью, если в его мотивах существует иерархия в одном определенном смысле, а именно если он способен преодолевать собственные непосредственные побуждения ради чего-то другого.

В таких случаях говорят, что субъект способен к опосредствованному поведению. При этом предполагается, что мотивы, по которым преодолеваются непосредственные побуждения, социально значимы. Они социальны по своему происхождению и смыслу, т.е. заданы обществом, воспитаны в человеке.

Второй критерий: способность к сознательному руководству собственным поведением. Это руководство осуществляется на основе осознаваемых мотивов-целей и принципов.

От первого критерия второй отличается тем, что предполагает именно сознательное соподчинение мотивов. (Сознательное опосредствование предполагает наличие самосознания как особой инстанции личности).

Согласно взгляду отечественной психологии – личность, как и все специфически человеческое в психике, формируется путем усвоения, или присвоения, индивидом общественно выработанного опыта.

Опыт— это система представлений о нормах и ценностях жизни человека: о его общей направленности, поведении, отношении к другим людям, к себе, к обществу в целом.

Они зафиксированы в очень различных формах – в философских и этических воззрениях, в произведениях литературы и искусства, в сводах законов, в системах общественных наград, в общественных мнениях и традициях…, вплоть до родительских указаний ребенку на то, «что такое хорошо и что такое плохо».

Рассмотрим этапы формирования личности. По образному выражению А.Н.Леонтьева, личность «рождается» дважды.

Первое ее рождение (этап) относится к дошкольному возрасту и знаменуется установлением первых иерархических отношений мотивов, первыми подчинениями непосредственных побуждений социальным нормам (зарождается то, что отражено в первом критерии личности).

Второе рождение личности начинается в подростковом возрасте и выражается в появлении стремления и способности осознавать свои мотивы, а так же проводить активную работу по их подчинению и переподчинению.

(Эта способность к самоосознанию, саморуководству, самовоспитанию и отражена во втором признаке личности, рассмотренном выше).

Каковы же механизмы формирования личности.

Этот вопрос разработан еще далеко не достаточно. Тем не менее, ряд важных механизмов в психологии выявлен и описан.

Общий механизм – сдвига мотива на цель;

Специальные механизмы – идентификации;

– освоение социальных ролей.

Это стихийные механизмы, потому что субъект, подвергаясь их воздействию, в полной мере не осознает их и уж во всяком случае сознательно ими не управляет. Они господствуют в детстве, до подросткового возраста, хотя затем также продолжают участвовать в развитии личности вместе с сознательными формами «самопостроения».

Ø Сдвиг мотива на цель.

В первые годы воспитание ребенка состоит в основном из привития ему норм поведения. Уже с первых шагов начинается формирование того, что называется «опосредствованным поведением», т.е. действий, которые направляются не непосредственными импульсами, а правилами, требованиями и нормами. Нельзя есть руками, есть ложка. При правильном тоне воспитания, достаточно дружелюбном, но настойчивом, ребенок овладевает этими нормами, начинает вести себя соответственно с ними.

При воспитании оказывается совершенно неодинаковой роль поощрения и наказания. К положительному, требуемому поведению приводит только поощрение и положительное подкрепление

Можно сказать, что ребенок на первых порах выполняет требуемое действие (цель) ради общения с матерью (мотив). Со временем на это действие «проецируется» все большее количество положительных переживаний, и вместе с их аккумуляцией правильное действие приобретает самостоятельную побудительную силу (становится мотивом).

Т.о., процесс подчиняется следующему общему правилу: тот предмет (идея, цель), который длительно и стойко насыщался положительными эмоциями, превращается в самостоятельный мотив. В таких случаях говорят, что произошел сдвиг мотива на цель или, др. словами, цель приобрела статус мотива.

Ø Механизм идентификации.

Большая роль в передаче «личностного» опыта принадлежит косвенным влияниям – через личный пример, «заражение», подражание. Характерная особенность процесса идентификации состоит в том, что он происходит, особенно на первых порах, независимо от сознания ребенка и так же не контролируется в полной мере родителями.

Идентификация играет чрезвычайно важную психологическую функцию. Оно облегчает вхождение ребенка, юноши, молодого человека в новую социальную позицию, усвоение новых отношений, образование новых личностных структур.

На более поздних возрастных стадиях чрезвычайно расширяется круг лиц, из которых выбирается образец – объект идентификации. Наступает такой момент, когда образец теряет для личности свою притягательность и субъективную значимость или ребенок разочаровывается в нем.

Ø Механизм принятия и освоения социальных ролей.

Этот механизм описывается в психологии с помощью понятия социальная позиция и социальная роль.

Социальная позиция – это функциональное место, которое может занять человек по отношению к другим людям.

Она характеризуется прежде всего совокупностью прав и обязанностей. Заняв данную позицию человек должен выполнять социальную роль, т.е. осуществлять совокупность действий, которых от него ожидает социальное окружение.

Все рассмотренные механизмы в большей степени неосознаваемы. Все они действуют, как правило, совместно, тесно переплетаясь, и усиливая друг друга (и только умственное абстрагирование позволяет рассмотреть каждый из них в отдельности).

Обратимся теперь к самосознанию, появление которого означает «второе» рождение личности.

Коротко самосознание можно определить как образ себя и отношение к себе. Такие образы и отношение неразрывно связаны со стремлением изменить, усовершенствовать себя.

Т.о., мы наметили главные функции самосознания:

— познание себя;

— усовершенствование себя;

— поиск смысла жизни.

А Н. Леонтьев. Формирование личности — Студопедия

Ситуация развития человеческого индивида обнаруживает свои особенности уже на самых первых этапах. Главная из них – это опосредствованный характер связей ребенка с окружающим миром. Изначально прямые биологические связи ребенок – мать очень скоро опосредствуются предметами: мать кормит ребенка из чашки, надевает на него одежду и, занимая его, манипулирует игрушкой. Вместе с тем связи ребенка с вещами опосредствуются окружающими людьми: мать приближает ребенка к привлекающей его вещи, подносит ее к нему или, может быть, отнимает ее у него. Словом, деятельность ребенка все более выступает как реализующая его связи с человеком через вещи, а связи с вещами – через человека. Эта ситуация развития приводит к тому, что вещи открываются ребенку не только в их физических свойствах, но и в том особом качестве, которое они приобретают в человеческой деятельности – в своем функциональном значении (чашка – из чего пьют, стул – на чем сидят, часы – то, что носят на руке, и т. д.), а люди – как «повелители» этих вещей, от которых зависят его связи с ними. Предметная деятельность ребенка приобретает орудийную структуру, а общение становится речевым, опосредствованным языком. В этой исходной ситуации развития ребенка и содержится зерно тех отношений, дальнейшее развертывание которых составляет цепь событий, ведущих к формированию его как личности. Первоначально отношения к миру вещей и к окружающим людям слиты для ребенка между собой, но дальше происходит их раздвоение, и они образуют разные, хотя и взаимосвязанные, линии развития, переходящие друг в друга.

В онтогенезе эти переходы выражаются в чередующихся сменах фаз: фаз преимущественного развития предметной (практической и познавательной) деятельности – фазами развития взаимоотношений с людьми, с обществом. Но такие же переходы характеризуют движение мотивов внутри каждой фазы. В результате и возникают те иерархические связи мотивов, которые образуют «узлы» личности.

Завязывание этих узлов представляет собой процесс скрытый и на разных этапах развития выражающийся по-разному.

Человек живет как бы во все более расширяющейся для него действительности. Вначале это узкий круг непосредственно окружающих его людей и предметов, взаимодействие с ними, чувственное восприятие и усвоение известного о них, усвоение их значения. Но далее перед ним начинает открываться действительность, ежащая далеко за пределами его практической деятельности и прямого общения: раздвигаются границы познаваемого, представляемого им мира. Истинное «поле», которое определяет теперь его Действия, есть не просто наличное, но существующее – существующее объективно или иногда только иллюзорно.

Знание субъектом этого существующего всегда опережает его превращение в определяющее его деятельность. Такое знание выполняет очень важную роль в формировании мотивов. На известном уровне развития мотивы сначала выступают, как только «знание», как возможные, реально еще не побуждающие никаких действий. Для понимания процесса формирования личности нужно непременно это учитывать, хотя само по себе расширение знаний ре является определяющим для него; поэтому-то, кстати говоря, воспитание личности и не может сводиться к обучению, к сообщению знаний.

Формирование личности предполагает развитие процесса целеобразования и соответственно развития действий субъекта. Действия, все более обогащаясь, как бы перерастают тот круг деятельностей, которые они реализуют, и вступают в противоречие с породившими их мотивами. Явления такого перерастания хорошо и постоянно описываются в литературе по возрастной, хотя и в других терминах; они-то и образуют так кризисы развития – кризис трех лет, семи лет, подросткового периода, как и гораздо меньше изученные кризисы зрелости. В результате происходит сдвиг мотивов на цели, изменение их иерархии и рождение новых мотивов – новых видов деятельности; прежние цели психологически дискредитируются, а отвечающие им действия или вовсе перестают существовать, или вращаются в безличные операции.

