Ариадна дочь марины цветаевой биография: Ариадна Эфрон – биография, фото, личная жизнь, книги, Марина Цветаева

Нить Ариадны. Дочь Марины Цветаевой.: poyeliku — LiveJournal

Она вошла в историю не только как дочь Марины Цветаевой, но и как одаренный поэт с собственным голосом, талантливый переводчик и мемуарист, занявший собственное место в литературе. Но главным делом своей жизни она считала возвращение творческого наследия матери читателю.

Wikimedia FoundationВзрослое детство

Ариадна Эфрон родилась 5 сентября 1912 года в Замоскворечье, а детство провела в старом доме №6 по Борисоглебскому переулку, который пережил все катастрофы и трагедии ХХ века.

В детстве родители называли дочь Алей, а она родителей так, как они называли друг друга, — Сережа, Марина.

С раннего детства Аля писала стихи, вела дневники, поражавшие оригинальностью и недетской глубиной. Стихи были настолько хороши, что 20 из них, озаглавленные «Стихи моей дочери», Цветаева в 1923 году включила в состав своего сборника «Психея».

Пришедшему знакомиться с Цветаевой Эренбургу пятилетняя Аля вполне осознанно и внятно продекламировала стихи Блока. Эренбург замер от удивления, естественно, он не знал, что несколькими днями ранее Аля записала в своей тетрадке: «Александр Блок – такой же великий поэт, как и Пушкин».

Цветаева воспитывала дочь на свой лад, с малых лет внушая, что можно хорошо воспитанному ребенку, а что нельзя. Нельзя было перебивать старших и вмешиваться в их разговоры, сидя за столом болтать ногами, нельзя было опускать руку под стол, чтобы погладить примостившегося там пуделя Джека. За обеденным столом можно было говорить «спасибо» и «пожалуйста», в детской можно было бегать, кричать и озорничать.

Мир взрослых настолько интересовал Алю, что только за возможность прикоснуться к нему, она была готова вести себя хорошо всегда и везде. Наградой за хорошее поведение, за что-то выполненное и преодоленное были не сладости и подарки, а прочитанная вслух сказка, совместная прогулка или приглашение «погостить» в маминой комнате. Но иногда вести себя хорошо не получалось, и тогда Але приходилось скрывать свои невинные проделки. Но Марина и Сережа всегда и безошибочно знали, когда дочь говорила правду, а когда нет. Стоило Але соврать, как Марина говорила: «А ведь у тебя на лбу написано, что ты неправду сказала». Чтобы стереть со своего лба «неправду», девочке ничего оставалось делать, как рассказать, что было на самом деле.

Сергей и Марина революцию не приняли. Когда началась гражданская война, он ушел воевать против «красных», она в стихах прославляла «белых».

Марина и Аля всюду появлялись вместе — и во Дворце искусств, и в Вахтанговской студии, и на литературных вечерах, где читали свои стихи Блок, Сологуб и сама Цветаева. Бальмонт, с которым она дружила всю свою жизнь, называл мать и дочь двумя сестрами-подвижницами, в голодные дни Марина с молчаливого согласия Али делилась с ним последними картофелинами.

Большое число стихотворений того времени Цветаева посвятила дочери.

Wikimedia Foundation

В 1920 году в семье случилось первое несчастье – от голода умерла младшая дочь Ирина.

Годы на чужбине

Долгое время Марина не имела никаких вестей о муже. Узнав, что Сережа жив, Цветаева добилась разрешения на выезд и вместе с Алей в 1922 году выехала в Германию. Из Берлина Эфроны перебрались в Прагу, чешское правительство платило русским эмигрантам небольшое пособие, да жизнь в ней была дешевле.

Кое-как обустроив эмигрантский быт, Цветаева отдала дочь в русскую гимназию-интернат. Но преподавали в гимназии случайные люди, преподавали плохо, и через год она забрала дочь из гимназии. Сформировав в детстве Алину душу, Марина в юные годы взялась за обучение дочери и сделала из нее образованного человека. Аля хорошо знала историю, литературу, языки.

В 1925 году родился сын Мур, жить в Праге на пособие становилось все труднее и труднее, и семья перебралась в Париж.

Здесь Марина еще сильнее почувствовала тиски нищеты. Как и в большевистской России, в России эмигрантской Цветаева не вписывалась ни в какие рамки, в политической жизни не участвовала, ни к какой партии не примыкала, жила особняком и оставалась самой собой — одиночкой и поэтом.

Жизнь во Франции была ужасна, эмиграция, по словам Марины, ее «выпихивала», а в Советском Союзе — невозможна, там ее не печатали и успели позабыть. Это была трагедия, но она мужественно несла свой крест.

nasledie-rus.ruТем временем Аля окончила специальную школу прикладного искусства при Луврском музее. Но найти работу по специальности было трудно, и она зарабатывала как могла – пришивала игрушечным зверюшкам уши и хвосты, вязала на заказ кофты и свитера.

Ариадна терпела и не жаловалась, все деньги отдавала матери, ходила в стоптанных туфлях и старых платьях, понимала, что мать у нее особая и семья непростая.

О 19-летней дочери Цветаева писала: «Очень старается по дому и вообще мила. Очень красивая, выровнялась, не толстая, но крупная – вроде античных женщин». У Ариадны были огромные голубые глаза, пышные волосы отливали золотом.

В середине 30-х в ней проснулось желание писать, ее очерки, эссе, репортажи стали публиковать журналы «Russie d’Aujourd’hui», «France — URSS», «Pour-Vous» и издававший в Париже советским полпредством журнал на русском языке «Наш Союз».

В эти же годы жизнь семьи стала разлаживаться. Отношения между родителями охладевали, у Марины один за другим возникали романы. Отношения между Мариной и Алей потеряли прежнюю близость, дочь стремилась к самостоятельности, мать ей в этом всячески препятствовала. Но семью раскололи не многочисленные увлечения Цветаевой и не сложные отношения с дочерью и подрастающим сыном, а отношение мужа и детей к возвращению на родину. Сергей перечеркнул свое прошлое, разочаровался в белом движении, уверовал в коммунистическую идею и рвался в Советский Союз.

Wikimedia Foundation

Марина была настроена решительно против, но ничего не могла изменить.

Возвращение в СССР

Ариадна вернулась в Москву в марте 1937-го. Сергей Эфрон, работавший на ОГПУ и стоявший на пороге разоблачения, бежал в Советский Союз осенью. Марина Цветаева с сыном Георгием приехала летом 1939-го. Оставаться в Париже, где все русские знали о сотрудничестве мужа с НКВД, было невозможно. Ни Эфрон, ни Ариадна не предполагали, что возвращаются на гибель. Цветаева возвращалась с обреченностью, без всякой надежды. Прощаясь, сказала княгине Зинаиде Шаховской: «Знайте одно, и там я буду с преследуемыми, а не с преследователями, с жертвами, а не с палачами».

Ариадна, блестяще владевшая французским, нашла работу в редакции журнала «Revue de Moscou», распространявшегося во Франции. Как и в Париже, в Москве она продолжала писать статьи, очерки, репортажи.

Цветаева сидела без работы, без денег, перебиваясь редкими переводами, советской литературе она была чужда, у них был разный состав крови.

Чекисты пришли на дачу в Болшево, где Ариадна жила с отцом, 27 августа 1939 года. Ариадну обвинили в шпионаже, посадили в черную «эмку» и увезли на Лубянку. Сергея арестовали 10 октября. Когда мужа уводили, Марина осенила его крестным знамением. Под давлением следствия Ариадна была вынуждена признать себя виновной. Особое совещание осудило ее по статье 58-6 и приговорило к 8 годам исправительно-трудовых лагерей. Сергей Эфрон виновным себя ни в чем не признал. По приговору Военного трибунала его расстреляли в августе 1941-го.

В августе этого же года ничего не знавшая ни о судьбе мужа, ни о судьбе дочери, доведенная до отчаяния отказом в месте посудомойки в литфондовской столовой, Марина Цветаева повесилась в эвакуации в Елабуге.

Георгий Эфрон погиб на фронте в 1944 году.

«Рай» оказался для Али «адом», родина — мачехой. Она обрекла ее на отсидку в Лубянской тюрьме, лагеря в Потьме и «вечное поселение» в Туруханском крае. Убила отца, довела до петли мать, погубила всех, кого любила.

Однажды Ариадну вызвали в Лагерное управление и предложили стать осведомителем. Она отказалась. Ее этапировали на Крайний Север. После штрафного изолятора и работ на лесоповале выжить было трудно. Но она выжила и дожила до своего освобождения в 1947 году.

