Леонтьев понятие отражения и его значение для психологии конспект: А.Н. Леонтьев. Понятие отражения и его значение для психологии

Содержание

А.Н. Леонтьев. Понятие отражения и его значение для психологии

Часть I
ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ

А.Н. Леонтьев. Понятие отражения и его значение для психологии

Объективная логика развития научных психологических знаний все более настойчиво требует обратиться к понятию отражения, которое является ключевым для теоретической психологии.

Прежде всего я хотел бы подчеркнуть исторический Смысл понятия отражения. Он состоит, во-первых, в том, что содержание этого понятия не является застывшим. Напротив, в ходе прогресса наук о природе, о человеке и обществе оно развивается и обогащается.

Второй, не менее важный аспект состоит в том, что в этом понятии заключена идея развития, идея существования различных уровней и форм отражения. Речь идет о разных уровнях тех специфических изменений рассматриваемых объектов, которые возникли в результате испытываемых ими воздействий и являются адекватными им. Эти уровни очень различны. Но все же это уровни единого отношения, которое в качественно разных формах обнаруживает себя и в неживой природе, и в мире животных, и, наконец, у человека.

В связи с этим возникает задача, имеющая для психологии первостепенное значение: исследовать особенности, функцию и механизмы различных уровней отражения, проследить переходы от более простых его уровней и форм к более сложным.

Подход, выделяющий уровни и этапы филогенетического и онтогенетического развития, давно получил в психологии широкое распространение и признание. Успехи, достигнутые на этом пути, общеизвестны. Речь идет об успехах исследований развития поведения, развития речи, развития восприятия, генезиса логических операций и т.п. Но как раз успехи этих исследований и порождают тенденцию к поиску широких понятий, способных выразить их общий итог.

Я думаю, что эта тенденция отвечает духу современной науки. Достаточно сослаться на плодотворность введения таких широких понятий, как понятия управления, информации, управ­ляющих (информационных) моделей. Последнее из этих понятий представляет для нас особенно большой интерес, так как оно, являясь близким к понятию отражения, позволяет сделать некоторые полезные сопоставления.

Когда мы говорим «модель», мы обязательно имеем в виду также и «моделируемое». Применительно к любым открытым системам моделируемым является то или иное внешнее воздействие, Информация о свойствах (параметрах) которого поступает на вход данной системы.

Отношение модели к моделируемому (в указанном более специальном значении этого понятия) распространяется на широкий круг систем, включая живые системы и, наконец, человека. Мы находим, что и на уровне человека управление поведением осуществляется посредством программ и моделей. Мы называем их планами и образами или какими-нибудь другими аналогичными по смыслу терминами. Однако на этом уровне перед нами прежде всего выступает «картинная», изобразительная сторона моделей: модель как отражение. При этом обнаруживаются такого рода свойства, которые уже не охваты­ваются понятием модели. Таково, например, свойство внешней «проецированное» отражения, т.е. отнесенности его к некоторой реальности.

Таким образом, возникает своеобразная теоретическая ситуация. С одной стороны, понятие отражения и понятие модели непротивопоставимы. Более того, распространение понятия управляющей модели на живые системы, в том числе на человека, несомненно, оправданно, а для решения некоторых проблем просто необходимо. Оно имеет также и очень важное общетеоретическое значение, которое заключается в том, что сближение образа с моделью утверждает требование рассматривать образ и отражение как лежащие в одной и той же плоскости реальности.

С другой стороны, на уровне человека становится особенно очевидным, что понятие модели, пересекаясь с понятием отражения, не покрывает содержания последнего. Самый аппарат, применяемый для анализа моделей, в том числе и моделей рассматриваемого типа, исключает эту возможность в принципе. Ведь такой анализ неизбежно ограничен рамками формальных отношений (гомоморфизма, изоморфизма), связывающих между собой два множества упорядоченных элементов некоторых систем, в то время как на человеческом, психологическом уровне прежде всего выступает как раз неформальная сторона управляющих моделей.

Эта неформальная сторона существует, конечно, не только на уровне человека, его сознания, но и на нижележащих уровнях. Она имеет свое развитие, свои преобразования при переходе от одного уровня к другому и доступна объективному исследованию. Понятно, что для ее выделения и описания нужно специальное понятие. Таким понятием и является понятие отражения. И я не вижу никакой логической возможности отбросить это понятие или обойти его.

Понятие отражения не просто постулирует отношение адекватности образа отражаемой реальности. Оно ориентирует и направляет исследование. Оно ставит фундаментальную проблему — проблему исследования процесса перехода или «перевода» отражаемого содержания в содержание отражения. Эта проблема и приводит нас ко второму положению, которое характеризует отражение, — к положению о его активности.

В своей явной форме активность отражения выступает на уровне  живых систем. В дальнейшем  я буду иметь в виду эти уровни и к тому же формы психического отражения. Применительно к формам психического отражения мы говорим об активности отражения в двояком смысле.

Во-первых, в смысле активной роли отражения в управле­нии жизненными процессами, процессами поведения. В общем виде эта роль не требует разъяснения. Главный интерес представляет проблема изменения роли, или, точнее, функции отра­жения в процессе развития, а иа уровне сознания — проблема иеэпифеиомеиальиости субъективных, идеальных явлений…

Мы говорим далее об активности отражения также и в том смысле, что отражение является результатом активного процесса. Это значит, что, для того чтобы возникло отражение, одного только воздействия отражаемого объекта на живую систему, яв­ляющуюся субъектом отражения, еще недостаточно. Необходимо также, чтобы существовал «встречный» процесс — деятельность субъекта по отношению к отражаемой реальности. В этом активном процессе и происходит формирование отражения, его проверка и коррекция. Если нет этого активного процесса, нет и психического отражения.

Хотя это утверждение находится в противоречии и со старыми сенсуалистическими представлениями и с некоторыми новейшими концепциями, существует большое и все возрастающее число прямых оснований, которые позволяют на нем настаивать.

Так, становится все более очевидным, что, для того чтобы возник зрительный образ, еще недостаточно, как писал когда-то Гербарт, «иметь объект перед глазами», т.е. иметь его проекционный образ на сетчатке. Необходимо еще, чтобы осуще­ствлялась активная работа перцептирующей зрительной системы, необходимо участие ее эфферентных звеньев.

Обнаружение и регистрация эфферентных процессов и выяв­ление их роли в условиях высокоразвитого восприятия, в условиях, говоря словами Сеченова, «обученной сетчатки глаза», представляет иногда большие методические и технические трудности. По-видимому, этим и объясняется то, что некоторые явле­ния кажутся свидетельствующими скорее в пользу пассивной .«экранной» теории зрительного восприятия. Чем более, однако, углубляется исследование и совершенствуются его методы, тем более выявляется необходимость участия эфферентных про­цессов даже в тех случаях, когда их речь наиболее замаски­рована.

Сошлюсь только на некоторые последние, известные мне экспериментальные данные. Одним из самых «трудных» в этом смысле является случай восприятия изображения, строго стабилизированного по отношению к сетчатке. Однако и в этих условиях удалось выявить необходимость активности зрительной системы, адекватной перцептивной задаче и воспринимаемому тест-объекту. Больше того, оказалось, что создаваемые этими совершенно искусственными условиями ограничения нормального «поведения глаза» приводят к искажению  восприятия, выражающемуся в ряде иллюзий, выпадении отдельных элементов объекта, в неразличении последовательных образов от прямых и т.п.

В своей наиболее простой и вместе с тем демонстративной форме перцептивные действия выступают в процессах осяза­тельного восприятия пространственных свойств объектов. Осязающая рука вступает в прямой механический контакт с объектом; обегая его контур, она как бы «липнет» к нему. Ее тактильные рецепторы выполняют, таким образом, двоякую функцию: во-первых, они афферентируют перцептивное действие, во-вторых, они участвуют в сборе информации, которая образует как бы чувственную ткань формирующегося осязательного образа.

Если всмотреться в этот процесс, то перед нами откроется прежде всего решающая роль действия, «снимающего» коитур объекта. Как известно, мы можем без ущерба для адекватности образа изменить состав сенсорных сигналов, поступающих в рецепирующую систему, как это имеет место в случае, когда мы переходим к ощупыванию объекта с помощью зонда или пользуемся, например, большим пальцем ноги. Достаточно, однако, нарушить выполнение самого перцептивного действия, как тактильны» образ разрушается или извращается.

Итак, именно действие субъекта по отношению к объекту и есть тот процесс, который «переводит» отражаемое в отражение.

Другой замечательный факт состоит в том, что в условиях патологии двигательного аппарата осязающего органа его движе­ния не способны выполнять функцию активного воспроизведения контура объекта. Даже в том случае, когда благодаря многочис­ленным и длительным тактильным контактам со знакомым по прежнему опыту объектом он все же в конце концов опознается испытуемым, возникающий при этом образ оказывается лишен­ным важнейшего психологического свойства — своей отнесенности к реальности. Мы имели случай наблюдать подлинно драматиче­скую картину, когда в результате потери обоих глаз и ампутации кистей обеих рук одновременно хирургической перестройкой мы­шечного аппарата предплечий у больных при сохранении кожной чувствительности, но с явлениями апраксии периферического происхождения, чувство реальности предметов, с которыми они сталкивались, исчезало.

По-видимому, то, что мы называем перцептивным действием, создает также отнесенность образа к реальности. Может быть, поэтому именно осязательное восприятие с его развернутой внешне двигательной активностью и обладает для нас наивысшей убедительностью.

Я задержался на осязательном восприятии для того, чтобы опираясь на анализ описанных явлений, облегчить себе задачу формулирования некоторых общих положений. Одно из них связано с только что введенным мной, понятием процесса уподоб­ления.

В осязании этот процесс осуществляется внешним движением руки. Но это лишь особый, частный случай. В более же обшем смысле это процесс, осуществляемый эффекторными звеньями любой перцептивной системы, динамика которого воспроизводит перцепируемые физические свойства объекта. Он может иметь форму внутреннего процесса, например, так называемого движе­ния внимания по элементам зрительно воспринимаемого внешнего поля. Однако, как правило, этот процесс все же «затекает» на моторные пути.

Является ли функция уподобления морфологически фиксиро­ванной в структуре эфферентных аппаратов перцептивной систе­мы? Да, в том смысле, что они всегда адекватны этой функции, приспособлены для ее выполнения; но филогенетически формиро­вание этих аппаратов может происходить в связи с развитием других функций. Так, например, эффекторным аппаратом перцеп­тивной системы звуковысотного слуха являются голосовые связки, и их устройство строго адекватно перцепируемому параметру звука — его основной частоте. Однако по своему происхождению и по главной своей функции это органы вокализации, а не детек­ции звуковой частоты; последняя выполняется ими только в составе функциональной системы звуковысотного слуха.

Итак, изучение активного аспекта отражения наталкивается на множество осложняющих обстоятельств. Они, однако, не могут закрыть от нас главного — того, что процесс отражения является результатом не воздействия, а взаимодействия, т.е, результатом процессов, идущих как бы навстречу друг другу. Один из них есть процесс воздействия объекта на живую систему, другой — активность самой системы по отношению к воздействующе­му объекту. Этот последний процесс благодаря своей уподобленности независимым свойствам реальности и несет в себе ее отражение.

В этой связи я хочу затронуть последний вопрос: помещая деятельность как бы между субъектом и воздействующей на него реальностью, не встаем ли мы на ту точку зрения, что свой­ства объекта не отражаются, а произвольно «конструируются» субъектом? Конечно, нет. Нет, потому что деятельность необходи­мо подчиняется независимым свойствам объектов. Это не требует доказательств, когда речь идет о внешней деятельности, которая вступает в прямое соприкосновение с объектом и испытывает на себе его сопротивление. Однако так же обстоит дело и в том случае, когда деятельность является внутренней. Внутренняя деятельность, как и внешняя, тоже осуществляет жизнь — процесс, практически связывающий субъекта с реальным миром; она включена в этот процесс, от него зависит н им определя­ется.

Развитие понятия отражения, учение об уровнях отражения и подход к деятельности как к процессу, в котором происходит переход отражаемого в отражение, снимают многие теоретические трудности, стоящие на пути решения этой проблемы.

Во-первых, в самом представлении о различных уровнях от­ражения уже содержится не только необходимость выделения также уровней психического отражения, но и признание существо­вания качественных различий между ними. Следовательно, с самого начала отпадают и ложная идея отождествления психиче­ского с сознательным, и не менее ложная, представляющая лишь оборотную сторону той же медали идея вовсе исключить сознание из конкретного исследования, оставить его за пределами объ­ективной науки, как этого требовал, например, старый бихеви­оризм.

Во-вторых, — и это самое главное — представление о внутрен­ней связи отражения и деятельности дает в руки исследователя ключ для положительного решения проблемы.

Непредвзятый анализ широкого круга фактов, характеризую­щих переломные этапы в развитии поведения, позволил выдвинуть гипотезу, которую я продолжаю поддерживать и сейчас. В самом общем виде она может быть сформулирована так: какова общая структура деятельности, осуществляющей жизнь организма, его взаимодействие с окружающим миром, такова и общая структура психического отражения. Это значит, что, для того чтобы понять изменение психического отражения при переходе к человеку и то, в чем состоят условия и необходимость этих изменений, в частнос­ти необходимость появления субъективной презентированности отражения, нужно исходить из анализа происходящих при этом изменений в структуре деятельности.

Оставляя в стороне рассмотрение реальных изменений дея­тельности в процессе становления человека и резко углубляя анализ, я выделю только главнейшие их результаты.

Но прежде несколько слов о том, что создает необходимость перестройки деятельности и возникновения нового уровня и новой формы отражения.

Необходимость эта лежит в переходе от приспособительной деятельности к деятельности продуктивной, трудовой. Замеча­тельная особенность этой деятельности состоит в том, что она подчиняется цели — представлению о том объективном результате, на достижение которого она направлена. Понятно, что для того чтобы этот результат, т.е. будущий продукт деятельности, мог направлять ее и управлять ею, он должен быть представлен в голове субъекта в такой форме, которая позволяет сопоставлять его с исходным материалом (предметом труда), сравнивать с этапами преобразования последнего и, наконец, с достигнутым результатом (продуктом труда). Вместе с тем форма этого пред­ставления должна давать субъекту возможность активно видоизменять его в соответствии с меняющимися условиями и накапли­ваемым опытом деятельности. Иными словами, субъект должен теперь иметь возможность действовать с самими образами, пред­ставлениями, и, следовательно, отражаемое содержание должно быть открыто для самого субъекта, существовать для него, «быть перед ним», а это и значит, что оно должно иметь форму созна­тельного отражения, сознания.

Таким образом, представленность отражаемого субъекту от­нюдь не есть некий эпифеномен, но составляет обязательное условие продуктивной деятельности — трудовой, изобразительной и всякой другой преобразующей, творческой деятельности чело­века.

Научное объяснение этого таинственного явления «представ­ленности» отражаемого самому субъекту, конечно, не может до­вольствоваться старинной метафизической идеей о существовании в нас некоего маленького человечка — гомункулуса, созерцаю­щего картину, отраженную мозговыми процессами. Трудно согла­ситься и с современными попытками искать разгадку этого явле­ния в допущении того, что нервные структуры обладают свойством самоотраженности. Ведь это свойство выражает собой вид взаи­модействия внутри некоторой системы («взаимодействие с самим собой»), в то время как в данном случае речь идет о явлении, возникающем во взаимодействии отражающей системы с некото­рой внешней по отношению к ней действительностью.

Объяснение указанного явления следует искать, по-видимому, в тех же особенностях человеческой деятельности, которые соз­дают и его необходимость,- в особенностях продуктивной, трудо­вой деятельности.

Трудовая деятельность запечатлевается в своем продукте. В этом процессе превращения, говоря словами К. Маркса, формы деятельности в форму покоящегося свойства или бытия1 происхо­дит запечатление в продукте также и регулирующего деятельность субъекта внутреннего образа. Теперь в этой воплощенной вовне, экстериоризоваиной своей форме он сам становится объектом отражения. Происходящее в голове человека соотнесение вопло­щаемого образа и отражения объекта, воплотившего его в себе, и порождает осознание последнего.

Принимая это допущение, не оказываемся ли мы в заколдован­ном кругу? Нет, здесь скорее движение по спирали, процесс пере­хода от одного уровня отражения к другому, высшему его уровню.

Однако процесс этот может реализоваться лишь в том случае, если объект выступит перед человеком именно как запечатлевший отражение, т.е. своей идеальной стороной; следовательно, сторона эта должна быть выделена. Ее выделение и происходит в процессе предметно отнесенного речевого общения, в процессе словесного означения. Поэтому осознанное есть всегда также словесно обоз­наченное, вербализованное. В этом смысле мы говорим о языке как о «субстрате» сознания.

1 См.: Маркс К. Капитал.— Соч., т.23, с.192. 24

Следует отдать себе отчет также в том решающе важном обстоятельстве, что язык порождается связями людей друг с другом в их совместной деятельности и образует систему объективных явлений, носителей социально формирующихся значений, представлений и понятий, отражающих и резюмирующих общест­венный опыт; иначе говоря, он является также субстратом общест­венного сознания. Существование сознания как формы индивиду­альной психики возможно, стало быть, лишь в условиях существования общественного сознания.

Таким образом, сознание действительно является как бы «удвоенным» отражением, но только природа этой «удвоенности» лежит не во внутренних имманентных свойствах отражающей системы, а в особенном характере порождающих эту удвоенность внешних отношений.

Конечно, указанные условия и отношения, характеризующие природу сознания, относятся лишь к его первоначальным формам, когда сфера сознаваемого была ограничена сферой материально­го общественного производства. Впоследствии в связи с выделе­нием и развитием духовного производства, обогащением и техни­зацией языка сознание индивидов освобождается от своей прямой связи с практической трудовой деятельностью; круг сознаваемого соответственно расширяется, и сознание становится у человека универсальной формой психического отражения. Это, однако, не значит, что теперь все, что отражается в голове человека, сознает­ся им. Как раз одна из фундаментальных психологических проб­лем и заключается в том, чтобы исследовать условия и функцию сознания. Современные исследования категориальности восприя­тия, роли речи в регуляции целенаправленной деятельности и исследования формирования понятий дают для решения этой проблемы богатейшие данные.

Свою задачу я видел в том, чтобы показать, что понятие от­ражения имеет не только гносеологический Смысл, но вместе с тем Смысл конкретно-научный, психологический и что введение этого понятия в психологию имеет крупное эвристическое значе­ние прежде всего для решения ее фундаментальных теоретических проблем, без чего немыслимо построение непротиворечивой систе­мы психологических знаний.

XVIII Международный психологиче­ский конгресс. 4-11 августа 1966г. М., 1966, с.8-20.

А. Н. Леонтьев ПОНЯТИЕ ОТРАЖЕНИЯ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ — Студопедия

Объективная логика развития научных психологических зна­ний все более настойчиво гребует обратиться к понятию отра­жения, которое является ключевым для теоретической психоло­гии. <…>

Прежде всего я хотел бы подчеркнуть исторический смысл понятия отражения. Он состоит, во-первых, в том, что содержа­ние этого понятия не является застывшим. Напротив, в ходе прогресса иаук о природе, о человеке и обществе оно развивается и обогащается.

Второй, не менее важный аспект состоит в том, что в этом по­нятии заключена идея развития, идея существования различных уровней и форм отражения. Речь идет о разных уровнях тех спе­цифических изменений рассматриваемых объектов, которые воз­никли в результате испытываемых ими воздействий и являются адекватными им. Эти уровни очень различны. Но все же это уровни единого отношения, которое в качественно разных формах обнаруживает себя и в неживой природе, и в мире животных, и, наконец, у человека.

В связи с этим возникает задача, имеющая для психологии первостепенное значение: исследовать особенности, функцию и механизмы различных уровней отражения, проследить переходы от более простых его уровней и форм к более сложным.

Подход, выделяющий уровни и этапы филогенетического и онтогенетического развития, давно получил в психологии широкое распространение и признание. Успехи, достигнутые на этом пути, общеизвестны. Речь идет об успехах исследований развития пове­дения, развития речи, развития восприятия, генезиса логических операций и т. п. Но как раз успехи этих исследований и порождают тенденцию к поиску широких понятий, способных выразить их общий итог.



Я думаю, что эта тенденция отвечает духу современной науки. Достаточно сослаться на плодотворность введения таких широких понятий, как понятия управления, информации, управ­ляющих (информационных) моделей. Последнее из этих понятий представляет для нас особенно большой интерес, так как оно, являясь близким к понятию отражения, позволяет сделать неко­торые полезные сопоставления.

Когда мы говорим «модель», мы обязательно имеем в виду также и «моделируемое». Применительно к любым открытым системам моделируемым является то или иное внешнее воздей­ствие, информация о свойствах (параметрах) которого поступа­ет иа вход данной системы.

Отношение модели к моделируемому (в указанном более специальном значении этого понятия) распространяется на ши-

рокий круг систем, включая живые системы и, наконец, челове­ка. Мы находим, что и на уровне человека управление поведе­нием осуществляется посредством программ и моделей. Мы называем их планами и образами или какими-нибудь другими аналогичными по смыслу терминами. Однако на этом уровне перед нами прежде всего выступает «картинная», изобрази­тельная сторона моделей: модель как отражение. При этом об­наруживаются такого рода свойства, которые уже не охваты­ваются понятием модели. Таково, например, свойство внешней «проецированное™» отражения, т. е. отнесенности его к некоторой реальности.

Таким образом, возникает своеобразная теоретическая си­туация. С одной стороны, понятие отражения и понятие модели непротивопоставимы. Более того, распространение понятия управляющей модели на живые системы, в том числе на человека, несомненно, оправданно, а для решения некоторых проблем просто необходимо. Оно имеет также и очень важное общетеоре­тическое значение, которое заключается в том, что сближе­ние образа с моделью утверждает требование рассматривать образ и отражение как лежащие в одной и той же плоскости ре­альности.

С другой стороны, на уровне человека становится особенно очевидным, что понятие модели, пересекаясь с понятием отра­жения, не покрывает содержания последнего. Самый аппарат, применяемый для анализа моделей, в том числе и моделей рас­сматриваемого типа, исключает эту возможность в принципе. Ведь такой анализ неизбежно ограничен рамками формальных отношений (гомоморфизма, изоморфизма), связывающих между собой два множества упорядоченных элементов некоторых сис­тем, в то время как на человеческом, психологическом уровне прежде всего выступает как раз неформальная сторона управ­ляющих моделей.

Эта неформальная сторона существует, конечно, не только на уровне человека, его сознания, но и на нижележащих уровнях. Она имеет свое развитие, свои преобразования при переходе от одного уровня к другому н доступна объективному исследованию. Понятно, что для ее выделения и описания нужно специальное понятие. Таким понятием и является понятие отражения. И я не вижу никакой логической возможности отбросить это понятие или обойти его.

Понятие отражения не просто постулирует отношение адек­ватности образа отражаемой реальности. Оно ориентирует и на­правляет исследование. Оно ставит фундаментальную проблему — проблему исследования процесса перехода или «перевода» отра­жаемого содержания в содержание отражения. Эта проблема и приводит нас ко второму положению, которое характеризует отражение, — к положению о его активности.

В своей явной форме активность отражения выступает на уровне живых систем. В дальнейшем я буду иметь в виду эти

2*

уровни и к тому же формы психического отражения. Примени* тельно к формам психического отражения мы говорим об актив­ности отражения в двояком смысле.