Внутренние движущие силы этого процесса лежат в исходной двойственности связей субъекта с миром, в их двоякой опосредованности – предметной деятельностью и общением. Ее развертывание порождает не только двойственность мотивации действий, благодаря этому также и соподчинения их, зависящие от открывающихся перед субъектом объективных отношений, в которые он вступает. Развитие и умножение этих особых по своей природе соподчинений, возникающих только в условиях жизни человека, в обществе, занимает длительный период, который может быть назван этапом стихийного, не направляемого самосознанием складывания личности. На этом этапе, продолжающемся вплоть до подросткового возраста, процесс формирования личности, однако, не заканчивается, он только подготавливает рождение сознающей себя личности.

Эту необходимость создает то обстоятельство, что чем более расширяются связи субъекта с миром, тем более они перекрещиваются между собой. Его действия, реализующие одну его деятельность, одно отношение, объективно оказываются реализующими и какое-то другое его отношение. Возможное несовпадение или противоречие’ их не создает, однако, альтернатив, которые решаются просто «арифметикой мотивов». Реальная психологическая ситуация, порождаемая перекрещивающимися связями субъекта с миром, в. которые независимо от него вовлекаются каждое его действие и каждый акт его общения с другими людьми, требует от него ориентировки в системе этих связей. Иными словами, психическое отражение, сознание уже не может оставаться ориентирующим лишь те или иные действия субъекта, оно должно также активно отражать иерархию их связей, процесс происходящего подчинения и переподчинения их мотивов. А это требует особого внутреннего движения сознания.

Конечно, формирование личности представляет собой процесс непрерывный, состоящий из ряда последовательно сменяющихся Стадий, качественные особенности которых зависят от конкретных условий и обстоятельств. Поэтому, прослеживая последовательные его сечения, мы замечаем лишь отдельные сдвиги. Но если взглянуть на него как бы с некоторого удаления, то переход, знаменующий собой подлинное рождение личности, выступает как событие, изменяющее ход всего последующего психического развития.

Существуют многие явления, которые отмечают этот переход. Прежде всего, это перестройка сферы отношений к другим людям, к обществу. Если на предшествующих стадиях общество открывается в расширяющихся общениях с окружающими и поэтому преимущественно в своих персонифицированных формах, то теперь это положение оборачивается: окружающие люди все более начинают выступать через объективные общественные отношения. Переход, о котором идет речь, и начинает собой изменения, определяющие главное в развитии личности, в ее судьбе.

Необходимость для субъекта ориентироваться в расширяющейся системе его связей с миром раскрывается теперь в новом своем значении: как порождающая процесс развертывания общественной сущности субъекта. Во всей своей полноте это развертывание составляет перспективу исторического процесса. Применительно же к формированию личности на том или ином этапе развития общества и в зависимости от места, занимаемого индивидом в системе наличных общественных отношений, перспектива эта выступает лишь как эвентуально содержащая в себе идеальную «конечную точку».

Одно из изменений, за которым скрывается новая перестройка иерархии мотивов, проявляется в утрате самоценности для подростка отношений в интимном круге, его общения. Так, требования, идущие со стороны даже самых близких взрослых, сохраняют теперь свою смыслообразующую функцию лишь при условии, что они включены в более широкую социальную мотивационную сферу, в противном случае они вызывают явление «психологического бунтарства». Это вхождение подростка в более широкий круг общения вовсе, однако, не означает, что интимное, личностное как бы отходит теперь на второй план. Напротив, именно в этот период и именно поэтому, происходит интенсивное развитие внутренней жизни: наряду с приятельством возникает дружба, питаемая взаимной конфидентностью; меняется содержание писем, которые теряют свой стереотипный и описательный характер, и в них появляются описания переживаний; делаются попытки вести интимные дневники и начинаются первые влюбленности.

Еще более глубокие изменения отмечают последующие уровни развития, включительно до уровня, на котором личностный смысл приобретает сама система объективных общественных отношений, ее выражения. Конечно, явления, возникающие на этом уровне, еще более сложны и могут быть по-настоящему трагическими, но и здесь происходит то же самое: чем более открывается для личности общество, тем более наполненным становится его внутренний мир. Процесс развития личности всегда остается глубоко индивидуальным, неповторимым. Он дает сильные смещения по абсциссе возраста, а иногда вызывает социальную деградацию личности. Главное – он протекает совершенно по-разному в зависимости от конкретно-исторических условий, от принадлежности индивида к той или иной социальной среде. Он особенно драматичен в условиях классового общества с его неизбежными отчуждениями и парциализацией личности, с его альтернативами между подчинением и господством. Само собой разумеется, что конкретные жизненные обстоятельства накладывают свою печать на ход развития личности и в социалистическом обществе. Уничтожение объективных условий, образующих преграду для возвращения человеку его действительной сущности – для всестороннего и гармоничного развития его личности, делает эту перспективу впервые реальной, но вовсе не перестраивает личность автоматически. Фундаментальное изменение состоит в другом, в том, что возникает новое движение: борьба общества за человеческую личность. Когда мы говорим: «Во имя человека, для человека» – это означает не просто для его потребления, это – для его личности, хотя при этом, конечно, подразумевается, что человек должен быть обеспечен и материальными благами, и духовной пищей.

На этом уровне прошлые впечатления, событие и собственные действия субъекта отнюдь не выступают для него как покоящиеся пласты его опыта. Они становятся предметом его отношения, его действий, и потому меняют свой вклад в личность. Одно в этом прошлом умирает, лишается своего смысла и превращается в простое условие и способы его деятельности: сложившиеся способности, умения, стереотипы поведения; другое открывается ему в совсем новом свете и приобретает прежде не увиденное им значение; наконец, что-то из прошлого активно отвергается субъектом, психологически перестает существовать для него, хотя и остается на складах его памяти. Эти изменения происходят постоянно, но они могут и концентрироваться, создавая нравственные переломы. Возникающая переоценка прежнего, установившегося в жизни, приводит к тому, что человек сбрасывает с себя груз своей биографии. Разве не свидетельствует это о том, что вклады прошлого опыта в личность стали зависимыми от самой личности, стали ее функцией?

Это оказывается возможным благодаря возникшему новому внутреннему движению в системе индивидуального сознания, которое я образно назвал движением «по вертикали». Не следует только думать, что перевороты в прошлом личности производятся сознанием, сознание не производит, а опосредствует их; производятся же они действиями субъекта, иногда даже внешними – разрывами прежних общений, переменой профессии, практическим вхождением в новые обстоятельства.

Вопреки своей распространенности взгляд на личность как на продукт биографии человека является неудовлетворительным, оправдывающим фаталистическое понимание его судьбы (обыватель так и думает: ребенок украл, значит, станет вором!). Взгляд этот, конечно, допускает возможность изменить что-то в человеке, но только ценой внешнего вмешательства, силой своего перевешивающего сложившееся в его опыте. Это – концепция примата кары, а не раскаяния, награды, а не действий, которые она венчает. Упускается главный психологический факт, а именно, что человек вступает в отношение к своему прошлому, которое по-разному входит в наличное для него – в память его личности. Толстой советовал: замечай, что помнишь, что не помнишь; по этим признакам узнаешь сам себя.

Личность создается объективными обстоятельствами, но не иначе, как через целокупность его деятельности, осуществляющей его отношения к миру. Ее особенности и образуют то, что определяет тип личности. Хотя вопросы дифференциальной психологии не входят в мою задачу, анализ формирования личности, тем не менее, приводит к проблеме общего подхода в исследовании этих вопросов.

Первое основание личности, которое не может игнорировать никакая дифференциально-психологическая концепция, есть богатство связей индивида с миром. Само собой разумеется, что речь идет о действительных, а не об отчужденных от человека отношениях, которые противостоят ему и подчиняют его себе.

Различия, которые здесь существуют, являются не только количественными, выражающими меру широты открывшегося человеку мира в пространстве и времени – в его прошлом и будущем. За ними лежат различия в содержании тех предметных и социальных отношений, которые заданы объективными условиями эпохи, нации, класса. Поэтому подход к типологии личностей, даже если она учитывает только один этот параметр, как теперь принято говорить, не может не быть конкретно историческим. Но психологический анализ не останавливается на этом, ибо связи личности с миром могут быть как беднее тех, что задаются объективными условиями, так и намного превосходить их.