Но только два года дали ей пробыть на свободе. Второй раз за Ариадной Эфрон пришли зимой 1949-го. ГБ сметала всех репрессированных в 30-е годы.

В Туруханской ссылке она работала художником в районном доме культуры, переписывалась с Борисом Пастернаком, который помогал ей посылками и деньгами. Поэт стал ее «душевной опорой и материальным оплотом самых гибельных лет». В редкие минуты уединения она сочиняла стихи и переводила Бодлера. Вслед за ним она бы могла написать свои «Цветы зла», но она не помнила зла, писала о первозданной красоте окружавшего ее мира и бессмертии неба и земли.

После неволи

После шестнадцати тюремно-лагерно-ссыльных лет летом 1955 года со справкой о реабилитации она вернулась в Москву. Жить было негде и не на что. Ее приютила тетка Елизавета Яковлевна Эфрон, сама живущая в коммунальной квартире.

memorial.krsk.ruПридя в себя, Ариадна в первую очередь стала разбирать архив матери. Говорить о Марине было можно — печатать стихи нельзя. Но она жила с верой, бывшей у матери, которая в далеком 1913 году писала: «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед». Черед настал в 1961 году, когда после многолетнего замалчивания на родине появилась первая книга стихов Марины Цветаевой. Затем книга прозы «Мой Пушкин», сборник переводов, большой том «Избранных произведений».

С преданностью и любовью до конца своих дней она занималась творческим наследием матери, воюя с цензурой и боязливыми редакторами, делала его достоянием читателей. И успевала выкраивать время на собственное творчество. Литературный дар не ослаб в ней с годами, она переводила Верлена, Готье и любимого Бодлера, сочиняла оригинальные стихи, начала работу над мемуарной прозой.

Она успела увидеть свои записки на журнальных страницах и тихо умерла в 1975 году.

Ариадну Эфрон похоронили в Тарусе, в городе, в котором она провела несколько лет после возвращения из ссылки.

Стихи Ариадны Эфрон:

“Родина, куда стремилась ее душа, оказалась злобной мачехой, обрекшей вернувшуюся“блудную дочь” на тюрьму и полярную ссылку, на “вечное поселение”. Страна убила ее отца, довела до петли ее мать, погубила всех, кого она любила и кто любил ее. Она могла бы вслед за Бодлером написать“Бочку ненависти”, а писала она о красоте сибирской природы, о неотразимости народной песни и русской речи, о бессмертии неба и земли”.

/Ефим Эткинд об Ариадне Эфрон/

В тайге прохладной
Ребячей радостью
Ребячей сладостью
Встречают ягоды.

Черничные заросли,
Брусничные россыпи.
Мол живите до старости,
Мол ешьте до́сыта!
Мол кушайте, други!
Мол счастливы будьте!
Мол только пригубьте!
Мол не обессудьте!

Не хочу вас, заросли!
Не желаю, россыпи!
Не хочу — до старости!
Не желаю — досыта!

Мне б яблочка российского разок куснуть,
В том доме, где я выросла, разок уснуть!

* * *

Енисей сливается с Тунгуской,
Старший брат встречается с сестрою.
Та течёт полоской синей, узкой,
Тот — широкой полосой седою.

По груди широкой, богатырской
Стороны чужой, земли сибирской
Пролегают лентой орденско́ю.

Две реки идут одной рекою,
Две реки идут одной судьбою,
Так, как нам не велено с тобою.

И железные проходят зимы,
И чудесные проходят весны
Над моею жизнью нелюбимой,
Над чужой землёй орденоносной.
Над чужбиною.

* * *

НОЧНАЯ МОЛИТВА.

И́з дому выйдешь — тьма по глазам
Будто ножом.
Сразу ослепнешь — как из дому выйдешь.
И́з дому выйдешь — вся тишина
В уши тебе —
Сразу оглохнешь, как и́з дому выйдешь.
Нету тебя.

Нет ни тебя, ни огня, ни земли, ни воды,
И́з дому выйдешь.
Нету ни неба, ни звука, ни вздоха в груди —
И́з дому выйдешь.

О, поскорей разберись в темноте,
Господи Боже!
Вновь, засучив рукава, твердь от земли оторви,
Господи Боже —
И первозданным кремнем первый высеки свет.

Глину покруче меси,
Крепче нащупай ребро,
Господи Боже!
В глиняный лоб мне вставь золотые глаза,
Чуткие уши из розовых раковин сделай.
Только души мне не надо. Возьми мою душу Себе.
Будет Твоя. Сам поживи с ней,попробуй!

* * *

ВЕСНА.
Не певунья и не красавица —
По медвежьи трудится, старается,
Напрягается тучами, кручами,
Всеми реками сонно-могучими,
Каждым корнем и каждой жилою,
Всей своей материнской силою,
Сердцевиной таёжного дерева,
Всей упругостью мускула зверева,
Чтоб из треснувшей оболочки
Ледовитого, мёртвого сна,
Появилась дрожащим комочком,
Необсохшим цыплёнком — весна.

* * *

Я искала тебя всю ночь,
И сегодня ищу опять,
Но опять ты уходишь прочь,
Не дозваться и не догнать.

Не остыли твои следы,
Звук шагов твоих слышу я,
Но идёшь, не задев земли,
Но идёшь, не смутив воды,
Ненастигнутая моя.

Веретёнами фонарей
Отражается ночь в реке,
Не сожму я твоей руки
В опустевшей своей руке.

Край одежды твоей ловлю,
Между пальцев — клочок зари.
Знаешь ты, как тебя люблю,
Хоть со мною — заговори!

Иль земная чужда печаль?
Но в какой же тогда тоске
Возвращаешься по ночам
К растоптавшей тебя Москве?

источник

Липкие нити Ариадны: Марина Цветаева – жизнь полная прозрений и ошибок или коварный НКВД…

Как только не называют Марину Цветаеву: «Женщина-поэт, не выносившая слова «поэтесса». Неловкая девочка Муся, мечтавшая сжечь родительский дом. Египетский мальчик с душой цыгана, навсегда оставшийся семилетним. Девица, полюбившая черта. Аполитичная особа, завербованная НКВД. Гордая муза русской Сапфо. Мать-кукушка, холодно относившаяся к дочерям и рабски любившая сына. Беспринципная лицемерка, лепившая из своей жизни красивую литературу. Верующая безбожница. Саламандра и Ундина, любившая вампиров и мертвецов. Эмигрант, и космополит. Несостоявшаяся посудомойка Литфонда, умиравшая от голода. Прощеная церковью самоубийца» и т.п.

Сложная судьба… и в эпилоге – петля на шее, которая начала затягиваться еще задолго до приезда в Елабугу, и даже не в Москву. И даже задолго до возвращения в СССР в 1939 г. Как затягивалась эта петля – история длинная, однако, надо заметить, сама М.Ц. покорно, даже садомазохистски принимала в этом процессе самое активное участие, вольно или невольно приближая свой конец.

Итак, трезво взглянем на жизнь Марины Цветаевой (М.Ц.). Она родилась 26 сентября/8 октября 1892 г. в Москве в семье уважаемых, достойных и обеспеченных граждан. Детские годы Цветаевой прошли в Москве, в имении в калужской Тарусе, в различных заграницах, где она, так сказать, «училась понемногу, где-нибудь и как-нибудь», т.е. в разных частных учебных заведениях, в результате так никакого образования не получив. Марина, судя по воспоминаниям мемуаристов, была непростым ребенком: то упряма, резка и горда, то застенчива и замкнута; быстро влюблялась и также быстро разлюбляла. Будучи от природы книжной, наивно-романтической особой, воспитанной в старомодном стиле профессорской семьи, сначала увлекалась народовольцами и революционерами 1905 г., затем культом Бонапарта, соответствующей литературой невысокой пробы и дешевой красивости, и наконец классикой. Сытое и беззаботное отрочество наложило определенный отпечаток на характер М.Ц. и ее выбор – чем еще можно было заняться, чтобы не умереть от уютной и беззаботной тоски – это конечно, стихи(!), которые она начинает писать очень рано, в 1902 г. А в 1910 г., «еще не сняв формы гимназистки», издает «Вечерний альбом» — сборник еще совсем незрелых стихов. После смерти отца в 1913 она выходит замуж за Сергея Эфрона, мальчика с большими зелеными глазами (см. фото). Годы детства и отрочества М.Ц. можно охарактеризовать кратко, как рефлектирующую неврастению.

{C}{C}
«Как молоды мы были, как искренне любили» (М.Цветаева и С.Эфрон перед свадьбой). Фото 1911 г.