Во-первых, в смысле активной роли отражения в управле­нии жизненными процессами, процессами поведения. В общем виде эта роль не требует разъясиеиия. Главный интерес пред­ставляет проблема изменения роли, или, точнее, функции отра­жения в процессе развития, а иа уровне сознания — проблема иеэпифеиомеиальиости субъективных, идеальных явлений…

Мы говорим далее об активности отражения также и в том смысле, что отражение является результатом активного процес­са. Это значит, что, для того чтобы возникло отражение, одного только воздействия отражаемого объекта на живую систему, яв­ляющуюся субъектом отражения, еще недостаточно. Необходи­мо также, чтобы существовал «встречный» процесс — деятель­ность субъекта по отношению к отражаемой реальности. В этом активном процессе и происходит формирование отражения, его проверка и коррекция. Если иет этого активного процесса, нет и психического отражения.

Хотя это утверждение находится в противоречии и со старыми сенсуалистическими представлениями и с некоторыми новейшими концепциями, существует большое и все возрастающее число прямых оснований, которые позволяют на нем настаивать.

Так, становится все более очевидным, что, для того чтобы возник зрительный образ, еще недостаточно, как писал когда-то Гербарт, «иметь объект перед глазами», т. е. иметь его проек­ционный образ на сетчатке. Необходимо еще, чтобы осуще­ствлялась активная работа перцептирующей зрительной системы, необходимо участие ее эфферентных звеньев.

Обнаружение и регистрация эфферентных процессов и выяв­ление их роли в условиях высокоразвитого восприятия, в условиях, говоря словами Сеченова, «обученной сетчатки глаза», представляет иногда большие методические и технические труд­ности. По-видимому, этим и объясняется то, что некоторые явле­ния кажутся свидетельствующими скорее в пользу пассивной .«экранной» теории зрительного восприятия. Чем более, однако, углубляется исследование и совершенствуются его методы, тем более выявляется необходимость участия эфферентных про­цессов даже в тех случаях, когда их речь наиболее замаски­рована.

Сошлюсь только на некоторые последние, известные мне экспериментальные данные. Одним из самых «трудных» в этом смысле является случай восприятия изображения, строго ста­билизированного по отношению к сетчатке. Однако и в этих условиях удалось выявить необходимость активности зрительной системы, адекватной перцептивной задаче и воспринимаемому тест-объекту. Больше того, оказалось, что создаваемые этими совершенно искусственными условиями ограничения нормально­го «поведения глаза» приводят к искажению воснриятня, выра-

нсающемуся в ряде иллюзий, выпадении отдельных элементов объекта, в неразличении последовательных образов от прямых и т. п. <.. .>

В своей наиболее простой и вместе с тем демонстративной форме перцептивные действия выступают в процессах осяза­тельного восприятия пространственных свойств объектов. Осяза­ющая рука вступает в прямой механический контакт с объек­том; обегая его контур, она как бы «липнет» к нему. Ее тактильные рецепторы выполняют, таким образом, двоякую функ­цию: во-первых, они афферентируют перцептивное действие, во-вторых, они участвуют в сборе информации, которая обра­зует как бы чувственную ткань формирующегося осязательного образа.

Если всмотреться в этот процесс, то перед нами откроется прежде всего решающая роль действия, «снимающего» коитур объекта. Как известно, мы можем без ущерба для адекватности образа изменить состав сенсорных сигналов, поступающих в ре-цепирующую систему, как это имеет место в случае, когда мы переходим к ощупыванию объекта с помощью зонда или пользу­емся, например, большим пальцем ноги. Достаточно, однако, нару­шить выполнение самого перцептивного действия, как тактильны» образ разрушается или извращается.

Итак, именно действие субъекта по отношению к объек­ту и есть тот процесс, который «переводит» отражаемое в отра­жение.

Другой замечательный факт состоит в том, что в условиях патологии двигательного аппарата осязающего органа его движе­ния не способны выполнять функцию активного воспроизведения контура объекта. Даже в том случае, когда благодаря многочис­ленным и длительным тактильным контактам со знакомым по прежнему опыту объектом он все же в конце концов опознается испытуемым, возникающий при этом образ оказывается лишен­ным важнейшего психологического свойства — своей отнесенности к реальности. Мы имели случай наблюдать подлинно драматиче­скую картину, когда в результате потери обоих глаз и ампутации кистей обеих рук одновременно хирургической перестройкой мы­шечного аппарата предплечий у больных при сохранении кожной чувствительности, но с явлениями апраксии периферического происхождения, чувство реальности предметов, с которыми они сталкивались, исчезало.

По-видимому, то, что мы называем перцептивным действием, создает также отнесенность образа к реальности. Может быть, поэтому именно осязательное восприятие с его развернутой внеш-недвигательной активностью и обладает для нас наивысшей убедительностью. <…>

Я задержался на осязательном восприятии для того, чтобы опираясь на анализ описанных явлений, облегчить себе задачу формулирования некоторых общих положений. Одно из них свя-

зано с только что введенным мной, понятием процесса уподоб­ления.

В осязании этот процесс осуществляется внешним движением руки. Но это лишь особый, частный случай. В более же обшем смысле это процесс, осуществляемый эффекторными звеньями любой перцептивной системы, динамика которого воспроизводит перцепируемые физические свойства объекта. Он может иметь форму внутреннего процесса, например, так называемого движе­ния внимания по элементам зрительно воспринимаемого внешнего поля. Однако, как правило, этот процесс все же «затекает» на моторные пути. <…>

Является ли функция уподобления морфологически фиксиро­ванной в структуре эфферентных аппаратов перцептивной систе­мы? Да, в том смысле, что они всегда адекватны этой функции, приспособлены для ее выполнения; но филогенетически формиро­вание этих аппаратов может происходить в связи с развитием других функций. Так, например, эффекторным аппаратом перцеп­тивной системы звуковысотного слуха являются голосовые связки, и их устройство строго адекватно перцепируемому параметру звука — его основной частоте. Однако по своему происхождению и по главной своей функции это органы вокализации, а не детек­ции звуковой частоты; последняя выполняется ими только в составе функциональной системы звуковысотного слуха.

Итак, изучение активного аспекта отражения наталкивается на множество осложняющих обстоятельств. Они, однако, не могут закрыть от нас главного — того, что процесс отражения является результатом не воздействия, а взаимодействия, т. е, результатом процессов, идущих как бы навстречу друг другу. Один из них есть процесс воздействия объекта на живую систему, другой — активность самой системы по отношению к воздействующе­му объекту. Этот последний процесс благодаря своей уподоблеи-ности независимым свойствам реальности и несет в себе ее от­ражение.

В этой связи я хочу затронуть последний вопрос: помещая деятельность как бы между субъектом и воздействующей на него реальностью, не встаем ли мы на ту точку зрения, что свой­ства объекта не отражаются, а произвольно «конструируются» субъектом? Конечно, нет. Нет, потому что деятельность необходи­мо подчиняется независимым свойствам объектов. Это не требует доказательств, когда речь идет о внешней деятельности, которая вступает в прямое соприкосновение с объектом и испытывает на себе его сопротивление. Однако так же обстоит дело и в том случае, когда деятельность является внутренней. Внутренняя деятельность, как и внешняя, тоже осуществляет жизнь — процесс, практически связывающий субъекта с реальным миром; она включена в этот процесс, от него зависит н им определя­ется. <…>

Развитие понятия отражения, учение об уровнях отражения и подход к деятельности как к процессу, в котором происходит

переход отражаемого в отражение, снимают многие теоретические трудности, стоящие на пути решения этой проблемы.

Во-первых, в самом представлении о различных уровнях от­ражения уже содержится не только необходимость выделения также уровней психического отражения, но и признание существо­вания качественных различий между ними. Следовательно, с самого начала отпадают и ложная идея отождествления психиче­ского с сознательным, и не менее ложная, представляющая лишь оборотную сторону той же медали идея вовсе исключить сознание из конкретного исследования, оставить его за пределами объ­ективной науки, как этого требовал, например, старый бихеви­оризм.

Во-вторых, — и это самое главное — представление о внутрен­ней связи отражения и деятельности дает в руки исследователя ключ для положительного решения проблемы.

Непредвзятый анализ широкого круга фактов, характеризую­щих переломные этапы в развитии поведения, позволил выдвинуть гипотезу, которую я продолжаю поддерживать и сейчас. В самом общем виде она может быть сформулирована так: какова общая структура деятельности, осуществляющей жизнь организма, его взаимодействие с окружающим миром, такова и общая структура психического отражения. Это значит, что, для того чтобы понять изменение психического отражения при переходе к человеку и то, в чем состоят условия и необходимость этих изменений, в частнос­ти необходимость появления субъективной презентированности отражения, нужно исходить из анализа происходящих при этом изменений в структуре деятельности.

Оставляя в стороне рассмотрение реальных изменений дея­тельности в процессе становления человека и резко углубляя анализ, я выделю только главнейшие их результаты.

Но прежде несколько слов о том, что создает необходимость перестройки деятельности и возникновения нового уровня и новой формы отражения.

Необходимость эта лежит в переходе от приспособительно» деятельности к деятельности продуктивной, трудовой. Замеча­тельная особенность этой деятельности состоит в том, что она подчиняется цели — представлению о том объективном результате, иа достижение которого она направлена. Понятно, что для того чтобы этот результат, т. е. будущий продукт деятельности, мог направлять ее и управлять ею, он должен быть представлен в голове субъекта в такой форме, которая позволяет сопоставлять его с исходным материалом (предметом труда), сравнивать с этапами преобразования последнего и, наконец, с достигнутым результатом (продуктом труда). Вместе с тем форма этого пред­ставления должна давать субъекту возможность активно видоиз­менять его в соответствии с меняющимися условиями и накапли­ваемым опытом деятельности. Иными словами, субъект должен теперь иметь возможность действовать с самими образами, пред­ставлениями, и, следовательно, отражаемое содержание должно

быть открыто для самого субъекта, существовать для него, «быть перед’ ним», а это и значит, что оно должно иметь форму созна­тельного отражения, сознания.

Таким образом, представленность отражаемого субъекту от­нюдь не есть некий] эпифеномен, но составляет обязательное условие продуктивной деятельности — трудовой, изобразительной и всякой другой преобразующей, творческой деятельности чело­века.

Научное объяснение этого таинственного явления «представ­ленности» отражаемого самому субъекту, конечно, ие может до­вольствоваться старинной метафизической идеей о существовании в нас некоего маленького человечка — гомункулуса, созерцаю­щего картину, отраженную мозговыми процессами. Трудно согла­ситься и с современными попытками искать разгадку этого явле­ния в допущении того, что нервные структуры обладают свойством самоотраженности. Ведь это свойство выражает собой вид взаи­модействия внутри некоторой системы («взаимодействие с самим собой»), в то время как в данном случае речь идет о явлении, возникающем во взаимодействии отражающей системы с некото­рой внешней по отношению к ней действительностью.

Объяснение указанного явления следует искать, по-видимому, в тех же особенностях человеческой деятельности, которые соз­дают и его необходимость,— в особенностях продуктивной, трудо­вой деятельности.

Трудовая деятельность запечатлевается в своем продукте. В этом процессе превращения, говоря словами К. Маркса, формы деятельности в форму покоящегося свойства или бытия1 происхо­дит запечатление в продукте также и регулирующего деятельность субъекта внутреннего образа. Теперь в этой воплощенной вовне, экстериоризоваиной своей форме ои сам становится объектом отражения. Происходящее в голове человека соотнесение вопло­щаемого образа и отражения объекта, воплотившего его в себе, и порождает осознание последнего.

Принимая это допущение, не оказываемся ли мы в заколдован­ном кругу? Нет, здесь скорее движение по спирали, процесс пере­хода от одного уровня отражения к другому, высшему его уровню.

Однако процесс этот может реализоваться лишь в том случае, если объект выступит перед человеком именно как запечатлевший отражение, т. е. своей идеальной стороной; следовательно, сторона эта должна быть выделена. Ее выделение и происходит в процессе предметно отнесенного речевого общения, в процессе словесного означения. Поэтому осознанное есть всегда также словесно обоз­наченное, вербализованное. В этом смысле мы говорим о языке как о «субстрате» сознания.

Следует отдать себе отчет также в том решающе важном обстоятельстве, что язык порождается связями людей друг с другом в их совместной деятельности и образует систему объек-

1 См.: Маркс К. Капитал.— Соч., т. 23, с. 192. 24

тивиых явлений, носителей социально формирующихся значений, представлений и понятий, отражающих и резюмирующих общест­венный опыт; иначе говоря, он является также субстратом общест­венного сознания. Существование сознания как формы индивиду­альной психики возможно, стало быть, лишь в условиях существования общественного сознания.

Таким образом, сознание действительно является как бы «удвоенным» отражением, но только природа этой «удвоеиностн» лежит не во внутренних имманентных свойствах отражающей системы, а в особенном характере порождающих эту удвоеиность внешних отношений.

Конечно, указанные условия н отношения, характеризующие природу сознания, относятся лишь к его первоначальным формам, когда сфера сознаваемого была ограничена сферой материально­го общественного производства. Впоследствии в связи с выделе­нием и развитием духовного производства, обогащением и техни­зацией языка сознание индивидов освобождается от своей прямой связи с практической трудовой деятельностью; круг сознаваемого соответственно расширяется, и сознание становится у человека универсальной формой психического отражения. Это, однако, не значит, что теперь все, что отражается в голове человека, сознает­ся им. Как раз одна из фундаментальных психологических проб­лем и заключается в том, чтобы исследовать условия и функцию сознания. Современные исследования категориальности восприя­тия, роли речи в регуляции целенаправленной деятельности и исследования формирования понятий дают для решения этой проблемы богатейшие данные. <…>

Свою задачу я видел в том, чтобы показать, что понятие от­ражения имеет не только гносеологический смысл, но вместе с тем смысл конкретно-научный, психологический и что введение этого понятия в психологию имеет крупное эвристическое значе­ние прежде всего для решения ее фундаментальных теоретических проблем, без чего немыслимо построение непротиворечивой систе­мы психологических знаний.

XVIII Международный психологиче­ский конгресс. 4—11 августа 1966 го* да. М., 1966, с. 8—20.

ПОНЯТИЕ ОТРАЖЕНИЯ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ Леонтьев

ПОНЯТИЕ ОТРАЖЕНИЯ
И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ Леонтьев

(Из кн.: Хрестоматия
по психологии / Сост. В.В. Мироненко. Под
ред. А.В. Петровского. М., 1987. – с. 18-25)

Объективная логика
развития научных психологических
зна­ний все более настойчиво требует
обратиться к понятию отражения, которое
является ключевым для теоретической
психологии. <…>

Прежде всего я
хотел бы подчеркнуть исторический смысл
понятия отражения. Он состоит, во-первых,
в том, что содержа­ние этого понятия
не является застывшим. Напротив, в ходе
прогресса наук о природе, о человеке и
обществе оно развивается и обогащается.

Второй, не менее
важный аспект состоит в том, что в этом
по­нятии заключена идея развития,
идея существования различных уровней
и форм отражения. Речь идет о разных
уровнях тех специфических изменений
рассматриваемых объектов, которые
воз­никли в результате испытываемых
ими воздействий и являются адекватными
им. Эти уровни очень различны. Но все же
это уровни единого отношения, которое
в качественно разных формах обнаруживает
себя и в неживой природе, и в мире
животных, и, наконец, у человека.

В связи с этим
возникает задача, имеющая для психологии
первостепенное значение: исследовать
особенности, функцию и механизмы
различных уровней отражения, проследить
переходы от более простых его уровней
и форм к более сложным.

Подход, выделяющий
уровни и этапы филогенетического и
онтогенетического развития, давно
получил в психологии широкое распространение
и признание. Успехи, достигнутые на этом
пути, общеизвестны. Речь идет об успехах
исследований развития пове­дения,
развития речи, развития восприятия,
генезиса логических операций и т. п. Но
как раз успехи этих исследований и
порождают тенденцию к поиску широких
понятий, способных выразить их общий
итог.

Я думаю, что эта
тенденция отвечает духу современной
науки. Достаточно сослаться на
плодотворность введения таких широких
понятий, как понятия управления,
информации, управ­ляющих (информационных)
моделей. Последнее из этих понятий
представляет для нас особенно большой
интерес, так как оно, являясь близким к
понятию отражения, позволяет сделать
неко­торые полезные сопоставления.

Когда мы говорим
«модель», мы обязательно имеем в виду
также и «моделируемое». Применительно
к любым открытым системам моделируемым
является то или иное внешнее воздей­ствие,
информация о свойствах (параметрах)
которого поступа­ет иа вход данной
системы.

Отношение модели
к моделируемому (в указанном более
специальном значении этого понятия)
распространяется на ши-

18

рокий круг систем,
включая живые системы и, наконец,
челове­ка. Мы находим, что и на уровне
человека управление поведе­нием
осуществляется посредством программ
и моделей. Мы называем их планами и
образами или какими-нибудь другими
аналогичными по смыслу терминами. Однако
на этом уровне перед нами прежде всего
выступает «картинная», изобрази­тельная
сторона моделей: модель как отражение.
При этом об­наруживаются такого рода
свойства, которые уже не охваты­ваются
понятием модели. Таково, например,
свойство внешней «проецированное»
отражения, т. е. отнесенности его к
некоторой реальности.

Таким образом,
возникает своеобразная теоретическая
ситуация. С одной стороны, понятие
отражения и понятие модели непротивопоставимы.
Более того, распространение понятия
управляющей модели на живые системы, в
том числе на человека, несомненно,
оправданно, а для решения некоторых
проблем просто необходимо. Оно имеет
также и очень важное общетеоре­тическое
значение, которое заключается в том,
что сближе­ние образа с моделью
утверждает требование рассматривать
образ и отражение как лежащие в одной
и той же плоскости ре­альности.

С другой стороны,
на уровне человека становится особенно
очевидным, что понятие модели, пересекаясь
с понятием отражения, не покрывает
содержания последнего. Самый аппарат,
применяемый для анализа моделей, в том
числе и моделей рас­сматриваемого
типа, исключает эту возможность в
принципе. Ведь такой анализ неизбежно
ограничен рамками формальных отношений
(гомоморфизма, изоморфизма), связывающих
между собой два множества упорядоченных
элементов некоторых сис­тем, в то
время как на человеческом, психологическом
уровне прежде всего выступает как раз
неформальная сторона управляющих
моделей.

Эта неформальная
сторона существует, конечно, не только
на уровне человека, его сознания, но и
на нижележащих уровнях. Она имеет свое
развитие, свои преобразования при
переходе от одного уровня к другому н
доступна объективному исследованию.
Понятно, что для ее выделения и описания
нужно специальное понятие. Таким понятием
и является понятие отражения. И я не
вижу никакой логической возможности
отбросить это понятие или обойти его.

Понятие отражения
не просто постулирует отношение
адек­ватности образа отражаемой
реальности. Оно ориентирует и на­правляет
исследование. Оно ставит фундаментальную
проблему — проблему исследования
процесса перехода или «перевода»
отражаемого содержания в содержание
отражения. Эта проблема и приводит нас
ко второму положению, которое характеризует
отражение, — к положению о его активности.

В своей явной форме
активность отражения выступает на
уровне живых систем. В дальнейшем я
буду иметь в виду эти

19

уровни и к тому же
формы психического отражения. Применительно
к формам психического отражения мы
говорим об актив­ности отражения в
двояком смысле.

Во-первых, в смысле
активной роли отражения в управлении
жизненными процессами, процессами
поведения. В общем виде эта роль не
требует разъяснения. Главный интерес
представляет проблема изменения роли,
или, точнее, функции отра­жения в
процессе развития, а на уровне сознания
— проблема иеэпифеиомеиальиости
субъективных, идеальных явлений…

Мы говорим далее
об активности отражения также и в том
смысле, что отражение является результатом
активного процес­са. Это значит, что,
для того чтобы возникло отражение,
одного только воздействия отражаемого
объекта на живую систему, яв­ляющуюся
субъектом отражения, еще недостаточно.
Необходи­мо также, чтобы существовал
«встречный» процесс — деятель­ность
субъекта по отношению к отражаемой
реальности. В этом активном процессе и
происходит формирование отражения, его
проверка и коррекция. Если нет этого
активного процесса, нет и психического
отражения.

Хотя это утверждение
находится в противоречии и со старыми
сенсуалистическими представлениями и
с некоторыми новейшими концепциями,
существует большое и все возрастающее
число прямых оснований, которые позволяют
на нем настаивать.

Так, становится
все более очевидным, что, для того чтобы
возник зрительный образ, еще недостаточно,
как писал когда-то Гербарт, «иметь объект
перед глазами», т. е. иметь его проекционный
образ на сетчатке. Необходимо еще, чтобы
осуществлялась активная работа
перцептирующей зрительной системы,
необходимо участие ее эфферентных
звеньев.

Обнаружение и
регистрация эфферентных процессов и
выявление их роли в условиях высокоразвитого
восприятия, в условиях, говоря словами
Сеченова, «обученной сетчатки глаза»,
представляет иногда большие методические
и технические труд­ности. По-видимому,
этим и объясняется то, что некоторые
явле­ния кажутся свидетельствующими
скорее в пользу пассивной .«экранной»
теории зрительного восприятия. Чем
более, однако, углубляется исследование
и совершенствуются его методы, тем более
выявляется необходимость участия
эфферентных про­цессов даже в тех
случаях, когда их речь наиболее
замаски­рована.

Сошлюсь только на
некоторые последние, известные мне
экспериментальные данные. Одним из
самых «трудных» в этом смысле является
случай восприятия изображения, строго
стабилизированного по отношению к
сетчатке. Однако и в этих условиях
удалось выявить необходимость активности
зрительной системы, адекватной
перцептивной задаче и воспринимаемому
тест-объекту. Больше того, оказалось,
что создаваемые этими совершенно
искусственными условиями ограничения
нормально­го «поведения глаза»
приводят к искажению восприятия, выра-

20

жающемуся в ряде
иллюзий, выпадении отдельных элементов
объекта, в неразличении последовательных
образов от прямых и т. п. <.. .>

В своей наиболее
простой и вместе с тем демонстративной
форме перцептивные действия выступают
в процессах осяза­тельного восприятия
пространственных свойств объектов.
Осязающая рука вступает в прямой
механический контакт с объек­том;
обегая его контур, она как бы «липнет»
к нему. Ее тактильные рецепторы выполняют,
таким образом, двоякую функ­цию:
во-первых, они афферентируют перцептивное
действие, во-вторых, они участвуют в
сборе информации, которая обра­зует
как бы чувственную ткань формирующегося
осязательного образа.

Если всмотреться
в этот процесс, то перед нами откроется
прежде всего решающая роль действия,
«снимающего» контур объекта. Как
известно, мы можем без ущерба для
адекватности образа изменить состав
сенсорных сигналов, поступающих в
рецепирующую систему, как это имеет
место в случае, когда мы переходим к
ощупыванию объекта с помощью зонда или
пользу­емся, например, большим пальцем
ноги. Достаточно, однако, нарушить
выполнение самого перцептивного
действия, как тактильны» образ разрушается
или извращается.

Итак, именно
действие субъекта по отношению к объекту
и есть тот процесс, который «переводит»
отражаемое в отражение.

Другой замечательный
факт состоит в том, что в условиях
патологии двигательного аппарата
осязающего органа его движения не
способны выполнять функцию активного
воспроизведения контура объекта. Даже
в том случае, когда благодаря многочис­ленным
и длительным тактильным контактам со
знакомым по прежнему опыту объектом он
все же в конце концов опознается
испытуемым, возникающий при этом образ
оказывается лишен­ным важнейшего
психологического свойства — своей
отнесенности к реальности. Мы имели
случай наблюдать подлинно драматиче­скую
картину, когда в результате потери обоих
глаз и ампутации кистей обеих рук
одновременно хирургической перестройкой
мы­шечного аппарата предплечий у
больных при сохранении кожной
чувствительности, но с явлениями апраксии
периферического происхождения, чувство
реальности предметов, с которыми они
сталкивались, исчезало.