Другой, и притом важнейший, параметр личности есть степень иерархизированности деятельности, их мотивов. Степень эта бывает очень разной независимо от того, узко или широко основание личности, образуемое его связями с окружающими. Иерархии мотивов существуют всегда, на всех уровнях развития. Они-то и образуют относительно самостоятельные единицы жизни личности, которые могут быть менее крупными или более крупными, разъединенными между собой или входящими в единую мотивационную сферу. Разъединенность этих, иерархивированных внутри себя, единиц жизни создает психологический облик человека, живущего отрывочно – то в одном «поле», то в другом. Напротив, более высокая степень иерархизации мотивов выражается в том, что свои действия человек как бы примеривает к главному для него мотиву-цели, и тогда может оказаться, что одни стоят в противоречии с этим мотивом, другие прямо отвечают ему, а некоторые уводят в сторону от него.

Когда имеют в виду главный мотив, побуждающий человека, то обычно говорят о жизненной цели. Всегда ли, однако, этот мотив

адекватно открывается сознанию? С порога ответить на этот вопрос нельзя, потому что его осознание в форме понятия, идей происходит не само собой, а в том движении индивидуального сознания, в результате которого субъект только и способен преломить свое внутреннее через систему усваиваемых им значений, понятий. Об этом уже говорилось, как и о той борьбе, которая ведется в обществе за сознание человека.

Смысловые единицы жизни могут собраться как бы в одну точку, но это формальная характеристика. Главным остается вопрос о том, какое место занимает эта точка в многомерном пространстве, составляющем реальную, хотя не всегда видимую индивидом, подлинную действительность. Вся жизнь Скупого рыцаря направлена на одну цель, возведение «державы золота». Эта цель достигнута («Кто знает, сколько горьких воздержаний, обузданных страстей, тяжелых дум, дневных забот, ночей бессонных все это стоило?»), но жизнь обрывается ничем, цель оказалась бессмысленной. Словами «Ужасный век, ужасные сердца!» заканчивает Пушкин трагедию о Скупом.

Иная личность, с иной судьбой складывается, когда ведущий мотив-цель возвышается до истинно человеческого и не обосабливает, а сливает ее жизнь с жизнью людей, их благом. В зависимости от обстоятельств, выпадающих на долю человека, такие жизненные мотивы могут приобретать очень разное содержание и разную объективную значимость, но только они способны создать внутреннюю психологическую оправданность его существования, которая составляет смысл и счастье жизни. Вершина этого пути – человек, ставший, по словам Горького, человеком человечества.

Здесь мы подходим к самому сложному параметру личности к общему типу ее строения. Мотивационная сфера человека даже в наивысшем ее развитии никогда не напоминает застывшую пирамиду. Она может быть сдвинута, эксцентрична по отношению к актуальному пространству исторической действительности, и тогда мы говорим об односторонности личности. Она может сложиться, наоборот, как многосторонняя, включающая широкий круг отношений. Но и в том, и в другом случае она необходимо отражает объективное несовпадение этих отношений, противоречия между ними, смену места, которое они в ней занимают.

Структура личности представляет собой относительно устойчивую конфигурацию главных внутри себя иерархизированных мотивационных линий. Речь идет о том, что неполно описывается как «направленность личности», неполно потому, что даже, при наличии у человека отчетливой ведущей линии жизни она не может оставаться единственной. Служение избранной цели, идеалу вовсе не исключает и не поглощает других жизненных отношений человека, которые, в свою очередь, формируют смыслообразующие мотивы. Образно говоря, мотивационная сфера личности всегда является многовершинной.

Многообразные отношения, в которые человек вступает в действительности, являются объективно противоречивыми. Их противоречия и порождают конфликты, которые при определенных условиях фиксируются и входят в структуру личности.

Структура личности не сводится ни к богатству связей человека с миром, ни к степени их иерархизированности; ее характеристика лежит в соотношении разных систем сложившихся жизненных отношений, порождающих, борьбу между ними. Иногда эта борьба происходит во внешне неприметных, обыденно драматических, так сказать, формах и не нарушает, гармоничности личности, ее развития; ведь гармоническая личность вовсе не есть личность, не знающая никакой внутренней борьбы. Однако иногда эта внутренняя борьба становится главным, что определяет весь облик человека, такова структура трагической личности.

Предметно-вещественные «потребности для себя» насыщаемы, и их удовлетворение ведет к тому, что они низводятся до, уровня условий жизни, которые тем меньше замечаются человеком, чем привычнее они становятся. Поэтому личность не может развиваться в рамках потребления, ее развитие необходимо предполагает смещение потребностей на созидание, которое одно не знает границ.

Как и всякое познание, познание себя начинается с выделения внешних, поверхностных свойств и является результатом сравнения, анализа и обобщения, выделения существенного. Но индивидуальное сознание не есть только знание, только система приобретенных значений, понятий. Ему свойственно внутреннее движение, отражающее движение самой реальной жизни субъекта, которую оно опосредствует; мы уже видели, что только в этом движении знания, обретают свою отнесенность к объективному миру и свою действенность. Не иначе обстоит дело и в случае, когда объектом сознания являются свойства, особенности, действия или состояния самого субъекта; в этом случае тоже следует различать знание себе и осознание себя.

Знания, представления о себе накапливаются уже в раннем детстве; в неосознаваемых чувственных формах они, по-видимому, существуют и у высших животных. Другое дело – самосознание, осознание своего Я. Оно есть результат, продукт становления человека как личности. Представляя собой, феноменологическое превращение форм действительных отношений личности, в своей непосредственности оно выступает как их причина и субъект.

Психологическая проблема Я возникает, как только мы задаемся вопросом о том, к какой реальности относится все то, что, мы знаем о себе, и все ли, что мы знаем о себе, относится к этой реальности. Как происходит, что в одном я открываю свое Я, а в другом – утрачиваю его (мы так и говорим: быть «вне себя»)? Несовпадение Я и того, что представляет субъект как предмет его собственного знания о себе, психологически очевидно. Вместе с тем психология, исходящая из органистических позиций, не способна дать научного объяснения этого несовпадения. Если проблема Я и ставится в ней, то лишь в форме констатации существования особой инстанции внутри личности – маленького человечка в сердце, который в нужную минуту «дергает за веревочки». Отказываясь, понятно, от того, чтобы приписывать этой особой инстанции субстанциональность, психология кончает тем, что вовсе обходит проблему, растворяя, Я в структуре личности, в ее интеракциях с окружающим миром. И все-таки она остается, обнаруживая себя теперь в виде заложенного в индивиде стремления проникнуть в мир, в потребность «актуализации себя».

Таким образом, проблема самосознания личности, осознания Я остается в психологии нерешенной. Но это отнюдь не мнимая проблема, напротив, это проблема высокого жизненного значения, венчающая психологию личности.

В. И. Ленин писал о том, что отличает «просто раба» от раба, примирившегося со своим положением, и от раба восставшего. Это отличие не в знании своих индивидуальных черт, а отличие в осознании себя в системе общественных отношений. Осознание своего Я и не представляет собой ничего другого.

Мы привыкли думать, что человек представляет собой центр, в котором фокусируются внешние воздействия и из которого расходятся линии его связей, его интеракций с внешним миром, что этот центр, наделенный сознанием, и есть его Я. Дело, однако, обстоит вовсе не так. Мы видели, что многообразные деятельности субъекта пересекаются между собой и связываются в узлы объективными, общественными по своей природе отношениями, в которые он необходимо вступает. Эти узлы, их иерархии и образуют тот таинственный «центр личности», который мы называем Я; иначе говоря, центр этот лежит не в индивиде, не за поверхностью его кожи, а в его бытии.

Таким образом, анализ деятельности и сознания неизбежно приводит к отказу от традиционного для эмпирической психологии эгоцентрического, «птоломеевского» понимания человека в пользу понимания «коперниковского», рассматривающего человеческое Я как включенное в общую систему взаимосвязей людей в обществе. Нужно только при этом подчеркнуть, что включенное в систему вовсе не значит растворяющееся в ней, а, напротив, обретающее и проявляющее в ней силы своего действия.

В нашей психологической литературе часто приводятся слова Маркса о том, что человек не родится фихтеанским философом, что человек смотрится, как в зеркало, в другого человека, и, лишь относясь к нему как к себе подобному, он начинает относиться и к себе, как к человеку. Эти слова иногда понимаются лишь в том смысле, что человек формирует свой образ по образу другого человека. Но в этих словах выражено гораздо более глубокое содержание. Чтобы увидеть это, достаточно восстановить их контекст.

«В некоторых отношениях, – начинает Маркс цитируемое примечание, – человек напоминает товар». Какие же это отношения? Очевидно, имеются в виду те отношения, о которых говорится в тексте, сопровождаемом данным примечанием. Это стоимостные отношения товаров. Они заключаются в том, что натуральное тело одного товара становится формой, зеркалом стоимости другого товара, т. е. такого сверхчувственного его свойства, которое никогда не просвечивает через его ткань. Маркс и заканчивает эту сноску так: «Вместе с тем и Павел как таковой, во всей его павловской телесности, становится для него формой проявления рода «человек» (курсив мой. – А. Л.)». Но человек как род, как родовое существо означает у Маркса не биологический вид homo sapiens, а человеческое общество. В нем, в его персонифицированных формах человек и видит себя человеком.