Однако начинается Первая мировая война. Муж, непонятно из каких соображений (хотя есть молодая жена, недавно родившаяся дочь Ариадна и т.д.), становится добровольцем, затем оканчивает юнкерские курсы, получает чин прапорщика, периодически бывает на фронте. Тем не менее, во время Мировой войны, несмотря на замужество,  Марина ведет бесшабашно-богемный образ жизни бывает на «тусовках» в Коктебеле у М. Волошина; у нее было даже несколько увлекательных романов (с О.Мандельштамом и др. поэтическими мальчиками, а также с поэтессой Софией Парнок). С Парнок она познакомилась в 1914 г. и их романтическо-лесбийские отношения продолжались до 1916 г., поле чего они рассорились и расстались. Говорят, после разрыва с ней М.Ц. вернулась к мужу… Отношения с Парнок М.Ц. охарактеризовала как «первую катастрофу в своей жизни».

Октябрьскую революцию М.Ц. не поняла и не приняла, в ней она видела только восстание «сатанинских сил» и «быдла и черни». С ней произошло поистине роковое недоразумение: по всему казалось, что ей по пути с Блоком, Маяковским, Есениным и др. ведущими поэтами России. Но, если они, воодушевленные социальными потрясениями невиданного масштаба, испытали высокий творческий подъем, то М.Ц. – замкнулась и ушла в себя.

В апреле 1917 г. Цветаева родила 2-ю дочь Ирину. После революции С. Эфрон (несмотря на рождение второй дочери), сын народовольца Якова Эфрона, который всю жизнь боролся с Российской Империей и царизмом, пошел служить в ряды Белой армии. Однако М.Ц. продолжает все это время жить в Москве. В эти годы появился цикл стихов «Лебединый стан», проникнутый сочувствием к белому движению, который фактически сделал её контрреволюционным поэтом. Советская власть, «великодушно» не замечая этой фронды, тем не менее, выделяла М.Ц. скудный паек и даже печатала в Гослите ее книжки… (Заметим, что в литературном мире Советской России, впрочем, как и в эмиграции, М.Ц. все время держалась особняком).

Послереволюционные годы и годы Гражданской войны оказались для Цветаевой очень тяжелыми. Трудно сказать на какие средства жила М.Ц. в те времена и как вообще выжила. По некоторым сведениям она всего лишь полгода официально проработала Наркомнаце, потом подвязалась на литературном поприще, не приносившем дохода. В итоге дочь Ирина оказывается в приюте (Кунцево) и умирает там от голода в 1920 г. в возрасте 3-х лет.

Наконец, Гражданская война заканчивается, С. Эфрон в 1920 г. с войсками Врангеля эвакуируется в Константинополь, а оттуда в 1921 г. эмигрирует в Чехословакию, где становится студентом Пражского университета. В 1922 г. М.Ц., тогда уже известная в узких кругах поэтесса, узнав об этом, получив разрешение от соответствующих органов, быстренько собирается и выезжает из СССР в Чехословакию, где в очередной раз встречается со своим ветреным мужем, совершая, по-видимому, одну из главных ошибок своей жизни. (Здесь заметим, что другие сестры М.Ц. сделали, все-таки, не взирая ни на что, приличную карьеру в СССР: Валерия Цветаева (1883-1966) – искусствовед и педагог, Анастасия Цветаева (1894-1993) – писательница).
В эмиграции 20-х гг. семья М.Ц. жила бедно, ее публиковали от случая к случаю ( в бульварных эмигрантских изданиях), сбережений у семьи также не было. Вскоре они переезжают в Париж, где Эфрон долго болеет и нигде не работает. Но где-то в 30-х гг. положение семьи неожиданно резко улучшается, они снимают квартиру в Ванве на окраине Парижа. Оказалось, что С. Эфрон устроился в некий «Союз Возвращения на Родину» и с 1931 г стал секретным сотрудником НКВД. Скандал с убийством матерого чекиста и невозвращенца И. Рейсса в Швейцарии осенью 1937 г., к которому так или иначе был причастен Эфрон, оказался для нее второй катастрофой.

Полная идиллия: М.Цветаева, ее муж С.Эфрон (слева сзади) и К.Родзевич, новый «пылкий» любовник (справа сзади). Окрестности Праги, фото 1923 г.

Так и хочется сказать: умудренная жизнью поэтесса(?), фото 1928 г.

В эмиграции 20-х гг. семья М.Ц. жила бедно, ее публиковали от случая к случаю ( в бульварных эмигрантских изданиях), сбережений у семьи также не было. Вскоре они переезжают в Париж, где Эфрон долго болеет и нигде не работает. Но где-то в 30-х гг. положение семьи неожиданно резко улучшается, они снимают квартиру в Ванве на окраине Парижа. Оказалось, что С. Эфрон устроился в некий «Союз Возвращения на Родину» и с 1931 г стал секретным сотрудником НКВД. Скандал с убийством матерого чекиста и невозвращенца И. Рейсса в Швейцарии осенью 1937 г., к которому так или иначе был причастен Эфрон, оказался для нее второй катастрофой.

В октябре Эфрон бежал в СССР и вскоре оказался в Ленинграде (за ним в СССР в 1937 г. уехала Ариадна). Цветаева или ничего не знает, или делает вид, что ничего не знает. Её вызывают на допрос во французскую полицию, там она ведет себя не вполне адекватно, невпопад отвечает на вопросы, не к месту читает свои французские переводы… Следователи отпустили «эту полоумную русскую».

После бегства Эфрона из Парижа от М.Ц. отвернулись практически все: с ней перестали общаться, ее не печатали, жить было решительно не на что. Ей казалось, что выбора – нет: придется ехать к мужу. Но она, скорее всего, понимала, что писать в СССР совсем не сможет, но «если я не смогу писать – умру». Перед самым отъездом из Парижа, пришла новость об оккупации Германией Чехословакии.

В июне 1939 г. М.Ц. вместе с 14-летним сыном Георгием возвращается из эмиграции. На родине ее встретили совсем подозрительно: одновременно как жену бывшего белогвардейского офицера и провалившегося советского агента. Большинство прежних московских знакомых, уже давно её забывших, не испытывало никакого желания с ней общаться. Последние сочувствующие отшатнулись в 1939 г. после арестов дочки и мужа. Кроме того, она поселилась с семьей на даче в Болшеве, в доме, принадлежавшем НКВД. М.Ц. уже практически не пишет стихов: в 1940-41 гг. их появилось лишь одиннадцать.
Дочь М.Ц., Ариадну арестовали 27 августа 1939 г. и принуждали на следствии дать показания на отца, причем было известно, что задание группе, в которую входил Эфрон, давал непосредственно начальник иностранного отдела НКВД С.М. Шпигельглас, зам. самого Ежова. Она некоторое время держалась, но когда следователи «докопались» до того, что она не только знала о деятельности отца, но и принимала в операциях некторое участие, Ариадна начала давать показания. И вот в протоколе появляется роковая фраза: «Не желая ничего скрывать от следствия, я должна сообщить, что мой отец является агентом французской разведки».

С.Эфрон был арестован 10 октября 1939 г. следственной частью НКГБ СССР как французский шпион. Судим и осужден Военной коллегией Верховного Суда СССР 6 августа 1941 г. по ст. 58-1-а УК к высшей мере наказания с конфискацией имущества. В последнем слове на суде Военной коллегии С. Эфрон сказал: «Я не был шпионом. Я был честным агентом советской разведки». Расстрелян 16 октября 1941 г.

Вот во что превратился «милый мальчик», с которым М. Цветаева познакомилась в Коктебеле в 1913 г.; тюремное фото 1941 г.

8 августа 1941 г. М.Ц. вместе с сыном уехала в эвакуацию – в г. Елабугу, к месту своего последнего пристанища. Существует несколько версий ее самоубийства. Одно из самых распространенных – мол, не выдержала СССР. Однако М.Ц. жила же (и писала!) в послереволюционной Москве, несмотря на голод, холод и разруху, на постоянные разлуки с мужем, несмотря на смерть младшей дочери и на страх потерять старшую, и отнюдь не в тепличных условиях в эмиграции…

Вот некоторые из них:
1. Проблемы с сыном. Первой об этом поведала ее сестра – Анастасия Цветаева, которая считает виновным в смерти сестры ее сына – Г.Эфрона. Сын, скорее всего, все понимал и не одобрял действий материи – был не согласен с переездом в СССР, а затем из Москвы в Елабугу. «Вы похожи на страшную больную деревенскую старуху!» – как-то скажет он ей в запале. Этот разлад привел к тому, что сын даже не пришел взглянуть на самоубившуюся мать… Все предсмертные записке ему или о нем.
 2. Сотрудничество с НКВД. Эта версия заключается в том, что М.Ц., как реэмигрантке, отщепенке и жене шпиона, местные чекисты могли предложить сотрудничество и доносительство на сборище местного литературного бомонда.
3. Душевная болезнь. Многие подозревали, что она была психически нездорова, и не только в момент, близкий к моменту своей гибели. И она сама понимала это, что видно из предсмертной записки к сыну: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик» (покоробила кличка-имя сына — «Мурлыга» в предсмертной записке…).