По-видимому, то,
что мы называем перцептивным действием,
создает также отнесенность образа к
реальности. Может быть, поэтому именно
осязательное восприятие с его развернутой
внешнедвигательной активностью и
обладает для нас наивысшей убедительностью.
<…>

Я задержался на
осязательном восприятии для того, чтобы
опираясь на анализ описанных явлений,
облегчить себе задачу формулирования
некоторых общих положений. Одно из них
свя-

21

зано с только что
введенным мной, понятием процесса
уподобления.

В осязании этот
процесс осуществляется внешним движением
руки. Но это лишь особый, частный случай.
В более же общем смысле это процесс,
осуществляемый эффекторными звеньями
любой перцептивной системы, динамика
которого воспроизводит перцепируемые
физические свойства объекта. Он может
иметь форму внутреннего процесса,
например, так называемого движения
внимания по элементам зрительно
воспринимаемого внешнего поля. Однако,
как правило, этот процесс все же «затекает»
на моторные пути. <…>

Является ли функция
уподобления морфологически фиксированной
в структуре эфферентных аппаратов
перцептивной системы? Да, в том смысле,
что они всегда адекватны этой функции,
приспособлены для ее выполнения; но
филогенетически формиро­вание этих
аппаратов может происходить в связи с
развитием других функций. Так, например,
эффекторным аппаратом перцептивной
системы звуковысотного слуха являются
голосовые связки, и их устройство строго
адекватно перцепируемому параметру
звука — его основной частоте. Однако
по своему происхождению и по главной
своей функции это органы вокализации,
а не детекции звуковой частоты; последняя
выполняется ими только в составе
функциональной системы звуковысотного
слуха.

Итак, изучение
активного аспекта отражения наталкивается
на множество осложняющих обстоятельств.
Они, однако, не могут закрыть от нас
главного — того, что процесс отражения
является результатом не воздействия,
а взаимодействия, т. е, результатом
процессов, идущих как бы навстречу друг
другу. Один из них есть процесс воздействия
объекта на живую систему, другой —
активность самой системы по отношению
к воздействующему объекту. Этот последний
процесс благодаря своей уподобленности
независимым свойствам реальности и
несет в себе ее отражение.

В этой связи я хочу
затронуть последний вопрос: помещая
деятельность как бы между субъектом и
воздействующей на него реальностью, не
встаем ли мы на ту точку зрения, что
свойства объекта не отражаются, а
произвольно «конструируются» субъектом?
Конечно, нет. Нет, потому что деятельность
необходи­мо подчиняется независимым
свойствам объектов. Это не требует
доказательств, когда речь идет о внешней
деятельности, которая вступает в прямое
соприкосновение с объектом и испытывает
на себе его сопротивление. Однако так
же обстоит дело и в том случае, когда
деятельность является внутренней.
Внутренняя деятельность, как и внешняя,
тоже осуществляет жизнь — процесс,
практически связывающий субъекта с
реальным миром; она включена в этот
процесс, от него зависит и им определяется.
<…>

Развитие понятия
отражения, учение об уровнях отражения
и подход к деятельности как к
процессу, в котором происходит

22

переход отражаемого
в отражение, снимают многие теоретические
трудности, стоящие на пути решения этой
проблемы.

Во-первых, в самом
представлении о различных уровнях
отражения уже содержится не только
необходимость выделения также уровней
психического отражения, но и признание
существо­вания качественных различий
между ними. Следовательно, с самого
начала отпадают и ложная идея отождествления
психического с сознательным, и не менее
ложная, представляющая лишь оборотную
сторону той же медали идея вовсе исключить
сознание из конкретного исследования,
оставить его за пределами объективной
науки, как этого требовал, например,
старый бихевиоризм.

Во-вторых, — и это
самое главное — представление о
внутренней связи отражения и деятельности
дает в руки исследователя ключ для
положительного решения проблемы.

Непредвзятый
анализ широкого круга фактов,
характеризую­щих переломные этапы в
развитии поведения, позволил выдвинуть
гипотезу, которую я продолжаю поддерживать
и сейчас. В самом общем виде она может
быть сформулирована так: какова общая
структура деятельности, осуществляющей
жизнь организма, его взаимодействие с
окружающим миром, такова и общая структура
психического отражения. Это значит,
что, для того чтобы понять изменение
психического отражения при переходе к
человеку и то, в чем состоят условия и
необходимость этих изменений, в частнос­ти
необходимость появления субъективной
презентированности отражения, нужно
исходить из анализа происходящих при
этом изменений в структуре деятельности.

Оставляя в стороне
рассмотрение реальных изменений
деятельности в процессе становления
человека и резко углубляя анализ, я
выделю только главнейшие их результаты.

Но прежде несколько
слов о том, что создает необходимость
перестройки деятельности и возникновения
нового уровня и новой формы отражения.

Необходимость эта
лежит в переходе от приспособительной
деятельности к деятельности продуктивной,
трудовой. Замечательная особенность
этой деятельности состоит в том, что
она подчиняется цели — представлению
о том объективном результате, на
достижение которого она направлена.
Понятно, что для того чтобы этот результат,
т. е. будущий продукт деятельности, мог
направлять ее и управлять ею, он должен
быть представлен в голове субъекта в
такой форме, которая позволяет сопоставлять
его с исходным материалом (предметом
труда), сравнивать с этапами преобразования
последнего и, наконец, с достигнутым
результатом (продуктом труда). Вместе
с тем форма этого представления должна
давать субъекту возможность активно
видоизменять его в соответствии с
меняющимися условиями и накапли­ваемым
опытом деятельности. Иными словами,
субъект должен теперь иметь возможность
действовать с самими образами,
пред­ставлениями, и, следовательно,
отражаемое содержание должно

23

быть открыто для
самого субъекта, существовать для него,
«быть перед’ ним», а это и значит, что
оно должно иметь форму созна­тельного
отражения, сознания.

Таким образом,
представленность отражаемого субъекту
отнюдь не есть некий эпифеномен, но
составляет обязательное условие
продуктивной деятельности — трудовой,
изобразительной и всякой другой
преобразующей, творческой деятельности
чело­века.

Научное объяснение
этого таинственного явления
«представленности» отражаемого самому
субъекту, конечно, не может до­вольствоваться
старинной метафизической идеей о
существовании в нас некоего маленького
человечка — гомункулуса, созерцаю­щего
картину, отраженную мозговыми процессами.
Трудно согла­ситься и с современными
попытками искать разгадку этого явле­ния
в допущении того, что нервные структуры
обладают свойством самоотраженности.
Ведь это свойство выражает собой вид
взаи­модействия внутри некоторой
системы («взаимодействие с самим собой»),
в то время как в данном случае речь идет
о явлении, возникающем во взаимодействии
отражающей системы с некото­рой
внешней по отношению к ней действительностью.

Объяснение
указанного явления следует искать,
по-видимому, в тех же особенностях
человеческой деятельности, которые
соз­дают и его необходимость,— в
особенностях продуктивной, трудо­вой
деятельности.

Трудовая деятельность
запечатлевается в своем продукте. В
этом процессе превращения, говоря
словами К. Маркса, формы деятельности
в форму покоящегося свойства или бытия1
происхо­дит запечатление в продукте
также и регулирующего деятельность
субъекта внутреннего образа. Теперь в
этой воплощенной вовне, экстериоризованной
своей форме он сам становится объектом
отражения. Происходящее в голове человека
соотнесение вопло­щаемого образа и
отражения объекта, воплотившего его в
себе, и порождает осознание последнего.

Принимая это
допущение, не оказываемся ли мы в
заколдованном кругу? Нет, здесь скорее
движение по спирали, процесс перехода
от одного уровня отражения к другому,
высшему его уровню.

Однако процесс
этот может реализоваться лишь в том
случае, если объект выступит перед
человеком именно как запечатлевший
отражение, т. е. своей идеальной стороной;
следовательно, сторона эта должна быть
выделена. Ее выделение и происходит в
процессе предметно отнесенного речевого
общения, в процессе словесного означения.
Поэтому осознанное есть всегда также
словесно обоз­наченное, вербализованное.
В этом смысле мы говорим о языке как о
«субстрате» сознания.

Следует отдать
себе отчет также в том решающе важном
обстоятельстве, что язык порождается
связями людей друг с другом в их совместной
деятельности и образует систему объек-

______________

1
См.: Маркс К. Капитал.— Соч., т. 23, с. 192.

24

тивиых явлений,
носителей социально формирующихся
значений, представлений и понятий,
отражающих и резюмирующих общест­венный
опыт; иначе говоря, он является также
субстратом общест­венного сознания.
Существование сознания как формы
индивиду­альной психики возможно,
стало быть, лишь в условиях существования
общественного сознания.

Таким образом,
сознание действительно является как
бы «удвоенным» отражением, но только
природа этой «удвоенностн» лежит не во
внутренних имманентных свойствах
отражающей системы, а в особенном
характере порождающих эту удвоеиность
внешних отношений.

Конечно, указанные
условия н отношения, характеризующие
природу сознания, относятся лишь к его
первоначальным формам, когда сфера
сознаваемого была ограничена сферой
материально­го общественного
производства. Впоследствии в связи с
выделе­нием и развитием духовного
производства, обогащением и технизацией
языка сознание индивидов освобождается
от своей прямой связи с практической
трудовой деятельностью; круг сознаваемого
соответственно расширяется, и сознание
становится у человека универсальной
формой психического отражения. Это,
однако, не значит, что теперь все, что
отражается в голове человека, сознается
им. Как раз одна из фундаментальных
психологических проб­лем и заключается
в том, чтобы исследовать условия и
функцию сознания. Современные исследования
категориальности восприятия, роли речи
в регуляции целенаправленной деятельности
и исследования формирования понятий
дают для решения этой проблемы богатейшие
данные. <…>

Свою задачу я видел
в том, чтобы показать, что понятие
от­ражения имеет не только гносеологический
смысл, но вместе с тем смысл конкретно-научный,
психологический и что введение этого
понятия в психологию имеет крупное
эвристическое значение прежде всего
для решения ее фундаментальных
теоретических проблем, без чего немыслимо
построение непротиворечивой систе­мы
психологических знаний.

В основу текста
положено выступление А.Н. Леонтьева на
XVIII
Международном психологическом конгрессе.
4—11 августа 1966 года, г. Москва

(XVIII
Международный психологический конгресс.
4—11 августа 1966 года. – М., 1966, с. 8—20.)

А. Н. Леонтьев ПОНЯТИЕ ОТРАЖЕНИЯ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ — Мегаобучалка

Объективная логика развития научных психологических зна­ний все более настойчиво гребует обратиться к понятию отра­жения, которое является ключевым для теоретической психоло­гии. <…>

Прежде всего я хотел бы подчеркнуть исторический смысл понятия отражения. Он состоит, во-первых, в том, что содержа­ние этого понятия не является застывшим. Напротив, в ходе прогресса иаук о природе, о человеке и обществе оно развивается и обогащается.

Второй, не менее важный аспект состоит в том, что в этом по­нятии заключена идея развития, идея существования различных уровней и форм отражения. Речь идет о разных уровнях тех спе­цифических изменений рассматриваемых объектов, которые воз­никли в результате испытываемых ими воздействий и являются адекватными им. Эти уровни очень различны. Но все же это уровни единого отношения, которое в качественно разных формах обнаруживает себя и в неживой природе, и в мире животных, и, наконец, у человека.

В связи с этим возникает задача, имеющая для психологии первостепенное значение: исследовать особенности, функцию и механизмы различных уровней отражения, проследить переходы от более простых его уровней и форм к более сложным.

Подход, выделяющий уровни и этапы филогенетического и онтогенетического развития, давно получил в психологии широкое распространение и признание. Успехи, достигнутые на этом пути, общеизвестны. Речь идет об успехах исследований развития пове­дения, развития речи, развития восприятия, генезиса логических операций и т. п. Но как раз успехи этих исследований и порождают тенденцию к поиску широких понятий, способных выразить их общий итог.

Я думаю, что эта тенденция отвечает духу современной науки. Достаточно сослаться на плодотворность введения таких широких понятий, как понятия управления, информации, управ­ляющих (информационных) моделей. Последнее из этих понятий представляет для нас особенно большой интерес, так как оно, являясь близким к понятию отражения, позволяет сделать неко­торые полезные сопоставления.

Когда мы говорим «модель», мы обязательно имеем в виду также и «моделируемое». Применительно к любым открытым системам моделируемым является то или иное внешнее воздей­ствие, информация о свойствах (параметрах) которого поступа­ет иа вход данной системы.

Отношение модели к моделируемому (в указанном более специальном значении этого понятия) распространяется на ши-

рокий круг систем, включая живые системы и, наконец, челове­ка. Мы находим, что и на уровне человека управление поведе­нием осуществляется посредством программ и моделей. Мы называем их планами и образами или какими-нибудь другими аналогичными по смыслу терминами. Однако на этом уровне перед нами прежде всего выступает «картинная», изобрази­тельная сторона моделей: модель как отражение. При этом об­наруживаются такого рода свойства, которые уже не охваты­ваются понятием модели. Таково, например, свойство внешней «проецированное™» отражения, т. е. отнесенности его к некоторой реальности.

Таким образом, возникает своеобразная теоретическая си­туация. С одной стороны, понятие отражения и понятие модели непротивопоставимы. Более того, распространение понятия управляющей модели на живые системы, в том числе на человека, несомненно, оправданно, а для решения некоторых проблем просто необходимо. Оно имеет также и очень важное общетеоре­тическое значение, которое заключается в том, что сближе­ние образа с моделью утверждает требование рассматривать образ и отражение как лежащие в одной и той же плоскости ре­альности.

С другой стороны, на уровне человека становится особенно очевидным, что понятие модели, пересекаясь с понятием отра­жения, не покрывает содержания последнего. Самый аппарат, применяемый для анализа моделей, в том числе и моделей рас­сматриваемого типа, исключает эту возможность в принципе. Ведь такой анализ неизбежно ограничен рамками формальных отношений (гомоморфизма, изоморфизма), связывающих между собой два множества упорядоченных элементов некоторых сис­тем, в то время как на человеческом, психологическом уровне прежде всего выступает как раз неформальная сторона управ­ляющих моделей.

Эта неформальная сторона существует, конечно, не только на уровне человека, его сознания, но и на нижележащих уровнях. Она имеет свое развитие, свои преобразования при переходе от одного уровня к другому н доступна объективному исследованию. Понятно, что для ее выделения и описания нужно специальное понятие. Таким понятием и является понятие отражения. И я не вижу никакой логической возможности отбросить это понятие или обойти его.

Понятие отражения не просто постулирует отношение адек­ватности образа отражаемой реальности. Оно ориентирует и на­правляет исследование. Оно ставит фундаментальную проблему — проблему исследования процесса перехода или «перевода» отра­жаемого содержания в содержание отражения. Эта проблема и приводит нас ко второму положению, которое характеризует отражение, — к положению о его активности.

В своей явной форме активность отражения выступает на уровне живых систем. В дальнейшем я буду иметь в виду эти

2*

уровни и к тому же формы психического отражения. Примени* тельно к формам психического отражения мы говорим об актив­ности отражения в двояком смысле.

Во-первых, в смысле активной роли отражения в управле­нии жизненными процессами, процессами поведения. В общем виде эта роль не требует разъясиеиия. Главный интерес пред­ставляет проблема изменения роли, или, точнее, функции отра­жения в процессе развития, а иа уровне сознания — проблема иеэпифеиомеиальиости субъективных, идеальных явлений…

Мы говорим далее об активности отражения также и в том смысле, что отражение является результатом активного процес­са. Это значит, что, для того чтобы возникло отражение, одного только воздействия отражаемого объекта на живую систему, яв­ляющуюся субъектом отражения, еще недостаточно. Необходи­мо также, чтобы существовал «встречный» процесс — деятель­ность субъекта по отношению к отражаемой реальности. В этом активном процессе и происходит формирование отражения, его проверка и коррекция. Если иет этого активного процесса, нет и психического отражения.

Хотя это утверждение находится в противоречии и со старыми сенсуалистическими представлениями и с некоторыми новейшими концепциями, существует большое и все возрастающее число прямых оснований, которые позволяют на нем настаивать.

Так, становится все более очевидным, что, для того чтобы возник зрительный образ, еще недостаточно, как писал когда-то Гербарт, «иметь объект перед глазами», т. е. иметь его проек­ционный образ на сетчатке. Необходимо еще, чтобы осуще­ствлялась активная работа перцептирующей зрительной системы, необходимо участие ее эфферентных звеньев.

Обнаружение и регистрация эфферентных процессов и выяв­ление их роли в условиях высокоразвитого восприятия, в условиях, говоря словами Сеченова, «обученной сетчатки глаза», представляет иногда большие методические и технические труд­ности. По-видимому, этим и объясняется то, что некоторые явле­ния кажутся свидетельствующими скорее в пользу пассивной .«экранной» теории зрительного восприятия. Чем более, однако, углубляется исследование и совершенствуются его методы, тем более выявляется необходимость участия эфферентных про­цессов даже в тех случаях, когда их речь наиболее замаски­рована.

Сошлюсь только на некоторые последние, известные мне экспериментальные данные. Одним из самых «трудных» в этом смысле является случай восприятия изображения, строго ста­билизированного по отношению к сетчатке. Однако и в этих условиях удалось выявить необходимость активности зрительной системы, адекватной перцептивной задаче и воспринимаемому тест-объекту. Больше того, оказалось, что создаваемые этими совершенно искусственными условиями ограничения нормально­го «поведения глаза» приводят к искажению воснриятня, выра-

нсающемуся в ряде иллюзий, выпадении отдельных элементов объекта, в неразличении последовательных образов от прямых и т. п. <.. .>

В своей наиболее простой и вместе с тем демонстративной форме перцептивные действия выступают в процессах осяза­тельного восприятия пространственных свойств объектов. Осяза­ющая рука вступает в прямой механический контакт с объек­том; обегая его контур, она как бы «липнет» к нему. Ее тактильные рецепторы выполняют, таким образом, двоякую функ­цию: во-первых, они афферентируют перцептивное действие, во-вторых, они участвуют в сборе информации, которая обра­зует как бы чувственную ткань формирующегося осязательного образа.

Если всмотреться в этот процесс, то перед нами откроется прежде всего решающая роль действия, «снимающего» коитур объекта. Как известно, мы можем без ущерба для адекватности образа изменить состав сенсорных сигналов, поступающих в ре-цепирующую систему, как это имеет место в случае, когда мы переходим к ощупыванию объекта с помощью зонда или пользу­емся, например, большим пальцем ноги. Достаточно, однако, нару­шить выполнение самого перцептивного действия, как тактильны» образ разрушается или извращается.

Итак, именно действие субъекта по отношению к объек­ту и есть тот процесс, который «переводит» отражаемое в отра­жение.

Другой замечательный факт состоит в том, что в условиях патологии двигательного аппарата осязающего органа его движе­ния не способны выполнять функцию активного воспроизведения контура объекта. Даже в том случае, когда благодаря многочис­ленным и длительным тактильным контактам со знакомым по прежнему опыту объектом он все же в конце концов опознается испытуемым, возникающий при этом образ оказывается лишен­ным важнейшего психологического свойства — своей отнесенности к реальности. Мы имели случай наблюдать подлинно драматиче­скую картину, когда в результате потери обоих глаз и ампутации кистей обеих рук одновременно хирургической перестройкой мы­шечного аппарата предплечий у больных при сохранении кожной чувствительности, но с явлениями апраксии периферического происхождения, чувство реальности предметов, с которыми они сталкивались, исчезало.

По-видимому, то, что мы называем перцептивным действием, создает также отнесенность образа к реальности. Может быть, поэтому именно осязательное восприятие с его развернутой внеш-недвигательной активностью и обладает для нас наивысшей убедительностью. <…>

Я задержался на осязательном восприятии для того, чтобы опираясь на анализ описанных явлений, облегчить себе задачу формулирования некоторых общих положений. Одно из них свя-

зано с только что введенным мной, понятием процесса уподоб­ления.

В осязании этот процесс осуществляется внешним движением руки. Но это лишь особый, частный случай. В более же обшем смысле это процесс, осуществляемый эффекторными звеньями любой перцептивной системы, динамика которого воспроизводит перцепируемые физические свойства объекта. Он может иметь форму внутреннего процесса, например, так называемого движе­ния внимания по элементам зрительно воспринимаемого внешнего поля. Однако, как правило, этот процесс все же «затекает» на моторные пути. <…>

Является ли функция уподобления морфологически фиксиро­ванной в структуре эфферентных аппаратов перцептивной систе­мы? Да, в том смысле, что они всегда адекватны этой функции, приспособлены для ее выполнения; но филогенетически формиро­вание этих аппаратов может происходить в связи с развитием других функций. Так, например, эффекторным аппаратом перцеп­тивной системы звуковысотного слуха являются голосовые связки, и их устройство строго адекватно перцепируемому параметру звука — его основной частоте. Однако по своему происхождению и по главной своей функции это органы вокализации, а не детек­ции звуковой частоты; последняя выполняется ими только в составе функциональной системы звуковысотного слуха.

Итак, изучение активного аспекта отражения наталкивается на множество осложняющих обстоятельств. Они, однако, не могут закрыть от нас главного — того, что процесс отражения является результатом не воздействия, а взаимодействия, т. е, результатом процессов, идущих как бы навстречу друг другу. Один из них есть процесс воздействия объекта на живую систему, другой — активность самой системы по отношению к воздействующе­му объекту. Этот последний процесс благодаря своей уподоблеи-ности независимым свойствам реальности и несет в себе ее от­ражение.

В этой связи я хочу затронуть последний вопрос: помещая деятельность как бы между субъектом и воздействующей на него реальностью, не встаем ли мы на ту точку зрения, что свой­ства объекта не отражаются, а произвольно «конструируются» субъектом? Конечно, нет. Нет, потому что деятельность необходи­мо подчиняется независимым свойствам объектов. Это не требует доказательств, когда речь идет о внешней деятельности, которая вступает в прямое соприкосновение с объектом и испытывает на себе его сопротивление. Однако так же обстоит дело и в том случае, когда деятельность является внутренней. Внутренняя деятельность, как и внешняя, тоже осуществляет жизнь — процесс, практически связывающий субъекта с реальным миром; она включена в этот процесс, от него зависит н им определя­ется. <…>

Развитие понятия отражения, учение об уровнях отражения и подход к деятельности как к процессу, в котором происходит

переход отражаемого в отражение, снимают многие теоретические трудности, стоящие на пути решения этой проблемы.

Во-первых, в самом представлении о различных уровнях от­ражения уже содержится не только необходимость выделения также уровней психического отражения, но и признание существо­вания качественных различий между ними. Следовательно, с самого начала отпадают и ложная идея отождествления психиче­ского с сознательным, и не менее ложная, представляющая лишь оборотную сторону той же медали идея вовсе исключить сознание из конкретного исследования, оставить его за пределами объ­ективной науки, как этого требовал, например, старый бихеви­оризм.

Во-вторых, — и это самое главное — представление о внутрен­ней связи отражения и деятельности дает в руки исследователя ключ для положительного решения проблемы.