Проблема человеческого Я принадлежит к числу ускользающих от научно-психологического анализа. Доступ к ней закрывают многие ложные представления, сложившиеся в психологии на эмпирическом уровне исследования личности. На этом уровне личность неизбежно выступает как индивид усложненный, а не преобразованный обществом, т. е. обретающий в нем новые системные свойства. Но именно в этих своих «сверхчувственных» свойствах он и составляет предмет психологической науки.

37. Механизмы формирования личности.

Крайне
важный для теории личности и для практики
воспитания вопрос о механизмах
формирования личности разработан
далеко не достаточно.

К
стихийным механизмам формирования
личности можно отнести общий механизм
сдвига мотива на цель, а также более
специальные механизм идентификации и
механизм принятия и освоения ролей
социальных. Это – механизмы стихийные,
ибо субъект, подвергаясь их действию,
не осознает их в полной мере, и уж во
всяком случае, сознательно ими не
управляет. Они господствуют до
подросткового возраста, но и после
продолжают участвовать в развития
личности вместе с сознательными формами
самопостроения.

Названные
механизмы в той мере, в коей касаются
развития личности, действуют в русле
общего, генерального процесса опредмечения
потребности в общении. Этой потребности
придается в психологии все большее
значение. По фундаментальности она
приравнивается к органическим
потребностям: она столь же витальна,
ибо ее неудовлетворение приводит к
ухудшению физического состояния
младенцев и детенышей высших животных,
и даже к их гибели. Она оказывается
главной движущей силой формирования
и развития личности.

Механизм
сдвига мотива действует на всех этапах
развития личности, только с возрастом
меняются и усложняются те главные
мотивы общения, кои направляют этот
сдвиг на осваиваемые действия, – ведь
по мере роста все шире становится круг
социальных контактов и связей.

Механизм
начинает действовать с малых лет: дети
подражают родителям во всем – в манерах,
речи, одежде, занятиях. Все это
воспроизводится чисто внешне, но
одновременно усваиваются и внутренние
черты родителей. Очень ярко это
проявляется в играх ролевых, особенно
при игре в семью. Характерная особенность
идентификации – в том, что она проходит,
особенно на первых порах, независимо
от сознания ребенка, и не контролируется
полностью родителями. Это накладывает
на воспитателей особую ответственность
– за качество собственной личности.
На более поздних возрастных стадиях
чрезвычайно расширяется круг лиц, из
коих выбирается образец – объект
идентификации. Среди таковых могут
быть не только реальные люди, знакомые
или незнакомые, но и литературные герои.
Но обычно Наступает время, когда
«образец» теряет притягательность
и субъективную значимость, и это
естественно: личность восприняла от
образца нечто важное и нужное, но у нее
– свой путь. Дезактуализация образца
знаменует завершение определенного
этапа в развитии личности, ее подъем
на новую ступень: оказывается, что
сложились новые отношения, появились
новые мотивы, и это заставляет ставить
новые цели и искать новые идеалы.

Механизм
принятия и освоения социальных ролей
тоже действует с раннего, дошкольного
возраста: старший дошкольник мечтает
стать школьником, и пр. Этот механизм
во многом сходен с механизмом
идентификации, но значительно более
обобщен. Здесь часто отсутствует
персонализация осваиваемого эталона
– социальной роли или социальной
позиции. На более продвинутой фазе
индивид нередко срастается с ролью,
она становится частью его личности, и
потеря привычной роли переживается
как утрата части личности.

Освоение
социальных ролей имеет самое
непосредственное отношение к формированию
и жизни личности, ибо в ходе его:

Леонтьев А.Н. О ФОРМИРОВАНИИ СПОСОБНОСТЕЙ

А.Н.Леонтьев

О ФОРМИРОВАНИИ СПОСОБНОСТЕЙ¹

Необходимо с самого начала четко различать у человека два ряда способностей: во-первых, способности природные, или естественные, в основе своей биологические, а во-вторых, способности специфически человеческие, которые имеют общественно-историческое происхождение.

Под способностями первого рода я разумею такие способности, как способность быстро образовывать и дифференцировать условные связи, или противостоять воздействиям отрицательных раздражителей, или даже способность анализа, например, звуковых сигналов и т.п. Многие из этих способностей являются общими у человека и у высших животных. Хотя такого рода способности непосредственно связаны с врожденными задатками, они нетождественны задаткам.

По общепринятому определению, предложенному у нас Б.М.Тепловым, задатки-

это врожденные анатомо-физиологические особенности. Это особенности, которые представляют собой лишь одно из условий тех или иных способностей, а именно условие внутреннее, лежащее в самом субъекте. Таким образом, задатки вообще не психологическая категория (Теплов, 1941).

Другое дело — способности, в том числе способности, названные мной природными. Это не сами задатки, а то, что формируется на их основе. Широко принятое определение способностей состоит в том, что это свойства индивида, ансамбль которых обусловливает успешность выполнения определенной деятельности. Имеются в виду свойства, которые развиваются онтогенетически, в самой деятельности и, следовательно, в зависимости от внешних условий.

В качестве примера естественных способностей выше приведена способность быстрого образования условных связей. Конечно, у каждого нормального человека, как и у животных, имеются необходимые для этого анатомо-физиологические условия. Хорошо, однако, известен следующий факт: у животных, которые имеют большой «лабораторный опыт», выработка искусственных условных рефлексов и дифференцировок идет быстрее, чем у животных, не имеющих такого опыта. Значит, в ходе приобретения животными лабораторного опыта что-то изменяется в его возможностях, возникают какие-то внутренние изменения — животное приобретает способность более успешного решения лабораторных задач (Леонтьев, Бобнева, 1953).

То же отмечается и в том случае, когда речь идет о врожденных типологических особенностях нервной системы. Они также могут выступать в развитии не вполне однозначно: достаточно сослаться на часто цитируемые факты, характеризующие животных, воспитанных в обычных условиях, и животных с «тюремным воспитанием». Наконец, это положение остается справедливым и в том случае, когда мы обращаемся к развитию сенсорных способностей. Разве принципиально не об этом же свидетельствуют даже такие грубые факты, как например, полученные в известных старых опытах Бергера?

Итак, уже анализ простейших фактов указывает на необходимость сохранить и по отношению к природным способностям различие задатков и собственно способностей.

От естественных способностей необходимо ясно отличать способности второго рода, которые я назвал специфически человеческими. Таковы, например, способности речевые, музыкальные, конструкторские и т. п. Это приходится специально подчеркивать, потому что принципиальное своеобразие специфически человеческих способностей все еще не выявлено достаточно.

В чем же состоит различие специфически человеческих способностей и свойственных человеку естественных способностей с точки зрения их происхождений и условий формирования?

Рассмотрим с этой стороны прежде всего способности естественные, элементарные. Они формируются на основе врожденных задатков в ходе развития процессов деятельности, в том числе процессов изучения, дающих помимо образования связей, умений, навыков также определенный «формальный» результат, а именно изменение тех внутренних предпосылок или условий, от которых зависят дальнейшие возможности осуществления деятельности. Словом, их развитие идет в силу как бы «вовлеченности» задатков (или уже изменившихся в развитии внутренних условий) в деятельность и, как об этом говорится в тезисе доклада С.Л.Рубинштейна, происходит по спирали (Рубинштейн, 1959).

Совершенно очевидно, что описанный процесс есть реальный процесс, характеризующий развитие способностей человека; аналогичный процесс существует и у животных, у которых в ходе онтогенетического развития также изменяются внутренние условия поведения.

Главный вопрос состоит, однако, в том, распространяется ли сказанное о развитии способностей на все способности человека, оно имеет применительно к человеку лишь ограниченное значение и не исчерпывает существенных особенностей природы в формировании специфических для человека способностей, т.е. таких, которые присущи исключительно человеку и которые, говоря о способностях человека, мы обычно имеем в виду.

Специфически человеческие способности имеют другое происхождение, формируются существенно иначе, чем естественные способности, и, следовательно, имеют другую, как иногда говорят, детерминацию.

Сказанное необходимо вытекает из анализа процесса общественно-исторического развития человеческих способностей.

Можно признать научно установленным, что с момента появления человека современного типа процесс собственно морфогенеза останавливается. Это значит, что дальнейшее развитие человека происходит уже не в силу морфологического закрепления, действия отбора и наследственной передачи медленно накапливающихся в поколениях изменений его природы, т.е. его наследственности; что хотя действие законов биологической изменчивости и наследственности продолжается, однако эти законы перестают теперь обслуживать процесс исторического развития человечества и человека, ине они управляют им. Процесс развития с этого момента начинает управляться новыми законами — законами общественно-историческими, которые распространяются как на развитие общества, так и на развитие образующих его индивидов. Иначе говоря, в отличие от предшествующего периода — периода становления человека, действие общественно-исторических законов уже не ограничено теперь успехами его морфологическогоразвития, и эти законы получают полный простор для своего проявления.