Но все эти версии, так или иначе, ведут к её мужу, С. Эфрону, бывшему белогвардейскому офицеру, завербованному в эмиграции органами НКВД — на нем лежит полная ответственность за судьбу и гибель Марины Цветаевой. Его бегство в СССР в качестве провалившегося советского агента определило дальнейшую судьбу «аполитичной», «немного безумной» и по-своему «недалекой» поэтессы, жизнь которой практически стала невозможной ни в эмиграции, ни на родине. Покорная судьбе она как бы плелась по жизни. Да, так сложилось, что ей не было места ни в эмиграции, ни в СССР, ни в литературе, ни в обществе вообще. Воистину говорят: «дороги, которые мы выбираем»…

Конечно, поэтесса пережила тяжелую трагедию: она осталась в стороне от столбовой дороги литературы и истории. А жизнь, как говорил А.Блок «может простить

Дочь Марины Цветаевой Ариадна Эфрон, поэт, талантливый переводчик и мемуарист, сделала так много для сохранения творческого наследия своей матери.

Она вошла в историю не только как дочь Марины Цветаевой, но и как одаренный поэт с собственным голосом, талантливый переводчик и мемуарист, занявший собственное место в литературе. Но главным делом своей жизни она считала возвращение творческого наследия матери читателю.

Взрослое детство

Ариадна Эфрон родилась 5 сентября 1912 года в Замоскворечье, а детство провела в старом доме №6 по Борисоглебскому переулку, который пережил все катастрофы и трагедии ХХ века.

В детстве родители называли дочь Алей, а она родителей так, как они называли друг друга, — Сережа, Марина.

С колыбели Марина стремилась развивать в своей любимице присущие ей самой качества: способность преодолевать трудности и самостоятельность в мыслях и поступках. Рассказывала и объясняла, не опускаясь до уровня ребенка, а приподнимая его до уровня взрослого.

С раннего детства Аля писала стихи, вела дневники, поражавшие оригинальностью и недетской глубиной. Стихи были настолько хороши, что 20 из них, озаглавленные «Стихи моей дочери», Цветаева в 1923 году включила в состав своего сборника «Психея».

Пришедшему знакомиться с Цветаевой Эренбургу пятилетняя Аля вполне осознанно и внятно продекламировала стихи Блока. Эренбург замер от удивления, естественно, он не знал, что несколькими днями ранее Аля записала в своей тетрадке: «Александр Блок – такой же великий поэт, как и Пушкин».

Цветаева воспитывала дочь на свой лад, с малых лет внушая, что можно хорошо воспитанному ребенку, а что нельзя. Нельзя было перебивать старших и вмешиваться в их разговоры, сидя за столом болтать ногами, нельзя было опускать руку под стол, чтобы погладить примостившегося там пуделя Джека. За обеденным столом можно было говорить «спасибо» и «пожалуйста», в детской можно было бегать, кричать и озорничать.

Мир взрослых настолько интересовал Алю, что только за возможность прикоснуться к нему, она была готова вести себя хорошо всегда и везде. Наградой за хорошее поведение, за что-то выполненное и преодоленное были не сладости и подарки, а прочитанная вслух сказка, совместная прогулка или приглашение «погостить» в маминой комнате. Но иногда вести себя хорошо не получалось, и тогда Але приходилось скрывать свои невинные проделки. Но Марина и Сережа всегда и безошибочно знали, когда дочь говорила правду, а когда нет. Стоило Але соврать, как Марина говорила: «А ведь у тебя на лбу написано, что ты неправду сказала». Чтобы стереть со своего лба «неправду», девочке ничего оставалось делать, как рассказать, что было на самом деле.

Сергей и Марина революцию не приняли. Когда началась гражданская война, он ушел воевать против «красных», она в стихах прославляла «белых».

Марина и Аля всюду появлялись вместе — и во Дворце искусств, и в Вахтанговской студии, и на литературных вечерах, где читали свои стихи Блок, Сологуб и сама Цветаева. Бальмонт, с которым она дружила всю свою жизнь, называл мать и дочь двумя сестрами-подвижницами, в голодные дни Марина с молчаливого согласия Али делилась с ним последними картофелинами.

Большое число стихотворений того времени Цветаева посвятила дочери.

После войны Сергей Эфрон перебрался в Константинополь, но, как и многие русские, осел в Берлине. Марина Цветаева одна воспитывала двух дочерей и еле-еле справлялась с голодом и холодом, двумя неизменными спутниками советского быта.

В 1920 году в семье случилось первое несчастье – от голода умерла младшая дочь Ирина.

Годы на чужбине

Долгое время Марина не имела никаких вестей о муже. Узнав, что Сережа жив, Цветаева добилась разрешения на выезд и вместе с Алей в 1922 году выехала в Германию. Из Берлина Эфроны перебрались в Прагу, чешское правительство платило русским эмигрантам небольшое пособие, да жизнь в ней была дешевле.

Кое-как обустроив эмигрантский быт, Цветаева отдала дочь в русскую гимназию-интернат. Но преподавали в гимназии случайные люди, преподавали плохо, и через год она забрала дочь из гимназии. Сформировав в детстве Алину душу, Марина в юные годы взялась за обучение дочери и сделала из нее образованного человека. Аля хорошо знала историю, литературу, языки.

В 1925 году родился сын Мур, жить в Праге на пособие становилось все труднее и труднее, и семья перебралась в Париж.

Здесь Марина еще сильнее почувствовала тиски нищеты. Как и в большевистской России, в России эмигрантской Цветаева не вписывалась ни в какие рамки, в политической жизни не участвовала, ни к какой партии не примыкала, жила особняком и оставалась самой собой — одиночкой и поэтом.

Жизнь во Франции была ужасна, эмиграция, по словам Марины, ее «выпихивала», а в Советском Союзе — невозможна, там ее не печатали и успели позабыть. Это была трагедия, но она мужественно несла свой крест.

Тем временем Аля окончила специальную школу прикладного искусства при Луврском музее. Но найти работу по специальности было трудно, и она зарабатывала как могла – пришивала игрушечным зверюшкам уши и хвосты, вязала на заказ кофты и свитера.

Ариадна терпела и не жаловалась, все деньги отдавала матери, ходила в стоптанных туфлях и старых платьях, понимала, что мать у нее особая и семья непростая.

О 19-летней дочери Цветаева писала: «Очень старается по дому и вообще мила. Очень красивая, выровнялась, не толстая, но крупная – вроде античных женщин». У Ариадны были огромные голубые глаза, пышные волосы отливали золотом.

В середине 30-х в ней проснулось желание писать, ее очерки, эссе, репортажи стали публиковать журналы «Russie d’Aujourd’hui», «France — URSS», «Pour-Vous» и издававший в Париже советским полпредством журнал на русском языке «Наш Союз».

В эти же годы жизнь семьи стала разлаживаться. Отношения между родителями охладевали, у Марины один за другим возникали романы. Отношения между Мариной и Алей потеряли прежнюю близость, дочь стремилась к самостоятельности, мать ей в этом всячески препятствовала. Но семью раскололи не многочисленные увлечения Цветаевой и не сложные отношения с дочерью и подрастающим сыном, а отношение мужа и детей к возвращению на родину. Сергей перечеркнул свое прошлое, разочаровался в белом движении, уверовал в коммунистическую идею и рвался в Советский Союз.

Аля разделяла его взгляды и поддерживала идею о возвращении. Издалека жизнь в Советской России казалась раем, не без трудностей, но раем, но самое главное не Францию, а Россию, строившую социализм, она считала своей страной и только с ней связывала свое будущее.

Марина была настроена решительно против, но ничего не могла изменить.