Непредвзятый анализ широкого круга фактов, характеризую­щих переломные этапы в развитии поведения, позволил выдвинуть гипотезу, которую я продолжаю поддерживать и сейчас. В самом общем виде она может быть сформулирована так: какова общая структура деятельности, осуществляющей жизнь организма, его взаимодействие с окружающим миром, такова и общая структура психического отражения. Это значит, что, для того чтобы понять изменение психического отражения при переходе к человеку и то, в чем состоят условия и необходимость этих изменений, в частнос­ти необходимость появления субъективной презентированности отражения, нужно исходить из анализа происходящих при этом изменений в структуре деятельности.

Оставляя в стороне рассмотрение реальных изменений дея­тельности в процессе становления человека и резко углубляя анализ, я выделю только главнейшие их результаты.

Но прежде несколько слов о том, что создает необходимость перестройки деятельности и возникновения нового уровня и новой формы отражения.

Необходимость эта лежит в переходе от приспособительно» деятельности к деятельности продуктивной, трудовой. Замеча­тельная особенность этой деятельности состоит в том, что она подчиняется цели — представлению о том объективном результате, иа достижение которого она направлена. Понятно, что для того чтобы этот результат, т. е. будущий продукт деятельности, мог направлять ее и управлять ею, он должен быть представлен в голове субъекта в такой форме, которая позволяет сопоставлять его с исходным материалом (предметом труда), сравнивать с этапами преобразования последнего и, наконец, с достигнутым результатом (продуктом труда). Вместе с тем форма этого пред­ставления должна давать субъекту возможность активно видоиз­менять его в соответствии с меняющимися условиями и накапли­ваемым опытом деятельности. Иными словами, субъект должен теперь иметь возможность действовать с самими образами, пред­ставлениями, и, следовательно, отражаемое содержание должно

быть открыто для самого субъекта, существовать для него, «быть перед’ ним», а это и значит, что оно должно иметь форму созна­тельного отражения, сознания.

Таким образом, представленность отражаемого субъекту от­нюдь не есть некий] эпифеномен, но составляет обязательное условие продуктивной деятельности — трудовой, изобразительной и всякой другой преобразующей, творческой деятельности чело­века.

Научное объяснение этого таинственного явления «представ­ленности» отражаемого самому субъекту, конечно, ие может до­вольствоваться старинной метафизической идеей о существовании в нас некоего маленького человечка — гомункулуса, созерцаю­щего картину, отраженную мозговыми процессами. Трудно согла­ситься и с современными попытками искать разгадку этого явле­ния в допущении того, что нервные структуры обладают свойством самоотраженности. Ведь это свойство выражает собой вид взаи­модействия внутри некоторой системы («взаимодействие с самим собой»), в то время как в данном случае речь идет о явлении, возникающем во взаимодействии отражающей системы с некото­рой внешней по отношению к ней действительностью.

Объяснение указанного явления следует искать, по-видимому, в тех же особенностях человеческой деятельности, которые соз­дают и его необходимость,— в особенностях продуктивной, трудо­вой деятельности.

Трудовая деятельность запечатлевается в своем продукте. В этом процессе превращения, говоря словами К. Маркса, формы деятельности в форму покоящегося свойства или бытия1 происхо­дит запечатление в продукте также и регулирующего деятельность субъекта внутреннего образа. Теперь в этой воплощенной вовне, экстериоризоваиной своей форме ои сам становится объектом отражения. Происходящее в голове человека соотнесение вопло­щаемого образа и отражения объекта, воплотившего его в себе, и порождает осознание последнего.

Принимая это допущение, не оказываемся ли мы в заколдован­ном кругу? Нет, здесь скорее движение по спирали, процесс пере­хода от одного уровня отражения к другому, высшему его уровню.

Однако процесс этот может реализоваться лишь в том случае, если объект выступит перед человеком именно как запечатлевший отражение, т. е. своей идеальной стороной; следовательно, сторона эта должна быть выделена. Ее выделение и происходит в процессе предметно отнесенного речевого общения, в процессе словесного означения. Поэтому осознанное есть всегда также словесно обоз­наченное, вербализованное. В этом смысле мы говорим о языке как о «субстрате» сознания.

Следует отдать себе отчет также в том решающе важном обстоятельстве, что язык порождается связями людей друг с другом в их совместной деятельности и образует систему объек-

1 См.: Маркс К. Капитал.— Соч., т. 23, с. 192. 24

тивиых явлений, носителей социально формирующихся значений, представлений и понятий, отражающих и резюмирующих общест­венный опыт; иначе говоря, он является также субстратом общест­венного сознания. Существование сознания как формы индивиду­альной психики возможно, стало быть, лишь в условиях существования общественного сознания.

Таким образом, сознание действительно является как бы «удвоенным» отражением, но только природа этой «удвоеиностн» лежит не во внутренних имманентных свойствах отражающей системы, а в особенном характере порождающих эту удвоеиность внешних отношений.

Конечно, указанные условия н отношения, характеризующие природу сознания, относятся лишь к его первоначальным формам, когда сфера сознаваемого была ограничена сферой материально­го общественного производства. Впоследствии в связи с выделе­нием и развитием духовного производства, обогащением и техни­зацией языка сознание индивидов освобождается от своей прямой связи с практической трудовой деятельностью; круг сознаваемого соответственно расширяется, и сознание становится у человека универсальной формой психического отражения. Это, однако, не значит, что теперь все, что отражается в голове человека, сознает­ся им. Как раз одна из фундаментальных психологических проб­лем и заключается в том, чтобы исследовать условия и функцию сознания. Современные исследования категориальности восприя­тия, роли речи в регуляции целенаправленной деятельности и исследования формирования понятий дают для решения этой проблемы богатейшие данные. <…>

Свою задачу я видел в том, чтобы показать, что понятие от­ражения имеет не только гносеологический смысл, но вместе с тем смысл конкретно-научный, психологический и что введение этого понятия в психологию имеет крупное эвристическое значе­ние прежде всего для решения ее фундаментальных теоретических проблем, без чего немыслимо построение непротиворечивой систе­мы психологических знаний.

XVIII Международный психологиче­ский конгресс. 4—11 августа 1966 го* да. М., 1966, с. 8—20.

А. Н. Леонтьев ПОНЯТИЕ ОТРАЖЕНИЯ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ

А. Н. Леонтьев ПОНЯТИЕ ОТРАЖЕНИЯ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПСИХОЛОГИИ

Объективная логика развития научных психологических зна­ний все более настойчиво гребует обратиться к понятию отра­жения, которое является ключевым для теоретической психоло­гии. <…>

Прежде всего я хотел бы подчеркнуть исторический смысл понятия отражения. Он состоит, во-первых, в том, что содержа­ние этого понятия не является застывшим. Напротив, в ходе прогресса иаук о природе, о человеке и обществе оно развивается и обогащается.

Второй, не менее важный аспект состоит в том, что в этом по­нятии заключена идея развития, идея существования различных уровней и форм отражения. Речь идет о разных уровнях тех спе­цифических изменений рассматриваемых объектов, которые воз­никли в результате испытываемых ими воздействий и являются адекватными им. Эти уровни очень различны. Но все же это уровни единого отношения, которое в качественно разных формах обнаруживает себя и в неживой природе, и в мире животных, и, наконец, у человека.

В связи с этим возникает задача, имеющая для психологии первостепенное значение: исследовать особенности, функцию и механизмы различных уровней отражения, проследить переходы от более простых его уровней и форм к более сложным.

Подход, выделяющий уровни и этапы филогенетического и онтогенетического развития, давно получил в психологии широкое распространение и признание. Успехи, достигнутые на этом пути, общеизвестны. Речь идет об успехах исследований развития пове­дения, развития речи, развития восприятия, генезиса логических операций и т. п. Но как раз успехи этих исследований и порождают тенденцию к поиску широких понятий, способных выразить их общий итог.

Я думаю, что эта тенденция отвечает духу современной науки. Достаточно сослаться на плодотворность введения таких широких понятий, как понятия управления, информации, управ­ляющих (информационных) моделей. Последнее из этих понятий представляет для нас особенно большой интерес, так как оно, являясь близким к понятию отражения, позволяет сделать неко­торые полезные сопоставления.

Когда мы говорим «модель», мы обязательно имеем в виду также и «моделируемое». Применительно к любым открытым системам моделируемым является то или иное внешнее воздей­ствие, информация о свойствах (параметрах) которого поступа­ет иа вход данной системы.

Отношение модели к моделируемому (в указанном более специальном значении этого понятия) распространяется на ши-


рокий круг систем, включая живые системы и, наконец, челове­ка. Мы находим, что и на уровне человека управление поведе­нием осуществляется посредством программ и моделей. Мы называем их планами и образами или какими-нибудь другими аналогичными по смыслу терминами. Однако на этом уровне перед нами прежде всего выступает «картинная», изобрази­тельная сторона моделей: модель как отражение. При этом об­наруживаются такого рода свойства, которые уже не охваты­ваются понятием модели. Таково, например, свойство внешней «проецированное™» отражения, т. е. отнесенности его к некоторой реальности.

Таким образом, возникает своеобразная теоретическая си­туация. С одной стороны, понятие отражения и понятие модели непротивопоставимы. Более того, распространение понятия управляющей модели на живые системы, в том числе на человека, несомненно, оправданно, а для решения некоторых проблем просто необходимо. Оно имеет также и очень важное общетеоре­тическое значение, которое заключается в том, что сближе­ние образа с моделью утверждает требование рассматривать образ и отражение как лежащие в одной и той же плоскости ре­альности.

С другой стороны, на уровне человека становится особенно очевидным, что понятие модели, пересекаясь с понятием отра­жения, не покрывает содержания последнего. Самый аппарат, применяемый для анализа моделей, в том числе и моделей рас­сматриваемого типа, исключает эту возможность в принципе. Ведь такой анализ неизбежно ограничен рамками формальных отношений (гомоморфизма, изоморфизма), связывающих между собой два множества упорядоченных элементов некоторых сис­тем, в то время как на человеческом, психологическом уровне прежде всего выступает как раз неформальная сторона управ­ляющих моделей.

Эта неформальная сторона существует, конечно, не только на уровне человека, его сознания, но и на нижележащих уровнях. Она имеет свое развитие, свои преобразования при переходе от одного уровня к другому н доступна объективному исследованию. Понятно, что для ее выделения и описания нужно специальное понятие. Таким понятием и является понятие отражения. И я не вижу никакой логической возможности отбросить это понятие или обойти его.

Понятие отражения не просто постулирует отношение адек­ватности образа отражаемой реальности. Оно ориентирует и на­правляет исследование. Оно ставит фундаментальную проблему — проблему исследования процесса перехода или «перевода» отра­жаемого содержания в содержание отражения. Эта проблема и приводит нас ко второму положению, которое характеризует отражение, — к положению о его активности.

В своей явной форме активность отражения выступает на уровне живых систем. В дальнейшем я буду иметь в виду эти

2*


уровни и к тому же формы психического отражения. Примени* тельно к формам психического отражения мы говорим об актив­ности отражения в двояком смысле.

Во-первых, в смысле активной роли отражения в управле­нии жизненными процессами, процессами поведения. В общем виде эта роль не требует разъясиеиия. Главный интерес пред­ставляет проблема изменения роли, или, точнее, функции отра­жения в процессе развития, а иа уровне сознания — проблема иеэпифеиомеиальиости субъективных, идеальных явлений…

Мы говорим далее об активности отражения также и в том смысле, что отражение является результатом активного процес­са. Это значит, что, для того чтобы возникло отражение, одного только воздействия отражаемого объекта на живую систему, яв­ляющуюся субъектом отражения, еще недостаточно. Необходи­мо также, чтобы существовал «встречный» процесс — деятель­ность субъекта по отношению к отражаемой реальности. В этом активном процессе и происходит формирование отражения, его проверка и коррекция. Если иет этого активного процесса, нет и психического отражения.

Хотя это утверждение находится в противоречии и со старыми сенсуалистическими представлениями и с некоторыми новейшими концепциями, существует большое и все возрастающее число прямых оснований, которые позволяют на нем настаивать.

Так, становится все более очевидным, что, для того чтобы возник зрительный образ, еще недостаточно, как писал когда-то Гербарт, «иметь объект перед глазами», т. е. иметь его проек­ционный образ на сетчатке. Необходимо еще, чтобы осуще­ствлялась активная работа перцептирующей зрительной системы, необходимо участие ее эфферентных звеньев.

Обнаружение и регистрация эфферентных процессов и выяв­ление их роли в условиях высокоразвитого восприятия, в условиях, говоря словами Сеченова, «обученной сетчатки глаза», представляет иногда большие методические и технические труд­ности. По-видимому, этим и объясняется то, что некоторые явле­ния кажутся свидетельствующими скорее в пользу пассивной .«экранной» теории зрительного восприятия. Чем более, однако, углубляется исследование и совершенствуются его методы, тем более выявляется необходимость участия эфферентных про­цессов даже в тех случаях, когда их речь наиболее замаски­рована.

Сошлюсь только на некоторые последние, известные мне экспериментальные данные. Одним из самых «трудных» в этом смысле является случай восприятия изображения, строго ста­билизированного по отношению к сетчатке. Однако и в этих условиях удалось выявить необходимость активности зрительной системы, адекватной перцептивной задаче и воспринимаемому тест-объекту. Больше того, оказалось, что создаваемые этими совершенно искусственными условиями ограничения нормально­го «поведения глаза» приводят к искажению воснриятня, выра-


нсающемуся в ряде иллюзий, выпадении отдельных элементов объекта, в неразличении последовательных образов от прямых и т. п. <.. .>

В своей наиболее простой и вместе с тем демонстративной форме перцептивные действия выступают в процессах осяза­тельного восприятия пространственных свойств объектов. Осяза­ющая рука вступает в прямой механический контакт с объек­том; обегая его контур, она как бы «липнет» к нему. Ее тактильные рецепторы выполняют, таким образом, двоякую функ­цию: во-первых, они афферентируют перцептивное действие, во-вторых, они участвуют в сборе информации, которая обра­зует как бы чувственную ткань формирующегося осязательного образа.

Если всмотреться в этот процесс, то перед нами откроется прежде всего решающая роль действия, «снимающего» коитур объекта. Как известно, мы можем без ущерба для адекватности образа изменить состав сенсорных сигналов, поступающих в ре-цепирующую систему, как это имеет место в случае, когда мы переходим к ощупыванию объекта с помощью зонда или пользу­емся, например, большим пальцем ноги. Достаточно, однако, нару­шить выполнение самого перцептивного действия, как тактильны» образ разрушается или извращается.

Итак, именно действие субъекта по отношению к объек­ту и есть тот процесс, который «переводит» отражаемое в отра­жение.

Другой замечательный факт состоит в том, что в условиях патологии двигательного аппарата осязающего органа его движе­ния не способны выполнять функцию активного воспроизведения контура объекта. Даже в том случае, когда благодаря многочис­ленным и длительным тактильным контактам со знакомым по прежнему опыту объектом он все же в конце концов опознается испытуемым, возникающий при этом образ оказывается лишен­ным важнейшего психологического свойства — своей отнесенности к реальности. Мы имели случай наблюдать подлинно драматиче­скую картину, когда в результате потери обоих глаз и ампутации кистей обеих рук одновременно хирургической перестройкой мы­шечного аппарата предплечий у больных при сохранении кожной чувствительности, но с явлениями апраксии периферического происхождения, чувство реальности предметов, с которыми они сталкивались, исчезало.

По-видимому, то, что мы называем перцептивным действием, создает также отнесенность образа к реальности. Может быть, поэтому именно осязательное восприятие с его развернутой внеш-недвигательной активностью и обладает для нас наивысшей убедительностью. <…>

Я задержался на осязательном восприятии для того, чтобы опираясь на анализ описанных явлений, облегчить себе задачу формулирования некоторых общих положений. Одно из них свя-


зано с только что введенным мной, понятием процесса уподоб­ления.

В осязании этот процесс осуществляется внешним движением руки. Но это лишь особый, частный случай. В более же обшем смысле это процесс, осуществляемый эффекторными звеньями любой перцептивной системы, динамика которого воспроизводит перцепируемые физические свойства объекта. Он может иметь форму внутреннего процесса, например, так называемого движе­ния внимания по элементам зрительно воспринимаемого внешнего поля. Однако, как правило, этот процесс все же «затекает» на моторные пути. <…>

Является ли функция уподобления морфологически фиксиро­ванной в структуре эфферентных аппаратов перцептивной систе­мы? Да, в том смысле, что они всегда адекватны этой функции, приспособлены для ее выполнения; но филогенетически формиро­вание этих аппаратов может происходить в связи с развитием других функций. Так, например, эффекторным аппаратом перцеп­тивной системы звуковысотного слуха являются голосовые связки, и их устройство строго адекватно перцепируемому параметру звука — его основной частоте. Однако по своему происхождению и по главной своей функции это органы вокализации, а не детек­ции звуковой частоты; последняя выполняется ими только в составе функциональной системы звуковысотного слуха.

Итак, изучение активного аспекта отражения наталкивается на множество осложняющих обстоятельств. Они, однако, не могут закрыть от нас главного — того, что процесс отражения является результатом не воздействия, а взаимодействия, т. е, результатом процессов, идущих как бы навстречу друг другу. Один из них есть процесс воздействия объекта на живую систему, другой — активность самой системы по отношению к воздействующе­му объекту. Этот последний процесс благодаря своей уподоблеи-ности независимым свойствам реальности и несет в себе ее от­ражение.

В этой связи я хочу затронуть последний вопрос: помещая деятельность как бы между субъектом и воздействующей на него реальностью, не встаем ли мы на ту точку зрения, что свой­ства объекта не отражаются, а произвольно «конструируются» субъектом? Конечно, нет. Нет, потому что деятельность необходи­мо подчиняется независимым свойствам объектов. Это не требует доказательств, когда речь идет о внешней деятельности, которая вступает в прямое соприкосновение с объектом и испытывает на себе его сопротивление. Однако так же обстоит дело и в том случае, когда деятельность является внутренней. Внутренняя деятельность, как и внешняя, тоже осуществляет жизнь — процесс, практически связывающий субъекта с реальным миром; она включена в этот процесс, от него зависит н им определя­ется. <…>

Развитие понятия отражения, учение об уровнях отражения и подход к деятельности как к процессу, в котором происходит


переход отражаемого в отражение, снимают многие теоретические трудности, стоящие на пути решения этой проблемы.

Во-первых, в самом представлении о различных уровнях от­ражения уже содержится не только необходимость выделения также уровней психического отражения, но и признание существо­вания качественных различий между ними. Следовательно, с самого начала отпадают и ложная идея отождествления психиче­ского с сознательным, и не менее ложная, представляющая лишь оборотную сторону той же медали идея вовсе исключить сознание из конкретного исследования, оставить его за пределами объ­ективной науки, как этого требовал, например, старый бихеви­оризм.

Во-вторых, — и это самое главное — представление о внутрен­ней связи отражения и деятельности дает в руки исследователя ключ для положительного решения проблемы.

Непредвзятый анализ широкого круга фактов, характеризую­щих переломные этапы в развитии поведения, позволил выдвинуть гипотезу, которую я продолжаю поддерживать и сейчас. В самом общем виде она может быть сформулирована так: какова общая структура деятельности, осуществляющей жизнь организма, его взаимодействие с окружающим миром, такова и общая структура психического отражения. Это значит, что, для того чтобы понять изменение психического отражения при переходе к человеку и то, в чем состоят условия и необходимость этих изменений, в частнос­ти необходимость появления субъективной презентированности отражения, нужно исходить из анализа происходящих при этом изменений в структуре деятельности.

Оставляя в стороне рассмотрение реальных изменений дея­тельности в процессе становления человека и резко углубляя анализ, я выделю только главнейшие их результаты.

Но прежде несколько слов о том, что создает необходимость перестройки деятельности и возникновения нового уровня и новой формы отражения.

Необходимость эта лежит в переходе от приспособительно» деятельности к деятельности продуктивной, трудовой. Замеча­тельная особенность этой деятельности состоит в том, что она подчиняется цели — представлению о том объективном результате, иа достижение которого она направлена. Понятно, что для того чтобы этот результат, т. е. будущий продукт деятельности, мог направлять ее и управлять ею, он должен быть представлен в голове субъекта в такой форме, которая позволяет сопоставлять его с исходным материалом (предметом труда), сравнивать с этапами преобразования последнего и, наконец, с достигнутым результатом (продуктом труда). Вместе с тем форма этого пред­ставления должна давать субъекту возможность активно видоиз­менять его в соответствии с меняющимися условиями и накапли­ваемым опытом деятельности. Иными словами, субъект должен теперь иметь возможность действовать с самими образами, пред­ставлениями, и, следовательно, отражаемое содержание должно


быть открыто для самого субъекта, существовать для него, «быть перед’ ним», а это и значит, что оно должно иметь форму созна­тельного отражения, сознания.

Таким образом, представленность отражаемого субъекту от­нюдь не есть некий] эпифеномен, но составляет обязательное условие продуктивной деятельности — трудовой, изобразительной и всякой другой преобразующей, творческой деятельности чело­века.

Научное объяснение этого таинственного явления «представ­ленности» отражаемого самому субъекту, конечно, ие может до­вольствоваться старинной метафизической идеей о существовании в нас некоего маленького человечка — гомункулуса, созерцаю­щего картину, отраженную мозговыми процессами. Трудно согла­ситься и с современными попытками искать разгадку этого явле­ния в допущении того, что нервные структуры обладают свойством самоотраженности. Ведь это свойство выражает собой вид взаи­модействия внутри некоторой системы («взаимодействие с самим собой»), в то время как в данном случае речь идет о явлении, возникающем во взаимодействии отражающей системы с некото­рой внешней по отношению к ней действительностью.

Объяснение указанного явления следует искать, по-видимому, в тех же особенностях человеческой деятельности, которые соз­дают и его необходимость,— в особенностях продуктивной, трудо­вой деятельности.

Трудовая деятельность запечатлевается в своем продукте. В этом процессе превращения, говоря словами К. Маркса, формы деятельности в форму покоящегося свойства или бытия1 происхо­дит запечатление в продукте также и регулирующего деятельность субъекта внутреннего образа. Теперь в этой воплощенной вовне, экстериоризоваиной своей форме ои сам становится объектом отражения. Происходящее в голове человека соотнесение вопло­щаемого образа и отражения объекта, воплотившего его в себе, и порождает осознание последнего.

Принимая это допущение, не оказываемся ли мы в заколдован­ном кругу? Нет, здесь скорее движение по спирали, процесс пере­хода от одного уровня отражения к другому, высшему его уровню.

Однако процесс этот может реализоваться лишь в том случае, если объект выступит перед человеком именно как запечатлевший отражение, т. е. своей идеальной стороной; следовательно, сторона эта должна быть выделена. Ее выделение и происходит в процессе предметно отнесенного речевого общения, в процессе словесного означения. Поэтому осознанное есть всегда также словесно обоз­наченное, вербализованное. В этом смысле мы говорим о языке как о «субстрате» сознания.

Следует отдать себе отчет также в том решающе важном обстоятельстве, что язык порождается связями людей друг с другом в их совместной деятельности и образует систему объек-

1 См.: Маркс К. Капитал.— Соч., т. 23, с. 192. 24

тивиых явлений, носителей социально формирующихся значений, представлений и понятий, отражающих и резюмирующих общест­венный опыт; иначе говоря, он является также субстратом общест­венного сознания. Существование сознания как формы индивиду­альной психики возможно, стало быть, лишь в условиях существования общественного сознания.