Это составляет пункт, который является узловым для всей проблемы и который должен быть уяснен до конца. Речь идет о следующей альтернативе: либо, в отличие от сказанного, принимается, что приобретения человека в процессе общественно-исторического развития (такие, как, например, речевой слух, орудийные действия или теоретическое мышление) закрепляются и передаются наследственно в форме соответствующих задатков и что, следовательно, люди существенно отличаются друг от друга по задаткам, непосредственно выражающим эти исторические приобретения человечества; либо принимается положение, что, хотя задатки, т.е. анатомо-физиологические особенности людей, не равны (что создает также и неравенство их естественных способностей), они не фиксируют и непосредственно не несут в себе таких способностей, которые отвечают специфическим историческим приобретениям людей, и что, следовательно, способности этого рода могут воспроизводиться только в порядке их онтогенетического формирования, т.е. в качестве прижизненных новообразований.

Что касается первого из указанных положений, то, несмотря на предпринимавшиеся бесчисленные попытки дать его научное обоснование, оно остается недоказанным, так как его аргументация, в частности, фактическими данными специальных исследований неизменно оказывается мнимой, достаточно сослаться, например, на исследование Ф.Майла, полностью разоблачавшее гистологические данные Р.Бина, якобы свидетельствующие о наличии гистологических различий в структуре коры у представителей белой и черной расы, или на установленное принципиально одинаковое распределение показателей «интеллектуальных коэффициентов» родных и приемных детей в разных по своему социальному положению семьях, что, по существу, опрокидывает представление о существовании прямой связи этих коэффициентов с наследственными особенностями.

Но дело не только в научной недоказанности положения о том, что достижения общественно-исторического развития фиксируются наследственно. Главное в том, что это положение логически необходимо приводит к допущению дифференциации людей по их врожденным задаткам на «примитивных», с одной стороны, и «сверхлюдей» — с другой, что оно решительно опровергается практикой происходящих на наших глазах гигантских сдвигов в уровне духовного развития целых народов, когда страны прежде почти сплошной неграмотности на протяжении кратчайшего исторического отрезка превращаются в страны передовой культуры с многочисленной интеллигенцией и когда вместе с тем полностью стираются в этом отношении внутрирассовые и внутринациональные различия, якобы фатально предназначающие одних для физического, а других — для профессий, требующих так называемых «высших» способностей.

Другое противоположное положение исходит из того, что преемственность в историческом развитии человека не определяется действием биологической наследственности, а осуществляется благодаря возникающей только в человеческом обществе особой форме передачи достижений предшествующих поколений последующим поколениям.

Дело в том, что достижения эти фиксируются не в морфологических изменениях, далее передаваемых потомству, а в объективных продуктах человеческой деятельности — материальных и идеальных, — в форме творений человека: в орудиях, в материальной промышленности, в языке (в системе понятий, в науке) и в творениях искусства.

За всеми этими творениями людей, начиная от первого созданного человеческой рукой орудия до новейшей техники, от примитивного слова до современных высокоразвитых языков, лежит совокупный труд конкретных людей, их материальная и духовная деятельность, которая приобретает в своем продукте форму предметности. Но это значит, что и то, что проявляется в деятельности человека, т.е. его существенные свойства, способности, воплощается в продукте.

… С другой стороны, развиваясь в обществе, каждый отдельный человек встречается с миром, преобразованным и созданным деятельностью предшествующих поколений, с миром, воплотившим в себе достижения общественно-исторического развития человеческих способностей.

Но человек не просто «стоит» перед этим миром, а должен жить, действовать в нем, он должен применять орудия и инструменты, пользоваться языком и логикой, выработанными общественной практикой; наконец, он не остается равнодушным к творениям искусства и вступает в эстетическое отношение с ними.

Он, однако, не обладает готовыми задатками к тому, чтобы например, говорить на определенном языке или усматривать геометрические отношения. Хотя он, конечно, наделен задатками, но лишь задатками к способностям, которые я назвал естественными; задатки эти как бы «безлики» по отношению к исторически возникшим видам человеческой деятельности, т. е. они не являются специфическими для них. Они находятся в принципиально другом отношении к возможности развития способностей осуществлять эти специфически человеческие деятельности, чем то отношение, в котором они стоят к способностям первого рода, проявляясь в них непосредственно.

Способности человека к общественно-исторически сложившимся формам деятельности, т.е. его специфически человеческие способности, представляют собой подлинные новообразования, формирующиеся в его индивидуальном развитии, а не выявление и видоизменение того, что заложено в нем наследственностью. В этом и состоит главная особенность способностей, специфических для человека, способностей, которые имеют общественно-историческое происхождение, общественную природу.

Формирование специфически человеческих способностей представляет собой процесс очень сложный, на котором необходимо остановиться специально.

Развитие этих способностей у отдельного индивида происходит в процессе овладения им (присвоения им) того, что создано человечеством в его историческом развитии, что создано обществом …

Хочу подчеркнуть, что процесс усвоения или присвоения нельзя смешивать с процессом приобретения индивидуального опыта, что различие между ними является совершенно принципиальным.

Процесс приобретения индивидуального опыта есть, как известно, результат приспособления индивида к изменчивым условиям среды на основе врожденного, унаследованного им видового опыта, опыта, выражающего природу его вида, процесс этот свойствен всему животному миру.

В противоположность этому процесс присвоения, которого вовсе не существует у животных, есть процесс приобретения человеком видового опыта, но только не филогенетического опыта своих животных предков, а человеческого видового опыта, т.е. общественно-исторического опыта предшествующих поколений людей. Это лежит не в наследственной организации человека, не внутри, а вовне — во внешнем объективном мире, в окружающих человека человеческих предметах и явлениях. Этот мир — мир промышленности, наук и искусств— выражает в себе подлинно человеческую природу, итог ее общественно-исторического преобразования; он и несет в себе человеку — человеческое.

Овладение этим миром, присвоение его человеком и есть процесс, в результате которого воплощенные во внешней форме высшие человеческие способности становятся внутренним достоянием его личности, его способностями, подлинными «органами его индивидуальности».

Мысль об особом характере психического развития человека как процесса, в основе которого лежит передача и усвоение индивидами того, что было накоплено предшествующими поколениями, все более широко принимается в психологии.

В чем же состоит сам процесс присвоения отдельными людьми достижений развития человеческого общества, воплощенных, кристаллизованных в объективных продуктах коллективной деятельности, — процесс, который одновременно является процессом формирования специфически человеческих способностей?

Во-первых, нужно подчеркнуть, что это всегда активный со стороны субъекта процесс. Чтобы овладеть продуктом человеческой деятельности, нужно осуществить деятельность, адекватную той, которая воплощена в данном продукте.

Во-вторых, это процесс, взятый не со стороны только так называемого «материального» его результата, а прежде всего со стороны его «формального» эффекта, т.е. процесс, создающий новые предпосылки для дальнейшего развития деятельности, создающий новую способность, или функцию. Поэтому, когда, например, мы говорим, что маленький ребенок впервые овладел каким-нибудь орудием, то это значит, что в процессе его деятельности у него сформировалась способность осуществлять орудийные операции.

Однако способность к этим операциям не может сформироваться у ребенка под влиянием самого орудия. Хотя эти операции объективно воплощены в орудии, для ребенка, субъективно, они только заданы в нем. Они открываются ему лишь в силу того, что его отношения к предметному миру опосредствованы его отношениями к людям. Взрослые показывают ребенку способ действия с орудием, помогают ему адекватно употреблять его, т.е. строят у него орудийные операции. Этим — если иметь в виду ранние этапы развития — они перестраивают как бы самую логику движений ребенка и создают у него в качестве новообразования способность к орудийным действиям.

Не иначе, конечно, обстоит дело и в том случае, когда перед ребенком стоит задача овладеть словом, понятием, знанием, т.е. явлениями идеальными.

Замечу, кстати, что реализация процесса присвоения составляет ту функцию человеческого обучения, которая качественно отличает его от обучения животных, единственная функция которого есть приспособление.

Необходимо сделать еще одно замечание в связи с вопросом о соотношении между задатками и естественными способностями, с одной стороны, и высшими, специфически человеческими способностями — с другой. Выше сказано, что первые являются как бы «безликими» по отношению ко вторым. Это значит, что, хотя они и составляют обязательное условие развития высших, специфически человеческих способностей, они положительно не определяют их содержания. Например, для развития речевого слуха необходимо, конечно, наличие известных задатков; однако сформируется ли у ребенка необходимая для восприятия речи способность специфического тембрового анализа звуков, определяется не непосредственно этими задатками, а характером языка, которым данный ребенок овладевает, что же касается роли самих задатков, то они обусловливают лишь некоторые индивидуальные особенности как хода самого процесса формирования данной способности, так и его конечного продукта. При этом выявляются широчайшие возможности так называемой моносистемной компенсации, так что одна и та же специфическая способность может иметь в качестве своей естественной основы разные ансамбли задатков и соответствующих им естественных способностей.

Все эти положения определяют, однако, только самый общий подход к проблеме формирования специфически человеческих способностей. Реализация же этого подхода в исследовании наталкивается на довольно серьезные затруднения и ставит ряд вопросов, нуждающихся в конкретной разработке.

Одним из важнейших вопросов, требующих специального исследования, является вопрос о природе конкретных механизмов, которые составляют основу способностей, развивающихся у человека в порядке прижизненно складывающихся новообразований.

Вопрос этот возникает из следующей контроверзы. С одной стороны, как было сказано, специфически человеческие способности не передаются в порядке действия биологической наследственности, т. е. в форме задатков. С другой стороны, невозможно, конечно, допустить существование таких способностей, которые не имели бы своего материального субстрата, своего органа. Ведь способность есть свойство, готовое к проявлению, к функционированию.

Но тогда спрашивается, что же именно функционирует, когда речь идет о специфически человеческих способностях, не имеющих своей специальной и прямой основы во врожденных морфологических органах — задатках?

Решение этого сложного вопроса было подготовлено успехами развития физиологии высшей нервной деятельности (В первую очередь я имею в виду классические работы И.П.Павлова и его школы, а также работы А.А.Ухтомского). Оно было подготовлено и многими психологическими исследованиями, посвященными формированию и строению высших психических функций человека.

Принципиальный ответ на этот вопрос состоит в том, что в процессе формирования у человека деятельности, адекватной предметам и явлениям, воплощающим человеческие способности, у него прижизненно формируются также и способные осуществлять эту деятельность функциональные мозговые органы, представляющие собой устойчивые рефлекторные объединения или системы, которым свойственны новые специальные отправления.

Хотя возможность прижизненного формирования функциональных мозговых органов мы находим уже у высших животных, однако только у человека они впервые становятся реализующими подлинные новообразования, а их формирование становится важнейшим принципом онтогенетического развития.

Чтобы экспериментально проследить формирование механизмов специфически человеческих способностей и изучить их строение, мы последние годы занимались у нас в лаборатории исследованием специфически человеческого слуха. Мы рассуждали при этом так. Человек живет в мире звуков, созданных людьми — в мире музыки, в мире слышимой речи. У него вырабатывается поэтому особый человеческий слух, т.е. способность анализировать специфические особенности этого — человеческого— мира звуков.

Я не буду останавливаться на деталях и перейду прямо к важнейшим результатам, которые мы получили. Оказалось, во-первых, что интересовавшие нас звуковысотные различительные пороги у этих испытуемых резко упали. Во-вторых, мы получили явление переноса на звуки другого тембра. Наконец, в-третьих, громкое пропевание сравниваемых звуков стало естественно уступать свое место пропеванию «про себя» с несомненной тенденцией к образованию внутреннего, мысленного «представления», по выражению Б.М.Теплова (Теплов, 1947), высоты звуков, т.е. той именно способности, которая и является необходимым условием музыкальной деятельности.

Нам, таким образом, удалось увидеть в лаборатории, в условиях точных записей и измерений рождение, формирование подлинного новообразования, подлинно новой для данных испытуемых способности, в основе которой лежал новый фундаментальный механизм анализа основной высоты сложных разнотембровых звуков.

Вместе с тем мы убедились в том, что эту способность в случаях, когда она стихийно, сама собой не сформировывалась, можно активно строить.

Сказанное выше, разумеется, не исчерпывает проблемы способностей. Вместе с тем я думаю, что выдвинутое мной положение об особой природе и особом процессе формирования специфических способностей человека как прижизненно складывающихся образований имеет не только общее, отвлеченное значение, но и позволяет ориентировать конкретные исследования в этой труднейшей области.

Речь идет о том, чтобы не ограничиваться анализом готовых, уже сложившихся способностей или описанием процесса их онтогенетического развития в условиях, когда соответствующая способность уже фактически определилась, а вести исследование дальше, экспериментально изучая механизмы их формирования.

Именно исследованиям, идущим по этому пути, по-видимому, и будет принадлежать последнее слово в спорных вопросах проблемы высших человеческих способностей.

¹А.Н.Леонтьев О формировании способностей// Вопросы психологии. – 1960. – № 1. – С. 13-21.

Расстройства личности, Введение — Патопсихология

Расстройства личности

Введение

Прежде чем перейти к анализу изменений личности, следует остановиться на некоторых фундаментальных принципах общей психологии. Как известно, кризис эмпирической психологии привел к началу XX века. к новому взгляду на предмет и методы психологической науки. Исследования Л.С. Выготского, Π. Н. Блонский, Б. Г. Ананьев, С. Л. Рубинштейн, А. Леонтьев — в СССР, К.Левин, К. Бюлер-заграницей были нацелены на поиск новых путей психологического исследования, а именно не на изучение отдельных процессов, а на систематический целостный анализ психологической деятельности. Преодоление кризиса эмпирической психологии неизбежно привело к проблеме строения и становления личности, к проблеме сознания и деятельности. В своей книге «Проблемы общей психологии» С.Л. Рубинштейн прямо указывает, что введение в психологию понятия личности означает прежде всего объяснение психических явлений из реального бытия человека как реального существа, в его взаимоотношениях с материальным миром. ,

В качестве попытки преодолеть кризис традиционной психологии следует также рассматривать исследования в области дифференциальной, индивидуальной психологии, типологии. Однако, несмотря на рост числа этих исследований, было ясно, что они не раскрывают психологию человека. На это в разное время указывали С. Л. Рубинштейн, А. Н. Леонтьев, В. С. Мерлин и другие. С.Л. Рубинштейн писал, что индивидуальные свойства индивида не тождественны личностным свойствам индивида, т.е.свойства, характеризующие личность. О необходимости разделения понятия «личность» и идентичность пишут почти все советские психологи: Б.Г. Ананьев, Б.Ф. Ломов, С.Л. Рубинштейн, Ш. А. Надирашвили, А. В. Петровский, В. А. Петровский.

Незаконность подмены психологии личности исследованиями в области дифференциальной, типологической психологии отмечали зарубежные психологи (К. Левин, К. Роджерс, Г. Олпорт).

Пути исследования психологии личности наметили советские психологи.Опираясь на марксистскую теорию социальной природы психики, советская психология рассматривала индивида как продукт социально-исторического развития, взяв за основу положения К. Маркса: «Что такое жизнедеятельность индивидов, таковы они? самих себя?» [1, 119]. Исследования личности в советской психологии проводились в основном в двух направлениях. В некоторых исследованиях изучалась сама структура деятельности, мотивов (А.Н. Леонтьев и сотрудники), соотношение сознания и деятельности (С.Л. Рубинштейн и сотрудники).К этой линии относятся работы В. Н. Мясищева, посвященные проблеме отношения, работы грузинской школы Д. Н. Узнадзе, Д. А. Прангишвили, а также исследования Б. Г. Ананьева.

Из зарубежных психологов структуру мотивов, состояний потребности изучали такие ученые, как К. Левин, Г. Олпорт, А. Маслоу.

Еще одно направление исследования личности — способ формирования личностных характеристик, черт характера в процессе обучения и воспитания (А.В. Запорожец, Д.Б. Эльконин, П.Ya. Гальперин). Сам педагогический процесс становится предметом изучения психологов (Л.И. Божович, Л.С. Славина, В.М. Неверович). В этих исследованиях исследуются условия, под влиянием которых у детей формируются определенные личностные характеристики.

Если в зарубежной психологии устанавливается феноменология влияния социальных факторов на развитие ребенка, то работа советских исследователей ставит вопрос об анализе самого процесса формирования этих черт, изучении его психологической природы.В этих исследованиях делается попытка активно сформулировать эти особенности, т.е. личность изучается в процессе целенаправленного воспитания (работы А.Г. Ковалева, А.Л. Шнирмана, А.А. Бодалева и др.).

Многие работы посвящены возрастным особенностям личности. Во всех этих исследованиях поднимался вопрос о возникновении этических мотивов, способности действовать по нравственным нормам (Д.Б. Эльконин, Л.И. Божович, Л.С. Славина), о позиции Выготского о возникновении «внутренних инстанций» у ребенка. определенный личностный показатель, возникающий на определенном возрастном уровне.

Особенно продуктивным в изучении личности стало введение и развитие (А. Н. Леонтьев и его коллеги) понятий «личностный смысл» и ценности ». В своей книге «Проблемы развития психики» А.Н. Леонтьев пишет, что «значение есть отражение действительности, независимо от личного отношения индивида к своей персоне» [110, 291]. Ценность — это обобщение действительности, зафиксированное в слове: «Став фактором индивидуального сознания, значение ns теряет свой объективный смысл.«А.Н. Леонтьев выделяет единицу сознания, которая не совпадает со смыслом, является« субъективным личностным смыслом сознательного содержания ».« Смысл, — пишет А.Н. Леонтьев, — создается объективным отношением, отраженным в человеке, в голове того, что побуждает его действовать, к тому, на что его действие направлено как его непосредственный результат. Другими словами, осознанное значение выражает отношение мотива к цели [110, 225]. Введение этого понятия — это попытка анализа сознательной активной деятельности испытуемого.Разграничение понятий смысла и личностного смысла позволило сделать предметом конкретно-психологического анализа структуру деятельности, структуру потребностей человека, его мотивы. Позволяет проследить динамику мотивов, их иерархическое построение. Особенно четко это сформулировал А. II. Леонтьев в своем докладе на XVIII Международном конгрессе психологов в Москве (1966). Смысл порождается не ценностями, а соотношением между мотивом действия и тем, на что действие направлено как его прямой результат, т.е.е. его цель [119, 9].

Подчеркивая, что мотивы и цели могут изменяться, А. Н. Леонтьев подчеркивает, что цель, изначально не имевшая мотива для самого субъекта, может обрести его и стать мотивом: мотив смещается в сторону цели, в результате чего действие превращается в самостоятельная деятельность. Смена мотивов меняет не смысл действия, а их личное значение для человека.

Введение и одновременно разбавление понятий значения и смысла позволяет преодолеть разрыв между сферой сознания, мышления и сферой мотивов, потребностей.Таким образом, сам А. Н. Леонтьев формирует эвристику введения этого понятия: «Введение этого понятия позволяет преодолеть также те психологические концепции, которые исходят из признания двух различных сфер, действующих друг на друга. Одна — это сфера сознательного мышления, сознание, другой — сфера потребностей и мотивов. Разумеется, мы должны различать эти сферы. Но они образуют единую структуру — внутреннюю структуру самого сознания »[111, 11].

В последние годы исследования указанных положений развиваются: в теоретическом плане внимание обращается на функцию регуляции, саморегулирования [67; 68; 185]. Эта проблема была связана с проблемой семантических систем [14 и др.]. Семантические системы — это система основных личных отношений. Они связаны с мировоззрением, ценностными идеями, самооценкой («Я-есть»). А.Г. Асмолов правильно указывает, что центральным признаком семантических образований является их продукция из социальной ситуации, положения человека в обществе, из взаимодействия мотивов, заданных этой ситуацией, из совокупности действий.Однако эти системы чувств также имеют собственное движение, «свою внутреннюю динамику».

В нашей книге нет возможности останавливаться на всех направлениях, по которым происходит изучение личности. Следует отметить, что способ изучения структуры деятельности, мотивов, их иерархии и построения, а также способ изучения их формирования являются основными аспектами исследований в области психологии личности.

Эти два аспекта составляют

Защитный механизм, который, вероятно, будет использовать каждая личность MBTI

[dropcap] Я [/ dropcap] t был известным психоаналитиком, Зигмундом Фрейдом, который представил концепцию защитных механизмов — тему, которую его дочь Анна Фрейд позже раскрыла в своей книге «The Эго и механизмы защиты ». Фрейд предположил, что, когда эго сталкивается с информацией или переживаниями, которые противоречат его самосхеме, оно рефлекторно задействует механизмы психологической защиты, чтобы защитить себя от психологического стресса, связанного с тревогой, депрессией и низкой самооценкой, которые могут возникнуть в результате принятия.

Использование механизмов психологической защиты, кажется, проистекает из потребности эго в психологической и эмоциональной стабильности. Эго формирует представление о себе и проводит границы того, что принимает и не принимает как часть своей идентичности. У каждого человека есть чувства, мысли и импульсы, существующие в нашей психике, на которые не действуют, потому что они либо считаются неуместными по социальным стандартам, либо потому, что они противоречат личным стандартам или убеждениям, которых придерживается «идеал эго» человека.Существует множество типов защитных механизмов, многие из которых полезны при зрелом использовании, например юмор, альтруизм и сублимация. Другие формы, такие как проекция, отрицание и «отыгрывание», считаются нездоровыми и являются результатом недостатка самопознания.

В MBTI защитные механизмы могут препятствовать развитию эго и процессу индивидуации и интеграции. Нездоровое или незрелое использование когнитивных функций, вероятно, ведет к искаженным и фальсифицированным представлениям о реальности для защиты эго.Вот взгляд на защитный механизм, который вы, скорее всего, будете использовать в зависимости от вашего типа Майерса Бриггса.

INTP

Интеллектуализация : Обесценивание эмоциональных аспектов ситуации и их стерилизация антисептиком логики и разума. Во многом из-за дискомфорта, который испытывают INTP, когда сталкиваются с чувствами как других, так и своими собственными. Это может быть примером попытки INTP нейтрализовать нежелательные или подавляющие эмоции, которые они испытывают, или когда они не хотят признавать важность Fe как актуальную или даже заслуживающую рассмотрения.INTP часто подавляет свои собственные чувства и отталкивает их в бессознательное, потому что они не могут эффективно их выразить. Логика и рациональность безопасны и удобны для них, но игнорирование эмоциональных аспектов может вызвать недостаток сочувствия и понимания чувств других.

INTJ

Рационализация : Подобно интеллектуализации, но этот защитный механизм может быть примером INTJ, который не желает брать на себя вину и может подсознательно переосмыслить проблемную ситуацию таким образом, чтобы ложно оправдать свои действия или недооценивает свою роль в конфликте.Вредно, потому что человек не может учиться на своих ошибках и, скорее всего, будет их повторять. Распространен среди людей, склонных к зацикливанию, людей с плохо развитыми оценочными функциями и людей, злоупотребляющих своей N. INTJ действительно размышляют над своими действиями и беспристрастно пересматривают свои внутренние переживания и пытаются оценить и рационализировать то, что пошло не так. Их выводы могут быть склонны к предвзятости, когда они неправильно приписывают действия других недостаткам в их характере, приписывая собственное плохое поведение внешним и ситуативным причинам, находящимся вне их контроля.

ENTP

Компенсация : Средство уравновешивания своих недостатков в одной области с превосходством в другой. Это может быть сделано в попытке сохранить самооценку после неудачи и сопутствующего ощущения неадекватности. При правильном использовании может быть позитивным и конструктивным, но в худшем случае может использоваться как форма отклонения, чтобы поверхностно замаскировать или затушевать негативные аспекты самих себя. Также включает преувеличение своей важности, достижений или положительных качеств, чтобы избежать критики за отрицательные качества.Вредно, потому что человек не может противостоять своим слабостям и недостаткам, становясь неспособным к настоящему совершенствованию. Часто встречается у людей, склонных к образованию петель или хвата, у людей, злоупотребляющих функцией Ti или Ni, а также у людей с уровнем развития эго примерно 3.

ENTJ

Изоляция : Отделение неприятных или стрессовых эмоций от сознательных мыслей. Разделение памяти и эмоций, чтобы избежать стресса или беспокойства, которые могут возникнуть при воспоминании / переживании негативной ситуации.Человек делает это, чтобы не позволить негативным эмоциям, связанным с определенными мыслями, влиять на поведение или перетекать в другие области жизни. Например, человек, который стойко переносит чрезмерное разочарование на работе, но эмоционально отстраняется, чтобы сохранить приличия. Вредно, потому что непризнание эмоций мешает человеку избавиться от негативного прошлого опыта. Часто встречается у людей, переживших травму, а также у людей с плохо развитой функцией F.

INFP

Избегание : Избегание ситуаций, вызывающих тревогу или стресс, часто из-за того, что вы чувствуете себя неспособным напрямую противостоять проблеме. Например, INFP могут похолодеть в день свадьбы и стать сбежавшей невестой. Имитация болезни или какое-либо другое правдоподобное оправдание будет использовано, чтобы избавить их от столкновения с причиной их стресса. Вреден, потому что проблемы с течением времени усугубляются, размножаются или усугубляются, снижая самооценку до беспомощности или безнадежности.Часто встречается у Пс, склонных к прокрастинации, у Ф, склонных к избеганию конфликтов, у Н, которые не хотят иметь дело с фактами и деталями, у интровертов, которые хотят закрыться от мира, и у экстравертов, которые хотят избежать саморефлексии.

INFJ

Идеализация и отыгрывание : Формирование чрезмерно высокого мнения о ком-то или чем-то такого, что эти качества воспринимаются как лучшие, чем на самом деле. Это может проявляться в том, что INFJ ставят на пьедестал людей, которыми они восхищаются или любят, или сосредотачиваются на положительных аспектах ситуации, избегая или преуменьшая отрицательные.Это может привести к разочарованию из-за нереалистичного и бредового идеализма и страха столкнуться с болезненной или неудобной истиной. Кроме того, известный дверной проем INFJ, вероятно, является примером отыгрывания. Будь то буквально хлопок дверью или метафора исключения кого-то из своей жизни, как правило, это агрессивное выражение гнева, которое они обычно не проявляют. Отыгрывание — это защитный механизм, который возникает из-за сдерживаемого разочарования, которое может развиться, когда INFJ чувствует себя подавленным или не может эффективно выражать себя.

ENFP

Фантазия : Отрыв от реальности в мире бегства от действительности, когда жизнь идет не так, как они хотели. В своем воображении они формируют реальность, которую желают, и могут потеряться в ней, все больше разочаровываясь в реальном мире. Они начинают смотреть на себя нереалистично и у них возникают бредовые ожидания в отношении себя и других. Они принимают желаемое за действительное и тем самым избегают чувства неудачи, горя или разочарования.Вредно, когда фантазия используется вместо эффективных действий для улучшения себя или условий жизни, что приводит к застреванию в колее. Часто встречается у типов Ne, у Ns с плохо развитой S-функцией и у людей с плохо развитыми экстравертными функциями.

ENFJ

Идентификация : Отражение характеристик других как средство достижения общественного признания или избежания социального наказания. Это может быть использовано как инструмент социального выживания, чтобы снискать расположение человека, которого считают угрожающим или опасным.Примером этого может быть некурящий, который берет сигареты, чтобы приспособиться к группе курящих друзей. Более пагубный пример — это тот, кто восхищается жестоким родителем и идет по его стопам, одобрения которого они желают. Вредно, когда человек избегает ответственности за продолжение оскорбительного, манипулятивного, эксплуататорского, агрессивного или насильственного поведения. Часто встречается у людей с уровнем развития эго 2, а также у F с плохо развитой Т-функцией.

ISTP

Пассивная агрессия: Трудности или нежелание выражать гнев напрямую либо из-за социального запрета, либо из-за страха наказания.Использование пассивных или скрытых средств для выражения (неподтвержденного) чувства неудовлетворенности по отношению к человеку / объекту / событию, часто потому, что человек не может справиться с социальными последствиями напористости и правдивости. Может отказываться от сотрудничества при выполнении обязанностей и удовлетворении требований других, может намеренно игнорировать кого-либо, когда с ним разговаривают, и может иметь негативное отношение к его ситуации, например к своей работе, и к окружающим. Вредно, потому что такое поведение создает проблему в интимных отношениях и потому, что человек с большей вероятностью заработает репутацию недостоверного или ненадежного (поскольку пассивная агрессия легко обнаруживается другими).Часто встречается у людей с низким эмоциональным интеллектом из-за нездоровой функции F.

ISFP

Социальное сравнение: Когда эго пострадало в результате какого-либо несчастья, ISFP может сравнить свое положение с положением кого-то, кто находится в худшем положении, чем он сам, чтобы почувствовать себя лучше. Это называется «социальным сравнением», защитным механизмом, при котором человек может искусственно повысить самооценку, сравнивая его с кем-то, у кого оно хуже, или с кем-то более обеспеченным, с кем у него есть что-то общее.Например, человек может чувствовать себя неуверенно в своей борьбе с похуданием, но может утешаться, зная, что он не мама Джун. Напротив, их может воодушевить история об известном человеке, который однажды боролся с потерей веса и достиг своих целей. Этот защитный механизм вреден, потому что он приводит к ослаблению самоощущения и мешает человеку развить подлинную уверенность в себе и реалистичное представление о себе. Часто встречается у людей с уровнем развития эго 2, а также у людей, которые злоупотребляют своими функциями Fe, Te или Se.

ESFP

Acting Out: Внезапное отклонение от контроля над импульсами и соблюдение приемлемого социального поведения. ESFP в ответ на ограничение со стороны властей и властных фигур может восстать и проявить безрассудство и вызывающее поведение. Это может включать антиобщественные действия и злоупотребление наркотиками и алкоголем. Этот защитный механизм также может быть вызван трагической потерей или эмоциональной болью, с которой они не могут справиться конструктивно.Это также может быть сделано для привлечения внимания или для снятия эмоционального напряжения, которое они не могут выразить словами. Проявление экстремального и / или дисфункционального поведения, обычно из-за невозможности использовать обычные средства для обработки чувств разочарования, гнева, неудовлетворенности, печали или несчастья. Вреден, потому что сдерживаемые эмоции бессознательно приводят к агрессивным, деструктивным или насильственным действиям. Часто встречается у людей с низким уровнем развития эго.

ESTP

Разделение на части : Подсознательно c Реализует строгое разделение чувства себя на отдельные части, что снижает осознание и ответственность за свои действия (например,грамм. строго отделяя частную жизнь от публичной личности). Примером может служить полицейский, который арестовывает преступников, связанных с наркотиками, но позже идет домой, чтобы выкурить крэк и трахнуть проституток. Или проповедник, который проповедует грех прелюбодеяния, но имеет тайные связи вне брака и сохраняет две системы ценностей отдельными и не интегрированными, не осознавая когнитивного диссонанса. Вредно полагать, что разные роли, которые человек занимает, могут использоваться для оправдания непоследовательного, аморального или лицемерного поведения.Распространен среди людей с низким уровнем развития эго, а также с нездоровыми доминантами Fe и Te.

ISTJ

Репрессия : Эта защита представляет собой бессознательную или сознательную попытку забыть или заблокировать мысли, чувства, импульсы или воспоминания, которые воспринимаются как угрожающие или нежелательные. Неприемлемые аспекты эго скрываются от сознательного осознания только для того, чтобы проявляться в неожиданных и символических формах. Обычно это делается из-за принуждения к соблюдению социальных или религиозных стандартов и кодексов поведения или просто как средство выживания.Обычные примеры можно найти в консервативных религиозных людях с очень строгими и разумными ценностями, которые воздерживаются от форм поведения и образа жизни, которые считаются пороками. Подавление может быть связано со стыдом, связанным с воспоминаниями, который приводит к торможению в какой-то связанной области. Вредно, потому что чувство собственного достоинства человека становится фрагментированным, а непризнание фактов ведет к ошибочным убеждениям или неэффективным действиям. Часто встречается у людей, страдающих травмой, а также у людей с низким уровнем развития эго.

ISFJ

Формирование и отмена реакции: Чрезмерная компенсация нежелательных или неприемлемых мыслей, чувств или импульсов, стараясь изо всех сил выражать противоположное тому, что они на самом деле чувствуют или хотят. Обычно это происходит из-за чувства вины, например, когда ISFJ признает чувства, которые они испытывают к другому человеку вне их романтических отношений, и вместо того, чтобы обмануть, приложит особые усилия, чтобы продемонстрировать, насколько сильно они любят своего партнера и как они не заинтересованы в этом другом. человек.Они могут втайне ненавидеть свою работу или начальника, но по какой-либо причине могут чувствовать вину, стыд или страх из-за того, что выражают это чувство, и, следовательно, предпринимают чрезмерные попытки продемонстрировать, насколько сильно они любят свою работу и своего начальника. Из-за раскаяния они также могут изо всех сил совершать чрезмерные добрые дела, чтобы исправить зло, которое они подсознательно совершили по отношению к кому-то.

ESFJ

Проекция : Приписывание нежелательных характеристик, слабостей, мыслей, чувств или импульсов другому человеку, который фактически не страдает ими (из-за отсутствия понимания самого себя).Вреден, потому что порождает грубое недопонимание, разрушающее отношения, и потому, что отрицание личных слабостей делает невозможным самосовершенствование. Часто встречается у людей с низким уровнем развития эго. ESFJ избегают конфликтов и чувствительны к критике за их недостатки и неуверенность (в том числе и за их интеллект). ESFJ, как и другие экстраверты в целом, менее склонны развивать самопознание в той же степени, что и типичный интроверт.Поскольку Ti является их наименее развитой функцией, ESFJ менее склонны тратить время на самоанализ своего поведения и понимание того, почему они делают то, что они делают, и вырабатывают четкие принципы, которые направляют их и предотвращают от совершения непоследовательного и лицемерного поведения, проистекающего из отсутствия самости. осознание. Качества, мысли или импульсы, которым они подчиняются во имя приверженности групповым стандартам, могут вызывать психологический стресс, который они бросают другим людям.

ESTJ

«Черно-белое» или «Все или ничего» мышление : Это форма редуктивного мышления, которая упрощает проблему, чтобы не думать о ней более глубоко.Это сопровождается отказом рассматривать другие точки зрения, альтернативы или не столь очевидные факторы, которые, тем не менее, важны для полного и точного понимания ситуации. Вредно, потому что неспособность увидеть нюансы или контекст приводит к ошибочным убеждениям, плохому решению проблем или к бессердечному / пренебрежительному отношению. Часто встречается у людей с низким уровнем развития эго, F, которые используют свою функцию низкого T в качестве защиты, Ts с плохо развитой функцией F.

Поделитесь этим постом и подпишитесь на будущие обновления 10

Как это:

Нравится Загрузка…