Возвращение в СССР

Ариадна вернулась в Москву в марте 1937-го. Сергей Эфрон, работавший на ОГПУ и стоявший на пороге разоблачения, бежал в Советский Союз осенью. Марина Цветаева с сыном Георгием приехала летом 1939-го. Оставаться в Париже, где все русские знали о сотрудничестве мужа с НКВД, было невозможно. Ни Эфрон, ни Ариадна не предполагали, что возвращаются на гибель. Цветаева возвращалась с обреченностью, без всякой надежды. Прощаясь, сказала княгине Зинаиде Шаховской: «Знайте одно, и там я буду с преследуемыми, а не с преследователями, с жертвами, а не с палачами».

Ариадна, блестяще владевшая французским, нашла работу в редакции журнала «Revue de Moscou», распространявшегося во Франции. Как и в Париже, в Москве она продолжала писать статьи, очерки, репортажи.

Цветаева сидела без работы, без денег, перебиваясь редкими переводами, советской литературе она была чужда, у них был разный состав крови.

Чекисты пришли на дачу в Болшево, где Ариадна жила с отцом, 27 августа 1939 года. Ариадну обвинили в шпионаже, посадили в черную «эмку» и увезли на Лубянку. Сергея арестовали 10 октября. Когда мужа уводили, Марина осенила его крестным знамением. Под давлением следствия Ариадна была вынуждена признать себя виновной. Особое совещание осудило ее по статье 58-6 и приговорило к 8 годам исправительно-трудовых лагерей. Сергей Эфрон виновным себя ни в чем не признал. По приговору Военного трибунала его расстреляли в августе 1941-го.

В августе этого же года ничего не знавшая ни о судьбе мужа, ни о судьбе дочери, доведенная до отчаяния отказом в месте посудомойки в литфондовской столовой, Марина Цветаева повесилась в эвакуации в Елабуге. Георгий Эфрон погиб на фронте в 1944 году.

«Рай» оказался для Али «адом», родина — мачехой. Она обрекла ее на отсидку в Лубянской тюрьме, лагеря в Потьме и «вечное поселение» в Туруханском крае. Убила отца, довела до петли мать, погубила всех, кого любила.

Однажды Ариадну вызвали в Лагерное управление и предложили стать осведомителем. Она отказалась. Ее этапировали на Крайний Север. После штрафного изолятора и работ на лесоповале выжить было трудно. Но она выжила и дожила до своего освобождения в 1947 году.

Но только два года дали ей пробыть на свободе. Второй раз за Ариадной Эфрон пришли зимой 1949-го. ГБ сметала всех репрессированных в 30-е годы.

В Туруханской ссылке она работала художником в районном доме культуры, переписывалась с Борисом Пастернаком, который помогал ей посылками и деньгами. Поэт стал ее «душевной опорой и материальным оплотом самых гибельных лет». В редкие минуты уединения она сочиняла стихи и переводила Бодлера. Вслед за ним она бы могла написать свои «Цветы зла», но она не помнила зла, писала о первозданной красоте окружавшего ее мира и бессмертии неба и земли.

После неволи

После шестнадцати тюремно-лагерно-ссыльных лет летом 1955 года со справкой о реабилитации она вернулась в Москву. Жить было негде и не на что. Ее приютила тетка Елизавета Яковлевна Эфрон, сама живущая в коммунальной квартире.

Придя в себя, Ариадна в первую очередь стала разбирать архив матери. Говорить о Марине было можно — печатать стихи нельзя. Но она жила с верой, бывшей у матери, которая в далеком 1913 году писала: «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед». Черед настал в 1961 году, когда после многолетнего замалчивания на родине появилась первая книга стихов Марины Цветаевой. Затем книга прозы «Мой Пушкин», сборник переводов, большой том «Избранных произведений».

С преданностью и любовью до конца своих дней она занималась творческим наследием матери, воюя с цензурой и боязливыми редакторами, делала его достоянием читателей. И успевала выкраивать время на собственное творчество. Литературный дар не ослаб в ней с годами, она переводила Верлена, Готье и любимого Бодлера, сочиняла оригинальные стихи, начала работу над мемуарной прозой.

«Страницы воспоминаний» становились «Страницами былого», она спешила как можно больше рассказать о своем детстве, Марине и Сергее, тяжелом послереволюционном быте и нелегкой жизни за границей, тщательно и подробно воспроизводила давно растворившуюся в прошлом жизнь, стараясь воскресить ее в слове.

Она успела увидеть свои записки на журнальных страницах и тихо умерла в 1975 году.

Ариадну Эфрон похоронили в Тарусе, в городе, в котором она провела несколько лет после возвращения из ссылки.

Читать книгу О Марине Цветаевой. Воспоминания дочери

АРИАДНА ЭФРОН О МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
Воспоминания дочери

КАКОЙ ОНА БЫЛА?

Моя мать, Марина Ивановна Цветаева, была невелика ростом — 163 см, с фигурой египетского мальчика — широкоплеча, узкобедра, тонка в талии. Юная округлость ее быстро и навсегда сменилась породистой сухопаростью; сухи и узки были ее щиколотки и запястья, легка и быстра походка, легки и стремительны — без резкости — движения. Она смиряла и замедляла их на людях, когда чувствовала, что на нее смотрят или, более того, разглядывают. Тогда жесты ее становились настороженно скупы, однако никогда не скованны.

Строгая, стройная осанка была у нее: даже склоняясь над письменным столом, она хранила «стальную выправку хребта».

Волосы ее, золотисто-каштановые, в молодости вившиеся крупно и мягко, рано начали седеть — и это еще усиливало ощущение света, излучавшегося ее лицом — смугло-бледным, матовым; светлы и немеркнущи были глаза — зеленые, цвета винограда, окаймленные коричневатыми веками.

Черты лица и контуры его были точны и четки; никакой расплывчатости, ничего недодуманного мастером, не пройденного резцом, не отшлифованного: нос, тонкий у переносицы, переходил в небольшую горбинку и заканчивался не заостренно, а укороченно, гладкой площадочкой, от которой крыльями расходились подвижные ноздри, казавшийся мягким рот был строго ограничен невидимой линией.

Две вертикальные бороздки разделяли русые брови.

Казавшееся завершенным до замкнутости, до статичности, лицо было полно постоянного внутреннего движения, потаенной выразительности, изменчиво и насыщено оттенками, как небо и вода.

Но мало кто умел читать в нем.

Руки были крепкие, деятельные, трудовые. Два серебряных перстня (перстень-печатка с изображением кораблика, агатовая гемма с Гермесом в гладкой оправе, подарок ее отца) и обручальное кольцо — никогда не снимавшиеся, не привлекали к рукам внимания, не украшали и не связывали их, а естественно составляли с ними единое целое.

Голос был девически высок, звонок, гибок.

Речь — сжата, реплики — формулы.

Умела слушать; никогда не подавляла собеседника, но в споре была опасна: на диспутах, дискуссиях и обсуждениях, не выходя из пределов леденящей учтивости, молниеносным выпадом сражала оппонента.

Была блестящим рассказчиком.

Стихи читала не камерно, а как бы на большую аудиторию.

Читала темпераментно, смыслово, без поэтических «подвываний», никогда не опуская (упуская!) концы строк; самое сложное мгновенно прояснялось в ее исполнении.

Читала охотно, доверчиво, по первой просьбе, а то и не дожидаясь ее, сама предлагая: «Хотите, я вам прочту стихи?»

Всю жизнь была велика — и неудовлетворена — ее потребность в читателях, слушателях, в быстром и непосредственном отклике на написанное.

К начинающим поэтам была добра и безмерно терпелива, лишь бы ощущала в них — или воображала! — «искру божью» дара; в каждом таком чуяла собрата, преемника — о, не своего! — самой Поэзии! — но ничтожества распознавала и беспощадно развенчивала, как находившихся в зачаточном состоянии, так и достигших мнимых вершин.

Была действенно добра и щедра: спешила помочь, выручить, спасти — хотя бы подставить плечо; делилась последним, наинасущнейшим, ибо лишним не обладала.

Умея давать, умела и брать, не чинясь; долго верила в «круговую поруку добра», в великую, неистребимую человеческую взаимопомощь.

Беспомощна не была никогда, но всегда — беззащитна.

Снисходительная к чужим, с близких — друзей, детей — требовала как с самой себя: непомерно.

Не отвергала моду, как считали некоторые поверхностные ее современники, но, не имея материальной возможности ни создавать ее, ни следовать ей, брезгливо избегала нищих под нее подделок и в годы эмиграции с достоинством носила одежду с чужого плеча.

В вещах превыше всего ценила прочность, испытанную временем: не признавала хрупкого, мнущегося, рвущегося, крошащегося, уязвимого, одним словом — «изящного».

Поздно ложилась, перед сном читала. Вставала рано.