Таким образом, сознание действительно является как бы «удвоенным» отражением, но только природа этой «удвоеиностн» лежит не во внутренних имманентных свойствах отражающей системы, а в особенном характере порождающих эту удвоеиность внешних отношений.

Конечно, указанные условия н отношения, характеризующие природу сознания, относятся лишь к его первоначальным формам, когда сфера сознаваемого была ограничена сферой материально­го общественного производства. Впоследствии в связи с выделе­нием и развитием духовного производства, обогащением и техни­зацией языка сознание индивидов освобождается от своей прямой связи с практической трудовой деятельностью; круг сознаваемого соответственно расширяется, и сознание становится у человека универсальной формой психического отражения. Это, однако, не значит, что теперь все, что отражается в голове человека, сознает­ся им. Как раз одна из фундаментальных психологических проб­лем и заключается в том, чтобы исследовать условия и функцию сознания. Современные исследования категориальности восприя­тия, роли речи в регуляции целенаправленной деятельности и исследования формирования понятий дают для решения этой проблемы богатейшие данные. <…>

Свою задачу я видел в том, чтобы показать, что понятие от­ражения имеет не только гносеологический смысл, но вместе с тем смысл конкретно-научный, психологический и что введение этого понятия в психологию имеет крупное эвристическое значе­ние прежде всего для решения ее фундаментальных теоретических проблем, без чего немыслимо построение непротиворечивой систе­мы психологических знаний.

XVIII Международный психологиче­ский конгресс. 4—11 августа 1966 го* да. М., 1966, с. 8—20.


Дата добавления: 2015-07-20; просмотров: 332 | Нарушение авторских прав


Читайте в этой же книге: ОТ СОСТАВИТЕЛЯ | С. Л. Рубинштейн ПРОБЛЕМЫ ПСИХОЛОГИИ В ТРУДАХ КАРЛА МАРКСА | Б. Ф. Ломов ПСИХОЛОГИЯ В СИСТЕМЕ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ | П. Фресс О ПСИХОЛОГИИ БУДУЩЕГО | В ВЕСТИБЮЛЕ ОСОЗНАНИЯ | Пастухи и жнецы | Муравьи-эксплуататоры | Термиты | Гнездо. Теория стигмергии | УСЛОВНЫЙ РЕФЛЕКС |


mybiblioteka.su — 2015-2020 год. (0.05 сек.)

А.Н. Леонтьев. Понятие отражения и его значение для психологии

Часть I
ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ

А.Н. Леонтьев. Понятие отражения и его значение для психологии

Объективная логика развития научных психологических знаний все более настойчиво требует обратиться к понятию отражения, которое является ключевым для теоретической психологии.

Прежде всего я хотел бы подчеркнуть исторический Смысл понятия отражения. Он состоит, во-первых, в том, что содержание этого понятия не является застывшим. Напротив, в ходе прогресса наук о природе, о человеке и обществе оно развивается и обогащается.

Второй, не менее важный аспект состоит в том, что в этом понятии заключена идея развития, идея существования различных уровней и форм отражения. Речь идет о разных уровнях тех специфических изменений рассматриваемых объектов, которые возникли в результате испытываемых ими воздействий и являются адекватными им. Эти уровни очень различны. Но все же это уровни единого отношения, которое в качественно разных формах обнаруживает себя и в неживой природе, и в мире животных, и, наконец, у человека.

В связи с этим возникает задача, имеющая для психологии первостепенное значение: исследовать особенности, функцию и механизмы различных уровней отражения, проследить переходы от более простых его уровней и форм к более сложным.

Подход, выделяющий уровни и этапы филогенетического и онтогенетического развития, давно получил в психологии широкое распространение и признание. Успехи, достигнутые на этом пути, общеизвестны. Речь идет об успехах исследований развития поведения, развития речи, развития восприятия, генезиса логических операций и т.п. Но как раз успехи этих исследований и порождают тенденцию к поиску широких понятий, способных выразить их общий итог.

Я думаю, что эта тенденция отвечает духу современной науки. Достаточно сослаться на плодотворность введения таких широких понятий, как понятия управления, информации, управ­ляющих (информационных) моделей. Последнее из этих понятий представляет для нас особенно большой интерес, так как оно, являясь близким к понятию отражения, позволяет сделать некоторые полезные сопоставления.

Когда мы говорим «модель», мы обязательно имеем в виду также и «моделируемое». Применительно к любым открытым системам моделируемым является то или иное внешнее воздействие, Информация о свойствах (параметрах) которого поступает на вход данной системы.

Отношение модели к моделируемому (в указанном более специальном значении этого понятия) распространяется на широкий круг систем, включая живые системы и, наконец, человека. Мы находим, что и на уровне человека управление поведением осуществляется посредством программ и моделей. Мы называем их планами и образами или какими-нибудь другими аналогичными по смыслу терминами. Однако на этом уровне перед нами прежде всего выступает «картинная», изобразительная сторона моделей: модель как отражение. При этом обнаруживаются такого рода свойства, которые уже не охваты­ваются понятием модели. Таково, например, свойство внешней «проецированное» отражения, т.е. отнесенности его к некоторой реальности.

Таким образом, возникает своеобразная теоретическая ситуация. С одной стороны, понятие отражения и понятие модели непротивопоставимы. Более того, распространение понятия управляющей модели на живые системы, в том числе на человека, несомненно, оправданно, а для решения некоторых проблем просто необходимо. Оно имеет также и очень важное общетеоретическое значение, которое заключается в том, что сближение образа с моделью утверждает требование рассматривать образ и отражение как лежащие в одной и той же плоскости реальности.

С другой стороны, на уровне человека становится особенно очевидным, что понятие модели, пересекаясь с понятием отражения, не покрывает содержания последнего. Самый аппарат, применяемый для анализа моделей, в том числе и моделей рассматриваемого типа, исключает эту возможность в принципе. Ведь такой анализ неизбежно ограничен рамками формальных отношений (гомоморфизма, изоморфизма), связывающих между собой два множества упорядоченных элементов некоторых систем, в то время как на человеческом, психологическом уровне прежде всего выступает как раз неформальная сторона управляющих моделей.

Эта неформальная сторона существует, конечно, не только на уровне человека, его сознания, но и на нижележащих уровнях. Она имеет свое развитие, свои преобразования при переходе от одного уровня к другому и доступна объективному исследованию. Понятно, что для ее выделения и описания нужно специальное понятие. Таким понятием и является понятие отражения. И я не вижу никакой логической возможности отбросить это понятие или обойти его.

Понятие отражения не просто постулирует отношение адекватности образа отражаемой реальности. Оно ориентирует и направляет исследование. Оно ставит фундаментальную проблему — проблему исследования процесса перехода или «перевода» отражаемого содержания в содержание отражения. Эта проблема и приводит нас ко второму положению, которое характеризует отражение, — к положению о его активности.

В своей явной форме активность отражения выступает на уровне  живых систем. В дальнейшем  я буду иметь в виду эти уровни и к тому же формы психического отражения. Применительно к формам психического отражения мы говорим об активности отражения в двояком смысле.

Во-первых, в смысле активной роли отражения в управле­нии жизненными процессами, процессами поведения. В общем виде эта роль не требует разъяснения. Главный интерес представляет проблема изменения роли, или, точнее, функции отра­жения в процессе развития, а иа уровне сознания — проблема иеэпифеиомеиальиости субъективных, идеальных явлений…

Мы говорим далее об активности отражения также и в том смысле, что отражение является результатом активного процесса. Это значит, что, для того чтобы возникло отражение, одного только воздействия отражаемого объекта на живую систему, яв­ляющуюся субъектом отражения, еще недостаточно. Необходимо также, чтобы существовал «встречный» процесс — деятельность субъекта по отношению к отражаемой реальности. В этом активном процессе и происходит формирование отражения, его проверка и коррекция. Если нет этого активного процесса, нет и психического отражения.

Хотя это утверждение находится в противоречии и со старыми сенсуалистическими представлениями и с некоторыми новейшими концепциями, существует большое и все возрастающее число прямых оснований, которые позволяют на нем настаивать.

Так, становится все более очевидным, что, для того чтобы возник зрительный образ, еще недостаточно, как писал когда-то Гербарт, «иметь объект перед глазами», т.е. иметь его проекционный образ на сетчатке. Необходимо еще, чтобы осуще­ствлялась активная работа перцептирующей зрительной системы, необходимо участие ее эфферентных звеньев.

Обнаружение и регистрация эфферентных процессов и выяв­ление их роли в условиях высокоразвитого восприятия, в условиях, говоря словами Сеченова, «обученной сетчатки глаза», представляет иногда большие методические и технические трудности. По-видимому, этим и объясняется то, что некоторые явле­ния кажутся свидетельствующими скорее в пользу пассивной .«экранной» теории зрительного восприятия. Чем более, однако, углубляется исследование и совершенствуются его методы, тем более выявляется необходимость участия эфферентных про­цессов даже в тех случаях, когда их речь наиболее замаски­рована.

Сошлюсь только на некоторые последние, известные мне экспериментальные данные. Одним из самых «трудных» в этом смысле является случай восприятия изображения, строго стабилизированного по отношению к сетчатке. Однако и в этих условиях удалось выявить необходимость активности зрительной системы, адекватной перцептивной задаче и воспринимаемому тест-объекту. Больше того, оказалось, что создаваемые этими совершенно искусственными условиями ограничения нормального «поведения глаза» приводят к искажению  восприятия, выражающемуся в ряде иллюзий, выпадении отдельных элементов объекта, в неразличении последовательных образов от прямых и т.п.

В своей наиболее простой и вместе с тем демонстративной форме перцептивные действия выступают в процессах осяза­тельного восприятия пространственных свойств объектов. Осязающая рука вступает в прямой механический контакт с объектом; обегая его контур, она как бы «липнет» к нему. Ее тактильные рецепторы выполняют, таким образом, двоякую функцию: во-первых, они афферентируют перцептивное действие, во-вторых, они участвуют в сборе информации, которая образует как бы чувственную ткань формирующегося осязательного образа.

Если всмотреться в этот процесс, то перед нами откроется прежде всего решающая роль действия, «снимающего» коитур объекта. Как известно, мы можем без ущерба для адекватности образа изменить состав сенсорных сигналов, поступающих в рецепирующую систему, как это имеет место в случае, когда мы переходим к ощупыванию объекта с помощью зонда или пользуемся, например, большим пальцем ноги. Достаточно, однако, нарушить выполнение самого перцептивного действия, как тактильны» образ разрушается или извращается.

Итак, именно действие субъекта по отношению к объекту и есть тот процесс, который «переводит» отражаемое в отражение.

Другой замечательный факт состоит в том, что в условиях патологии двигательного аппарата осязающего органа его движе­ния не способны выполнять функцию активного воспроизведения контура объекта. Даже в том случае, когда благодаря многочис­ленным и длительным тактильным контактам со знакомым по прежнему опыту объектом он все же в конце концов опознается испытуемым, возникающий при этом образ оказывается лишен­ным важнейшего психологического свойства — своей отнесенности к реальности. Мы имели случай наблюдать подлинно драматиче­скую картину, когда в результате потери обоих глаз и ампутации кистей обеих рук одновременно хирургической перестройкой мы­шечного аппарата предплечий у больных при сохранении кожной чувствительности, но с явлениями апраксии периферического происхождения, чувство реальности предметов, с которыми они сталкивались, исчезало.

По-видимому, то, что мы называем перцептивным действием, создает также отнесенность образа к реальности. Может быть, поэтому именно осязательное восприятие с его развернутой внешне двигательной активностью и обладает для нас наивысшей убедительностью.

Я задержался на осязательном восприятии для того, чтобы опираясь на анализ описанных явлений, облегчить себе задачу формулирования некоторых общих положений. Одно из них связано с только что введенным мной, понятием процесса уподоб­ления.

В осязании этот процесс осуществляется внешним движением руки. Но это лишь особый, частный случай. В более же обшем смысле это процесс, осуществляемый эффекторными звеньями любой перцептивной системы, динамика которого воспроизводит перцепируемые физические свойства объекта. Он может иметь форму внутреннего процесса, например, так называемого движе­ния внимания по элементам зрительно воспринимаемого внешнего поля. Однако, как правило, этот процесс все же «затекает» на моторные пути.

Является ли функция уподобления морфологически фиксиро­ванной в структуре эфферентных аппаратов перцептивной систе­мы? Да, в том смысле, что они всегда адекватны этой функции, приспособлены для ее выполнения; но филогенетически формиро­вание этих аппаратов может происходить в связи с развитием других функций. Так, например, эффекторным аппаратом перцеп­тивной системы звуковысотного слуха являются голосовые связки, и их устройство строго адекватно перцепируемому параметру звука — его основной частоте. Однако по своему происхождению и по главной своей функции это органы вокализации, а не детек­ции звуковой частоты; последняя выполняется ими только в составе функциональной системы звуковысотного слуха.

Итак, изучение активного аспекта отражения наталкивается на множество осложняющих обстоятельств. Они, однако, не могут закрыть от нас главного — того, что процесс отражения является результатом не воздействия, а взаимодействия, т.е, результатом процессов, идущих как бы навстречу друг другу. Один из них есть процесс воздействия объекта на живую систему, другой — активность самой системы по отношению к воздействующе­му объекту. Этот последний процесс благодаря своей уподобленности независимым свойствам реальности и несет в себе ее отражение.

В этой связи я хочу затронуть последний вопрос: помещая деятельность как бы между субъектом и воздействующей на него реальностью, не встаем ли мы на ту точку зрения, что свой­ства объекта не отражаются, а произвольно «конструируются» субъектом? Конечно, нет. Нет, потому что деятельность необходи­мо подчиняется независимым свойствам объектов. Это не требует доказательств, когда речь идет о внешней деятельности, которая вступает в прямое соприкосновение с объектом и испытывает на себе его сопротивление. Однако так же обстоит дело и в том случае, когда деятельность является внутренней. Внутренняя деятельность, как и внешняя, тоже осуществляет жизнь — процесс, практически связывающий субъекта с реальным миром; она включена в этот процесс, от него зависит н им определя­ется.

Развитие понятия отражения, учение об уровнях отражения и подход к деятельности как к процессу, в котором происходит переход отражаемого в отражение, снимают многие теоретические трудности, стоящие на пути решения этой проблемы.

Во-первых, в самом представлении о различных уровнях от­ражения уже содержится не только необходимость выделения также уровней психического отражения, но и признание существо­вания качественных различий между ними. Следовательно, с самого начала отпадают и ложная идея отождествления психиче­ского с сознательным, и не менее ложная, представляющая лишь оборотную сторону той же медали идея вовсе исключить сознание из конкретного исследования, оставить его за пределами объ­ективной науки, как этого требовал, например, старый бихеви­оризм.

Во-вторых, — и это самое главное — представление о внутрен­ней связи отражения и деятельности дает в руки исследователя ключ для положительного решения проблемы.

Непредвзятый анализ широкого круга фактов, характеризую­щих переломные этапы в развитии поведения, позволил выдвинуть гипотезу, которую я продолжаю поддерживать и сейчас. В самом общем виде она может быть сформулирована так: какова общая структура деятельности, осуществляющей жизнь организма, его взаимодействие с окружающим миром, такова и общая структура психического отражения. Это значит, что, для того чтобы понять изменение психического отражения при переходе к человеку и то, в чем состоят условия и необходимость этих изменений, в частнос­ти необходимость появления субъективной презентированности отражения, нужно исходить из анализа происходящих при этом изменений в структуре деятельности.

Оставляя в стороне рассмотрение реальных изменений дея­тельности в процессе становления человека и резко углубляя анализ, я выделю только главнейшие их результаты.

Но прежде несколько слов о том, что создает необходимость перестройки деятельности и возникновения нового уровня и новой формы отражения.

Необходимость эта лежит в переходе от приспособительной деятельности к деятельности продуктивной, трудовой. Замеча­тельная особенность этой деятельности состоит в том, что она подчиняется цели — представлению о том объективном результате, на достижение которого она направлена. Понятно, что для того чтобы этот результат, т.е. будущий продукт деятельности, мог направлять ее и управлять ею, он должен быть представлен в голове субъекта в такой форме, которая позволяет сопоставлять его с исходным материалом (предметом труда), сравнивать с этапами преобразования последнего и, наконец, с достигнутым результатом (продуктом труда). Вместе с тем форма этого пред­ставления должна давать субъекту возможность активно видоизменять его в соответствии с меняющимися условиями и накапли­ваемым опытом деятельности. Иными словами, субъект должен теперь иметь возможность действовать с самими образами, пред­ставлениями, и, следовательно, отражаемое содержание должно быть открыто для самого субъекта, существовать для него, «быть перед ним», а это и значит, что оно должно иметь форму созна­тельного отражения, сознания.

Таким образом, представленность отражаемого субъекту от­нюдь не есть некий эпифеномен, но составляет обязательное условие продуктивной деятельности — трудовой, изобразительной и всякой другой преобразующей, творческой деятельности чело­века.

Научное объяснение этого таинственного явления «представ­ленности» отражаемого самому субъекту, конечно, не может до­вольствоваться старинной метафизической идеей о существовании в нас некоего маленького человечка — гомункулуса, созерцаю­щего картину, отраженную мозговыми процессами. Трудно согла­ситься и с современными попытками искать разгадку этого явле­ния в допущении того, что нервные структуры обладают свойством самоотраженности. Ведь это свойство выражает собой вид взаи­модействия внутри некоторой системы («взаимодействие с самим собой»), в то время как в данном случае речь идет о явлении, возникающем во взаимодействии отражающей системы с некото­рой внешней по отношению к ней действительностью.

Объяснение указанного явления следует искать, по-видимому, в тех же особенностях человеческой деятельности, которые соз­дают и его необходимость,- в особенностях продуктивной, трудо­вой деятельности.

Трудовая деятельность запечатлевается в своем продукте. В этом процессе превращения, говоря словами К. Маркса, формы деятельности в форму покоящегося свойства или бытия1 происхо­дит запечатление в продукте также и регулирующего деятельность субъекта внутреннего образа. Теперь в этой воплощенной вовне, экстериоризоваиной своей форме он сам становится объектом отражения. Происходящее в голове человека соотнесение вопло­щаемого образа и отражения объекта, воплотившего его в себе, и порождает осознание последнего.

Принимая это допущение, не оказываемся ли мы в заколдован­ном кругу? Нет, здесь скорее движение по спирали, процесс пере­хода от одного уровня отражения к другому, высшему его уровню.

Однако процесс этот может реализоваться лишь в том случае, если объект выступит перед человеком именно как запечатлевший отражение, т.е. своей идеальной стороной; следовательно, сторона эта должна быть выделена. Ее выделение и происходит в процессе предметно отнесенного речевого общения, в процессе словесного означения. Поэтому осознанное есть всегда также словесно обоз­наченное, вербализованное. В этом смысле мы говорим о языке как о «субстрате» сознания.

1 См.: Маркс К. Капитал.— Соч., т.23, с.192. 24

Следует отдать себе отчет также в том решающе важном обстоятельстве, что язык порождается связями людей друг с другом в их совместной деятельности и образует систему объективных явлений, носителей социально формирующихся значений, представлений и понятий, отражающих и резюмирующих общест­венный опыт; иначе говоря, он является также субстратом общест­венного сознания. Существование сознания как формы индивиду­альной психики возможно, стало быть, лишь в условиях существования общественного сознания.

Таким образом, сознание действительно является как бы «удвоенным» отражением, но только природа этой «удвоенности» лежит не во внутренних имманентных свойствах отражающей системы, а в особенном характере порождающих эту удвоенность внешних отношений.

Конечно, указанные условия и отношения, характеризующие природу сознания, относятся лишь к его первоначальным формам, когда сфера сознаваемого была ограничена сферой материально­го общественного производства. Впоследствии в связи с выделе­нием и развитием духовного производства, обогащением и техни­зацией языка сознание индивидов освобождается от своей прямой связи с практической трудовой деятельностью; круг сознаваемого соответственно расширяется, и сознание становится у человека универсальной формой психического отражения. Это, однако, не значит, что теперь все, что отражается в голове человека, сознает­ся им. Как раз одна из фундаментальных психологических проб­лем и заключается в том, чтобы исследовать условия и функцию сознания. Современные исследования категориальности восприя­тия, роли речи в регуляции целенаправленной деятельности и исследования формирования понятий дают для решения этой проблемы богатейшие данные.

Свою задачу я видел в том, чтобы показать, что понятие от­ражения имеет не только гносеологический Смысл, но вместе с тем Смысл конкретно-научный, психологический и что введение этого понятия в психологию имеет крупное эвристическое значе­ние прежде всего для решения ее фундаментальных теоретических проблем, без чего немыслимо построение непротиворечивой систе­мы психологических знаний.

XVIII Международный психологиче­ский конгресс. 4-11 августа 1966г. М., 1966, с.8-20.

А.Н. Леонтьев. Понятие отражения и его значение для психологии

Часть I
ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ

А.Н. Леонтьев. Понятие отражения и его значение для психологии

Объективная логика развития научных психологических знаний все более настойчиво требует обратиться к понятию отражения, которое является ключевым для теоретической психологии.

Прежде всего я хотел бы подчеркнуть исторический Смысл понятия отражения. Он состоит, во-первых, в том, что содержание этого понятия не является застывшим. Напротив, в ходе прогресса наук о природе, о человеке и обществе оно развивается и обогащается.

Второй, не менее важный аспект состоит в том, что в этом понятии заключена идея развития, идея существования различных уровней и форм отражения. Речь идет о разных уровнях тех специфических изменений рассматриваемых объектов, которые возникли в результате испытываемых ими воздействий и являются адекватными им. Эти уровни очень различны. Но все же это уровни единого отношения, которое в качественно разных формах обнаруживает себя и в неживой природе, и в мире животных, и, наконец, у человека.

В связи с этим возникает задача, имеющая для психологии первостепенное значение: исследовать особенности, функцию и механизмы различных уровней отражения, проследить переходы от более простых его уровней и форм к более сложным.

Подход, выделяющий уровни и этапы филогенетического и онтогенетического развития, давно получил в психологии широкое распространение и признание. Успехи, достигнутые на этом пути, общеизвестны. Речь идет об успехах исследований развития поведения, развития речи, развития восприятия, генезиса логических операций и т.п. Но как раз успехи этих исследований и порождают тенденцию к поиску широких понятий, способных выразить их общий итог.

Я думаю, что эта тенденция отвечает духу современной науки. Достаточно сослаться на плодотворность введения таких широких понятий, как понятия управления, информации, управ­ляющих (информационных) моделей. Последнее из этих понятий представляет для нас особенно большой интерес, так как оно, являясь близким к понятию отражения, позволяет сделать некоторые полезные сопоставления.

Когда мы говорим «модель», мы обязательно имеем в виду также и «моделируемое». Применительно к любым открытым системам моделируемым является то или иное внешнее воздействие, Информация о свойствах (параметрах) которого поступает на вход данной системы.

Отношение модели к моделируемому (в указанном более специальном значении этого понятия) распространяется на широкий круг систем, включая живые системы и, наконец, человека. Мы находим, что и на уровне человека управление поведением осуществляется посредством программ и моделей. Мы называем их планами и образами или какими-нибудь другими аналогичными по смыслу терминами. Однако на этом уровне перед нами прежде всего выступает «картинная», изобразительная сторона моделей: модель как отражение. При этом обнаруживаются такого рода свойства, которые уже не охваты­ваются понятием модели. Таково, например, свойство внешней «проецированное» отражения, т.е. отнесенности его к некоторой реальности.