Была спартански скромна в привычках, умеренна в еде.

Курила: в России — папиросы, которые сама набивала, за границей — крепкие, мужские сигареты, по полсигареты в простом, вишневом мундштуке.

Пила черный кофе: светлые его зерна жарила до коричневости, терпеливо молола в старинной турецкой мельнице, медной, в виде круглого столбика, покрытого восточной вязью.

С природой была связана воистину кровными узами, любила ее — горы, скалы, лес — языческой обожествляющей и вместе с тем преодолевающей ее любовью, без примеси созерцательности, поэтому с морем, которого не одолеть ни пешком, ни вплавь, не знала что делать. Просто любоваться им не умела.

Низменный, равнинный пейзаж удручал ее, также, как сырые, болотистые, камышовые места, так же, как влажные месяцы года, когда почва становится недостоверной под ногой пешехода, а горизонт расплывчат.

Навсегда родными в памяти ее остались Таруса ее детства и Коктебель — юности, их она искала постоянно и изредка находила в холмистости бывших «королевских охотничьих угодий» Медонского леса, в гористости, красках и запахах Средиземноморского побережья.

Легко переносила жару, трудно — холод.

Была равнодушна к срезанным цветам, к букетам, ко всему, распускающемуся в вазах или в горшках на подоконниках; цветам же, растущим в садах, предпочитала, за их мускулистость и долговечность, — плющ, вереск, дикий виноград, кустарники.

Ценила умное вмешательство человека в природу, его сотворчество с ней: парки, плотины, дороги.

С неизменной нежностью, верностью и пониманием (даже почтением!) относилась к собакам и кошкам, они ей платили взаимностью.

В прогулках чаще всего преследовала цель: дойти до…, взобраться на…; радовалась более, чем купленному, «добыче»: собранным грибам, ягодам и, в трудную чешскую пору, когда мы жили на убогих деревенских окраинах, — хворосту, которым топили печи.

Хорошо ориентируясь вне города, в его пределах теряла чувство направления, плутала до отчаяния даже в знакомых местах.

Боялась высоты, многоэтажности, толпы (давки), автомобилей, эскалаторов, лифтов. Из всех видов городского транспорта пользовалась (одна, без сопровождающих) только трамваем и метро. Если не было их, шла пешком.

Была не способна к математике, чужда какой бы то ни было техники.

Ненавидела быт — за неизбывность его, за бесполезную повторяемость ежедневных забот, за то, что пожирает время, необходимое для основного. Терпеливо и отчужденно превозмогала его — всю жизнь.

Общительная, гостеприимная, охотно завязывала знакомства, менее охотно развязывала их. Обществу «правильных людей» предпочитала окружение тех, кого принято считать чудаками. Да и сама слыла чудачкой.

В дружбе и во вражде была всегда пристрастна и не всегда последовательна. Заповедь «не сотвори себе кумира» нарушала постоянно.

Считалась с юностью, чтила старость.

Обладала изысканным чувством юмора, не видела смешного в явно — или грубо — смешном.

Из двух начал, которым было подвлиянно ее детство — изобразительные искусства (сфера отца) и музыка (сфера матери), — восприняла музыку. Форма и колорит — достоверно осязаемое и достоверно зримое — остались ей чужды. Увлечься могла только сюжетом изображенного — так дети «смотрят картинки», — поэтому, скажем, книжная графика и, в частности, гравюра (любила Дюрера, Доре) была ближе ее духу, нежели живопись.

Ранняя увлеченность театром, отчасти объяснявшаяся влиянием ее молодого мужа, его и ее молодых друзей, осталась для нее, вместе с юностью, в России, не перешагнув ни границ зрелости, ни границ страны.

Из всех видов зрелищ предпочитала кино, причем «говорящему» — немое, за бóльшие возможности со-творчества, со-чувствия, со-воображения, предоставлявшиеся им зрителю.

К людям труда относилась — неизменно — с глубоким уважением собрата; праздность, паразитизм, потребительство были органически противны ей, равно как расхлябанность, лень и пустозвонство.

Была человеком слова, человеком действия, человеком долга.

При всей своей скромности знала себе цену.

КАК ОНА ПИСАЛА?

Отметя все дела, все неотложности, с раннего утра, на свежую голову, на пустой и поджарый живот.

Налив себе кружечку кипящего черного кофе, ставила ее на письменный стол, к которому каждый день своей жизни шла, как рабочий к станку — с тем же чувством ответственности, неизбежности, невозможности иначе.

Все, что в данный час на этом столе оказывалось лишним, отодвигала в стороны, освобождая, уже машинальным движением, место для тетради и для локтей.

Лбом упиралась в ладонь, пальцы запускала в волосы, сосредоточивалась мгновенно.

Глохла и слепла ко всему, что не рукопись, в которую буквально впивалась — острием мысли и пера.

На отдельных листах не писала — только в тетрадях, любых — от школьных до гроссбухов, лишь бы не расплывались чернила. В годы революции шила тетради сама.

Писала простой деревянной ручкой с тонким (школьным) пером. Самопишущими ручками не пользовалась никогда.

Временами прикуривала от огонька зажигалки, делала глоток кофе. Бормотала, пробуя слова на звук. Не вскакивала, не расхаживала по комнате в поисках ускользающего — сидела за столом, как пригвожденная.

Если было вдохновение, писала основное, двигала вперед замысел, часто с быстротой поразительной; если же находилась в состоянии только сосредоточенности, делала черную работу поэзии, ища то самое слово-понятие, определение, рифму, отсекая от уже готового текста то, что считала длиннотами и приблизительностями.

Добиваясь точности, единства смысла и звучания, страницу за страницей исписывала столбцами рифм, десятками вариантов строф, обычно не вычеркивая те, что отвергала, а — подводя под ними черту, чтобы начать новые поиски.

Прежде чем взяться за работу над большой вещью, до предела конкретизировала ее замысел, строила план, от которого не давала себе отходить, чтобы вещь не увлекла ее по своему течению, превратясь в неуправляемую.

Писала очень своеобразным круглым, мелким, четким почерком, ставшим в черновиках последней трети жизни трудно читаемым из-за нарастающих сокращений: многие слова обозначаются одной лишь первой буквой; все больше рукопись становится рукописью для себя одной.

Характер почерка определился рано, еще в детстве.

Вообще же, небрежность в почерке считала проявлением оскорбительного невнимания пишущего к тому, кто будет читать: к любому адресату, редактору, наборщику. Поэтому письма писала особенно разборчиво, а рукописи, отправляемые в типографию, от руки перебеливала печатными буквами.

На письма отвечала, не мешкая. Если получала письмо с утренней почтой, зачастую набрасывала черновик ответа тут же, в тетради, как бы включая его в творческий поток этого дня. К письмам своим относилась так же творчески и почти так же взыскательно, как к рукописям.

Иногда возвращалась к тетрадям и в течение дня. Ночами работала над ними только в молодости.

Работе умела подчинять любые обстоятельства, настаиваю: любые.

Талант трудоспособности и внутренней организованности был у нее равен поэтическому дару.

Закрыв тетрадь, открывала дверь своей комнаты — всем заботам и тяготам дня.

ЕЕ СЕМЬЯ

Марина Ивановна Цветаева родилась в семье, являвшей собой некий союз одиночеств. Отец, Иван Владимирович Цветаев, великий и бескорыстный труженик и просветитель, создатель первого в дореволюционной России Государственного музея изобразительных искусств, ставшего ныне культурным центром мирового значения, рано потерял горячо любимую и прелестную жену — Варвару Дмитриевну Иловайскую, которая умерла, подарив мужу сына. Вторым браком Иван Владимирович женился на юной Марии Александровне Мейн, долженствовавшей заменить мать его старшей дочери Валерии и маленькому Андрею, — женился, не угасив любви к умершей, привлеченный и внешним с ней сходством Марии Александровны, и ее душевными качествами — благородством, самоотверженностью, серьезностью не по летам.

Однако Мария Александровна оказалась слишком собой, чтобы служить заменой, сходство же черт (высокий лоб, карие глаза, темные волнистые волосы, нос с горбинкой, красивый изгиб губ) лишь подчеркивало разницу в характерах: вторая жена не обладала ни грацией, ни мягким обаянием первой; эти женственные качества не так-то часто сосуществуют с мужской силой личности и твердостью характера, отличавшими Марию Александровну. К тому же сама она росла без матери; воспитавшая ее гувернантка-швейцарка, женщина большого сердца, но неумная, сумела внушить ей лишь «строгие правила» без оттенков и полутонов. Все остальное Мария Александровна внушила себе сама.

Замуж за Ивана Владимировича она вышла, любя другого, брак с которым был невозможен, вышла, чтобы, поставив крест на невозможном, обрести цель и смысл жизни в повседневном, будничном служении человеку, которого она безмерно уважала, и двум его осиротевшим детям.

В доме, бывшем приданым Варвары Дмитриевны и еще не остывшем от ее присутствия, молодая хозяйка завела свои собственные порядки, рожденные не опытом, которого у нее не было, а одной лишь внутренней убежденностью в их необходимости, порядки, пришедшиеся не по нраву ни челяди, ни родственникам первой жены, ни, главное, девятилетней падчерице.

Валерия невзлюбила Марию Александровну с детских лет и навсегда, и если впоследствии разумом что-то и поняла в ней, то сердцем ничего не приняла и не простила: главным же образом — чужеродности самой природы ее собственной своей природе, самой ее человеческой сущности — собственной своей; этого необычайного сплава мятежности и самодисциплины, одержимости и сдержанности, деспотизма и вольнолюбивости, этой безмерной требовательности к себе и к другим и столь несхожего с атмосферой дружелюбной праздничности, царившей в семье при Варваре Дмитриевне, духа аскетизма, насаждавшегося мачехой. Всего этого было через край, все это било через край, не умещаясь в общепринятых тогда рамках. Может быть, не приняла Валерия и сумрачной неженской мощи таланта Марии Александровны, выдающейся пианистки, пришедшего на смену легкому, соловьиному, певческому дару Варвары Дмитриевны.

Так или иначе, несовместимость их характеров привела к тому, что Валерию по решению семейного совета, возглавлявшегося ее дедом, историком Иловайским, поместили в Екатерининский институт «для благородных девиц», среди которых она обрела многочисленных наперсниц; Андрей же воспитывался дома; он с Марией Александровной ладил, хотя настоящей душевной близости между ними так и не возникло: он в этой близости не нуждался, Мария Александровна на ней не настаивала.

Любимый в семье, красивый, одаренный, в меру общительный, Андрей, вместе с тем, рос (и вырос) замкнутым и обособленным — на всю жизнь, так до конца не открывшись ни людям, ни самой жизни и не проявив себя в ней в полную меру своих способностей.

Из двух дочерей от второго брака Ивана Владимировича наиболее для родителей легкой оказалась (или показалась) младшая, Анастасия; в детстве она была проще, податливее, ласковее Марины и младшестью своей и незащищенностью была ближе матери, отдыхавшей с ней душою: Асю можно было просто любить. В старшей же, Марине, Мария Александровна слишком рано распознала себя, свое: свой романтизм, свою скрытую страстность, свои недостатки — спутники таланта, свои вершины и бездны — плюс собственные Маринины! — и старалась укрощать и выравнивать их. Конечно же, и это было материнской любовью, и, может быть, в превосходной степени, но в то же время это была борьба с самой собой, уже состоявшейся, в ребенке, еще не определившемся, борьба с будущим — столь безнадежная! — во имя самого будущего… Борясь с Мариной, мать боролась за нее, — втайне гордясь тем, что не может одержать победу!

Причин тому, что дочери Марии Александровны не дружили в детстве, а сблизились сравнительно поздно, уже подростками, было несколько: они заключались и в детской ревности Марины к Асе (которой материнская нежность и снисходительность доставались так легко!), и в Марининой тяге к обществу старших, с которыми она могла померяться умом, и к обществу взрослых, у которых она могла им обогатиться, и в ее стремлении к главенству — над равными, если не над сильнейшими, но отнюдь не над более слабыми, и в том, наконец, что ей, ребенку раннего и самобытного развития, попросту была неинтересна младенческая Асина несамостоятельность. Лишь перегнав самое себя во внутреннем росте, перемахнув через двухгодичную разницу в возрасте (равноценно взрослому двадцатилетию!) — стала Ася Марининым другом отроческих и юных лет. Ранняя смерть матери еще более объединила их, осиротевших.

В весеннюю свою пору сестры являли определенное сходство — внешности и характера, основное же отличие выразилось в том, что Маринина разносторонность обрела — рано и навсегда — единое и глубокое русло целенаправленного таланта, Асины же дарования и стремления растекались по многим руслам, и духовная жажда ее утолялась из многих источников. В дальнейшем жизненные пути их разошлись.

Искренне любившая отца, Валерия вначале относилась к его младшим дочерям, своим сводным сестрам, с равной благожелательностью; приезжая на каникулы из института и потом, по окончании его, она старалась баловать обеих, «нейтрализовать» строгость и взыскательность Марии Александровны, от которой оставалась независимой, пользуясь в семье полнейшей самостоятельностью, как и ее брат Андрей. На отношение Валерии Ася отвечала со всей непосредственностью, горячей к ней привязанностью; Марина же учуяла в нем подвох: не отвергая Валериных поблажек, пользуясь ее тайным покровительством, она тем самым как бы изменяла матери, ее линии, ее стержню, изменяла самой себе, сбиваясь с трудного пути подчинения долгу на легкую тропу соблазнов— карамелек и чтения книг из Балериной библиотеки.

В Маринином восприятии сочувствие старшей сестры оборачивалось лукавством, служило Валерии оружием против мачехи, расшатывало ее влияние на дочерей. С Марининого осознания бездны, пролегающей между изменой и верностью, соблазном и долгом, и начался разлад между ней и Валерией, чья кратковременная и, по-видимому, поверхностная симпатия к сестре вскоре перешла в неприязнь, а впоследствии — в неприятие (характером — личности) — в то самое непрощение не только недостатков, но и качеств, на котором основывалось ее отношение к мачехе.

(Валерия была человеком последовательным, разойдясь с Мариной в юности, она никогда больше не пожелала с ней встретиться, а творчеством ее заинтересовалась только тогда, когда о нем заговорили вокруг; заинтересовалась накануне своей смерти и десятилетия спустя — Марининой. С Асей, с Андреем и его семьей общалась, но — соблюдая дистанцию.)

Ивану Владимировичу все его дети были равно дороги; разногласия в семье, для счастья которой он делал (и сделал) все, что мог, глубоко огорчали его. Отношения между ним и Марией Александровной были полны взаимной доброты и уважения; Мария Александровна, помощница мужа в делах музея, понимала его одержимость в достижении многотрудной цели его жизни и его отвлеченность от дел домашних; Иван Владимирович, оставаясь чуждым музыке, понимал трагическую одержимость ею своей жены, трагическую, ибо, по неписаным законам той поры, сфера деятельности женщины-пианистки, каким бы талантом она ни обладала, ограничивалась стенами собственной комнаты или гостиной. В концертные залы, где фортепьянная музыка звучала для множеств, женщина имела доступ только в качестве слушательницы. Наделенная даром глубоким и сильным, Мария Александровна была осуждена оставаться в нем замкнутой, выражать его лишь для себя одной.

Детей своих Мария Александровна растила не только на сухом хлебе долга: она открыла им глаза на никогда не изменяющее человеку, вечное чудо природы, одарила их многими радостями детства, волшебством семейных праздников, рождественских елок, дала им в руки лучшие в мире книги — те, что прочитываются впервые; возле нее было просторно уму, сердцу, воображению.

Умирая, она скорбела о том, что не увидит дочерей взрослыми; но последние слова ее, по свидетельству Марины, были: «Мне жалко только музыки и солнца».

ЕЁ МУЖ. ЕГО СЕМЬЯ

В один день с Мариной, но годом позже — 26 сентября ст.[1] 1893 года — родился ее муж, Сергей Яковлевич Эфрон, шестым ребенком в семье, где было девять человек детей.

Мать его, Елизавета Петровна Дурново (1855–1910), из старинного дворянского рода, единственная дочь рано вышедшего в отставку гвардейского офицера, адъютанта Николая I, и будущий муж ее, Яков Константинович Эфрон (1854–1909), слушатель Московского Технического Училища, были членами партии «Земля и Воля»; в 1879 году примкнули к группе «Черный передел». Познакомились они на сходке в Петровском-Разумовском. Красивая строгой и вдохновенной красотой черноволосая девушка, тайно приехавшая из Дворянского Собрания и одетая в бальное платье и бархатную накидку, произвела на Якова Константиновича впечатление «существа с иной планеты»; но планета оказалась у них одна — Революция.

Политические взгляды Елизаветы Петровны, которой довелось сыграть немаловажную роль в революционно-демократическом движении своего вр

Марина Цветаева с дочерью Ариадной. Nieuwsfoto’s

Easy Access Overeenkomst

Het volgende materiaal bevat content zonder release en / of met beperkingen.

Beelden gemarkeerd als Easy access-downloads made geen deel uit van uw Премиум-пакет доступа от Getty Images-подписки. U krijgt een factuur voor ieder beeld dat u gebruikt.

Met Easy access-downloads kunt u snel beelden downloaden met een hoge resolutie en zonder watermerk.Tenzij u через een schriftelijke overeenkomst встретил Getty Images лучше, чем bepaald, zijn Easy access-downloads for proefbeelden en zijn ze niet gelicentieerd for gebruik in een Definitief project.

Met uw Easy Access-account (EZA) kunnen de medewerkers binnen uw bedrijf content downloaden voor de volgende toepassingen:

• Испытания
• Образцы
• Proefbeelden
• Планировки
• Рубки Ruwe
• Eerste bewerkingen

Dit overschrijft de standaard online proefbeeldlicentie for afbeeldingen en video’s op de Getty Images website.Het EZA-аккаунт имеет лицензию. Наш проект после того, как встретил эти материальные данные через UW EZA-account heeft gedownload, dient u een licentie aan te schaffen. Zonder licentie kunt u de beelden niet verder gebruiken voor bijvoorbeeld:

• focusgroep презентации
• внешние презентации
• eindproducten die intern binnen uw organisatie worden verspreid
• materialen die buiten uw bedrijf worden verspreid
• materialen die extern worden verspreid (bijvoorbeeld reclame- en marketingmateriaal)

Omdat de Collecties voortdurend word geüpdate, kan Getty Images niet garanderen dat een bepaald item beschikbaar is op het moment van licentiëren.Lees eventuele beperkingen zorgvuldig door bij het gelicentieerde materiaal op de Getty Images website en neem contact op met uw Getty Images-vertegenwoordiger als u hier vragen over heeft. Uw EZA-account is for een jaar geldig. Uw Getty Images-vertegenwoordiger zal contact met u opnemen om de mogelijkheden van een verlenging te bespreken.

Door op de knop Downloaden te drukken, accept u de verantwoordelijkheid voor het gebruik van content zonder release (inclusief het verkrijgen van eventuele benodigde Clements for uw gebruik) en gaat u ermee akkoord all tepermenkingen.

.

Марина Цветаева — Academic Kids

Марина Цветаева — Academic Kids

от академических детей

В Википедии нет статьи с таким точным названием.

• Если вы создавали эту страницу в последние несколько минут, а она еще не появилась, она может не отображаться из-за задержки в обновлении базы данных. Попробуйте очистить ( https://academickids.com:443/encyclopedia/index.php? title = Marina_tsvetaeva & action = purge ), в противном случае подождите и повторите попытку позже, прежде чем пытаться воссоздать страницу.
• Если вы ранее создавали статью под этим заголовком, она могла быть удалена. Просматривайте кандидатов на скорейшее удаление по возможным причинам.

Навигация

Академическое детское меню

• Искусство и культура
  • Арт ( http: // www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Art )
  • Архитектура ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Architecture )
  • культур ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Cultures )
  • Музыка ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Music )
  • Музыкальные инструменты ( http://academickids.com/encyclopedia/index.php/List_of_musical_instruments )

• Биографии ( http: // www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Biographies )
• Клипарт ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Clipart )
• География ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Geography )
  • стран мира ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Countries )
  • Карты ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Maps )
  • Флаги ( http: // www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Flags )
  • Континенты ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Continents )
• История ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/History )
  • Древние цивилизации ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Ancient_Civilizations )
  • Industrial Revolution ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php / Industrial_Revolution )
  • Средневековье ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Middle_Ages )
  • Предыстория ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Prehistory )
  • Renaissance ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Renaissance )
  • Хронология ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Timelines )
  • США ( http: // www.academickids.com/encyclopedia/index.php/United_States )
  • Войны ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Wars )
  • Всемирная история ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/History_of_the_world )

• Человеческое тело ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Human_Body )
• Математика ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php / Математика )
• Ссылка ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Reference )
• Наука ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Science )
  • Животные ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Animals )
  • Aviation ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Aviation )
  • Динозавры ( http: //www.academickids.ru / encyclopedia / index.php / Dinosaurs )
  • Земля ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Earth )
  • Изобретения ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Inventions )
  • Physical Science ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Physical_Science )
  • Растения ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Plants )
  • Ученые ( http: // www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Scientists )
• Социальные исследования ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Social_Studies )
  • Антропология ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Anthropology )
  • Экономика ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Economics )
  • Правительство ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Government )
  • Религия ( http: // www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Religion )
  • Праздники ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Holidays )
• Космос и астрономия
  • Солнечная система ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Solar_System )
  • планет ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Planets )
• Sports ( http: //www.academickids.ru / encyclopedia / index.php / Sports )
• Хронология ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Timelines )

Погода в

• ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Weather )
• Штаты США ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/US_States )

Информация

Домашняя страница
• ( http://academickids.com/encyclopedia/index.php )
• Свяжитесь с нами ( http://www.academickids.com/encyclopedia/index.php/Contactus )

.

Марина Цветаева | Статья о Марине Цветаевой в «Вольном словаре»

Родилась 26 сентября (8 октября) 1892 года в Москве; умер 31 августа 1941 года в Елабуге. Советский русский поэт. Дочь И. В. Цветаева.

Сборники стихов Цветаевой Вечерний альбом и Волшебный фонарь были изданы в 1910 и 1912 годах соответственно. Она достигла поэтической зрелости в своих стихах периода с 1912 по 1915 год. Ее стихи, написанные в 1916 году ( верст, , фас 1, 1922), посвящены России и русским поэтам.На нем изображена гордая женщина, наделенная неизмеримым чувством. Лирическая поэзия Цветаевой, написанная между 1917 и 1922 годами, отмечена сложным, противоречивым смыслом революции и романтическим неприятием применения силы. С точки зрения поэтики, эти стихотворения характеризуются разнообразием интонаций, разнообразной лексикой (от высокой и торжественной до народно-народной) и ритмами частушки (народная песня, часто юмористическая). В эти же годы Цветаева написала цикл пьес и сказочную поэму «Царь-девица ».

Цветаева эмигрировала весной 1922 г .; Прожив некоторое время в Чехословакии, она поселилась во Франции в конце 1925 года. Она публиковалась в периодических изданиях для белых эмигрантов. Ее работы этого периода включают Craft (1923), Psyche (1923), The Swain (1924) и After Russia (1928). Она также написала трагедии Ариадна (1924) и Федра (1927), основанные на классических темах; очерки о поэтах «Мой Пушкин» и «Живое слово о живом слове»; эссе по эстетике «Искусство в свете совести» и «Поэт и его время»; и автобиографические очерки, такие как «Дом на старом Пимене» и «Сказка о Сонечке.

Трагический поэт-романтик Цветаева писала о любви и разлуке в стихотворениях «Поэма горы » (1924 г.) и «Поэма конца » (1924 г.). Ее повествовательная поэма Крысолов (1925) и стихотворение «Читатели газет» показывают ее ненависть к буржуазному духу и мещанству. Она провозгласила торжество уединенного духа поэта в его борьбе с судьбой.

Озабоченность Цветаевой ностальгией усилилась в 1930-х годах и выразилась в «Стихах сыну моему» и «Тоска по дому! Давным-давно.Ее антифашистский цикл « Стихи Богемии » был написан в 1938 и 1939 годах. Цветаева вернулась в СССР в 1939 году и занялась переводами стихов. Она была эвакуирована из зоны боевых действий и впоследствии, обезумев из-за тяжелых условий жизни, покончила жизнь самоубийством.

Поэзия Цветаевой эволюционировала от простых, мелодичных, классически ясных форм до более выразительных, актуальных и ритмически сложных. Стиль ее лирической поэзии 30-х гг. Афористичен; каждое слово пропитано смыслом и чувством.

РАБОТЫ

Избр. произв . [Вступительная статья В. Орлова.] Москва-Ленинград, 1965.
Мой Пушкин . Москва, 1967.
Просто сердце: Стихи зарубежных поэтов в переводе М. Цветаевой . Москва, 1967.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Антокольский П. «Книга Марины Цветаевой». Новый мир , 1966, вып. 4.
Цветаева, А. Воспоминания . М., 1971.
Твардовский А. «Марина Цветаева: Избранное.В О литературе . М., 1973.
Эфрон А. Страницы воспитания. Звезда , 1973, вып. 3.
Ефрон, А. Страницы былого Звезда , 1975, №1. 6.

.