Таким образом, возникает своеобразная теоретическая ситуация. С одной стороны, понятие отражения и понятие модели непротивопоставимы. Более того, распространение понятия управляющей модели на живые системы, в том числе на человека, несомненно, оправданно, а для решения некоторых проблем просто необходимо. Оно имеет также и очень важное общетеоретическое значение, которое заключается в том, что сближение образа с моделью утверждает требование рассматривать образ и отражение как лежащие в одной и той же плоскости реальности.

С другой стороны, на уровне человека становится особенно очевидным, что понятие модели, пересекаясь с понятием отражения, не покрывает содержания последнего. Самый аппарат, применяемый для анализа моделей, в том числе и моделей рассматриваемого типа, исключает эту возможность в принципе. Ведь такой анализ неизбежно ограничен рамками формальных отношений (гомоморфизма, изоморфизма), связывающих между собой два множества упорядоченных элементов некоторых систем, в то время как на человеческом, психологическом уровне прежде всего выступает как раз неформальная сторона управляющих моделей.

Эта неформальная сторона существует, конечно, не только на уровне человека, его сознания, но и на нижележащих уровнях. Она имеет свое развитие, свои преобразования при переходе от одного уровня к другому и доступна объективному исследованию. Понятно, что для ее выделения и описания нужно специальное понятие. Таким понятием и является понятие отражения. И я не вижу никакой логической возможности отбросить это понятие или обойти его.

Понятие отражения не просто постулирует отношение адекватности образа отражаемой реальности. Оно ориентирует и направляет исследование. Оно ставит фундаментальную проблему — проблему исследования процесса перехода или «перевода» отражаемого содержания в содержание отражения. Эта проблема и приводит нас ко второму положению, которое характеризует отражение, — к положению о его активности.

В своей явной форме активность отражения выступает на уровне  живых систем. В дальнейшем  я буду иметь в виду эти уровни и к тому же формы психического отражения. Применительно к формам психического отражения мы говорим об активности отражения в двояком смысле.

Во-первых, в смысле активной роли отражения в управле­нии жизненными процессами, процессами поведения. В общем виде эта роль не требует разъяснения. Главный интерес представляет проблема изменения роли, или, точнее, функции отра­жения в процессе развития, а иа уровне сознания — проблема иеэпифеиомеиальиости субъективных, идеальных явлений…

Мы говорим далее об активности отражения также и в том смысле, что отражение является результатом активного процесса. Это значит, что, для того чтобы возникло отражение, одного только воздействия отражаемого объекта на живую систему, яв­ляющуюся субъектом отражения, еще недостаточно. Необходимо также, чтобы существовал «встречный» процесс — деятельность субъекта по отношению к отражаемой реальности. В этом активном процессе и происходит формирование отражения, его проверка и коррекция. Если нет этого активного процесса, нет и психического отражения.

Хотя это утверждение находится в противоречии и со старыми сенсуалистическими представлениями и с некоторыми новейшими концепциями, существует большое и все возрастающее число прямых оснований, которые позволяют на нем настаивать.

Так, становится все более очевидным, что, для того чтобы возник зрительный образ, еще недостаточно, как писал когда-то Гербарт, «иметь объект перед глазами», т.е. иметь его проекционный образ на сетчатке. Необходимо еще, чтобы осуще­ствлялась активная работа перцептирующей зрительной системы, необходимо участие ее эфферентных звеньев.

Обнаружение и регистрация эфферентных процессов и выяв­ление их роли в условиях высокоразвитого восприятия, в условиях, говоря словами Сеченова, «обученной сетчатки глаза», представляет иногда большие методические и технические трудности. По-видимому, этим и объясняется то, что некоторые явле­ния кажутся свидетельствующими скорее в пользу пассивной .«экранной» теории зрительного восприятия. Чем более, однако, углубляется исследование и совершенствуются его методы, тем более выявляется необходимость участия эфферентных про­цессов даже в тех случаях, когда их речь наиболее замаски­рована.

Сошлюсь только на некоторые последние, известные мне экспериментальные данные. Одним из самых «трудных» в этом смысле является случай восприятия изображения, строго стабилизированного по отношению к сетчатке. Однако и в этих условиях удалось выявить необходимость активности зрительной системы, адекватной перцептивной задаче и воспринимаемому тест-объекту. Больше того, оказалось, что создаваемые этими совершенно искусственными условиями ограничения нормального «поведения глаза» приводят к искажению  восприятия, выражающемуся в ряде иллюзий, выпадении отдельных элементов объекта, в неразличении последовательных образов от прямых и т.п.

В своей наиболее простой и вместе с тем демонстративной форме перцептивные действия выступают в процессах осяза­тельного восприятия пространственных свойств объектов. Осязающая рука вступает в прямой механический контакт с объектом; обегая его контур, она как бы «липнет» к нему. Ее тактильные рецепторы выполняют, таким образом, двоякую функцию: во-первых, они афферентируют перцептивное действие, во-вторых, они участвуют в сборе информации, которая образует как бы чувственную ткань формирующегося осязательного образа.

Если всмотреться в этот процесс, то перед нами откроется прежде всего решающая роль действия, «снимающего» коитур объекта. Как известно, мы можем без ущерба для адекватности образа изменить состав сенсорных сигналов, поступающих в рецепирующую систему, как это имеет место в случае, когда мы переходим к ощупыванию объекта с помощью зонда или пользуемся, например, большим пальцем ноги. Достаточно, однако, нарушить выполнение самого перцептивного действия, как тактильны» образ разрушается или извращается.

Итак, именно действие субъекта по отношению к объекту и есть тот процесс, который «переводит» отражаемое в отражение.

Другой замечательный факт состоит в том, что в условиях патологии двигательного аппарата осязающего органа его движе­ния не способны выполнять функцию активного воспроизведения контура объекта. Даже в том случае, когда благодаря многочис­ленным и длительным тактильным контактам со знакомым по прежнему опыту объектом он все же в конце концов опознается испытуемым, возникающий при этом образ оказывается лишен­ным важнейшего психологического свойства — своей отнесенности к реальности. Мы имели случай наблюдать подлинно драматиче­скую картину, когда в результате потери обоих глаз и ампутации кистей обеих рук одновременно хирургической перестройкой мы­шечного аппарата предплечий у больных при сохранении кожной чувствительности, но с явлениями апраксии периферического происхождения, чувство реальности предметов, с которыми они сталкивались, исчезало.

По-видимому, то, что мы называем перцептивным действием, создает также отнесенность образа к реальности. Может быть, поэтому именно осязательное восприятие с его развернутой внешне двигательной активностью и обладает для нас наивысшей убедительностью.

Я задержался на осязательном восприятии для того, чтобы опираясь на анализ описанных явлений, облегчить себе задачу формулирования некоторых общих положений. Одно из них связано с только что введенным мной, понятием процесса уподоб­ления.

В осязании этот процесс осуществляется внешним движением руки. Но это лишь особый, частный случай. В более же обшем смысле это процесс, осуществляемый эффекторными звеньями любой перцептивной системы, динамика которого воспроизводит перцепируемые физические свойства объекта. Он может иметь форму внутреннего процесса, например, так называемого движе­ния внимания по элементам зрительно воспринимаемого внешнего поля. Однако, как правило, этот процесс все же «затекает» на моторные пути.

Является ли функция уподобления морфологически фиксиро­ванной в структуре эфферентных аппаратов перцептивной систе­мы? Да, в том смысле, что они всегда адекватны этой функции, приспособлены для ее выполнения; но филогенетически формиро­вание этих аппаратов может происходить в связи с развитием других функций. Так, например, эффекторным аппаратом перцеп­тивной системы звуковысотного слуха являются голосовые связки, и их устройство строго адекватно перцепируемому параметру звука — его основной частоте. Однако по своему происхождению и по главной своей функции это органы вокализации, а не детек­ции звуковой частоты; последняя выполняется ими только в составе функциональной системы звуковысотного слуха.

Итак, изучение активного аспекта отражения наталкивается на множество осложняющих обстоятельств. Они, однако, не могут закрыть от нас главного — того, что процесс отражения является результатом не воздействия, а взаимодействия, т.е, результатом процессов, идущих как бы навстречу друг другу. Один из них есть процесс воздействия объекта на живую систему, другой — активность самой системы по отношению к воздействующе­му объекту. Этот последний процесс благодаря своей уподобленности независимым свойствам реальности и несет в себе ее отражение.

В этой связи я хочу затронуть последний вопрос: помещая деятельность как бы между субъектом и воздействующей на него реальностью, не встаем ли мы на ту точку зрения, что свой­ства объекта не отражаются, а произвольно «конструируются» субъектом? Конечно, нет. Нет, потому что деятельность необходи­мо подчиняется независимым свойствам объектов. Это не требует доказательств, когда речь идет о внешней деятельности, которая вступает в прямое соприкосновение с объектом и испытывает на себе его сопротивление. Однако так же обстоит дело и в том случае, когда деятельность является внутренней. Внутренняя деятельность, как и внешняя, тоже осуществляет жизнь — процесс, практически связывающий субъекта с реальным миром; она включена в этот процесс, от него зависит н им определя­ется.

Развитие понятия отражения, учение об уровнях отражения и подход к деятельности как к процессу, в котором происходит переход отражаемого в отражение, снимают многие теоретические трудности, стоящие на пути решения этой проблемы.

Во-первых, в самом представлении о различных уровнях от­ражения уже содержится не только необходимость выделения также уровней психического отражения, но и признание существо­вания качественных различий между ними. Следовательно, с самого начала отпадают и ложная идея отождествления психиче­ского с сознательным, и не менее ложная, представляющая лишь оборотную сторону той же медали идея вовсе исключить сознание из конкретного исследования, оставить его за пределами объ­ективной науки, как этого требовал, например, старый бихеви­оризм.

Во-вторых, — и это самое главное — представление о внутрен­ней связи отражения и деятельности дает в руки исследователя ключ для положительного решения проблемы.

Непредвзятый анализ широкого круга фактов, характеризую­щих переломные этапы в развитии поведения, позволил выдвинуть гипотезу, которую я продолжаю поддерживать и сейчас. В самом общем виде она может быть сформулирована так: какова общая структура деятельности, осуществляющей жизнь организма, его взаимодействие с окружающим миром, такова и общая структура психического отражения. Это значит, что, для того чтобы понять изменение психического отражения при переходе к человеку и то, в чем состоят условия и необходимость этих изменений, в частнос­ти необходимость появления субъективной презентированности отражения, нужно исходить из анализа происходящих при этом изменений в структуре деятельности.

Оставляя в стороне рассмотрение реальных изменений дея­тельности в процессе становления человека и резко углубляя анализ, я выделю только главнейшие их результаты.

Но прежде несколько слов о том, что создает необходимость перестройки деятельности и возникновения нового уровня и новой формы отражения.

Необходимость эта лежит в переходе от приспособительной деятельности к деятельности продуктивной, трудовой. Замеча­тельная особенность этой деятельности состоит в том, что она подчиняется цели — представлению о том объективном результате, на достижение которого она направлена. Понятно, что для того чтобы этот результат, т.е. будущий продукт деятельности, мог направлять ее и управлять ею, он должен быть представлен в голове субъекта в такой форме, которая позволяет сопоставлять его с исходным материалом (предметом труда), сравнивать с этапами преобразования последнего и, наконец, с достигнутым результатом (продуктом труда). Вместе с тем форма этого пред­ставления должна давать субъекту возможность активно видоизменять его в соответствии с меняющимися условиями и накапли­ваемым опытом деятельности. Иными словами, субъект должен теперь иметь возможность действовать с самими образами, пред­ставлениями, и, следовательно, отражаемое содержание должно быть открыто для самого субъекта, существовать для него, «быть перед ним», а это и значит, что оно должно иметь форму созна­тельного отражения, сознания.

Таким образом, представленность отражаемого субъекту от­нюдь не есть некий эпифеномен, но составляет обязательное условие продуктивной деятельности — трудовой, изобразительной и всякой другой преобразующей, творческой деятельности чело­века.

Научное объяснение этого таинственного явления «представ­ленности» отражаемого самому субъекту, конечно, не может до­вольствоваться старинной метафизической идеей о существовании в нас некоего маленького человечка — гомункулуса, созерцаю­щего картину, отраженную мозговыми процессами. Трудно согла­ситься и с современными попытками искать разгадку этого явле­ния в допущении того, что нервные структуры обладают свойством самоотраженности. Ведь это свойство выражает собой вид взаи­модействия внутри некоторой системы («взаимодействие с самим собой»), в то время как в данном случае речь идет о явлении, возникающем во взаимодействии отражающей системы с некото­рой внешней по отношению к ней действительностью.

Объяснение указанного явления следует искать, по-видимому, в тех же особенностях человеческой деятельности, которые соз­дают и его необходимость,- в особенностях продуктивной, трудо­вой деятельности.

Трудовая деятельность запечатлевается в своем продукте. В этом процессе превращения, говоря словами К. Маркса, формы деятельности в форму покоящегося свойства или бытия1 происхо­дит запечатление в продукте также и регулирующего деятельность субъекта внутреннего образа. Теперь в этой воплощенной вовне, экстериоризоваиной своей форме он сам становится объектом отражения. Происходящее в голове человека соотнесение вопло­щаемого образа и отражения объекта, воплотившего его в себе, и порождает осознание последнего.

Принимая это допущение, не оказываемся ли мы в заколдован­ном кругу? Нет, здесь скорее движение по спирали, процесс пере­хода от одного уровня отражения к другому, высшему его уровню.

Однако процесс этот может реализоваться лишь в том случае, если объект выступит перед человеком именно как запечатлевший отражение, т.е. своей идеальной стороной; следовательно, сторона эта должна быть выделена. Ее выделение и происходит в процессе предметно отнесенного речевого общения, в процессе словесного означения. Поэтому осознанное есть всегда также словесно обоз­наченное, вербализованное. В этом смысле мы говорим о языке как о «субстрате» сознания.

1 См.: Маркс К. Капитал.— Соч., т.23, с.192. 24

Следует отдать себе отчет также в том решающе важном обстоятельстве, что язык порождается связями людей друг с другом в их совместной деятельности и образует систему объективных явлений, носителей социально формирующихся значений, представлений и понятий, отражающих и резюмирующих общест­венный опыт; иначе говоря, он является также субстратом общест­венного сознания. Существование сознания как формы индивиду­альной психики возможно, стало быть, лишь в условиях существования общественного сознания.

Таким образом, сознание действительно является как бы «удвоенным» отражением, но только природа этой «удвоенности» лежит не во внутренних имманентных свойствах отражающей системы, а в особенном характере порождающих эту удвоенность внешних отношений.

Конечно, указанные условия и отношения, характеризующие природу сознания, относятся лишь к его первоначальным формам, когда сфера сознаваемого была ограничена сферой материально­го общественного производства. Впоследствии в связи с выделе­нием и развитием духовного производства, обогащением и техни­зацией языка сознание индивидов освобождается от своей прямой связи с практической трудовой деятельностью; круг сознаваемого соответственно расширяется, и сознание становится у человека универсальной формой психического отражения. Это, однако, не значит, что теперь все, что отражается в голове человека, сознает­ся им. Как раз одна из фундаментальных психологических проб­лем и заключается в том, чтобы исследовать условия и функцию сознания. Современные исследования категориальности восприя­тия, роли речи в регуляции целенаправленной деятельности и исследования формирования понятий дают для решения этой проблемы богатейшие данные.

Свою задачу я видел в том, чтобы показать, что понятие от­ражения имеет не только гносеологический Смысл, но вместе с тем Смысл конкретно-научный, психологический и что введение этого понятия в психологию имеет крупное эвристическое значе­ние прежде всего для решения ее фундаментальных теоретических проблем, без чего немыслимо построение непротиворечивой систе­мы психологических знаний.

XVIII Международный психологиче­ский конгресс. 4-11 августа 1966г. М., 1966, с.8-20.

Интенциональность, рефлексия и концептуальный изоморфизм представлений психологии

Интенциональность, рефлексия и концептуальный изоморфизм представлений психологии

В современной философии психологии большое внимание уделяется феномену интенциональности (от латинского intentio — стремление). Под намерением понимается свойство, во-первых, психических образований быть, во-первых, нацелено на какой-то объект, а во-вторых, представлять его в той специфической форме, которая характерна для психологии.Известно, что физические объекты взаимодействуют друг с другом. Нет физических объектов, которые были бы отключены от процесса взаимодействия с другими объектами. Интенциональность часто понимается только как сосредоточенность на чем-то. Такая ориентация характерна уже для физических объектов, но совершенно неадекватна в случае характеристики психических явлений. Затем направление дополняется свойством представления в той или иной форме мысленным формированием явления, на которое оно направлено.

Многие исследователи определяют специфику ментального именно в связи с интенциональностью. Среди основ психологического знания эта концепция была введена Францем Брентано, который утверждал, что «каждое психическое явление характеризуется тем, что в средние века называлось преднамеренным (а также ментальным) существованием некоторого объекта, и что мы делаем не без определенной двусмысленности. выразить как отношение к какому-либо содержанию, сосредоточиться на определенном объекте (которым здесь не понимается какая-то реальность) или называть это имманентной объективностью.Каждое психическое явление содержит что-то как объект, хотя и не в одном и том же смысле. В представлении что-то представлено, в суждении это признается или отрицается, в любви это обожают, ненависть ненавидят, желание желательно и т. Д. Это преднамеренное существование психических явлений чрезвычайно своеобразно. Нет физических объектов, которые могли бы им обладать. «Сам Брентано не использовал термин« интенциональность », но он явно передал его значение с намерением найти путь к безупречной интерпретации природы экстрасенса.

Концептуальный ход Брентано привлек внимание исследователей по самым разным причинам. С энтузиазмом он был принят сначала феноменологом Э. Гуссерлем, а затем многочисленными представителями аналитической философии. Гуссерль интерпретировал интенциональный объект как ноэм — особое концептуальное образование, которое является результатом многоступенчатого процесса синтеза переживаний.

Представителей аналитической философии и, соответственно, ориентированных на нее психологов интересует интенциональность принципиально другого свойства.Они, как правило, обращаются к ней, пытаясь представить психологию как проверенную науку, т.е. избегая любых спекулятивных построений, связанных, в частности, со ссылками на субъективное, прежде всего на ценностное. Этот проект обычно называют программой натурализации интенциональности, то есть придания ей естественного статуса в рамках науки. Три основных подхода в рамках программы натурализации интенциональности — это концепции информационного, теле-семантического и когнитивно-семантического содержания соответственно (таблица 4.3).

Таблица 4.3. Три объяснения происхождения интенциональности

Подъезд

Содержание подхода

Информация

Интенциональность — это результат причинной связи между ментальными состояниями и объектами, которые их оживили.

В результате ментальные состояния несут информацию об объектах

Теле-семантика

Интенциональность — это биологическая функция ментальных состояний.Они возникли в процессе биологической эволюции

г.

Когнитивно-семантический

Интенциональность — средство сохранения когнитивных усилий людей

Все три подхода сталкиваются с серьезными проблемами. Во-первых, они вряд ли могут служить обоснованным объяснением возникновения наиболее фундаментальной особенности психологических явлений, которая признается интенциональностью. Информационный подход явно перегружен физикалистскими моментами, связанными с интерпретацией причинной связи.Телеосемантический подход явно страдает еще одной односторонностью — биологизмами. Ответственность за интенциональность возлагается на процесс биологической эволюции. Но его последовательное описание относится к биологии. Когнитивно-семантический подход недалеко ушел от биологии. Упоминание о мышлении не меняет сути дела. Показательна еще одна особенность трех упомянутых подходов — их семантический характер. По сути, психология относится к разряду описательных, естественных наук.Но, как неоднократно отмечалось ранее, психология — это аксиологическая дисциплина.

Неудачи программы натурализации умышленно вызывают сомнения в самой легитимности ее выдвижения. На этот счет также высказываются разные мнения. С одной стороны, отмечается, что пока это не реализовано из-за, возможно, ограниченных возможностей человека. С другой стороны, предполагается, что интенциональность в принципе не может быть оправдана. Это просто нужно воспринимать как нечто данное.

Таким образом, тема интенциональности полна множества проблемных аспектов. Таким образом, исследователи часто отмечают, что это мало помогает объяснить многие тонкие аспекты психологии. Если интенциональность возведена в ранг принципа, тогда правомерно приписать ей значительную дедуктивную силу. Но это еще не обнаружено. Это тревожит значительную часть американских психологов. Но показательно, что они, как правило, не отказываются от темы интенциональности и поэтому не видят в ней существенной альтернативы.Но есть ли оно? В связи с этим имеет смысл обратиться к отечественной психологии.

В советское время в нем широко использовалось, а также при частом цитировании книги В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» концепция рефлексии. Интенциональность воспринималась как своеобразная причуда, своеобразный прихоть западных философов и психологов. Фактически, рефлексия была именно альтернативой интенциональности. По мнению авторитетного философа В. А. Лекторского, рефлексия понималась двояко: как непосредственное данное сознанию познаваемые явления и как соответствие «идеального объекта (образа) реальному оригиналу».«Во втором случае« отражение интерпретировалось как изоморфное или гомоморфное соответствие изображения объекту ».

По мнению В.А. Лекторского, выдающиеся советские философы и психологи, в частности С.Л. Рубинштейн, А.Н. Леонтьев, Е.В. Ильенков, В.П. Зинченко, В.С. Тюхтин, А.М. Коршунов и он сам, на словах развивая ленинскую концепцию отражения, на самом деле значительно отклонялись от нее. , Тем не менее исходные предположения теории отражения противоречивы и допускают иное понимание.«Например, с позиций этой теории непонятно, как оценивать идеи о несуществующих и будущих явлениях. Что они отражают или даже отображают? Также непонятно совмещать теорию отражения с зависимостью идеалы познания в культурно-историческом контексте.На наш взгляд, критические замечания В.А. Лекторского в адрес теории отражения вполне разумны, но, к сожалению, он не указал альтернативы концепции отражения.Корректируема ли теория отражения?

Понятия интенциональности и рефлексии, взаимосвязь которых не вызывает сомнений, введены в психологию отнюдь не случайно. К ним обратились исследователи, стремившиеся объяснить специфику психологии. В чем именно это выражается? Тот факт, что рост научного знания фундаментальных наук, как формальных, так и естественных, а также аксиологических, максимизируется с помощью психологических концепций, выражающих характеристики индивидов или групп

.

Отсутствующая страница — Медицинский колледж

Перейти к основному содержанию

Университет Саскачевана

Медицинский колледж

Переключить меню


Искать U of S
Поиск

  • П AWS
  • программы

    • Бакалавриат MD
    • Последипломное медицинское образование
    • Программы магистратуры
    • Магистр физиотерапевтической программы
    • Повышение квалификации по физиотерапии
    • Непрерывное профессиональное развитие
    • Сертификат в области глобального здравоохранения
    • Программа для врачей-исследователей
  • Ученики

    • докторантов
    • Программа приема аборигенов
    • Контакты для студентов MD
    • Учебный план, расписания, задачи
    • Факультативы
    • Жестокое обращение, дискриминация и домогательства
    • # Студенческий блог MyMD
    • Политики, процедуры и формы
    • Студенческое медицинское общество Саскачевана
    • Студенческие услуги
    • Затенение
    • Награды бакалавриата
    • по делам студентов
    • Аспиранты
    • Аспирантура и докторантура
    • Программы

.

Важность саморефлексии (Часть 2) — Smashing Magazine

Личное размышление позволяет нам обрабатывать и осмысливать весь большой (и не очень) опыт обучения и работы, который мы получили. Каждый выиграет от того, чтобы задуматься. Мы также можем побуждать других расти через личное размышление. Я расскажу о некоторых преимуществах личного размышления, а также о методах размышления, которые вы можете включить в свой распорядок дня.

Текущие и целеустремленные веб-специалисты должны постоянно расти, чтобы оставаться актуальными.Наша сфера не допускает застоя. В первой части этой серии я обсуждал важность ретроспективы проектов для облегчения и документирования роста команды. У нас не всегда есть возможность участвовать в командных ретроспективах или даже работать в команде. Личное размышление дает аналогичные преимущества, но при этом сосредотачивается на вашем индивидуальном опыте.

Личное размышление позволяет нам обрабатывать и осмысливать весь наш замечательный (и не очень) опыт обучения и работы.Каждый выиграет от того, чтобы задуматься. Мы также можем побуждать других расти через личное размышление . Я расскажу о некоторых преимуществах личного размышления, а также о методах размышления, которые вы можете включить в свой распорядок дня.

Определение и преимущества рефлексии

Ученые в области образования и медицины потратили десятилетия на изучение потенциальных преимуществ размышлений студентов и профессионалов над обучением и практикой, а также на способы эффективного вовлечения людей в размышления.

Не существует универсального метода отражения. Точно так же нет причин ограничивать размышления личным или профессиональным опытом.

Рефлексия — это общий термин для той интеллектуальной и эмоциональной деятельности, в которой люди участвуют, чтобы исследовать свой опыт, чтобы привести к новому пониманию и признательности.
— Boud, Keough, & Walker, 1985

Некоторые исследователи утверждают, что рефлексия является важным компонентом для всех, кто работает в сфере здравоохранения.Я бы сказал, что размышления — важный компонент для любого, кто надеется извлечь максимум из своего опыта, независимо от области.

Car side view mirror Рефлексия позволяет нам учиться на собственном опыте и применять полученные знания в будущем.

Преимущества

Исследователи обнаружили, что рефлексия может улучшить понимание контекста, в котором вы работаете, трансформировать перспективы, углубить понимание и помочь вам заново оценить работу, которую вы выполняете (Glaze, 2001). Размышления также могут укрепить отношения между наставником и подопечным.

Для веб-профессионалов эти области имеют решающее значение:

  • Улучшение понимания контекста
    Мы постоянно исследуем, проектируем и разрабатываем продукты для использования в различных контекстах. Консультанты и фрилансеры могут переходить как по контексту, так и по теме от одного проекта к другому. Продуктовые группы могут иметь несколько версий или сред использования, которые, как они ожидают, пользователи будут использовать при использовании их продукта.
  • Трансформируйте перспективы
    Отражение способствует развитию сочувствия, ключевого компонента эффективного проектирования и разработки продукта.Размышление также открывает вам возможность учиться на собственном опыте и способствует трансформации.
  • Углубить понимание
    Мы работаем в постоянно меняющихся средах, на часто обновляемых платформах, над множеством тем. Более глубокое понимание позволяет нам эффективно понимать проблемы, разрабатывать решения и делиться своими идеями.
  • Укрепление отношений наставника и подопечного
    Наставники, моделирующие рефлексию со своими подопечными, могут открыть путь для улучшения отношений и понимания друг друга.Значимые размышления нельзя принуждать или подделывать; следовательно, наставник, который выступает за размышления подопечного, также должен будет смоделировать это отражение. Это побудит проводить больше времени вместе и будет способствовать общему пониманию того, что получается в результате размышлений.

Шен (1983) представил концепцию «рефлексивного практикующего», того, кто использует рефлексию как инструмент для пересмотра переживаний, как для извлечения уроков из них, так и для постановки туманных, сложных проблем профессиональной практики.Мы можем извлечь пользу из размышлений после того, как в наших проектах происходят критические инциденты, когда достигнуты определенные вехи, или бороться с информацией, которую мы пытаемся понять.

Как веб-студенты и профессионалы, мы выиграем, если станем рефлексивными практиками. Мы не сможем развиваться на основе нашего опыта, если не поймем его. и внесем изменения на основе того, что мы узнали. Мы не сможем эффективно предсказывать результаты или решать проблемы, если не расширяем понимание нашего опыта.

Мы должны размышлять как о наших успехах, так и о наших неудачах. Размышления — это не зацикливание на негативных вещах. Наш положительный опыт учит нас тому, что хорошо работает в конкретных ситуациях, и позволяет нам изучить возможность переноса в другие ситуации.

Reflection помогает нам сопровождать наших коллег в будущее. Мы должны заниматься рефлексивной практикой в ​​нашей роли наставников с нашими подопечными. Мы должны показать преимущества рефлексии в различных ситуациях, чтобы развивать нашу рефлексивную практику и служить примером для других.

Рефлексию нельзя и не нужно принуждать. Исследователи обнаружили, что студенты колледжей, которые вынуждены участвовать в рефлексивной деятельности, часто притворяются, чтобы заработать кредит за курс, но в конечном итоге им не нравится рефлексия как деятельность.

Я могу сказать по этому поводу на собственном опыте. Во время учебы в магистратуре мне пришлось вести рефлексивный дневник. Частота размышлений (ежедневно) и темы, над которыми мы были вынуждены размышлять, казались неестественными. Мои профессора не рассказали нашему классу о предполагаемой пользе размышлений.Рефлексия была вынужденным упражнением, которым я занимался, чтобы доставить удовольствие своим профессорам. Людям необходимо знать, что добровольное размышление приносит пользу, чтобы облегчить им участие.

Цикл отражения Гиббса

Грэм Гиббс — академический исследователь, создавший модель того, как происходит эффективное отражение (см. Диаграмму ниже). Модель Гиббса полезна для разбивки процесса размышления на значимые и управляемые шаги. Шаги — это дорожная карта для выполнения рефлексии в любой форме (письмо, устная речь, искусство).Модель Гиббса состоит из шести шагов, которые более подробно рассматриваются ниже: описание, чувства, оценка, анализ, заключение и план действий. Вы можете использовать эти шаги для структурирования академического рефлексивного упражнения, пропуская и повторяя шаги по мере необходимости.

Steps creating Gibbs reflectives cycle Цикл отражения Гиббса представляет шаги, которые способствуют эффективному отражению. (Изображение: Университет Оксфорд-Брукс)

Описание

Что случилось?

Напишите краткое описание события, о котором вы думаете.Обязательно отметьте важные события, чтобы поразмышлять над ними.

Пример: «Сегодня мы встретились с нашим клиентом цифрового банкинга, чтобы рассмотреть предварительные проекты. Мы сосредоточились на рабочем процессе для открытия текущего онлайн-счета. Мы получили отличные отзывы о большей части дизайна. Клиенту не нравились экраны, которые помогают пользователям вносить первоначальные средства на счет. Я посоветовал нам подождать, чтобы оценить это, пока мы не проведем юзабилити-тестирование ».

Чувства

О чем вы думали и чувствовали?

Опишите свои мысли и чувства в это время.

Пример: «Я думал, что мы достигли успеха в открытии онлайн-счета перед встречей. Я остался доволен полученным положительным отзывом. Я был удивлен, что клиенту не понравилось, что мы думаем о пополнении счета. Я был зол, когда понял, что перед встречей мы не доводили наши проекты до сведения нескольких членов команды клиента. Я был разочарован тем, что не предложил этого ».

Оценка

Что было хорошего или плохого в этом опыте?

На этом этапе начинается критическое мышление, связанное с осмысленным размышлением.Вы можете увидеть некоторые дополнительные хорошие или плохие аспекты опыта, теперь, когда вы отдалились от суеты.

Пример: «Было хорошо, что мы смогли представить большую часть нашего дизайна так, чтобы это произвело впечатление на клиента. Было плохо, что я не был готов к тому, что клиенту не понравятся экраны пополнения счета. Было плохо, что этот опыт оставил меня разочарованным в себе. Хорошо, что мы смогли договориться с клиентом о важности юзабилити-тестирования.”

Анализ

Какой смысл вы можете извлечь из ситуации?

На этом этапе выйдите за рамки опыта и постарайтесь понять, что произошло в контексте других значимых событий вашей жизни. Используйте дополнительные ресурсы, доступные из других опытов, чтобы установить личную связь с этим недавним опытом.

Пример: «После встречи с клиентом я просмотрел записи с предыдущих встреч с тем же клиентом. Я понял, что они рано упомянули о некоторых конкретных идеях о том, как пользователи будут первоначально финансировать свою учетную запись.Мы не учли эти потребности в нашем дизайне. Теперь становится понятнее, почему это показалось клиенту негативным. Мы также рассмотрели предыдущие проекты, которые, по нашему мнению, были успешными в решении вопроса о финансировании счета. Мы можем использовать некоторые из них как вдохновение для других вариантов. Другие варианты на этом этапе включают обзор того, что сделали другие конкуренты, или сравнительный опыт, а также получение отзывов от других дизайнеров, не участвующих в проекте. Мы надеемся учиться на опыте и постоянно совершенствоваться.”

Заключение

Что еще вы могли сделать?

Этот шаг основан на анализе и подготавливает вас к тому, чтобы действительно интегрировать уроки, извлеченные из размышлений. Возможно, вы могли бы заняться другими делами, но они не стоили бы потраченного времени или усилий. Вы не можете избежать всего негативного опыта. Было бы полезно понять, какие варианты есть, если вы окажетесь в подобной ситуации.

Пример: «Я мог бы сделать несколько вещей, чтобы максимально увеличить обзор проекта с клиентом и избежать негативных аспектов встречи.Я мог бы просмотреть свои записи с наших предыдущих встреч и понять, что у клиента были определенные ожидания в отношении рабочего процесса финансирования счета. Я мог бы привести несколько примеров дизайна, чтобы сравнить варианты развития различных рабочих процессов. Я мог бы встретиться с ключевыми членами команды клиента перед обзорной встречей. Я также мог бы сделать то, что в то время не имело бы смысла. Я мог бы позволить клиенту принимать все дизайнерские решения, но именно поэтому они сохранили наши услуги.Я мог бы сказать клиенту, что не согласен с его оценкой, но я не был подготовлен с вескими аргументами в поддержку моей точки зрения ».

План действий

Если бы ситуация возникла снова, что бы вы сделали?

Теперь, когда вы обдумали, включите то, что вы узнали, или оцените, как вы будете справляться с этим в будущем.

Пример: «В следующий раз я могу создать документ с конкретными запросами клиентов на основе заметок о встрече. Это поможет мне понять любые ожидания клиентов, которые мне нужно либо учесть в дизайне, либо представить аргументы против.Я также буду информировать клиента обо всех дизайнерских решениях и проведу предварительную встречу с ключевыми сотрудниками клиента, чтобы убедиться, что то, что мы представляем, не является неожиданностью. Наконец, на этапе анализа я обнаружил ряд случаев — как хороших, так и плохих — которые я хотел бы довести до сведения клиентов. Мы можем использовать эти впечатления как конкретные примеры того, чего мы хотим достичь с помощью нашего дизайна, и как примеры того, от чего мы хотим не допускаться в нашем дизайне ».

Цикл Гиббса — одна попытка объяснить процесс отражения.Вам все равно нужно будет решить, как приступить к размышлению.

Неакадемические способы рефлексии как личности

Рефлексия не требует правил и не требует много времени. Размышления не обязательно должны происходить ежедневно, но вы должны попытаться включить размышления в свой распорядок дня. Это то, в чем вы станете лучше, если посвятите время и целеустремленно. Очень важно найти подходящее время и место для размышлений, которые сделают ваш опыт лучше.

Письмо — один из наиболее часто цитируемых методов стимулирования размышлений.Вы можете вести дневник, в котором будете делать записи и отслеживать свой опыт с течением времени. Вы можете заняться письменным размышлением до и после того, как произойдут важные события, такие как переход на новую работу или начало отношений.

Рассмотрите возможность использования письменных подсказок независимо от частоты, с которой вы пишете отражения.

Ведение дневника размышлений или журнала

Сара Каусс — основатель и генеральный директор S’well, инновационной компании по производству бутылок для воды. Она увеличила доход компании до более чем 100 миллионов долларов.Она также приписывает свой личный успех ведению пятилетнего дневника. Краусс пишет свои записи на одной и той же странице для каждой даты каждого года. Это позволяет ей сравнивать, что изменилось, и о чем она думала за последние пять лет. Она проводит несколько минут в начале или в конце каждого дня, записывая свои мысли.

Дневник — это запись личных размышлений. Вы можете просмотреть свои размышления из прошлого и добавить новые. Держите дневник где-нибудь, чтобы его было легко найти и использовать.Создайте среду, способствующую расслаблению и более глубокому мышлению. Вы можете послушать тихую музыку, зажечь свечу, принять ванну или воспользоваться другой техникой, чтобы расслабиться и сосредоточиться на своих мыслях.

Picture of a journal notebook and pen Ведение журнала — это распространенный метод размышлений.

Некоторые люди ведут дневник рядом с кроватью, чтобы размышлять о пробуждении или перед сном в удобной постели.

Согласованность критически важна для получения всех преимуществ отражения. Старайтесь размышлять ежедневно, пусть даже всего пять минут.

Использование подсказок — это эффективный способ заставить вас задуматься. Вы можете использовать структурированные подсказки в соответствии с этапами модели Гиббса. Например, у вас могут быть следующие запросы:

  • Что произошло значительного (с момента последнего размышления)
    • Кто был вовлечен?
    • Что конкретно произошло?
    • Каковы были результаты?
  • О чем я думал и чувствовал, пока это происходило?
  • Что было хорошего в этом опыте?
  • Что было плохого в этом опыте?
  • Какие еще ресурсы я могу включить в полный анализ ситуации?
    • Что я узнал, если занимался анализом?
  • Что еще я мог сделать во время опыта?
  • Как бы я отреагировал на подобное событие в будущем?

Вам не нужно использовать структурированные подсказки.Вы можете свободно писать все, что придет в голову, и позволить своим мыслям вести вас туда, куда они захотят. Подсказки гарантируют, что вы будете последовательны и достигнете целей вашего размышления, но менее структурированное отражение приносит не меньшую пользу.

Exercise

Райан Холмс — основатель и генеральный директор платформы управления социальными сетями Hootsuite. Холмс увеличил количество сотрудников компании с семи до одного с офисами по всему миру. Он считает, что упражнения помогли обеспечить и сохранить свою точку зрения по мере роста своей компании.Холмс специально занимался йогой, которую он называет медитацией в движении. Он говорит, что йога помогает ему очистить голову, обработать информацию, которую он изучает ежедневно, и прийти к более ясному видению. Он выступает за то, чтобы все офисы поощряли упражнения сотрудников как способ улучшения здоровья и общей производительности.

Исследователи давно обнаружили, что физические упражнения полезны для психического и физического здоровья. Трудно отвлечься от повседневной рутины . Вам нужно будет регулярно планировать упражнения и придерживаться их, пока они не войдут в привычку.Упражнения удаляют вас из физического пространства вашего рабочего стола, где у вас может возникнуть соблазн продолжить работу или проверку электронной почты. Физические движения также увеличивают выработку эндорфинов, стимулируя позитивное настроение и способствуя размышлениям.

Американская кардиологическая ассоциация рекомендует заниматься физическими упражнениями по 30 минут в день пять дней в неделю. Вам нужно будет спланировать это время. Без предусмотрительности этого не произойдет. Вы можете выбирать из множества индивидуальных и групповых упражнений. Не всем требуется абонемент в тренажерный зал или дорогое оборудование.У Greatist есть хороший список упражнений, которые можно выполнять, если у вас мало времени или места.

Медитация

Марк Бениофф, основатель и генеральный директор Salesforce, превратил компанию из арендованной квартиры в Сан-Франциско в всемирную компанию с доходом более 8 миллиардов долларов в 2017 году. Бениофф является сторонником ежедневной медитации. Он медитировал ежедневно на протяжении более двух десятилетий и предусмотрел места для медитации в одном из новейших зданий своей компании. Бениофф считает медитацию частью того, что помогло ему довести Salesforce до нынешнего состояния.Во время медитации Бениофф вспоминает, за что он благодарен, и пытается очистить свой разум, открывая его для будущих возможностей.

Многие успешные люди частично объясняют свою продуктивность временем, проведенным в медитации. Вы можете медитировать в одиночку или в группе. Вы можете использовать фокус, который дает медитация, чтобы затем направить свои мысли на размышления, как только вы закончите. Или, если вы похожи на меня, ваши мысли будут стремиться к размышлениям, пока вы медитируете.

Медитация имеет большое количество поклонников как в восточной, так и в западной культурах.Есть много ресурсов, которые помогут вам, если вы только начинаете изучать медитацию. И iOS, и Android предлагают ряд приложений для медитации в своих магазинах приложений. Вы также можете подумать о медитации с коллегой или другом или присоединиться к местной группе медиации. Вы можете слушать музыку, использовать управляемую медитацию или искать тихое место и заниматься своей рефлексивной медитацией.

Провести время на природе

Джорджия О’Киф была американским художником и считается одним из самых влиятельных художников американского модернизма.За свою жизнь она создала более 2000 произведений искусства. Ее наследие прочно укоренилось во многих созданных ею пейзажных картинах и рисунках. О’Киф черпала вдохновение в природе и пейзажах, в которых она проводила время. Было известно, что она предпочитала проводить время на природе, находя как личное утешение, так и видение новых произведений искусства. Музей Джорджии О’Киф в Санта-Фе, штат Нью-Мексико, хранит наследие художницы, документируя ее многочисленные работы, вдохновленные природой.

Преимущества проведения времени на природе хорошо известны.Природа расслабляет людей, повышает позитивное настроение и способствует спокойному состоянию размышлений. Исследователи документально подтвердили когнитивные и эмоциональные преимущества проведения времени на природе. Они также документально подтвердили, что мы проводим меньше времени на природе, чем предыдущие поколения. Нам нужно делать сознательные усилия, чтобы проводить время на природе, вдали от наших столов и экранов компьютеров.

Вы можете провести время, путешествуя по парку, прогуливаясь по тропе или сидя с мыслями на берегу реки.Просыпайтесь рано, чтобы полюбоваться восходом солнца, или пообедайте за пределами офиса. Лично мне больше всего нравится проводить пешеходную встречу с моими коллегами, когда мы гуляем по тропинке рядом с местным каналом. Мы сочетаем упражнения и природу, чтобы стимулировать наши размышления.

Личное мнение: рефлексивный дневник

У меня есть коллега, который последние несколько лет ведет рефлексивный дневник. Они хранят дневник на тумбочке рядом с кроватью и стараются выделять 15 минут в день на дневник.Их основная цель ведения журнала — отслеживать важные события и решения, которые они принимают, как способ документировать и размышлять о своем опыте.

Этот коллега использовал журнал, чтобы поразмышлять об их росте за последние несколько лет. Теперь они занимают более высокие посты, занимаясь наставничеством младшего персонала. Одно из преимуществ, которое они обнаружили в своем дневнике, заключается в том, что они могут использовать свои прошлые журнальные записи, чтобы найти общий язык с опытом своих подопечных. Они могут анализировать ситуации и задачи, которые они сочли полезными для роста, когда были младше, и поручать эти типы задач своим подопечным.Они также посоветовали своим подопечным вести дневник, чтобы фиксировать рост.

Я попросил своего коллегу поделиться советами о том, как вести последовательный рефлексивный дневник. Они предложили, чтобы ваше время, проведенное за дневником, было похоже на «мое время». Это означает создание атмосферы, в которой вы можете сосредоточиться только на себе. Они также сказали, что поначалу вести дневник может показаться вынужденным. Вы быстро создадите список записей. Найдите время, чтобы перечитать их через месяц и посмотреть, как вы относитесь к тому, над чем размышляли, и получаете ли вы положительные результаты от рефлексивного ведения дневника.Если вы видите преимущества, это побудит вас продолжать вести дневник.

Отражение как группа

При размышлении мы не ограничиваемся собственными ресурсами. Людям полезно групповое размышление. Мы можем использовать присутствие других, чтобы облегчить собственное размышление, а также помочь им размышлять.

Группы слушания, или диады (из двух или более человек), представляют собой форму конструктивистского слушания, когда отдельные лица или группы служат звуковой доской для индивидуума, предпринимающего размышления.Целью прослушивания диад является расширение возможностей говорящего, позволяющее им осмыслить свой опыт и облегчение принятия личных решений. Слушатели выигрывают от более глубокого понимания того, что испытывают другие. и от улучшения навыков активного слушания. Это групповое занятие, приносящее пользу как говорящему, так и слушателю. Команды извлекут выгоду из прослушивания диад, когда интервью и другие методы личного сбора данных станут частью репертуара исследования пользователей.

Как и в случае с индивидуальным отражением, не существует единого установленного способа участия в слушающей диаде. Однако убедитесь, что существуют некоторые основные правила.

Во-первых, создайте безопасное пространство: не судите и не интерпретируйте то, что говорят другие. Не перебивайте говорящего. Оставьте утверждения «Ну, вообще-то…» и «Я думаю, вам следует…» дома. Это время для говорящего сказать свою правду, а для слушателей — посочувствовать. Каждый должен чувствовать себя комфортно, делясь с другими.

Определитесь с тематикой или форматом заранее.Вы можете задать тему заранее или попросить выступающих задать тему самостоятельно. Преимущество предварительной установки темы в том, что это позволяет людям подготовиться к размышлению над этой темой. Одним из недостатков предварительной установки темы является то, что это создает ощущение власти — власть имеет лицо, задающее тему. Если это не проблема, то я рекомендую установить тему заранее, чтобы максимально увеличить время, отведенное для размышлений.

Дайте каждому определенное количество времени; равенство — это название игры в группе слушателей.У всех выступающих должно быть определенное количество времени для выступления по теме. У всех слушателей должно быть определенное количество времени, чтобы задавать вопросы. Например, у человека А будет пять минут на выступление, а у человека Б будет три минуты на ответ в вопросах и ответах. Затем у человека B будет пять минут на выступление, а затем у человека A будет три минуты на ответ в вопросах и ответах.

Гарантия конфиденциальности. Это необходимо, если вы хотите иметь успешные группы прослушивания.Конфиденциальность поощряет групповое доверие и солидарность. Обман и разделение усиливаются, когда нарушается конфиденциальность.

Когда ваши планы составлены, назначьте время для сеанса группы прослушивания. Вы можете использовать следующие подсказки, чтобы облегчить вашу группу слушателей:

  • Каково это быть вами в последнее время?
  • Какие мысли и чувства вы несете [тема A]?
  • Что вы думаете о [теме B], когда идете на эту встречу?

( Примечание: Я адаптировал подсказки из статьи Шейна Сафира о слушающих диадах.)

Позвольте членам команды понимать смысл каждого сеанса, который они считают нужным. Вы можете попросить членов команды отслеживать свои занятия и получать от них большее понимание. Изучите мнение членов вашей команды о полезности диад. Вы же не хотите обнаруживать, что все подшучивают над вами и что они не видят никакой ценности в выполнении упражнения. И наоборот, вы можете поощрить команду продолжать уделять время сессиям слушания, если некоторые из членов команды документируют ценность своего развития или понимают себя на основе групповых обсуждений.

Личное мнение: рефлексивные беседы

Я участвовал в рефлексивной беседе со своим управляющим директором в течение последних четырех лет. Мы регулярно планируем прогулки по регистрации заезда. Обычно мы пьем кофе, а потом идем по каналу, который проходит через ту часть города, где находится наша студия. Структура этих прогулок позволяет мне потратить 20 минут на то, чтобы рассказать о том, каким я был с момента нашей последней регистрации. Я буду обсуждать свою профессиональную деятельность, любые проблемы, которые у меня были, что я узнал и чего хочу сосредоточиться на краткосрочной и долгосрочной перспективе.

Вначале я был знаком с исследованиями, но не с UX. В основном я размышлял о том, как мой прошлый опыт проведения исследований с людьми, занимающимися физическим опытом, теперь применим к исследованиям с людьми, которые занимаются цифровым опытом. Я начал понимать, что многое из того, что я уже испытал, применимо и к цифровым настройкам. Я смог осмыслить то, что я испытал, обсуждая с моим управляющим директором, как я могу применить свой прошлый опыт к текущим проблемам.

В ходе бесед я решил, что хочу поделиться с коллегами своими мыслями о применении психологического принципа убеждения в цифровом дизайне. Я решил провести сеанс убеждения и дизайна для ежемесячной серии выступлений нашей компании. Это также привело к публикации моей первой статьи о дизайне убеждения.

Я продолжил эти разговоры со своим управляющим директором. Темы развивались, как и я в моем путешествии по UX. Я знаю, что эти размышляющие беседы положительно повлияли на мое профессиональное развитие и удовлетворенность карьерой.

Практика отражения

Отражение — это мощный инструмент для поиска смысла и обработки важной информации, как в личном, так и в профессиональном плане. Вы можете размышлять индивидуально или вместе с другими, но вы не можете заставить размышлять о себе или других. Если вы хотите начать рефлексивную практику, не становитесь слишком амбициозными. Начните с пяти минут ежедневного дневника или с 30-минутной рефлексивной прогулки раз в неделю. Вам нужно будет специально запланировать время в своем календаре, чтобы это произошло.

Вы можете познакомить членов вашей команды с рефлексивными упражнениями индивидуально или в группах. Не забывайте о негодовании, которое студенты проявили в исследовании Валери Хоббс. Вы можете помочь членам вашей команды усвоить рефлексивные практики и объяснить им преимущества рефлексии. Профессора моего колледжа не смогли этого сделать, что привело к тому, что я тогда не принял рефлексию. Вы также можете предложить запланировать время для размышлений или провести групповое собрание для размышлений, используя стратегию группы слушания, описанную выше.

Ключом к эффективному внедрению рефлексивной практики является ее добровольный характер и очевидные преимущества. Попробуйте использовать различные методы, чтобы облегчить размышления, пока не найдете тот, который вам подходит.

Ссылки
  • «Рефлексия как трансформирующий процесс: опыт студентов-практикующих медсестер по развитию рефлексивных навыков в рамках программы магистратуры», Дж. Глейз, Journal of Advanced Nursing, 34 (5), 2001, 639–647
  • «Слушающие диады могут преобразовать вашу команду», Шейн Шафир, Edutopia
  • «Конструктивистское слушание», Семинары и партнеры Луны Хименес
  • «Подделка или ненависть: можно ли заставить рефлексивную практику?», Валери Хоббс, Рефлексивная практика
  • «11 научных причин, по которым вам следует проводить больше времени вне дома», Лорен Фридман и Кевин Лориа, Business Insider

Smashing Editorial (cc, yk, ra, al, il) ,

Отражение в образовании | Блог Рагды

РАЗМЫШЛЕНИЕ В ОБРАЗОВАНИИ ПРЕПОДАВАТЕЛЯ

Представлено: Рагдахом Аль-Мадани

ВВЕДЕНИЕ:

В этой статье я обсуждаю вопросы, связанные с рефлексией. Он начинается с общего представления его истории. Затем я дам отчет о различных определениях отражения. После этого я говорю о видах рефлексии. Позже я расскажу о важности размышлений и их пользе для учителей и воспитателей.Наконец, в статье рассматриваются проблемы, с которыми сталкиваются учителя Королевства Саудовская Аравия при реализации рефлексии в этом конкретном контексте и использовании рефлексии в нескольких областях.

ИСТОРИЯ ОТРАЖЕНИЯ:
Исторически корень рефлексивного обучения берет начало в 1930-х годах Дьюи, который определил рефлексию как упреждающее, постоянное исследование верований и практик, развивающее идеи предыдущих философов и педагогов, таких как Платон, Аристотель, Конфуций, Лаос. Цзы, Соломон и Будда (Хьюстон, 1988).Дьюи (1933) выделил три характеристики рефлексивных личностей, которые очень важны для сегодняшних учителей: открытость, ответственность и энтузиазм (Фаррелл, 2007). Эта искра размышлений вскоре исчезла, и образовательное общество никогда не слышало об рефлексивном обучении до начала 1980-х годов и благодаря огромным усилиям Шена (1983, 1987), который построил свою работу на концепции интуитивной практики, порождаемой практиком.

ЧТО ТАКОЕ ОТРАЖЕНИЕ:
Интересное определение предлагает Ричардс (1994), который определяет рефлексию как процесс обучения на основе опыта, в котором самоанализ рассматривается как ключевой компонент развития учащегося.Есть много определений рефлексии. Определение, которое я нашел интересным, гласит, что в рефлексивной практике практикующие участвуют в непрерывном цикле самонаблюдения и оценки, чтобы они могли понять свои собственные действия и реакции (Brookfield, 1995; Thiel, 1999). Есть много определений; однако большинство из них может быть ограничено двумя основными взглядами на рефлексивное обучение, одно из которых указывает на отражение в классе, а второе — на отражение вне класса. Farrell (2007).
Было много идей о том, что такое рефлексия, например, Шульман (1987: 19), который предположил, что рефлексия имеет место, когда учитель «реконструирует, воспроизводит и / или восстанавливает события, эмоции и достижения» своего учения. , Тем не менее Цайхнер и Листон (1996) утверждают, что такое определение не связывает обучение с более широким населением, которое определяется как критическое размышление. Критическая рефлексия подразумевает историческую, моральную социально-политическую основу образования, учитывая, что рефлексивные учителя могут «увидеть себя агентами перемен» (Jay and Johnson, 2002: 80).Чтобы учителя могли размышлять о своей работе, они, например, не должны рассматривать только трех основных действующих лиц (учителей, учеников и родителей). Более того, школьная культура или контекст. Каждый учитель должен знать об этих разнообразных методах рефлексивного обучения и определять концепцию рефлексивного обучения.
Существует множество методов использования рефлексии для улучшения практики учителя, таких как написание журналов, наблюдение со стороны коллег, отчеты об уроках, портфолио преподавателей, учебные журналы и группы повышения квалификации учителей и многие другие виды деятельности (Moon, 2008).Другие способы размышления могут заключаться в использовании невербальных техник, таких как упражнения по рисованию, имитация ролевой игры и драма, поэзия, рисование (Korthagan, 1993).

ТИПЫ РЕФЛЕКТУАЛЬНОГО ОБУЧЕНИЯ:
Фаррелл (2007) предлагает три основных типа рефлексии:
1) Рефлексия в действии — это когда учителя в классе преподают свои повседневные рутинные знания. Учитывая, что учителя выполняют такие действия каждый день, им приходится использовать своего рода «знание в действии» Шен (1983).Знание в действии важно, поскольку учителя в KSA продолжают преподавать в классе, не задумываясь о наших действиях или продюсерах, за которыми мы следим. То, что учителя делают в классе, бессознательно, поскольку они не могут описать то, что они делают, и это довольно сложно, согласно Шену (1983), который указал, что такая информация часто находится на бессознательной неявной и универсальной стадии наших чувств (Clark & ​​Yinger, 1979). С другой стороны, если что-то произошло в классе, например, неправильная заявка, учителя могут использовать рефлексию в действии, которая проходит через определенный процесс (см. Schön, 1983).
2) Размышление о действии менее проблематично, поскольку оно рассматривается как мысли учителя и ретроспективное исследование их представления (Schön, 1983). Рассел и Манби (1992: 3) кратко описывают это как «систематическое и целенаправленное размышление над своими действиями». Другое определение, которое включает в себя размышление о том, что сделали учителя, чтобы выяснить, как знание в действии могло способствовать неожиданному действию (Hatton and Smith, 1995).
3) Отражение для действия отличается от двух других типов, поскольку оно проактивный по своей природе (Farrell, 2007).Киллон и Тоднью (1991: 15) не согласны с этой идеей, поскольку этот тип отражения является продуктом предшествующих типов отражения.

ВАЖНОСТЬ ОТРАЖЕНИЯ И ЕГО ПРЕИМУЩЕСТВА:
Ценность размышления проистекает из его роли в оказании помощи профессионалам, чему уделяется особое внимание, чтобы они могли прогрессировать в своей практике (Schön, 1983). Кроме того, упор делается на ценность в развитии глубокого понимания сложных вопросов на основе рационального мышления и анализа имеющихся свидетельств (Dewey, 1933).Для стимулирования размышлений у учителей и учеников использовались многочисленные подходы, но некоторые из них не смогли этого сделать, поскольку есть небольшие исследования, свидетельствующие об их эффективности и успехе. Можно обсудить четыре подхода:
1. Исследовательские проекты действий (Карр и Кеммис, 1986; Пугач, 1990; Спаркс-Лангер и Колтон, 1991; Цайхнер, 1986).
2. Тематические исследования и этнографические исследования учащихся, учителей, классов и школ
(Росс, 1989; Спаркс, 1991; Стойбер, 1990).
3.Микропреподавание и другие практические занятия под руководством (Cruikshank, 1985; Sparks-Langer & Colton, 1991; Zeichner, 1986).
4. Структурированные задачи учебного плана (Бен-Перец, 1984; Бейер, 1984; Смит, 1991).
С моей точки зрения как учителя английского, рефлексия играет важную роль в развитии саудовского учителя и его / его учеников, поскольку учителя будут пытаться продвигать свою работу и искать новые пути. Это даст саудовским учителям возможность работать лучше и увереннее. Более того, для саудовских учителей это хороший способ практиковаться, и он дает полезный вклад.
Многие исследования доказали, что рефлексия радикально не связана с успеваемостью (Chandler, et al, 1990). Тем не менее Кортхаген (1993) обратил внимание на отсутствие эмпирических доказательств эффективности рефлексии, сославшись на обзор исследований рефлексии Цайхнера (1987), который содержал мало убедительных доказательств. В ходе лонгитюдного исследования программы подготовки учителей в Утрехте Кортхаген и Вуббельс (1995) предложили свои собственные «выводы, признающие характеристики рефлексивных студентов-учителей.Определенные характеристики, такие как способность конструировать ситуации и проблемы, четкое понимание того, чему они хотят научиться (т. Е. Независимые ученики). Другой фактор — способность хорошо описать и проанализировать опыт и взаимодействие. Кроме того, использование анкетного подхода позволяет оценить ценность опыта. Кортхаген и Вуббелс (1995) также добавили еще две ценности, такие как лучшие отношения с учениками и сверстниками по сравнению с другими учителями. Во-вторых, сами учителя были лучше удовлетворены работой, чем те, кто не задумывался о своем обучении.Многие исследования уже указали на важность размышлений в передаче нового понимания учителю, а также в оценке, противостоянии и, в конечном итоге, изменении практики (например, Penny et al., 1996; Francis, 1997; Stuart et al., 1997; Taylor, 1997).
Bailey, Curtis, & Nunan (1998), Crandall (2000), Farrell (1998), Stanley (1998) и Thiel (1999) выделили четыре преимущества, а именно: гибкость в группах учащихся, учебный план, ресурсы, в которых учитывается рефлексивная практика. такое разнообразие.Практичность для практиков, у которых есть ограниченное время и ресурсы для разделения между обучением и профессиональным развитием, поскольку рефлексия предполагает построение связи между конкретным контекстом и их пограничными убеждениями. Профессионализм с учетом того, что он требует непрерывных упражнений, которые поощряют действия по подготовке и применению инструкций, а также изучение теории. Поскольку существует острая потребность во взрослых практиках ESL, а не в отдельных семинарах или конференциях (Burt & Keenan, 1998; Crandall, 2000).

ПРОБЛЕМЫ В РЕАЛИЗАЦИИ РАЗМЫШЛЕНИЯ:
Рефлексия — это конструктивный инструмент для улучшения преподавания и обучения; однако это удается не всем учителям (McAlpine & Weston 2000). Отсутствие опыта у учителей в KSA, что указывает на отсутствие предшествующих и достаточных знаний, чтобы эффективно или без обучения размышлять. Таким образом, использование недостаточных занятий без руководства не приведет к положительным результатам размышлений (Boud & Walker, 1998).
Другими факторами являются страх неодобрения и критики в KSA, особенно если эти учителя были очень опытными.Другой пример — когда у учителя есть полный график, в котором он / она преподает много часов (24 часа в неделю) или ведет много классов и уровней учащихся. Он / она в этом случае не будет сильно интересоваться какой-либо идеей об отражении. Кроме того, личность учителя имеет значение, поскольку некоторые учителя сопротивляются изменениям и имеют проблему отношения, из-за которой они никогда не принимают идеи и мысли своих коллег.
Отражение может отличаться от одного практикующего к другому. Другая идея — это отсутствие внимания и понимания того, чему учителя хотят учить.В обучающей среде есть условия для размышлений (Moon 2008), такие как время и пространство; учащимся нужно время, чтобы размышлять, а также место (Walker 1985), они не смогут использовать свой потенциал, даже если они будут хорошо подготовленными учителями (Hatton and Smith, 1995; Francis, 1995). Другим фактором является отсутствие фасилитатора, который считается важной частью учебной среды, в которой он / она поймет природу рефлексии и ее связь с особенностями обучения (Moon, 2008).Очень распространенным фактором является отсутствие приверженности, которая требуется в рефлексивной практике для продолжения саморазвития (Florez, 2001).
Хотя концепция рефлексии существует в KSA, сам термин не распространен среди саудовских учителей и саудовских наставников учителей. Другими словами, практики рефлексии есть, но они так не называются. Проблемы, с которыми сталкиваются саудовские учителя при применении рефлексии, очень похожи на те, что уже упоминались ранее, такие как нехватка времени и постоянное давление на учителей, чтобы они закончили программу.Кроме того, личность учителя может быть очень важным фактором, поскольку, если он / она сопротивляется изменениям или придерживается позиции, при которой они не принимают различные точки зрения, будет очень трудно использовать размышления или извлечь из этого пользу. Другой момент касается старых или опытных саудовских учителей, которые привыкли к определенному стилю и используют его в течение длительного времени. Попытки убедить их в новом способе рефлексии могут быть иногда утомительными, а иногда и бесполезными.
Существует также недостаток приверженности, поскольку некоторые саудовские учителя любят узнавать много нового, посещая семинары.Однако, попав в класс, они возвращаются к своему обычному обучению. Иногда они иногда практиковали это в течение короткого времени, чтобы порадовать администрацию. Позже они возвращаются к своему собственному стилю обучения. Еще одна важная проблема — недостаточная эффективность и компетентность семинаров или неумение правильно использовать рефлексию. Очень важным моментом является отсутствие мотивации у саудовских учителей, что может привести к провалу хорошего учителя.
Отражение использовалось во многих областях, помимо образования, таких как консультирование, теория и личностное развитие, поскольку оно (размышление) ведет к самосознанию и самосовершенствованию. Мун (2008).Что касается рефлексии в обучении, рефлексия в образовании — это область, полная обещаний: обещаний для развития профессиональных способностей, для воспитания личностного роста, более того, для повышения социальной справедливости. Procee (2006). Рефлексия может быть успешной, если саудовские учителя проявят больше интереса и будут готовы принять адекватный контекстуальный взгляд на это. Им нужно много работать, чтобы проверить себя, свои методы и их эффекты.

ВЫВОД:
В этой статье обсуждалась история рефлексии и ее определения посредством обзора литературы.Затем описываются типы рефлексии, их важность и преимущества в области обучения. Наконец, я завершаю свой доклад проблемами, с которыми сталкиваются учителя в целом и в частности в саудовском контексте, и использованием рефлексии в нескольких областях.

1970 слов

ССЫЛКИ:
Bailey, K., Curtis, A., & Nunan, D. (1998). Неоспоримые выводы: совместное использование трех моделей профессионального развития
. «TESOL Quarterly, 32 ″ (3), 546-556.
Бен-Перец, М. (1984). Теория и практика учебных программ в педагогическом образовании. В Л. Кац и Дж. Ратс (ред.), «Достижения в педагогическом образовании», 1. Нью-Джерси: Ablex.
Бейер, Л. (1984). Полевой опыт, идеология и развитие критической рефлексии. Журнал педагогического образования, 35 (3), 36 ~ 41.
Брукфилд, С. Д. (1995). Стать критически мыслящим учителем. Сан-Франциско: Джосси-Басс.
Boud, D. & Walker, D. (1998) Содействие отражению в профессиональных курсах: проблема контекста, Исследования в области высшего образования, 23 (2), стр.191-206.
Берт, М., и Кинан, Ф. (1998). «Тенденции развития персонала для взрослых инструкторов ESL».
Вашингтон, округ Колумбия: Национальный информационный центр по обучению грамоте на английском языке. (ED № 423 711)
Carr, W., & Kemmis, S. (1986). Стать критическим ». Образование, знания и исследования действий. Лондон: Falmer Press.
Чендлер, П., Робинсон, В.П. И Нойес, П. (1990) Воспитывает ли начальное обучение активных учителей? Образовательные исследования, 32, стр. 130-139.
Кларк, К. и Йингер, Р.(1979) Три исследования планирования учителей, серия исследований 55.
Ист-Лансинг: Университет штата Мичиган.
Кларк, А. (1995). Профессиональное развитие в условиях практики: рефлексивная практика под пристальным вниманием. Преподавание и педагогическое образование, Vol. 11, No. 3, pp. 243-261, 1995
Elsevier Science Ltd
Crandall, J. (2000). Образование учителя языка. «Ежегодный обзор прикладной лингвистики,
20», 34-55.
Круикшанк, Д. (1985). Использование и преимущества рефлексивного обучения. Дельта Пхи Каппан, июнь 704-706 гг.
Дьюи, Дж. (1933). Как мы думаем: подтверждение отношения рефлексивного мышления к образовательному процессу. Бостон: округ Колумбия Хит.
Фаррелл, Т.С.С. (2007). Рефлексивное обучение языку: от исследования к практике. Continuum. pp 1-13
Farrell, T. (1998). Рефлексивное обучение: принципы и практика. «Форум, 36 ″ (4), 10-17.
Флорез, М. (2001) Практика рефлексивного обучения в среде ESL для взрослых. ЭРИК Дайджест.

Фрэнсис Д. (1997). Критический анализ инцидентов: стратегия развития рефлексивной практики.Учителя и обучение, 3 (2), 169} 88.
Фрэнсис, Д. (1995). «Reflective Journal: окно для предварительного обучения учителей, практических знаний» «Преподавание и педагогическое образование», 11 (3), стр. 229-41

Хаттон, Н. и Смит, Д. (1995) Отражение в педагогическом образовании: к определению и реализации, Преподавание и педагогическое образование, 11 (1), стр. 33-49.

Хьюстон, W. (1988). Размышляя об отражении. В области педагогического образования, в H. Waxman et. др., «Образы отражения в педагогическом образовании», Вирджиния: ATE, 7–9.
Киллон, Дж. И Г. Тоднью. (1991). Процесс построения личной теории. Образовательное лидерство, 48, 6, стр. 14–16.
McAlpine, L. и Weston, C. (2000). Для размышления: Вопросы, связанные с улучшением преподавания преподавателей и студентов. Педагогическая наука, 28, 363–385.
Мун, Дж. (2008). Отражение в теории и практике обучения и профессионального развития. Рутледж-Фалмер Тейлор и Фрэнсис Груп. Великобритания.
Джей, Дж. К., и Джонсон, К. Л. (2002). Захват сложности: типология рефлексивной практики для педагогического образования.Преподавание и педагогическое образование, 18 (2), 73–85.
Korthagen, F.A.J. (1993). Два режима отражения. Педагогика и педагогическое образование, 9 (3), 317-326.
Korthagen, F.A.J., & Wubbels, T. (1995). Характеристики рефлексивных практиков: к операционализации концепции отражения. Учителя и обучение, 1 (1), 51} 72.
Пенни, А. Дж., Харви, К. Л., и Джессоп, Т. С. (1996). К языку возможностей: критическое переосмысление и наставничество в начальном педагогическом образовании.Учителя и обучение, 2 (1), 57} 69.
Procee, H. (2006) Reflection in Education: A Kantian Epistemology, Educational Theory, 56.3, pp. 237–253.
Пугач, М. (1990). Самостоятельная работа: генезис рефлексии у начинающих учителей. Документ, представленный на ежегодном собрании 48 НЕВИЛЛ ХАТТОН и ДЭВИД СМИТ из Американской ассоциации исследований в области образования, Бостон.
Ричардс, Дж. К. (1994). L’insegnamento linguistico in una prospettiva riflessiva. В Л. Мариани, (редактор), L’autonomia nell’apprendimento linguistico.Флоренция (Италия): La Nuova Italia Editrice, 117-132.
Росс, Д. (1989). Первые шаги в развитии рефлексивного подхода. Журнал педагогического образования, 40, 22-30.
Рассел, Т. и Манби, Х. (1992) Учителя и обучение: от классов к размышлениям.
Лондон: Falmer Press.
Schön, D.A. (1983) Рефлексивный практик: как профессионалы думают в действии (Нью-Йорк, Basic Books).
Schön, D.A. (1987) Обучение рефлексивного практикующего: к новому дизайну преподавания и обучения по профессиям (Сан-Франциско, Калифорния, Джосси-Басс).
Шульман, Л. (1987). Знания и обучение: основы новой реформы. Harvard Educational Review, 57 (1): 1-22.
Смит, Д. (1991). Обучение рефлексивного практикующего в учебной программе. Учебный план, 12, 115-124.
Спаркс, А. (1991). Культура обучения, критического осмысления и изменения: возможности и проблемы. Управление образованием и администрация, 19, 4-19.
Спаркс-Лангер, Г. и Колтон, А. (1991). Обобщение исследований рефлексивного мышления учителей.Руководство в сфере образования, 37–44 марта.
Стэнли, К. (1998). Основа для рефлексии учителя. «TESOL Quarterly, 32 ″ (3), 584-591.
Стойбер, К. (1990). Влияние технических и рефлексивных инструкций на педагогическое мышление и решение проблем. Журнал педагогического образования, 42 (2), 131-39.
Стюарт, Дж., Мороджеле, М., и Лефока, П. (1997). Улучшение нашей практики. В М. Кроссли и Г. Вуллиами (ред.), Качественные исследования в области образования в развивающихся странах, Нью-Йорк и Лондон: издательство Garland.
Тейлор, И. (1997). Развитие обучения в профессиональном образовании: партнерство для практики. Лондон: Общество исследований высшего образования и издательства Открытого университета.
Тиль, Т. (1999). Размышление о критических инцидентах. «Перспективы, 14» (1), 44-52
Ван Манен, М. (1990). Исследование жизненного опыта: гуманитарная наука для педагогики, чувствительной к действию. Лондон, Онтарио: Althouse Press.
Уокер, Д. (1985) «Письмо и размышление» в размышлениях: опыт Тьюринга в обучении, Р. Кео и Д. Уокер (редакторы) Коган Пейдж, Лондон
Цайхнер, К.М. и Листон Д. П. (1996). Рефлексивное обучение. Махва, Нью-Джерси: Лоуренс Эрлбаум.
Zeichner, K. (1986). Подготовка рефлексивных учителей: обзор учебных стратегий, которые использовались в предварительном педагогическом образовании. Международный журнал исследований в области образования
, II, 565-575.

Нравится:

Нравится Загрузка …

Связанные

.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *