Цветаева разные дети: Разные дети — Цветаева. Полный текст стихотворения — Разные дети

Об отношении М. Цветаевой к дочери Ирине в свете учения Св. Отцов(Гвелесиани Н.)

Тема эта это не простая, и в литературоведении, как я поняла, как
следует не изучена, не озвучена внятно и отчетливо, не
прокомментирована, не поставлена в контекст всей жизни
Марины Цветаевой. Как-то выпадающая из контекста ее жизни. Темное
какое-то дело. А потому у многих цветаеведов на нее — дружное
табу. То есть тема-то есть, но углубляться нее не стоит.

Однако без того, чтобы не поставить эту тему в правильный
контекст — контекст всей жизни Марины Цветаевой — того, что с ней
происходило и произошло, на мой взгляд, не понять.

Недавно, размышляя над предположением, высказанным кем-то на
одном цветаевском форуме, о том, что, быть может, Цветаева устала
искать в людях «среди бездарных копий оригинал»( выражаясь
словами другой поэтессы), и как-то незаметно для себя включила в
число бездарностей бедную младшую дочь Ирину, умершую в конце
концов в приюте от голода и тоски, я наткнулась в Записных
книжках Цветаевой на любопытный текст.

В приют Ирина попала не по вине Цветаевой — отдавая детей в приют
в голодный постреволюционный 1919 год, мать надеялась спасти
детей от голода, — а вышло все с точностью до наоборот: приют
оказался прибежищем нечестных на руку людей, которым не было
никакого дела до «человеческого материала».

И все-таки и сама Цветаева осознавала, что смерть Ирины наступила
также и из-за нехватки ее материнской любви, которая практически
отсутствовала. «История Ирининой жизни и смерти: На одного
маленького ребенка в мире не хватило любви», — написала Цветаева
в Записных книжках.

Но меня сейчас интересует другая ее запись — она более ранняя,
сделанная еще при жизни дочери:

«Вы любите детей? — Нет. —

Могла бы прибавить: «не всех, так же, как людей, таких, которые»
и т.д.

Могла бы — думая об 11-летнем мальчике Османе в Гурзуфе, о
«Сердце Аnnе» Бромлей и о себе в детстве — сказать «да».

Но зная, как другие говорят это «да» — определенно говорю: «нет».

Не люблю (не моя стихия) детей, простонародья (солдатик на
Казанском вокзале!), пластических искусств, деревенской жизни,
семьи.

Моя стихия — всё, встающее от музыки. А от музыки не встают ни
дети, ни простонародье, ни пласт<ические> искусства, ни
деревенская жизнь, ни семья.

…

Куда пропадает Алина прекрасная душа, когда она бегает по двору с
палкой, крича: Ва-ва-ва-ва-ва!

Почему я люблю веселящихся собак и НЕ ЛЮБЛЮ (не выношу)
веселящихся детей?

Детское веселье — не звериное. Душа у животного — подарок, от
ребенка (человека) я ее требую и, когда не получаю, ненавижу
ребенка.

Люблю (выношу) зверя в ребенке — в прыжках, движениях, криках, но
когда этот зверь переходит в область слова (что уже нелепо, ибо
зверь бессловесен) — получается глупость, идиотизм, отвращение.

Зверь тем лучше человека, что никогда не вульгарен.

Когда Аля с детьми, она глупа, бездарна, бездушна, и я страдаю,
чувствуя отвращение, чуждость, никак не могу любить».

Цветаева полагала, что человек уже рождается готовым — с готовой
душой, серьезным и ответственным уже с пеленок — такой, какой
была она сама. И она требовала с детей, как с самой себя. Не
учитывая того, что дети могут быть разные и развиваться
по-разному. Что душа может захлопываться от того, что ее
неумеренно и несвоевременно требуют. Можно сказать, что у
Цветаевой был грех гордыни в высокой степени. Был грех
чрезмерности.

Ирину она, по видимому, забросила, как ребенка «бездушного» и
потому ненужного. Не потрудившись, как следует, над его душой.

Дело в том, что отношение Цветаевой к детям и вообще к детству
было совершенно особым. Она не любила так называемых обыкновенных
детей ( и людей, дети и взрослые стояли тут у нее на одной
планке), но любила в тех, в ком находила — божественную детскость
души, внутреннее измерение, которое ощущала, как Психею, называла
— Психеей. «Что я делаю на свете? — Слушаю свою душу. — В мире
ограниченное количество душ и неограниченное количество тел». И
это имеет прямое отношение к евангельскому: «Истинно говорю вам,
если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царство
Небесное» (Евг. от Мф — 18:3).»

Так, например, в тех же Записных книжках можно встретить записи
такого вот рода: «Дети — м<ожет> б<ыть> я
когда-нибудь уж это записала — должны расти в церковном саду. Тут
же розы, тут же игры, тут же — на 5 минут с разбега — Тишина.
Глубина,- Вечность».

Показательно, что Цветаева ставит дневники старшей, одаренной не
по годам дочери Али выше своих стихов, они ей дороже, как
свидетельствует другая цветаевская запись.

А вот главная запись: «… Аля — гений Души».

Гениальный ребенок в понимании Цветаевой — это практически
ребенок-Душа.

Поэтому Цветаева и не видела, не чувствовала своей вины, не
чувствовала бесвкусицы ( а чувство нравственного вкуса у
Цветаевой бесподобно), когда писала о своей младшей, неразвитой
умственно и душевно — на самом деле, отстававшей в развитии —
девочке, что та «глупенькая». И считала себя вправе «не
чувствовать с ней связи», замечательно путая следствие и причину.

По ее представлениям, Ирина была «бездушной», лишенной природного
дара Души, из породы «неограниченного количества тел». Не
способной попасть в такт с матерью — «голой душой».

В этом своем представлении Цветаева так утверждена, что без
зазрения совести рассыпает там и сям по Записным книжкам
раздражительно-саркастические замечания о том, что Ирина вечно
голодна или того хуже — много, жадно ест. «Я помню, как
представляла себе сон Ирины: она стоит одна, а с неба падают
корки, такие большие и толстые, что она не может их разгрызть.
Так как ей досадно, она злится».

Такие записи — о живущем впроголодь ребенке — читателей буквально
шокируют и даже отвращают от поэзии Цветаевой некоторых ее
почитателей. Им трудно поверить, что Цветаеву раздражала не
необходимость доставать для дочери хлеб, а то, что ребенок не
помышляет о хлебе насущнейшем — Душе. Ведь ей самой, как и вечно
щебечущей Але, от материальной жизни нужно было так мало. Они с
Алей по природе ели мало, не любили есть. Отсюда хлеб
превращается в какой-то бездуховный, запрещаемый себе хлеб, а
душа черствеет и наливается раздражением. Поэтому не почитается
за грех записать об Але и Ирине и такое: ««О, Марина! Знайте, вся
моя душа останется здесь! — Вся. вся! — Я возьму с собой только
кусочек души — для тоски!»

Все последние дни она писала мне письмо в тетрадку, а я старалась
получше ее кормить, явно и без зазрения совести обделяя Ирину».

Любовь, по Цветаевой, есть понимание. Понимание есть любовь.

Нелюбовь к дочери она и сама объясняет как непонимание,
не-проникновение в ее сущность. И когда смерть Ирины
открывает ей глаза на все произошедшее, она спустя время
записывает: «Ирина! Если есть небо, ты на небе, пойми и прости
меня, бывшую тебе дурной матерью, не сумевшую перебороть
неприязнь к твоей темной непонятной сущности. — Зачем ты пришла? —
Голодать — «Ай дуду» …ходить по кровати, трясти решетку,
качаться, слушать окрики…

Странное-непонятное — таинственное существо, чуждое всем, никого
не любившее — с такими прекрасными глазами! — в таком ужасном
розовом платье!». И — в других местах: «И одна мысль — не мысль,
а фраза, к<отор>ую я сама себе, растравляя, чуть ли не
вслух, говорю:

— «Да уж если Ирина не захотела есть, значит уж смертная мука
подошла».

«Ирина’ Если ты была бы сейчас жива, я бы тебя кормила с утра
до вечера — мы с Алей так мало едим! — Ирина, одно ты знаешь: что
послала я тебя в приют не для того, чтобы избавиться, а
п<отому> ч<то> пообещали рису и шоколада».

Вот пишу я все это и чувствую, как возмущаются читатели: «Да у
вас просто изощренно-дъявольская логика! Вы что — ведете к тому,
чтобы оправдать это?!».

Действительно, в случае Цветаевой налицо кощунственная,
редкостная материнская, человеческая слепота и глухота.

Так что же — гению позволено все?

Или благими намерениями у желающих сохранить душу, вместо того,
чтобы «потерять» ее, дорога выстлана всем понятно куда?

Я счастлива жить образцово и просто
-Как солнце, как маятник, как календарь.
Быть светской пустынницей стройного роста,
Премудрой — как всякая божия тварь.

Знать: дух — мой сподвижник и дух — мой вожатый!
Входить без доклада, как луч и как взгляд.
Жить так, как пишу: образцово и сжато —
Как бог повелел и друзья не велят.

Бедная заблудшая душа!

Как разрешить этот жуткий, продирающий по коже морозом,
нечеловеческий парадокс?

А вот так вот именно и разрешить — с нечеловеческой
точки зрения. С точки зрения религиозной.

Для этого совершенно необходимо привлечь к исследованию учение
Св. Отцов Православной Церкви о духовной, невидимой брани.

Согласно Св. Отцам, помыслы человека, невидимые движения
страстной, неочищенной души, подвергаются прилогу духов тьмы. И
уж коли «душа родилась крылатой», то прилоги эти эти усиливаются
втройне, поскольку более всего, по Божьему промыслу, испытуем
тот, чей дар, жар души сильней, кто всеми ее силами устремлен к
горнему. Бог испытвает живых, а не мертвых, испытывает
живейших ради блага очищения, блага преображения, блага
спасения. Таков один из духовных законов Вселенной.

Так, Св. Серафим Саровский говорил в своих беседах о том, что
Иуда окончательно пал не тогда, когда предал Христа, а когда,
раскаявшись, не сумел удержаться от отчаяния и удавился.

Странная мысль в устах святого, с точки зрения мирской логики!..
Странная, но верная, ибо по своей одаренности, по своему
достоинству Иуда был предназначен к апостольскому служению. Но
вошел в него Сатана и низринул в самую бездну двойным образом —
через предательство Света и через нежелание, познав всю глубину
своей немощи, связанной, по видимо, с импульсами, идущими из
подсознания, обратиться к Христу как Спасителю, как к Врачевателю
душ.

Странности в отношении Цветаевой к Ирине, обьясняются, на мой
взгляд, духовным затмением, помрачением. И они как шлеф тянутся
из собственного цветаевского детства, ведь мать Марины тоже была
весьма странной женшиной, не любившей свою старшую дочь даже
биологической любовью ( во всяком случае, так чувствовала Марина)
и не сумевшая понять (полюбить) ее душу.

И как будто бы Цветаева идет по жизни против течения
родительского уклада, — уклада, где чувство любви заменено
гнетущим чувством долга, провоцируя в ребенке развитие аутизма, —
как будто бы все понимает!..

И в то же время поступает еще страшнее, чем мать — пренебрегает и
любовью, и долгом.

Духи злобы бьют ее в самый центр ее личности — во внутреннее
детство — поражая центр связи матери и ребенка, стремясь, по
большому счету, лишить ее возможности реализовать свое
человеческое ( общечеловеческое) предназначение — быть ловцом
душ человеческих. Ведь Цветаева — не традиционный поэт. Она
и тут идет против течения литературы, устанавливающей
грани между литературой и жизнью, автором и лирическим героем,
маской и персоной. Жизнь и литература в случае Цветаевой — это
одно. Она не просто выражает Психею в творчестве, но и несет ее
энергетику по жизни, чувствуя себя как бы матерью маленького
племени «гениев Души».

У опытного — все на свете, даже бесы — служит к спасению, так как
невольно выявляют его внутреннее зло, его слабые, нуждающиеся в
закалке, точки. Укрепляется — от нападения к нападению — его
устремленность к Богу, раскрывающему своей благодатью все его
немощи.

И совсем иначе у неопытного.

Неопытный человек, не знакомый с учением церкви ( а служители
церкви часто преподносят его поверхностно и легкомысленно, как
это было в случае маленькой Марины, у которой батюшка отбил и без
того слабое желание испаведаться вопросом: «С мальчиками
целуешься?»), противостоять духам практически не может и бывает
ими поругаем.

Неопытный практически обречен на то, чтобы уклониться в Прелесть
— так в православии называют незаметное поначалу, но
катастрофическое по последствием уклонение с правильного
духовного пути. Человек очень часто не в состоянии осознать его
из-за укоренившейся в нем глубинной установки.

Одним из элементов такого уклонения был также, на мой взгляд,
своеобразный эротический налет во взаимоотношениях Цветаевой с
детьми. Трудно отделаться от ощущения, что взволнованные диалоги
Марины и Али на фоне отдаленной, отделенной Ирины, порой
напоминают общение двух любовниц, в компанию которых никого
лишнего просто не впустят. К примеру, ерничая в духе черного
юмора, совершенно отчаявшая Цветаева описывает свой настрой пред
поездкой в злополучный приют, где живут обе дочери, следующим
образом; «Во вторник в 11 утра она ( заведующая — прим. Н.Г.)
заедет за мной на лошади, я передам ей узел с Ириниными гадостями
(этот дефективный ребенок не просится,- Vous voyez ca d’ici!
— Хорошее приобретение! — Я даже хотела сжечь! -) — передам ей
пакет с гадостями и прикачу на санках к Але, увижу ее сияющие (от
одной меня) голубые глаза и тетрадку. — Не привезти ли ей туда
шарманку? Боюсь одного — Алиных слез, когда ее сломают,- а
сломают непременно!»

В случае правильного духовного пути не достаточно раскаяться в
падении, то есть обрести трезвую — подлинную, глубинную,
благодатную — самооценку. Необходимо осознать и устранить корень
греха.

Корень же у Цветаевой, на мой взгляд, заключается в его, корня,
неукрепленности. В той простой истине, что идущий к Богу
«самостийным путем» — без компаса и руля — то есть
святооотческого учения — практически обречен. Человек, выросший
на русской культуре, но не понимающий ее православных корней,
которые невидимо вплетены в его мироощущение и во многом
предопределяют его поступки, не может верно оценить происходящее
с ним.

Цветаева слишком долго задержалась в точке стояния, где
радикально расходятся Ева и Психея, Земля и Небо, быт и бытие,
Хлеб Насущнейший и просто хлеб. И они и должны разойтись на
первом этапе духовного пути. Но при правильном движении они
расходятся, чтобы снова сойтись, после того, как будут выявлены
все ложные, уродующие их взаимосвязи. Вслед за уходом ввысь,
человеку надо, образно говоря, несколько приземлиться, чтобы
подняться выше, а не пасть.

А это тонкое искусство, требующее мастерства и наставников.

Думая, что движется в Небо, самонадеянный человек, по сути,
движется в пустое небо — в холод и отчуждение, словно в глаз ему
попал осколок разбившегося зеркала, проник в самое сердце и увлек
в чертоги Снежной Королевы. ( «Снежная королева» — любимая сказка
Цветаевой). Восхождение в этом случае может превратиться в свою
противоположность — одержимость, то есть духовную шизофрению. Это
когда, говоря образно, Кай в нас оказывается изолированным от
Герды.

На бытовом уровне это проявлялось у Цветаевой в неумении видеть
прекрасное за обыденным, вносить прекрасное в обыденное. И в
конечном счете, в желании поскорее умереть, чтобы уйти Туда.

Смерть Ирины должна бы была по идее стать прививкой от гордыни.

Но не стала такой прививкой.

Потому что быт и бытие Марины Цветаевой все больше разлетались в
стороны.

Только не надо понимать это расхождение в том смысле, будто
Цветаева была хуже так называемых обыкновенных людей —
«бесчисленного количества тел», не озабоченных ТАКИМИ вопросами и
не платящими за это такой болью и кровью.

В письме Пастернаку Цветаева и cама признается в чрезмерном,
(практически шизофреническом — на языке медицины это, страшно
утрируя, называют так) расколе у нее на душу и тело, в том числе
в контексте материнства ::»Внезапное озарение, что я целой себя
(половины, нет), второй себя, другой себя, земной себя, а ради
чего-нибудь жила же — не знаю, да, вопреки Поэме Конца <…>
Борис, это страшно сказать, но я телом никогда не была, ни в
любви, ни в материнстве, всё отсветом, через, в переводе с (или
на!) <…> И такая жгучая жалость, что не бывать, не бывать!«

Лиля Панн пишет в статье о Цветаевой так:

«Стихи она объявляет «неполной исповедью»: они, мол, «меньше
— я». Еще бы: поэзия по своей природе выходит за границы «я»,
предпочитает правде истину. Записные книжки Цветаевой содержат и
то, и другое. Так, и жуткую правду о гибели младшей дочери Ирины,
и истину «голой души»: условие «родства душ» распространяется и
на материнское чувство, о чем невольно проговаривается и
стихотворение на смерть Ирины «Две руки, легко опущенные…» — у
прочитавшего дневник матери-одиночки оно оставляет впечатление
написанного «для галочки».»

Меж нами — десять заповедей:
Жар десяти костров.
Родная кровь отшатывает,
Ты мне — чужая кровь.

(«Магдалина»)

Люди такого типа не могут (не всегда, но часто) привязываться к
другим существам и Земле биологически. Они не укоренены и очень
мучаются. Они ничего не могут делать только лишь из чувства
долга, так как для них и собственное существование слишком
тяжелый и неподъемный труд. Можно даже сказать — то, что Цветаева
все-таки заботилась о материальном существовании Ирины в годы
нечеловеческого напряжения сил (война, страх, одиночество, голод,
холод) ставит ей плюс при таких данных.

В благодатном свете святоотеческого учения снимаются все
противоречия.

Я счастлива жить образцово и просто
— Как солнце, как маятник, как календарь.

Самое труднопостижимое тут то, что это действительно так и было,
но было где-то внутри, в другом, внутреннем измерении,
куда Цветаева стремилась вырваться из своего страстного «Я»:»Я —
это дом, где меня никогда не бывает.

У меня по отношению к себе — садизм. Желание загнать насмерть.

Мне нет дела до себя… Я — это то, что я с наслаждением брошу,
сброшу, когда умру…

«Я» — это просто тело… голод, холод, усталость, скука, пустота,
случайные поцелуи… Всё не преображенное. «Я» — не пишу стихов. Не
хочу, чтобы это любили…

Предназначение Цветаевой действительно было очень высоко. Любой
чувствительный, чуткий читатель поймет это по неземной чистоте и
теплоте ее стихов — они несут Жизнь на уровне ощущений, несут
Психею. Она не просто рассуждает о горнем — оно в ней живет.

Цветаева действительно пронесла по жизни Психею, как флаг, щедро
раздаривая ее и расплескивая от чужих и собственных ошибок.

И — расплескала. А расплескав — умерла.

Каждый должен решить для себя сам, осуждать ли ему Цветаеву.

Но понять, что с ней происходило, по-моему, совершенно
необходимо.

Я же знаю одно — умом Россию не понять. И Цветаеву, как видно,
тоже.

Мне, например, думается так: «Пусть тот, кто без греха, первым
кинет в нее камень. Кто знает до самых глубин свое подсознание?
Кто действительно добр вместо того, чтобы думать, что он добр?
Кто не принимал страстную любовь за бесстрастную?».

Помните, как в повести Альбера Камю «Посторонний» люди
приговаривают героя к казни фактически не за то, что он совершил
убийство, а за то, что не плакал на похоронах матери.

Камю стоял в ряду писателей 20 века, которые перевернули
представление о человеческой душе, показывая, сколько в ней
пустоты и показного, неосознаваемого благочестия, сколько
неотслеженного лицемерия. В сравнении с носителями таких душ
герой повести Камю выглядел просто честным, не врущим себе
человеком.

Может быть теперь — после всего сказанного — ‘это письмо
Цветаевой к детям несостоявшегося эмигрантского журнала покажется
многим не таким уж лицемерным и кощунственным? —

Милые дети,

Я никогда о вас отдельно не думаю: я всегда думаю, то вы люди
или нелюди (как мы). Но говорят, что вы ЕСТЬ, что вы — особая
порода, еще поддающаяся воздействию.Потому:— Никогда не
лейте зря воды, п.ч. в эту же секунду из-за отсутствия этой капли
погибает в пустыне человек.

— Но оттого, что я не пролью этой воды, он этой воды не
получит!

— Не получит, но на свете станет одним бессмысленным
преступлением меньше.

— Потому же никогда не бросайте хлеба, а увидите на улице,
под ногами, подымайте и кладите на ближний забор, ибо есть не
только пустыни, где умирают без воды, но и трущобы, где умирают
без хлеба. Кроме того, м.б. этот хлеб заметит голодный, и ему
менее совестно будет взять его тАк, чем с земли.

— Никогда не бойтесь смешного и, если видите человека в
глупом положении: 1) — постарайтесь его из него извлечь, 2) —
если же невозможно, прыгайте в него к нему как в воду, вдвоём
глупое положение делится пополам: по половинке на каждого — или
же, на ХУДОЙ конец — не видьте его [смешного].

— Никогда не говорите, что так ВСЕ делают: все всегда плохо
делают — раз так охотно на них ссылаются. (NB! Ряд примеров,
которые сейчас опускаю) 2) у всех есть второе имя: никто, и
совсем нет лица: бельмо. Если вам скажут: так никто не делает (не
одевается, не думает и т.д.), отвечайте (словом Корнеля) — А я —
кто.

Не говорите «немодно», но всегда говорите: НЕБЛАГОРОДНО. И в
рифму — и лучше (звучит и получается).

— Не слишком сердитесь на своих родителей, — помните, что они
были ВАМИ, и вы будете ИМИ.

Кроме того, для вас они — родители, для [самих] себя — я. Не
исчерпывайте их — их родительством.

Не осуждайте своих родителей на смерть раньше (ваших) сорока
лет. А тогда — рука не подымется!

— Увидя на дороге камень — убирайте, представьте себе, что
это ВЫ бежите и расшибаете нос, и из сочувствия (себе в другом) —
убирайте.

— Не стесняйтесь уступить старшему место в трамвае. Стыдитесь
— НЕ уступить!

— Не отличайте себя от других — в материальном. Другие — это
тоже вы, тот же вы (Все одинаково хотят есть, спать, сесть — и
т.д.).

— Не торжествуйте победы над врагом. Достаточно — сознания.
После победы стойте с опущенными глазами, или с поднятыми — и
протянутой рукой.

— Не отзывайтесь при других иронически о своём любимом
животном (чем бы ни было — любимом). Другие уйдут — свой
останется.

— Когда вам будут говорить: — Это романтизм — вы спросите: —
Что такое романтизм? — и увидите, что никто не знает, что люди
берут в рот (и даже дерутся им! и даже плюют им! запускают вам в
лоб!) слово, смысла которого они не знают.

Когда же окончательно убедитесь, что НЕ знают, сами отвечайте
бессмертным словом Жуковского:

Романтизм — это душа.

Когда вас будут укорять в отсутствии «реализма», отвечайте
вопросом:

— Почему башмаки — реализм, а душа — нет? Что более реально:
башмаки, которые проносились, или душа, которая не пронашивается.
И кто мне в последнюю минуту (смерти) поможет: — башмак?

— Но подите-ка покажите душу!

— Но (говорю ИХ языком) подите-ка покажите почки и печень. А
они всё-таки есть, и никто СВОИХ почек глазами не видел.

Кроме того: ЧТО-ТО болит: НЕ зуб, НЕ голова, НЕ живот, не —
не — не — а — болит.

Это и есть — душа.

Подытожу и резюмирую все сказаноe.

Широк русский человек, оторвавшийся от своих глубинно-религиозных
корней и ставящий перед собой «проклятые» вопросы русской
философии и литературы. Умом его не понять.
Что такое порой такой человек с его раздвоенностью, своего рода
духовной шизофренией, которую философ и социолог А. Дугин вывел
из национальной неосознанности и назвал в метким термином
«археомодерн» в своей статье с одноименным названием, прекрасно
иллюстрирует случай экстроардинарного отношения М. Цветаевой к
собственной дочери Ирине — когда твоя правая рука не ведает о
том, что творит твоя левая рука.

Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были — по одной на каждую —
Две головки мне дарованы.

Но обеими — зажатыми —
Яростными — как могла! —
Старшую у тьмы выхватывая —
Младшей не уберегла.
(М. Цветаева. Две руки, легко
опущенные).

Трудно поверить — почти никто не вмещает этого — что один и тот
же человек и поэт может совершенно искренне написать текст,
начинающийся словами: ‘ Милые дети, Я никогда о вас отдельно
не думаю: я всегда думаю, что вы люди или нелюди…’ и в то же
время довести до небытия собственного ребенка. ( То, что между
между гибелью ребенка и написанием текста ‘Милые дети’
прошла целая эпоха в жизни Цветаевой и она во многом
эволюционировала, искупив в неумеренной заботе о сыне свою
холодность к младшей дочери, сути дела не меняет, так как
Цветаеву до конца жизни сопровождает резкий дисбаланс между
бытием и бытом).

Одна очень любившая Цветаеву женщина- поэт и литературовед — была
так шокирована обнародованными только после 2000г Записными
книжками в той их части, где были сделаны записи матери о дочери,
что написала следующее стихотворение.
Я его привожу для того, чтобы люди, не задумывающиеся о сути
археомодерна и поэтому наивно разделившиеся на прокуроров и
адвокатов Цветаевой, увидели в контрастном свете и те факты, о
которых я в своем эссе распрастраняться не стала из
этико-эстетических соображений:

Ну сколько можно о Марине! —
безмолвный слышу я упрёк.
Но я — о дочке, об Ирине.
О той, что Бог не уберёг.

Читала записные книжки.
О ужас. Как она могла!
Не «за ночь оказалась лишней»
её рука. Всегда была!

Нет, не любила, не любила
Марина дочери второй.
Клеймила, презирала, била,
жестоко мучила порой.

В тетради желчью истекают
бесчеловечные слова:
«Она глупа. В кого такая?
Заткнута пробкой голова».

Всё лопотала и тянула
своё извечное «ду-ду»…
Её привязывали к стулу
и забывали дать еду.

Как бедной сахара хотелось,
и билось об пол головой
худое крохотное тело,
и страшен был недетский вой.

«Ну дайте маленькой хоть каплю», —
сказала, не стерпев, одна.
«Нет, это Але, только Але, —
Марина — той, — она больна».

И плакала она всё пуще,
и улетела в никуда…
А может там, в небесных кущах,
ждала её своя звезда?

Являлась в снах ли ей зловещих?
Всё поглотил стихов запой.
Уехав, ни единой вещи
Ирины не взяла с собой.

Я не сужу, но сердце ноет,
отказываясь понимать:
поэт, любимый всей страною,
была чудовищной женою,
была чудовищная мать.
( Наталия Кравченко. Ну сколько
можно о Марине!)

Гвелесиани Н.,

По мотивам Записных книжек поэта

См. также

Булгаковские граффити и разлуки Марины Цветаевой. 11 выставок мая

Музей М.А. Булгакова показывает, что его посетители писали и рисовали на стенах в подъезде, Дарвиновский музей рассказывает об отношениях отцов и детей в животном мире, а в Музее Москвы уже началась «Типомания». Обо всех интересных выставках, которые открываются в мае, — в материале mos.ru.

Планируя культурный поход, не забывайте о санитарных правилах, которые помогают предотвратить распространение COVID-19. Посетители должны быть в масках, перчатках, соблюдать социальную дистанцию. Одновременно в залах могут находиться не более 50 человек, поэтому столичные учреждения культуры продают билеты по сеансам.

«Поклонимся великим тем годам!» в Государственном музее — культурном центре «Интеграция» имени Н.А. Островского

Даты: до 31 мая

Адрес: Саянская улица, дом 6б

Возрастное ограничение: 0+

Каждый год в мае в культурном центре «Интеграция» на Саянской проходит необычная выставка, в формировании которой помогают посетители. В экспозиции — фотографии и текстовые документы военных лет из семейных архивов сотрудников центра, участников работающих в «Интеграции» коллективов, а также жителей района Ивановское.

Биографии и портреты участников Великой Отечественной войны, фотографии памятных мест, копии военных писем, наградных документов, бережно сохраненные потомками героев, складываются в общее полотно. С каждым годом панорама все полнее. Принести семейные архивные документы для размещения их копий на выставке, которая открылась 1 мая, могут все желающие.

«Война и мир» в Московском государственном музее «Дом Бурганова»

Даты: до 31 мая

Адрес: Большой Афанасьевский переулок, дом 15, строение 9

Возрастное ограничение: 6+

Тематическую выставку, приуроченную ко Дню Победы, подготовил и Дом Бурганова.

Музей, отмечающий в 2021 году свой 20-летний юбилей, представит работы скульптора Александра Бурганова, отражающие вечные темы добра и зла, света и тьмы.

«Типомания» в Музее Москвы

Даты: до 16 мая

Адрес: Зубовский бульвар, дом 2

Возрастное ограничение: 0+

Выставка в рамках Международного фестиваля Typomania, посвященного шрифту, типографике, моушен-дизайну и цифровому искусству, — событие, которое не стоит пропускать тем, кто интересуется современным дизайном. В экспозиции — около 400 работ известных дизайнеров и художников. Среди них — плакаты швейцарской студии Balmer Hählen, книги дизайнера Ванг Жи-Хонга и принты дизайн-студии O.OO (Тайвань). Также среди участников выставки — нидерландская студия Dumbar, графический и шрифтовой дизайнер Марго Левек (Франция), немецкая студия Yukiko, дизайнер визуальных коммуникаций Тина Тули (Великобритания).

«Ситец. Вчера, сегодня, завтра» в Музее-заповеднике «Коломенское»

Даты: до 18 июля

Адрес: проспект Андропова дом 39, строение 69

Возрастное ограничение: 6+

Выставка, которая может понравиться тем, кто интересуется историей отечественного декоративно-прикладного искусства, в частности ткачеством, открылась 1 мая во Дворце царя Алексея Михайловича в Коломенском. Она представит хлопковые набивные ткани (ситцы, сатины, миткали, поплины), созданные между ХVIII–ХХ веками, из коллекций шести российских музеев.

История русских хлопчатобумажных тканей началась в конце XVIII столетия, когда хлопок начали ткать в России из азиатской пряжи, а с 1829 года — из собственного сырья. Самыми известными изготовителями ситца были знаменитые представители династии Барановых. Барановские ситцы, в свое время восхитившие весь мир своими красочными декоративными узорами, займут особое место на выставке.

«Дорогие посетители» в Музее М.А. Булгакова

Даты: 12–17 мая

Адрес: Большая Садовая улица, дом 10

Возрастное ограничение: 0+

Лестница шестого подъезда, ведущая к «нехорошей квартире», давно стала точкой притяжения для поклонников творчества Михаила Булгакова. Посетители музея не первый год оставляют на стенах подъезда рисунки, цитаты из произведений писателя и свои впечатления от посещения музея. Сотрудники музея не препятствуют этим порывам, однако периодически стены красят, чтобы дать место для новых граффити. Но перед этим проводят фотосъемку.

Краткосрочная выставка «Дорогие посетители» позволит заглянуть под слои краски — в подъезде будут размещены фотографии самых ярких фрагментов рисунков и надписей разных лет. И, конечно, все желающие смогут оставить свой след на легендарных стенах, вдохновляясь увиденным и прочитанным.

«Тропики Заполярья» в Государственном биологическом музее имени К. А. Тимирязева

Даты: 14 мая — 31 августа

Адрес: Малая Грузинская улица, дом 15

Возрастное ограничение: 0+

Каждую зиму в Арктике наступает полярная ночь — период, когда солнце не появляется из-за горизонта. Полярная ночь влияет на все аспекты жизни людей, живущих за Северным полярным кругом, — не только на настроение, но и на увлечения. Например, разведение цветов на Кольском полуострове требует особых усилий и специального оборудования. О том, как работают цветоводы в Заполярье, рассказывает фотовыставка Екатерины Максимовой.

Больше всего растений и самые мощные лампы находятся в Полярно-альпийском ботаническом саду-институте имени Н.А. Аврорина, самом северном ботаническом саду России. На выставке представлены фотографии оранжереи, существующей здесь с 1943 года, и инсектария сада. Не менее интересны снимки, сделанные у цветоводов-любителей из клубов «Фиалки на Мурмане» и «Многоцветие Севера».

«От Гагаринского до Трехпрудного» и «Разлука» в Доме-музее Марины Цветаевой

Даты: 14 мая — 1 сентября
Адрес: Борисоглебский переулок, дом 6, строение 1
Возрастное ограничение: 6+

Выставка «От Гагаринского до Трехпрудного» расскажет о квартире в Борисоглебском, куда в 1914 году въехали молодожены Марина Цветаева и Сергей Эфрон, как о месте, в котором соединились черты домов их детства. Дом профессора Цветаева в Трехпрудном переулке и городское имение семьи народовольцев Эфронов в Гагаринском переулке при всех своих различиях во многом схожи между собой. Обоих домов уже нет, но сохранились поэтические их описания, сделанные супругами. Выставка представит реликвии двух семей из музейных собраний Москвы, Иванова, Тарусы и Ново-Талиц: личные вещи, предметы искусства и быта, книги и документы.

Вторая выставка, «Разлука», посвящена последнему периоду жизни Цветаевой в Борисоглебском, пришедшемуся на 1920–1922 годы. Он вместил в себя немало расставаний — с мужем, друзьями, многими современниками — и публикацию в Берлине книги, давшей название выставке. Ее герои — Осип Мандельштам, Анна Ахматова, Александр Блок, Николай Гумилев и другие мысленные и реальные собеседники Цветаевой — представлены через фондовые предметы, которые раскрывают ту или иную сторону их личности.

«От “Белой гвардии” к “Дням Турбиных”» в Доме-музее К.С. Станиславского

Даты: 15 мая — 4 июля

Адрес: Леонтьевский переулок, дом 6

Возрастное ограничение: 0+

Совместная выставка, подготовленная Музеем М.А. Булгакова и Домом-музеем К.С. Станиславского, расскажет о начале сотрудничества писателя со МХАТом в 1926 году. Булгаков в то время работал над пьесой по своему роману «Белая гвардия», а группа молодых актеров и режиссеров второй студии искала современный репертуар.

Булгакову пришлось переписывать пьесу, подчиняясь не только сценическим законам, но и требованиям цензуры. Из идеологических соображений изменилось и название на более нейтральное. Спектакль несколько раз был на грани запрета. В 1929 году его сняли с репертуара, но спустя несколько лет, после одобрительного отзыва Сталина, вернули. «Дни Турбиных» с неизменным успехом шли на сцене Художественного до 1941 года.

Кто есть кто в «Театральном романе». Тайны самой злой книги Михаила Булгакова

Даты проведения выставки изменены. Она пройдет с 17 июня по 22 августа.

«Отцы и дети» в Государственном Дарвиновском музее

Даты: 22 мая — 22 августа

Адрес: улица Вавилова, дом 57

Возрастное ограничение: 0+

Новая выставка Дарвиновского музея предлагает посмотреть, как решается проблема отцов и детей в животном мире. Посмотреть и удивиться, как по-разному ведут себя представители поколений в разных семействах млекопитающих. Чаще всего семья распадается, когда потомство подрастает и может обходиться без поддержки мамы и папы. Но возможны варианты. У некоторых приматов и грызунов молодежь объединяет усилия и отвоевывает власть у вожака. А бурые медведи, сурикаты и гоацины, напротив, мирно уживаются в семье, состоящей из представителей многих поколений: подросшие дети остаются с родителями и помогают им воспитывать младших братьев и сестер.

На выставке представлены скульптуры, живописные полотна и графические работы знаменитых скульпторов и художников-анималистов Василия Ватагина, Вадима Трофимова, Константина Флерова, Галины Шилиной, а также предметы из естественно-научной коллекции музея и авторские фотографии Александра Авалова.

«Иван Федорович Барщевский. Фотограф русской старины» в музее-заповеднике «Коломенское»

Даты: 25 мая — 5 сентября

Адрес: проспект Андропова, строение 69

Возрастное ограничение: 6+

Новая выставка музея-заповедника «Коломенское» посвящена личности и творчеству фотографа Ивана Барщевского, мастера архитектурной съемки, заслуженного деятеля искусств РСФСР. По собственной инициативе он начал фотографировать ветшающие памятники русской храмовой архитектуры, желая сохранить их для потомков. О многих храмах, уничтоженных в годы советской власти, мы сегодня имеем представление только по его фотографиям. С 1936 года Барщевский служил хранителем Московского государственного объединенного музея-заповедника, поэтому в коллекции сохранилось много его работ.

Выставка представляет мемориальные предметы, образцы музейных коллекций, демонстрирующие вкусы и увлечения Барщевского, и, конечно, его снимки, навсегда вошедшие в золотой фонд мировой фотографии. Большая часть предметов экспонируется впервые.

Интервью с Натальей Громовой о Марине Цветаевой — Реальное время

Беседа о поэте с историком литературы, писателем Натальей Громовой

Марина Цветаева — поэт, творчество и судьба которой никого не оставляет равнодушным. Ее либо страстно любят, либо просто не переносят на дух. Ее исследователи говорят, что в нашем обществе сложилось немало стереотипов в восприятии Марины Цветаевой. Кто-то называет ее «дамским» поэтом, выдергивая из обширного наследия отдельные стихи. Кому-то не дает покоя ее бурная личная жизнь и поведение в роли матери и жены. Обо всем этом в преддверии 77-летия со дня ухода Цветаевой в Елабуге (31 августа) «Реальное время» пообщалось с историком литературы Натальей Громовой.

«Для Цветаевой Россия потеряла уходящую расу, людей с чувством собственного достоинства»

— Прошло уже 77 лет со дня ухода Цветаевой. Почему ее творчество до сих пор остается притягательным для нас?

— Бродский, несмотря на то, что сам был учеником Ахматовой и очень любил Мандельштама, считал Цветаеву главным поэтом XX века. Цветаева — поэт вызова и бунта, она говорила о себе: «Одна против всех». Она пересматривала очень много тем, на которые до нее не дерзали женщины. Я не говорю сейчас только о ее любовной лирике, у которой много поклонников, или о ее необычном ритме. Когда она появляется со своими первыми сборниками «Вечерний альбом» и «Волшебный фонарь», видно, что ее стихи вышли из атмосферы Трехпрудного дома; полумрака московских комнат, плюшевых скатертей и занавесок, книг с золотыми обрезами, улыбок фарфоровых кукол. Но уже тогда в ее творчестве появилось то, что до этого поразило всю читающую Россию и Европу в дневниках художницы Марии Башкирцевой. Башкирцева рано умерла, она писала в своих дневниках о творчестве, о смерти и бессмертии. Надо понимать, что до этого женщина говорила либо от лица мужчин, как Анна Каренина или тургеневские барышни, либо о любовных или узкосемейных переживаниях. Первые книги Цветаевой стали своеобразным поэтическим дневником. Это сразу выделило ее среди других. И тот, кто ее расслышал (это был, в частности, Максимилиан Волошин), ее благословил, принял в братство поэтов. Ей было тогда 18 лет.

Следующий этап — очень значительный. Он начинается после разрыва с Софьей Парнок, когда Цветаева ощутила себя человеком свободным и сложным. Ее стиль становится откровенным и резким. И она уже известна не только в московском поэтическом кругу, но и в петербургском.

После 1917 года у нее происходит резкий перелом в ощущении времени и города, который для нее это время олицетворяет. В ее стихах «К Москве», написанных ранее, она воспела этот город, его душу. Но после расстрелов юнкеров в ноябре 17 года, после того, как вся знакомая молодежь, в том числе ее муж, бежит в Белую армию, она пишет уже о черных куполах, красной Москве и обращается к Иверской Божьей матери со страшными словами о том, что Та не спасла, не уберегла Своих сыновей. Рождается поэт-бунтарь, бросающий вызов времени, мирозданию, Богу.

«Первые книги Цветаевой стали своеобразным поэтическим дневником. Это сразу выделило ее среди других. Ее расслышал, в частности, Максимилиан Волошин»

После Лермонтова, пожалуй, только Маяковский дерзал на это, но Цветаева, конечно, была гораздо последовательнее. Это цветаевское отречение от революции, от кровавого нового времени — пролог ее будущему отказу от мира «нелюдей», развязывающих войны, уничтожающих культуру.

Затем у нее вырастает тема, на мой взгляд, мало оцененная — о гибели России. Она называет новый сборник «После России» — не только из-за своего отъезда, но и потому, что после 1917 года России больше не стало. Для Цветаевой эта страна потеряла уходящую расу, людей с чувством собственного достоинства. Она недаром писала о Сергее Волконском, Стаховиче, она сразу опознавала в них людей с особой осанкой, породой и глубиной. Для нее порода была, конечно, не чем-то внешним, а тем, что называют честью. И сегодня мы можем видеть дефицит того, о чем она говорила, — из России ушло это ощущение чести.

Ее последние стихотворные циклы в конце 30-х, посвященные войне, Чехии, в том числе стихи про читателей газет, поэма «Крысолов» — в них описан тот пошлый мещанский мир с той точки зрения, который и позволил случиться тому, что одна цивилизация стала уничтожать другую. Ведь на какой мир она отвечает отказом в своем знаменитом стихотворении? На тот, который взорвала, уничтожила Германия, ее любимая Германия, которая стала топтать ее любимую Чехию. Для Цветаевой это цивилизационная катастрофа. Для нее все это стало концом света, финалом цивилизации.

Я уже не говорю о ее «Поэме конца», которую в 1941 году Цветаева читала Ахматовой, и которая Ахматовой была не принята…

Цветаева до сего дня остается поэтом непонятым и непрочитанным. Люди часто реагируют на ее звук и ритм, очаровываются ее формой. Но смыслы цветаевских стихов остаются скрытыми.

— То, что вы говорите, важно, потому что часто из Цветаевой выдергивают отдельные стихи, делая ее чуть ли не дамским поэтом…

— Это абсолютно неверно. Она поэт гигантского масштаба, говорящий на новом языке. Языке, рожденном небывалой эпохой. И это остро чувствовали ее современники: Пастернак, Маяковский, те люди, которые переписывали ее стихи в Москве в 20-х годах. Но именно из-за этого языка она была не понята за границей. В эмиграцию она приехала с «Лебединым станом» и Поэмой о расстреле царской семьи, которую мы не видели (существует только отрывок, но целиком она пропала). Эти темы, как ей казалось, были близки эмиграции. Но ее ритм и слог были трудны для публики, которая привыкла к Блоку, Мережковскому, Бунину и другим. И даже закрадывается подозрение, что переход к ностальгической прозе был продиктован пониманием, что она будет более понятна и ее легче будет напечатать, чем стихи.

— Цветаева считала, что поэзия «осуществляется» только в талантливом читателе. В таком, который способен к активному сотворчеству и готов к усилиям, подчас утомительным. Это же относится в полной мере и к стихам Цветаевой, особенно поздней?

— И Мандельштама, и Пастернака сложно читать. Это совместный труд и опыт. Когда читаешь Цветаеву в 18 лет, то ее «Любите меня за то, что я умру» или «Прохожий» в общем понятны. Но чем дальше, тем сложнее. Она растет стремительно. Она очень разная. Есть «У меня в Москве купола горят», этими понятными стихами Цветаева была знаменита. А есть «Поэма конца» или «Новогоднее». И с этими стихами все гораздо сложнее.

Я тоже очень многое не понимаю в стихах Цветаевой. Для этого нужно иметь опыт и что-то пережить. Когда ты видишь неожиданное сочетание слов, в котором открывается новый смысл, притягивающий к себе другое слово, и через который этот смысл получает дополнительное измерение. Это очень сложные сочинения. Как она сама сказала: чтобы читать поэта, надо быть ему вровень. Поэт, тем более такой силы, как Цветаева, вправе не открываться каждому.

«В книге Марии Белкиной «Скрещение судеб» присутствует очень честный взгляд на время, Цветаеву, ее сына и дочь Ариадну». Фото gornitsa.ru

«Выходит много «желтой» литературы о Цветаевой. К сожалению, даже библиотекари покупают такие книги»

— Что вообще происходит сегодня в цветаевоведении?

— Происходят отдельные филологические разборы ее произведений, но каких-то серьезных значимых трудов о ее творчестве не выходит. Ирина Шевеленко, пожалуй, автор одной из самых умных книг о Цветаевой как о поэте. Конечно, были замечательные биографии — Анны Саакянц, Ирмы Кудровой, Виктории Швейцер, Марии Белкиной. Работы Льва Мнухина и других.

Но не откомментирована подробно цветаевская проза, записные книжки и сводные тетради.

Меня же больше волнует биографический момент. До 90-х годов Цветаеву в институтах не изучали. Была книга Марии Белкиной «Скрещение судеб», в которой присутствует очень честный взгляд на время, Цветаеву, ее сына и дочь Ариадну. Потом по крупицам информацию собирали всякие подвижники, люди зачастую смежных профессий — геологи, физики, математики. Сейчас у нас есть собрание сочинений Цветаевой, Елена Коркина доделывает летопись жизни, Екатерина Лубянникова работает над биографией и нашла очень много интересного. Но, делая выставку, комментируя тексты, я находила огромное количество белых пятен, не проясненных биографических сюжетов. При этом выходит много «желтой» литературы о Цветаевой. К сожалению, даже библиотекари часто покупают такие книги и выставляют их, не понимая, что их лучше выбросить, потому что они наполнены сплетнями или слухами.

— Какие белые пятна остались в биографии Цветаевой?

— Их немало. Например, ее происхождение и польская ветвь. Открыли немного про семью Бернадских, про ее бабушку, которую не знали ни она, ни ее мать, и чей портрет висел в Трехпрудном. Сама Цветаева случайно встретилась с двумя сестрами своей бабушки, то есть своим двоюродными тетками, в Сент-Женевьев-де-Буа в доме престарелых. Она об этом пишет, упоминает портрет женщины со «своими» глазами. Но больше ничего не известно. Очень мало информации о ее деде по материнской линии А.Д. Мейне, которого она знала до девяти лет. Что было в его юности, как он попал в Москву?

Много непонятного про ее жизнь в 1920 году. Есть записные книжки, известно, где она работала. Но большой круг людей остается неизвестным: кто эти люди, что происходило днями и неделями? Практически каждый год жизни Цветаевой для ее биографов — это проблема. Мария Иосифовна Белкина расспрашивала людей, общавшихся с Цветаевой в Москве в 1939—1940 годах, и, как говорила Белкина впоследствии, это был не весь круг Цветаевой этого времени. Некоторые документы, хранящиеся в РГАЛИ, до сих пор не опубликованы. Например, письма, в которых она просит о помощи. Я уж не говорю о письмах людей, которые пересекались с Цветаевой и косвенно упоминали ее в своей переписке.

«Сережа, если вы найдетесь, я пойду за вами, как собака»

— Понятно, почему Цветаева вынуждена была эмигрировать в Европу вслед за белогвардейцем-мужем. Но почему все-таки она вернулась в Россию? У биографов есть единое понимание этого?

— Да. В начале 1937 года в СССР из Парижа уезжает дочь Ариадна, которая мечтала жить в Союзе. И она, и ее отец, муж Цветаевой Сергей Эфрон, состояли в организации, официально называемой «Союз возвращения на Родину». Неофициально же Сергей Яковлевич был агентом НКВД. Он шел к этому семь лет, на протяжении всех 30-х годов писал своим сестрам, что живет только в надежде вернуться в Россию.

Цветаева этого никогда не хотела. Но она была человеком слова. Ее представления о чести в первую очередь относились к ней самой. И в 1921 году, когда ее муж пропал без вести во время Гражданской войны, она написала: «Сережа, если вы найдетесь, я пойду за вами, как собака».

«Цветаева была человеком слова. Ее представления о чести в первую очередь относились к ней самой. И в 1921 году, когда ее муж пропал без вести во время Гражданской войны, она написала: «Сережа, если вы найдетесь, я пойду за вами, как собака». Фото persons-info.com

Предполагалось, что люди, прошедшие Белое движение, могут вернуться на Родину, только искупив свою вину, работая в НКВД. И для Эфрона одним из заданий было возглавить группу, которая должна убить Игнатия Рейса — старого большевика и бывшего советского агента, который написал письмо о том, что Сталин творит со своими соратниками и врагами. Рейса в СССР приговорили к смерти как предателя, и Эфрон должен был это осуществить. Убийство Рейса происходит осенью 1937-го, слава богу, не руками Сергея Яковлевича, но с его участием. Он успел скрыться от полиции и сесть на советский пароход. Так в конце 1937 года он оказался в Москве.

На следующий день в Париже выходит газета, в которой черным по белому написано, что агент НКВД Сергей Эфрон, муж поэта Марины Цветаевой, причастен к убийству Игнатия Рейса. Разумеется, русская эмиграция была сильно обеспокоена тем фактом, что среди них ходит так много агентов. До этого в Париже пропадал не один белый генерал, был печально известен арест завербованной певицы Надежды Плевицкой, была непонятна смерть Льва Седова. Люди просто боялись за свою жизнь! Как они могли относиться к Марине Цветаевой, которую на следующий день вызвали на допрос? Она провела несколько дней в полицейском участке и все равно оставалась преданной своему мужу и говорила только о том, что ее муж оклеветан и запутан и что он не мог совершить ничего подобного, потому что он человек чести.

Но давайте себе просто представим, какой после этого могла быть ее жизнь с уже взрослым 15-летним сыном Муром (это домашнее прозвище, мальчика звали Георгием, — прим. ред.) в Париже. С ней не общается эмиграция. Ей надо как-то есть и пить. Она не может отречься от мужа. В течение двух лет советское посольство время от времени вызывало Цветаеву и давало ей какие-то деньги на проживание. Все это время ее не пускают в Советский Союз.

Но она была вынуждена — с точки зрения понимания своего долга и обстоятельств — последовать за своей семьей в СССР. Ее сын находился под влиянием отца, как мы видим по его дневникам, он ходил на все встречи Сергея Яковлевича с самыми разными людьми. Он был в курсе событий больше, чем его мать. И он рвался в Советский Союз. Ситуация простая и страшная.

— Почему такой разумный человек, как Сергей Яковлевич Эфрон, прекрасно зная, что происходило в Советском Союзе в те годы, все-таки рвался туда?

— Начнем с того, что он вырос в Париже в семье народников-эмигрантов. Его мать в свое время два раза отбыла срок в Петропавловской крепости, прятала типографию, про нее говорили, что она бомбистка. Его отец тоже был связан с отделением «Народной воли». Когда Сергею Яковлевичу было 17 лет, его мать покончила с собой после того, как его маленький брат тоже покончил с собой из-за обиды, нанесенной ему в католическом колледже. Отец уже к тому времени умер. Сергей Яковлевич остался один (у него были три старшие сестры), он приезжает после пережитой трагедии в Коктебель, где встречает Марину Ивановну. Она видит в нем рыцаря, которого вычитала из книг. Она ждала этого человека и дождалась. Ей было 18, а ему 17 лет.

А дальше происходит первый акт этой драмы. Она как личность крупнее, сильнее и глубже. Он прекрасный юноша с прекрасными глазами и огромным желанием кем-то стать. Не больше. И он учится, пишет и сам издает неплохую книжку «Детство», где есть глава и про Марину, но это книжка узкого семейного круга. Он становится журналистом, играет на сцене Камерного театра. Но нигде он не первый и даже не десятый. И спустя два года их семейной жизни в 1914 году рядом с Мариной появляется сильная и властная женщина — поэт Софья Парнок, которая была старше ее на семь лет.

1914-й — начало Первой мировой войны. И следуя образу рыцаря без страха и упрека, созданному Мариной, Сергей Эфрон рвется на фронт. И здесь его тоже ждет неудача. Его не берут, потому что у него белый билет, он туберкулезник. Но он все равно идет туда санитаром, потому что оставаться дома для него нестерпимо. Он не знает, как преодолеть целый ряд трагедий в своей жизни. Он и Марина — это дети, рядом с которыми не оказалось взрослых.

Из санитаров он все-таки попадает в юнкерское училище, становится юнкером в 1917 году, в ужасные осенние месяцы, когда юнкеры — единственные, кто защищает Москву от большевиков. Он попадает в гущу событий, когда обстреливают Кремль и когда мальчики-юнкера ложатся на пути большевиков и умирают, не в силах защитить город. Сергею Яковлевичу тогда еще было не совсем ясно, какая власть борется с какой. Он просто выполняет свой долг военного. После этого он присоединяется к Белому движению. Для Цветаевой все это было естественно. А для него, как потом выяснилось, это было противоестественно. Потому что, оказавшись в Праге, несмотря на все пережитое в армии Врангеля, он близок к сменовеховцам, которые тяготели к тому, что выбор народа — это и есть большевизм, что народ выбрал Ленина и все должны принять его выбор. И у Сергея Яковлевича начинаются метания: как он, сын революционеров и народников, попал в белую эмиграцию? Это была его личная драма.

«1914-й — начало Первой мировой войны. И следуя образу рыцаря без страха и упрека, созданному Мариной, Сергей Эфрон рвется на фронт. И здесь его тоже ждет неудача». Фото dommuseum.ru

Он оказался совсем не там, где хотел бы быть. А Цветаева, напротив, считала, что это очень правильно, что это и есть свидетельство его высочайшего благородства. И когда они встретились сначала в Берлине, а потом в Праге, спустя два года разлуки, это были два разных человека, которые друг друга совсем не понимали. И он написал страшное письмо к Волошину: «Мы так жаждали этой встречи, но мы чужие люди». И это было связано не только с их любовным сюжетом, но и с тем, что они по-разному видят ход событий.

В жизни Цветаевой победила логика его жизни. Она всегда знала, что ее жизнь — это драма античного рока. Казалось бы, она сильнее, она делала столько самостоятельных поступков, но она идет за его жизнью, а не за своей. Хотя у нее появляются разные возлюбленные, определит ее судьбу все равно муж, которого она глубоко чтит по жизни. Она считает, что их общие дети — это, в первую очередь, его дети, и полностью отдает ему власть над ними. В результате Ариадна, их старшая дочь, сложилась в Париже как абсолютно верная отцовским идеалам коммунистка. То же самое было и с сыном.

— А позднее Ариадна Эфрон, которая отбыла срок в советских лагерях и знала о расстреле отца и доведенной до самоубийства матери, изменила свои взгляды на коммунизм?

— Как ни странно, она была чем-то похожа на старых большевиков. Она ненавидела Сталина и Берию, считала, что все зло произошло от них. Но советскую идею она не отрицала никогда. Я много говорила с людьми, которые ее знали. Они объясняли это тем, что она просто обожала своего отца, больше, чем мать, и для нее представить, что его жизнь была отдана ни за что, было невозможно. Думаю, что это лишь одно из объяснений. Нужно представить, в каких условиях она провела свою юность. Общество «Союз возвращения на родину» в Париже занимало целый этаж в здании. И это было место, куда постоянно приходили эмигранты, в том числе Ариадна, они смотрели советские фильмы, читали советские газеты, ставили советские пьесы, они жили как в какой-то резервации с утра до вечера. У нее там была работа. Париж был для нее чужим, хотя там у нее было много друзей.

Ей ужасно хотелось, чтобы все, что произошло с ее семьей, было просто какой-то ошибкой. Приведу один из самых ярких примеров. Ольга Ивинская сидела в тюрьме после смерти Пастернака. Ариадна любила ее очень сильно, как родную дочь. И она пишет Ивинской в тюрьму такую фразу: «Ты только там посмотри, чтобы она не общалась с националистами и антисоветчиками, чтобы она не набралась там от них дурных идей». Это пишет человек, который провел 18 лет в лагерях и тюрьмах! После пережитого ужаса с Пастернаком! Это невозможно и непонятно.

«Ариадна была чем-то похожа на старых большевиков. Она ненавидела Сталина и Берию, считала, что все зло произошло от них. Но советскую идею она не отрицала никогда». persons-info.com

«Она идет по улице и, если видит луковку, хватает ее, чтобы сварить суп».

— Вы говорили о биографических клише в отношении Марины Цветаевой. Одно из них, наверное, такое, что ей была в тягость семейная жизнь, обязанности матери и жены. Это показано и в единственном художественном российском фильме о ней «Зеркало», где она мечется от стола к корыту с бельем и то и дело жалуется на невозможность писать.

— Мы должны понимать, что Цветаева происходила из семьи, где были горничные, кухарки и так далее. В 1914 году они с мужем купили дом в Борисоглебском переулке. У них там была кухарка, которая приносила в столовую суп, у Ариадны была няня. Цветаева при этом любила свою дочь и общалась с ней. Многие всегда при этом забывают, что Анна Андреевна Ахматова быстро передала своего сына Льва на руки свекрови и писала. У Цветаевой другой сюжет. Так получилось, что ни бабушек, ни дедушек у ее детей не было, но она никогда никого не отпускала от себя.

И вот человек немногим более двадцати лет с достаточно устроенным бытом оказывается в ситуации войны и голода. В октябре 1917 года у нее рождается второй ребенок, дочь Ирина. Возможность держать прислугу пропадает. Ей не на что есть и жить. Они переезжают в одну комнату и обивают стены чем только возможно, чтобы в ней было не холодно. Она получает селедку и мерзлую картошку в Доме писателей на Поварской. Желать, чтобы эта юная женщина сразу же превратилась в сильную, мощную в бытовом плане личность, немножко наивно. Люди, которые об этом пишут и говорят, психологически ничего не понимают про жизнь.

Сергей Яковлевич уходит в Белую армию. Она должна решать все проблемы одна. При этом она не может перестать писать. Назвать ее идеальной матерью, конечно, язык не поворачивается. Она даже из своей старшей дочери делает себе подругу. У них вообще было так заведено в семье, что они друзья-товарищи, обращающиеся друг к другу по имени, а не «мама» или «дочка». Истовой матерью Цветаева станет, когда родится ее сын Георгий.

— А что о ее второй дочери Ирине, которая рождается в 1917 году и умирает в 1920-е, будучи сданной Цветаевой в приют?

— В 1919 году дети заболели. Они страдали от постоянного голода. В ноябре Цветаева отдала семилетнюю Алю и двухлетнюю Ирину в Кунцевский детский приют. Ее уверили в том, что детям дают еду из американской гуманитарной помощи (АРА). Однако все продовольствие было уже разворовано. Маленькая Ирина заболела в приюте и умерла, старшая Аля — выжила. Многие считали, что смерть дочери оставила Цветаеву равнодушной. Она и сама признавалась многим знакомым, когда Ирина была еще жива, что любит больше умную и талантливую Алю, чем отстающую в развитии (от голода) Ирину. Спустя время она записала: «Ирину было легко спасти от смерти, — тогда никто не подвернулся. Так же будет со мной».

Единственное, в чем в этой ситуации можно увидеть вину Цветаевой как матери, так это в том, что летом 1920 она отказала Елизавете Яковлевне Эфрон, сестре мужа, которая просила отдать ей Ирину в деревню. Но Цветаева никогда не отпускала от себя детей. Она была очень тоталитарной матерью, хотела, чтобы дети были рядом с ней. Возможно, Елизавета Яковлевна, будучи бездетной, смогла бы эту девочку выходить.

Ее сложное материнство гениально описано в «Скрещении судеб». Мария Иосифовна пишет про Марину Цветаеву, которая идет по улице и, если видит луковку, хватает ее, чтобы сварить суп. Это происходит в Париже и где угодно. Есть куча фотографий, где она стирает белье. Бытом она была очень сильно нагружена. Она вовсе не дама с маникюром, которая сидит за столом и, приложив руку к голове, что-то сочиняет. Такого совсем нет в воспоминаниях. Она ищет еду, она ее готовит, она вяжет Але в тюрьму бесконечные рейтузы, пишет ей: «Алечка, я больше всего боюсь, что ты застудишь себе почки».

В отличие от моей любимой же прекрасной Анны Андреевны, которая всегда полулежала на кровати и писала стихи, будучи человеком, совсем не приспособленным к жизни в быту, Цветаева несла на себе груз бытовых обязанностей. Поэтому с Цветаевой, на мой взгляд, поступают несправедливо. Это человек, последние два-три года живший только ради своего ребенка. Сама себе она была уже не нужна.

«Цветаева никогда не отпускала от себя детей. Она была очень тоталитарной матерью, хотела, чтобы дети были рядом с ней». Фото izbrannoe.com

«Цветаева и ее муж были существами особого порядка. Это связывало их гораздо сильнее, чем постель и отношения на стороне»

— В тех самых «желтых» книгах и статьях о Цветаевой из раза в раз публикуются истории о ее бесчисленных изменах мужу — как реальных, так и «по переписке». Это формирует представление о поэте как человеке безнравственного поведения, что опять же показано в фильме «Зеркало». Какова была реальная ситуация, как складывались отношения Цветаевой с мужем?

— Мы уже немного начали об этом говорить. Давайте всегда будем брать за точку отсчета то, что они поженились в очень юном возрасте. Это люди, которые жили в мире литературных образов — и он, и она. Поэтому отец Цветаевой и поэт Волошин, который их познакомил, очень нервничали. Они не хотели, чтобы те женились в таком юном возрасте. Но в этой истории есть важный момент. Цветаева, несмотря на то, что она кажется изменчивой и непостоянной, через всю жизнь пронесет верность своим словам, сказанным в самом начале о своем избраннике — о его рыцарстве, о том, что он для нее человек высочайшей чести. И когда в полицейском участке в Париже ее спрашивали о муже, она отвечала, что он человек чести и не мог совершить ничего дурного. Читаешь и не веришь своим глазам. Но через три года она напишет в письме Берии те же самые слова, что ее муж сидит в тюрьме, но это человек чести, это благороднейший человек, он не мог совершить ничего дурного, потому что он служил своей правде и идее. Она не лгала, она так думала. И Эфрон знал, что она о нем так думает. И это их связывало гораздо сильнее, чем, извините, любая постель и любые отношения на стороне. Они были друг для друга существами особого порядка.

Сначала о ее романе с Софьей Парнок еще в Москве, до революции. Цветаева в 11 лет потеряла мать. Отец был занят всецело музеем. Она, как и Эфрон, была человеком осиротевшим, и это их подтолкнуло друг к другу еще сильнее. И ее сиротство, и отсутствие в ее жизни старшей женщины сыграло ключевую роль в отношениях с Парнок. Парнок была сильнее. Кроме того, она была поэтом и вводила ее в круг петербургской поэзии. Отношения, которые между ними возникли, были для Цветаевой еще и элементом свободы, которой все тогда дышали. Прежде чем говорить о нравственности и безнравственности, нужно понять, что поэты, чтобы что-то написать, ставят на себе очень жестокие эксперименты. Вся литература Серебряного века — это был путь постоянных проб именно на нравственном поле, на поле любви и разрывов. Из этого рождалась густая атмосфера литературы, живописи, театра. Там были люди разных ориентаций. Вспомните Дягилева, Нижинского. Но из этого раствора вываривалось некое абсолютно новое искусство. Это было, конечно, и страшно, и прекрасно, как бывает в такие эпохи.

Появление Парнок стало для Сергея Яковлевича травмой. И он «сбежал» на войну. Но во всех письмах он за Цветаеву боится и уважает ее свободу и волю. Меня всегда поражало, что все претензии в их отношениях появятся потом, тогда как начальное время их жизни — это пространство, в котором каждый волен поступать и выбирать, что хочет, и это не влияет на их отношения.

Другой момент — не случайно цветаевская поэзия такой сильной энергетики. Когда мы получаем от нее удар великой силы, надо понимать, что этот удар нельзя придумать, сымитировать, его надо испытать. Если вы не испытываете сильных чувств любви, влюбленности, вы не можете написать текст такой энергетики. Это не получается из ничего. Именно поэтому серьезная большая поэзия должна откуда-то происходить. Любовный момент — это ключ. И если люди хотят читать такую поэзию, пусть они успокоятся по поводу безнравственности. Потому что сама поэзия эта не безнравственна, она не призывает к разврату, она о высокой любви. Не надо забывать, что «Я вас любил…» Пушкин написал не жене, «Я помню чудное мгновенье» — тоже не Гончаровой.

Я понимаю, что все претензии к Цветаевой проистекают из того факта, что она делала все это, будучи замужней женщиной. Но она всегда говорила, что любит одного Сережу… И при этом любит этого, того и другого. Это ее мир. И его можно принимать или нет.

В 1924 году Сергей Яковлевич написал об этом самое жестокое письмо Максимилиану Волошину. Он уже с ней встретился, она уже пережила любовь к Вишняку, уже начался роман с Родзевичем. Письмо Эфрона поражает своим пониманием. Он пишет, что Марина — это человек, который использует людей, как дрова, чтобы разжигать свои чувства. Что он уже не может быть этими дровами, что он измучен этой ситуацией. Что он хотел уйти, но, когда она об этом узнала, то сказала, что не сможет без него жить.

«Давайте всегда будем брать за точку отсчета то, что они поженились в очень юном возрасте. Это люди, которые жили в мире литературных образов — и он, и она»

Сергей Яковлевич был для нее стержнем. При всех его изгибах, при всем том, что он был запутан этой жизнью, для нее было важно, что он навсегда останется тем рыцарем, которого она встретила в Коктебеле. Ей нужно было к нему прислоняться. И он для нее эту роль до конца сыграл. И для меня одним из самых сильных потрясений в истории их совместной жизни был следующий факт. Открылись протоколы его допросов и последних дней. Его посадили с огромным количеством других белоэмигрантов. Его сделали главой этого дела. Всех их объявили японскими, французскими и прочими шпионами. И все они через три-четыре дня подписали бумагу, что они являются этими самыми шпионами. Все, за исключением Сергея Яковлевича Эфрона, который твердил на всех допросах, что он советский шпион. В итоге всех расстреляли, а с ним не знали, что делать. Он в сентябре 1941 года после всех пыток оказывается в одной их психиатрических больниц Лубянки, и в деле есть удивительная запись: он, находясь в помутненном сознании, просит, чтобы к нему пустили его жену, которая стоит за дверью и читает ему свои стихи. Но Цветаева на тот момент уже покончила с собой. Ее присутствие он чувствовал всегда. И расстрелян он был 16 октября 1941 года, когда немецкие войска стояли возле Москвы.

В этой истории, как в античной драме, есть все на свете. Она абсолютно не однозначная.

«Цветаева много раз говорила, что «когда кончатся стихи, кончусь и я». Это произошло в начале 1941 года»

— Есть несколько трактовок причин самоубийства Цветаевой. Самая расхожая — что ее пытался завербовать НКВД. Вы подробно изучали последние дни Марины Ивановны в Елабуге. Где же правда?

— Я сразу отметаю версию с НКВД, хотя она самая любимая и часто повторяемая. Но мне она кажется не убедительной, потому что возникла из достаточно простого сюжета: у Мура в дневнике написано, что мать вызывали в НКВД после того, как они подали свои рабочие анкеты, где написали, что умеют делать, какие языки знают. Но она туда, скорее всего, не пошла, потому что она этого слова «НКВД» очень сильно боялась. Женщины, плывшие с ней на пароходе, вспоминали, что Цветаева говорила про свой паспорт, будто ей кажется, что в нем водяными знаками написано об аресте ее близких. Она боялась того, что является эмигранткой, она боялась НКВД, где долгие часы стояла в очередях, передавая посылки.

Надо понимать, что собой представляла Елабуга в сентябре 1941 года. Там возник первый лагерь пленных немцев. И с ними нужно было общаться, нужны были переводчики. Из небольшого числа эвакуированных в Елабугу образованных людей только Цветаева знала немецкий язык. Ей могли предложить такую работу в НКВД. Поэтому даже если она туда пошла, скорее всего, дело было именно в этом. Потому что если бы она понадобилась НКВД для других целей, то за годы, которые она провела в Москве, возможностей ее арестовать и завербовать было полно. Вербовать ее в Елабуге было просто смешно. Кроме нее, там было еще три эвакуированных семьи, и все эти люди не представляли интереса для властей. Скорее, их могли вербовать, чтобы следить за Цветаевой.

Цветаева много раз говорила, что «когда кончатся стихи, кончусь и я». Это произошло в начале 1941 года. Ее последнее стихотворение посвящено Тарковскому. Она жила только своим сыном. И оказалась она в Елабуге, потому что начались бомбежки в Москве, ее сын должен был собирать «зажигалки» на крыше их дома на Покровском бульваре, где они снимали комнату. Цветаева панически боялась, что он погибнет в трудармии. Поэтому она несется в первой волне детской неорганизованной и еще неустроенной эвакуации. Все ее время и жизнь заняты только спасением сына.

Ее сын — он прекрасен внешне, высок, красив, умен, невероятно образован, знает несколько языков. Но у него абсолютно, как она сама говорила, не развита душа. Он холодный, эгоистичный. Сначала он как-то пытался социализироваться в советских школах, в советском мире. Но очень быстро понял, что он там чужой. И у него начался кризис, и все свои проблемы он вываливал на голову матери, уже сильно ослабевшей от всех ударов судьбы. Поэтому ее слова о том, что «где бы ни находилась, ищу глазами крюк», свидетельствовали о том, к чему она идет. Но до последнего момента она жила, потому что считала себя нужной своему сыну.

«Цветаева много раз говорила, что «когда кончатся стихи, кончусь и я». Это произошло в начале 1941 года». Фото newsland.com

Они оказались в Елабуге 31 августа. Мальчик хотел идти в школу 1 сентября в городе Чистополе, куда она уже съездила, но решила, что там не нужно жить, потому что было непонятно, на что там жить: в Елабуге они к чему-то были прикреплены, им были положены карточки. А там ничего не было. Но он об этом ничего не хотел знать. И у Цветаевой возникает ощущение, что без нее сын будет пристроен, что она тяготит мальчика, мешает ему.

Все выстраивают эту историю через нее. Но эта история уже не про нее, а про него. Она уже часть этого юноши, который хочет свободы и самоопределения. И после скандалов, которые все чаще и чаще случаются между ними, Цветаева все больше убеждается в том, что является обузой для сына, преградой на его пути.

То есть она считала, что советская власть отнесется к нему более благосклонно, если у него за спиной не будет матери-эмигрантки с непонятной судьбой, которую нигде не печатают и которая никому не нужна. И после ее смерти он тут же кинулся доказывать, на что способен. Он тут же поехал в Чистополь, поехал в Москву, ел пирожные, гулял по городу.

Цветаева самоустранилась и освободила ему дорогу. Это соединилось с ее глубокой депрессией. Для Цветаевой и война, и все последующие события были предвестником грядущего Апокалипсиса. Ее могила утеряна, что очень символично, так как всякой телесности она противопоставляла свободную жизнь души.

— Есть ли у Цветаевой ученики или последователи? Это возможно в принципе?

— У крупных поэтов с последователями сложно. У них может быть много эпигонов, но это сразу видно. Можно назвать последовательницей Беллу Ахмадуллину, но у нее своя история, свой голос, свое время. И слава Богу, что это так. Потому что творчество Цветаевой невозможно продолжить точно так же, как невозможно продолжить ее судьбу и прожить ее жизнь.

— А Цветаева уже стала брендом, как Пушкин? Ведь под ее именем уже проводятся какие-то мероприятия. Как вы относитесь к «Цветаевским кострам», например?

— Я это не очень люблю. Есть такое шуточное определение: народное цветаевоведение. Я боюсь, что мои слова будут восприняты как высокомерие и снобизм, но это своего рода камлание вокруг большого человека. Эти костры — это стихи по поводу Цветаевой в большом количестве. Можно любить Цветаеву, соприкасаться с ней, говорить о ней. Но лучше быть самими собой. Вообще, проблема в том, что создать вокруг нее какое-то действо, равнозначное ее силе, сложно.

Но проблема не только в Цветаевой. А в том, что само время понято плохо. Что такое 1917-й год, что такое 1920-й год, что такое Первая мировая война? Про это только позавчера начали разговаривать. Я уж не говорю про ее судьбу с чекистом-мужем, это все надо понять глубоко, как античную трагедию, а не как одну из плоских историй.

Поэтому как Пушкина осознавали, так и Цветаеву будут понимать еще столетия. Но пока это все достаточно наивно, это первые подходы.

«Ее жизнь — это очень большой и сложный объем. Чтобы его передать, нужно самому быть очень глубоким и умным человеком. Поэтому все, что есть сейчас, это только приближение». Фото theoryandpractice.ru

«Цветаева не какая-то истерическая изломанная женщина, которая пишет стихи и все время со всеми живет»

— То есть Цветаева будет оставаться объектом внимания?

— Она не просто объект внимания, она нервирует, она раздражает. Например, в «Фейсбуке» ко мне раз в три месяца приходят люди и просят объяснить, что она не ненавидела детей, не ела их, была хорошим человеком. Я уже много раз все это объясняла. Но меня снова просят. И это происходит регулярно. Обсуждают Цветаеву люди самых разных культурных слоев. Люди не могут успокоиться.

— Но ведь другие люди, в том числе известные, совершают поступки много хуже тех, за которые судят Марину Ивановну. Почему к Цветаевой предъявляются такие высокие требования?

— Потому что это открытые люди, они жили нараспашку. Это как с дневниками Толстого. Его часто обвиняли в том, что он такой-сякой. Открытых легко взять. И потом говорят: «Что он может тут нам писать, если он так же мал, как мы, так же низок, как мы?»

А также это тоска по идеалу. Но я считаю, что идеальной жизни нужно ждать не совсем от поэтов. Поэты формулируют. Надо понимать, что в высокой древней античной традиции поэт — это человек, который улавливает звуки неба, но при этом он сам может быть слепой, как Гомер, не только в буквальном, но в переносном смысле. Так в исторической традиции воспринимался поэт. В России поэт превратился в нечто большее, потому что в нашей стране на какой-то момент литература заменила все, с нее начали спрашивать, как с Библии.

— Как вы относитесь к песням на стихи Цветаевой и художественному чтению ее стихов? Есть что-то интересное?

— Я человек стародавний. Мне нравится Эва Демарчик, польская певица, она в 60-е годы пела «Бабушку» Цветаевой. Пожалуй, еще Елена Фролова. Дальше все ниже. Я даже к чтению Цветаевой отношусь осторожно. Я слушала Наталью Дмитриевну Журавлеву, ее научил папа, который сам слушал Цветаеву вживую. Это интересно. Понимаете, это должно не забивать стихи, должно быть тонко и умно. Цветаева не какая-то истерическая изломанная женщина, которая пишет стихи и все время со всеми живет. Когда из ее жизни вырывают какой-то кусок, это всегда не про нее. Ее жизнь — это очень большой и сложный объем. Чтобы его передать, нужно самому быть очень глубоким и умным человеком. Поэтому все, что есть сейчас, это только приближение.

Наталия Федорова

Справка

Наталья Громова — историк литературы, прозаик, литературовед, драматург, журналист, педагог, музейный работник, научный сотрудник. Автор исследований о Марине Цветаевой и ее окружении «Цветы и гончарня. Письма Марины Цветаевой к Наталье Гончаровой», «Дальний Чистополь на Каме», «Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах». Старший научный сотрудник Дома-музея М. И. Цветаевой в Москве до 2015 года. Ведущий научный сотрудник Дома-музея Бориса Пастернака в Переделкино до 2016 года. Ведущий научный сотрудник Государственного Литературного музея (дом Остроухова). Премия журнала «Знамя» (за архивный роман «Ключ»), финалист премии «Русский Букер», лауреат премии Союза писателей Москвы «Венец». Ее книги («Узел. Поэты: дружбы и разрывы», «Странники войны. Воспоминания детей писателей», «Скатерть Лидии Либединской», «Ключ», «Ольга Берггольц: смерти не было и нет») основаны на частных архивах, дневниках и живых беседах с реальными людьми.

ОбществоКультура Татарстан

Почему мы любим своих детей по-разному?

«Есть тихие дети. Дремать на плече
У ласковой мамы им сладко и днем.
Их слабые ручки не рвутся к свече, —
Они не играют с огнем. Есть дети — как искры: им пламя сродни.
Напрасно их учат: «Ведь жжется, не тронь!»
Они своенравны (ведь искры они!)
И смело хватают огонь»

Марина Цветаева, «Разные дети»

«Какой палец ни укуси — всё одно — больно». К сожалению, не всегда одно, иногда родители сами не осознают, что относятся к детям по-разному.  Возможно ли любить детей одинаково, если  каждый из них отдельная личность, со своей индивидуальностью?

     Неравное отношение со стороны родителей имеет много негативных последствий для ребенка – привычка к самокритике, низкая самооценка, ощущение своей ненужности и нелюбимости, страдают отношения ребенка с братьями и сестрами, ребенок привлекает внимание к себе через неадекватное поведение.

   Неравное отношение со стороны родителей очень ранит детей, особенно если они одного пола.

   Исследования психологов показали, что на детей сильнее влияет отношение родителей к братьям и сестрам, чем к ним самим. Когда ребенок видит, что родители проявляют больше внимания к его брату или сестре, он обесценивает даже то, что родители делают для него самого. И даже плохое отношение со стороны одного из родителей не компенсируются добрым отношением второго.

  Нелюбовь родителей связана с психологическими факторами, эмоциями и установками – они являются основанием разной любви к детям.

В идеале родители любили бы и заботились о каждом ребенке одинаково.

Но  почему в семье всё-таки появляются любимые и нелюбимые дети?

1. Родители, у которых первый ребенок рождается в любви и взаимопонимании, а второй и последующие дети рождаются, когда эйфория сменилась на серые будни и отношения между родителями уже не такие как были в начале. И наоборот, когда первый ребенок рождается, родители были не готовы к ответственности, а рождение второго уже является зрелым решением – второй ребенок получит больше внимания, чем в свое время досталось первому.
2. Родители, которым проще с одним ребенком, потому что они схожи по темпераменту. Например, у замкнутой и тревожной матери двое детей – один тихий и послушный, другой громкий и активный. С кем из них ей будет легче справляться? Любить ребенка, с которым легче, всегда проще.
3. Родители, когда видят в своем ребенке кого-то другого. Например, про одного ребенка мать может говорить, что «он меня раздражает — он, похож на моего первого мужа», а про другого «в нем я вижу себя и своего любимого второго мужа».
4. Родители, которые с воодушевлением ждали мальчика и только мальчика, а родилась девочка. В семьях, где существует неравенство полов, любить разнополых детей одинаково будет сложно.
5. Родители, когда рассматривают ребенка как продолжение себя и собственной ценности, будут больше любить того ребенка, кто помогает им казаться успешными – особенно в глазах посторонних. Такой родитель пытается через ребенка воплотить свои нереализованные амбиции, особенно творческие. В таких семьях образуется «пьедестал почета» для детей,  в результате у них накапливается неприязнь друг к другу – каждый следит, как бы его в чем-то не обошли. При этом в одних семьях позиция «ребенка-лидера» может быть стабильна, в других это место на пьедестале занимает тот ребенок, кто в данный момент наиболее успешен, по мнению родителей. Более того, в таких семьях не ограничиваются назначением одного ребенка на роль «лидера», родители начинают стыдить и принижать остальных своих детей. В таких семьях нередко и сами дети занимаются травлей друг друга, пытаясь заслужить расположение родителей и место на «пьедестале почета».
6. Родители, которые по-разному относятся к детям на разных стадиях развития, бессознательно удерживают ребенка в том возрасте, в котором им было легче справляться, не осознают или не принимают, что дети растут. Конечно, проще воспитывать маленького ребенка, когда старший ребенок становится всё больше самостоятельным и начинает проявлять агрессию, стараясь «отлепиться» от мамы, не соглашается и спорит с ней, а мама злится и обижается, что ребенку становится интереснее не с ней. Поэтому младший ребенок часто становится маминым «любимчиком», но и это может оказаться ненадолго – он ведь тоже растет.

Причин, по которым мы любим детей по-разному, много. Нужно найти мужество признать, что любите одного ребенка в ущерб другого. В любом случае будьте справедливы ко всем своим детям, внимания требует каждый ребенок, независимо от возраста и половой принадлежности. Принимайте каждого ребенка со всеми недостатками и особенностями характера. Постарайтесь разобраться и со своими ожиданиями и тревогами, поймите, что это ваше. Не справляетесь сами – обратитесь за помощью к психологу.

Автор публикации — Куприкова Мария, психолог Кризисного центра

КОНЦЕПТ «РЕБЕНОК» В РАННЕЙ ЛИРИКЕ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 81 ББК 80

Е.А. Орлова, З.Б. Доржинова

Калмыцкий государственный университет имени Б.Б. Городовикова

КОНЦЕПТ «РЕБЕНОК» В РАННЕЙ ЛИРИКЕ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ

В данной статье рассматриваются особенности концепта «ребенок» в ранних поэтических сборниках М. Цветаевой «Вечерний альбом» (1910) и «Волшебный фонарь» (1912). Данный образ предстает центром детской картины мира, он обладает особой душевной организацией, которая позволяет воспринимать его как нравственный идеал, символ невинности, чистоты, близости к природе, чрезвычайной чувствительности и «всеведения». Реальность ребенка в стихотворениях Цветаевой не совпадает с реальностью взрослых, он находится в своем мире, игровом, сказочном, фантастическом. Жестокая действительность, которая вторгается в детский мир, нарушает гармонию и деструктурирует его. Детство -«рай детского житья», а ребенок — обладатель божественной природы.

Ключевые слова: концепт, образ, лирика, лирическая героиня, мир детства, ребенок, мать.

E.A. Orlova, Z.B. Dorzhinova

Kalmyk state university named after B.B. Gorodovikov

THE CONCEPT ‘CHILD’ IN EARLY LYRIC POEMS BY MARINA TSVETAEVA

The aim of the article is to explore the concept ‘child’in early collections of poems byM.Tsvetaeva under the titles «Evening Album»(1910) and «The Magic Lantern»(1912).This image is the center of child s picture of the world. The child has spiritual roots which allow perceiving him as a moral idol, the symbol of innocence, purity, proximity to nature, extreme sensitivity and ‘omniscience’. Child’s reality in poems by Tsvetaeva doesn’t coincide with adults’ reality; he is in his own game, fairy, fantastic world. But the cruel reality invades child’s world and disturbs harmony. Childhood is ‘a paradise for children’, and child embodies the divine nature.

Key words: concept, image, lyrics, lyric heroine, children’s world, child, mother.

В последние десятилетия внимание исследователей обращено к семантическому пространству языка. В рамках когнитивной лингвистики изучены концепты, относящиеся к явлениям окружающего мира, к сфере человеческих действий и отношений, к внутреннему миру человека. Применение антропоцентрических и системоцентриче-ских принципов в исследовании позволило описать многие языковые единицы.

Изучение феномена детства в педагогических, философских, лингвистических работах способствует, на наш взгляд, пониманию закономерностей существования человека. В данном исследовании нами показана репрезентация концепта «ребенок» в лирике М.Цветаевой.

Исследователи отмечают всплеск интереса поэтов, писателей, ученых к изображению мира детства на рубеже XIX-XX веков. Образ ребенка становится центральной фигурой в произведениях Ф. Сологуба, А. Белого, К. Бальмонта, И. Бунина, А. Куприна, М. Горького и др. По отношению к лирике М. Цветаевой такое понятие, как мир детства, является многозначным. Его осмысление возможно в контексте общих устремлений русской литературы ХХ века, для которой тема детства стала одной из главных.

Детство осознавалось поэтессой как высшая жизненная ценность, и мысль — «… детство сильнее всего», положена в основу ее ранней лирики. По мнению Марины Цветаевой, детство — очень важный жизненный этап, формирующий личность. Образы матери и отца, сестры, дома, книг, колодца, смерть матери, мотивы музыки и первой влюбленности, игры и забавы детей, их фантазии, капризы — все это и многое другое найдет отражение в ее ранних поэтических сборниках «Вечерний альбом» (1910) и «Волшебный фонарь» (1912), а также войдет в понятие «мир детства».

Образ ребенка, являясь центральным в первых поэтических сборниках М. Цветаевой, раскрывает особенности внутреннего мира лирической героини, пишущей о детстве из детства. Он тесно связан, безусловно, с образом матери. Обладая ребенком, мать обладает целым миром, и, по убеждению поэтессы, женское счастье — у колыбели, рядом с ее чадом:

Как будто на каждой головке коронка

От взоров, детей стерегущих, любя.

И матери каждой, что гладит ребенка,

Мне хочется крикнуть: «Весь мир у тебя!» [11 ,с. 53]

Рядом с матерью дети упиваются счастьем, наслаждаются атмосферой всеобщей гармонии. Это представлено в следующих строках: Мы лежим, от счастья молчаливы, Замирает сладко детский дух. Мы в траве, вокруг синеют сливы, Мама ПсЫ:еш1ет читает вслух [11, с. 42].

В стихотворении «Как мы читали «ПсЙепйет» изображена гармоничная атмосфера солнечного летнего дня, присутствие мамы и чтение ею любимой книги создают умиротворенную картину безоблачного детства. Момент высшего наслаждения передан с помощью градации: от горизонтальной образности к вертикальной: верхушки елей, солнце, нежный лик Христа:

Словно песня — милый голос мамы,

Волшебство творят её уста.

Ввысь уходят ели, стройно-прямы,

Там, на солнце, нежен лик Христа… [11, с. 42].

Сцена из стихотворения «В зале» относится к периоду не позднее 1902 г., поэтесса описывает залу в родительском доме: «В зале — рояль и два зеркала между окон на улицу» (из воспоминаний А. Цветаевой) [10, с.69]. Дети чувствуют особую защищенность, укутавшись в мамину шаль или в мамину шубу, когда их охватывает страх «под пологом вражеской тьмы»: Нас двое над темной роялью Склонилось, и крадется жуть. Укутаны маминой шалью, Бледнеем, не смеем вздохнуть[11, с. 12].

В стихотворении «У кроватки» мать рассказывает засыпающей дочурке сказку, все ее движения наполнены бесконечной заботой, лаской и любовью к своему чаду, что подчеркивает анафорический повтор: Мама у маленькой Валеньки Тихо сняла башмачки.

Мама у маленькой деточки Тихо чулочки сняла.

Мама у сонной малюточки Шелк расчесала кудрей[11, с. 80].

Влияние матери на детей было огромным, и это лирическая героиня передает, например, в стихотворении «Маме», написанном уже после смерти матери: Все, чем в лучший вечер мы богаты, Нам тобою вложено в сердца.

Ты вела своих малюток мимо Горькой жизни помыслов и дел[11, с. 9].

Благодаря матери, ее «штраусовскому вальсу», дети полюбили закаты, обратились к вечному, понемногу отстраняясь от суетного мира. Как отмечает А.В. Шалаева, «закат — это умирание солнца, его уход за грань видимой жизни. Поэтому закат символически связан у Цветаевой со смертью, с умершими» [15, с. 158]. Дети тонко ощущают границы двух миров, реального и потустороннего, которые открываются в сумерках, на закате.

Трагедия ребенка, потерявшего мать и оставшегося «нищим», обрисована в стихотворениях с ведущим мотивом смерти — «Мама на лугу»,«Самоубийство». Эти чувства были близки и самой поэтессе, рано потерявшей самого дорогого человека. Цветаева сосредоточивает свое внимание не на поступке матери, а на переживаниях ребенка с чуткой и нежной душой, переданных психологически тонко: Ты тихонько опустил глаза, Колокольчики в руке сжимая. Всё цвело и пело в вечер мая… Ты не поднял глазок, понимая, Что смутит её твоя слеза [11, с. 62].

Смерть матери изображена глазами ребенка в стихотворении «Самоубийство» (близком жанру баллады), который интерпретирует ее как сказку, где колдун «жестом злого жезла» увлекает мать в пруд. С помощью иконы мальчик пытается защитить себя от потусторонних сил, и мать является к нему, чтобы успокоить его, а финальные слова «Всегда любовь и грусть — сильнее смерти» относят нас к библейскому изречению «. крепка, как смерть, любовь». Мать словно расширяет рамки мирского существования, обретая вечность. Как известно, сама Цветаева закончит жизнь самоубийством, оставив «нищим», «ничьим» своего сына Мура. Мотив самоубийства, часто возникающий в лирике Цветаевой, звучит как предчувствие собственной гибели. Поэтесса словно примеряет на себя разные способы ухода из жизни. Об этом более подробно пишет Шадрихина И. А. в своей статье «Поэзия Марины Цветаевой как предчувствие самоубийства» [14, с. 141].

Страдания матери, потерявшей своего ребенка, описаны в стихотворении «Сереже». Оно посвящено, как пишет Т. А. Горькова, «рано умершему сыну Лидии Александровны Тамбурер, старшей подруги Цветаевых» [4, с. 218]. «.Он стал нашим, как и ее кумиром. Вошел тенью в элизиум наших теней», — вспоминала А. Цветаева о Сереже [10, с. 274]. Как и в предыдущем стихотворении, ситуация построена на контрасте, противопоставлении мира земного, «где все одна тревога», и дивного небесного мира, куда ушел, «сомнений не тревожа», мальчик и зовет свою маму. Душа матери сравнивается с пустым храмом, она тоскует в этом земном «грустном мире» и с надеждой вглядывается в «синеву темнеющих небес». Как верно подметил Р. Войтехович, «текст построен сюжетно: автор рассказывает Сереже о том, что с ним произошло. Риторическая условность обращения оправдана призывом в пятой строфе (О, зови, зови сильней ее!),

а избыточность сообщения (зачем Сереже рассказывать то, о чем он и сам знает?) может быть мотивирована стремлением не поделиться информацией, а подтвердить ее «получение». Но разговор Сережи с Христом автору не мог быть известен. Очевидно, что это утешительный вымысел, рассчитанный на земного читателя и прежде всего -на мать» [2].

Интересным представляется игра ребенка во взрослого в стихотворении «Скучные игры»: выявляется чуждость для него мира мамы и папы, он кажется ему скучным, неинтересным, а дважды повторенное «швырнула» указывает на резкое неприятие такой жизни:

Глупую куклу со стула Я подняла и одела. Куклу я на пол швырнула: В маму играть — надоело!

Не поднимаясь со стула,

Долго я в книгу глядела.

Книгу я на пол швырнула:

В папу играть — надоело! [11, с. 113].

Цветаева сама провела некую градацию в обозначении возраста ребенка. Первым периодом детства она называла «младенчество». В одном из писем Цветаева писала: «Я его (то есть детство) отлично помню, как, впрочем, все и всех — с двух лет» [13, с. 240]. Особое значение она придавала периоду первого семилетия, называя его «своей огромной семилетней жизнью» [12, с. 498] и акцентируя внимание на колоссальной внутренней работе в душе ребенка, формирующей мироощущение. «Все, что любила, — любила до семи лет, и больше не полюбила ничего. Сорока семи лет отроду скажу, что все, что мне суждено было узнать, — узнала до семи лет, а все последующие сорок — осознавала», — признавалась поэтесса [12, с. 6].

Детство, можно предположить, продлилось до тринадцатилетия поэтессы, когда она потеряла свою мать (так называемый доотроческий период). Еще одним периодом можно назвать отрочество. Все эти возрастные типы героев отражены в лирике первых сборников: образы младенцев («У кроватки», «Инцидент за супом»), трех- и пятилетних детей («Мама в саду», «Сереже», «У гробика»), десятилетней девочки («На скалах»), до отрочества («В ОисИу»), лирической героини в период отрочества («Дортуар весной», «Летом») и др.

Голос лирической героини, рассказывающей о детях, становится мягким, нежным, ласковым. Она дает детям ярко окрашенные определения с уменьшительно-ласкательными суффиксами: «крошка», «малютка», «дитя», «малюточка», «дочурочка» и др.

Дети словно слиты с образом природы, становятся ее частью: автор называет их «милые, ранние веточки»; «девочка цвета луны»; девочка, «как былинка нежная слаба», ей на ушко шепчет легенды «лунный луч». В стихотворениях «Как мы читали «ЫсЫ:еп81ет», «Наши царства» дети лежат на траве, наслаждаясь окружающей атмосферой и чувствуя абсолютную гармонию с миром: «Ах, этот мир и счастье быть на свете». Данную ситуацию можно сопоставить со стихотворением И.А. Бунина «Детство» (1895), где окружающая действительность показана через призму взгляда ребенка: малыш чувствует единство с природой, родство с «сосной корявой», он с удовольствием вдыхает «смолистый аромат» деревьев в бору. Детство предстает по-настоящему солнечным периодом жизни человека, когда ребенок только начинает открывать для себя все тайны и загадки этого мира, когда все воспринимается с особым вниманием и трепетом, формируя духовно богатую личность.

Дети в лирике Цветаевой сравниваются с феями, эльфами, владеющими несметными царскими богатствами:

Запела рояль неразгаданно-нежно Под гибкими ручками маленькой Ани. За окнами мчались неясные сани, На улицах было пустынно и снежно.

Воздушная эльфочка в детском наряде Внимала тому, что лишь эльфочкам слышно. Овеяли тонкое личико пышно Пушистых кудрей беспокойные пряди [11, с. 42].

В своих воспоминаниях Цветаева описывает момент, запечатленный в стихотворении «Эльфочка в зале»: «Она садится за рояль. .Грига Аня играет, маминого Грига, по нашей просьбе — «В пещере горного короля» и «Шествие гномов», — и корабль дома скользнул в волны музыки и плывет…» [10, с. 352]. Белоснежный зимний пейзаж, музыка, рояль и образ мамы, которая слушает музыку с того света, собираются в единую картину, устанавливающую связь душ, разрушающую границу между реальным и потусторонним миром.

Все, что касается образа ребенка, его ближайшего окружения, рисуется с большой любовью: «боязливые глазки» («задумчивые глазки»), «шаловливые ножки», «лобик», «золотое сердечко», «ласковые словечки», «постелька», «гибкие ручки», «капризные губки», «тонкое личико», «голубенькая матроска», «светлая головка», «башмачки», «чулочки», «ангелок» и др. Ярким примером является стихотворение «Мирок»: Дети — это взгляды глазок боязливых, Ножек шаловливых по паркету стук, Дети — это солнце в пасмурных мотивах, Целый мир гипотез радостных наук.

Вечный беспорядок в золоте колечек,

Ласковых словечек шепот в полусне,

Мирные картинки птичек и овечек,

Что в уютной детской дремлют на стене [11, с. 13].

Детский мир в данном стихотворении изображен с помощью приема синекдохи: каждое определение является составной частью общей картины детства. Именно данное стихотворение тематически точно передает главную идею раздела «Детство» в сборнике «Вечерний альбом». Можно отметить чередование различных эмоций в первом четверостишии, переданных с помощью прилагательных с разными оттенками, что напоминает переменчивое настроение ребенка — от слез к радости и наоборот: «боязливый» и «шаловливый», «пасмурный» (в значении грустный) и «радостный». Во втором четверостишии возникает образ уютной детской комнаты, в которой на стене висят «мирные картинки птичек и овечек», слышится «ласковых словечек шепот в полусне». С помощью приема градации автор постепенно расширяет границы детской комнаты, выходя за ее пределы: в сказочный мир «Сказки о царе Салтане», русалок-сестер, сказочных морей, затем — в Божий мир, где прячется загадка детства. Анафора «дети — это», как одна из часто употребляемых стилистических фигур речи в лирике Цветаевой, в этом стихотворении использована для создания более полного представления о понятии «детство» (можно сравнить со стихотворением Б. Пастернака «Определение поэзии», где все строки, кроме последней, начинаются со слова «это»).

Как тонко замечает литературовед Н.А. Дворяшина, «Детство — это тайна, которую легко принять внешне, но трудно постичь в своей сути. В последующих стихотворениях Марина Цветаева ищет все новые и новые определения детства, словно открывая для себя его невидимые грани: детство и рай — слова-синонимы, детство — «лазурный остров», «золотые времена, где взор смелей и сердце чище», дети — «милые ранние веточки, гордость и счастье земли» [6, с. 87].

«Рай детского житья», объемное пространство безмятежного мира детства создается из целого ряда составляющих его элементов с эпитетом «детский»: «детские всхлипы», «детские взгляды», «детский дух», «детские фигуры», «детская страсть», «детские крики», «детский смех», «детские сны», «детские слезы» и т.д.

Учитывая «дневниковость» лирики Цветаевой, о которой писали многие исследователи, можно говорить о том, что в изображении мира детства отразились реальные черты детских лет поэтессы, но следует учесть и то, что в мемуарной литературе и биографической прозе представлен и другой взгляд на детство, недолюбленное и недоласканное. Достаточно привести пример, где сестра говорит о далеко не идиллических отношениях в семье: «У нас, детей, — свидетельствовала А. Цветаева, — нежности друг к другу, ласки — не было, она казалась смешной; мы все дразнили друг друга» [10, с. 57]. Или в письме к П.И. Юркевичу сама Марина Цветаева напишет: «Долго, долго — с самого моего детства, с тех пор, как я себя помню — мне казалось, что я хочу, чтобы меня любили» [13, с. 24]. Можно предположить, что в изображении счастливого детства, как волшебной поры человеческой жизни, выразилась тоска ребенка по идеальному детству, наполненному любовью и нежностью.

В споре со взрослыми Цветаева всегда становится на сторону ребенка, все понимающего и все знающего. В письме к М. Волошину поэтесса напишет: «Как я теперь понимаю «глупых взрослых», не дающих читать детям своих взрослых книг! Еще так недавно я возмущалась их самомнением: «Дети — не могут понять», «Детям это рано», «Вырастут — сами узнают». Дети — не поймут? Дети слишком понимают!» [13, с. 46]. В своем стихотворении «В зале» она выскажется: Мы старших за то презираем, Что скучны и просты их дни. Мы знаем, мы многое знаем Того, что не знают они! [11, с. 12]

По мнению Н.А. Дворяшиной, «мотив «всеведения ребенка» прозвучит не только в ранней лирике М. Цветаевой, но и сохранится как бесспорный в течение всей жизни» [6, с. 88]. Ребенка Цветаева ставит выше взрослых («Над миром вечерних видений / Мы, дети, сегодня цари»), и в своеобразной борьбе с ними он предстает победителем («Опять победители мы!» [11, с. 12]).

В стихотворении «Разные дети» Цветаева условно делит детей на несколько групп: первая группа — это дети «тихие», ласковые, спокойно дремлющие на плече матери; ко второй группе относятся «своенравные» «дети-искры», смело хватающие огонь; в «странных» детях автор видит «дерзость и страх», нерешительность и отчаяние, ведущие к гибели, им нет спасенья. Можно предположить, что Цветаева относила себя к третьей условной группе детей, так как она просит лирического героя «не винить» ее в своей гибели, непреклонная, она не принимает его обвинений, «душу пригнувших к земле»:

Есть странные дети: от страхов своих Они погибают в туманные дни. Им нету спасенья. Подумай о них И слишком меня не вини! [11, с. 88]

Книги — неотъемлемый спутник ребенка, с жадностью познающего окружающий мир, с интересом проникающего в волшебный мир сказок и рассказов. Возможно, в этом отразилась семейная традиция каждодневного вечернего чтения Цветаевых, своего рода священное действие. Сама Марина в детстве была окружена книгами, начала читать с четырех лет, и поэтому мир детства в ее лирике так тесно связан с чтением, книгами, литературными героями. «Книги мне дали больше, чем люди», -напишет Цветаева М. Волошину.

В первом поэтическом сборнике «Вечерний альбом» удивляет большое количество имен собственных, причем это и реальные исторические лица (образ Героклита, Ростана и мученика герцога Рейхштадтского, Людовика XVII), и литературные герои (царь Салтан из сказки А.Пушкина, княжна Джаваха из повести Л.Чарской, Дама с камелиями из произведения А.Дюма и др.):

Мерный голос сказки о царе Салтане,

О русалках-сестрах сказочных морей[11, с. 13].

И в сердце плачет стих Ростана[11, с. 28].

Rostand и мученик Рейхштадтский

И Сара — все придут во сне! [11, с. 28]

В стихотворении «За книгами» семилетняя девочка сгорает от нетерпения купить очередную книгу с картинками и уговаривает мать поехать в книжную лавку. Для ребенка -это яркий и увлекательный книжный мир, который делает его счастливым:

Сколько книг! Какая давка!

Сколько книг! Я все прочту!

В сердце радость, а во рту

Вкус соленого прилавка [11, с. 112].

Т. А. Данилова в работе «Книжный код в творчестве М. Цветаевой» [5] проследила путь, пройденный Мариной Цветаевой от чтения к творчеству.

Мотив ранней детской смерти, часто встречающийся в «Вечернем альбоме», по мнению Т. А. Даниловой, восходит к драме Э. Ростана «Принцесса Греза». Недаром Цветаева берет в качестве эпиграфа к разделу «Детство» слова из этой драмы: «Ah, mieux vaut repartir aussitôt qu’on arrive / Que de le voir faner, nouveaute de la rive» («Ах, лучше уехать тотчас по приезде, Чем видеть, как становится блеклой новизна берегов» — перевод с фр.). «Это слова принцессы Грезы над умирающим трубадуром. Рюдэлю посчастливилось, так как он увидел свою мечту, прикоснулся к идеалу, но не успел разочароваться в нем. В контексте «Вечернего альбома» они означают, детство -самая счастливая пора жизни, обитель мечты, далекая от скуки повседневности, лучше уйти из жизни раньше, не растратив себя на мелочную каждодневную суету», — убедительно доказывает свои предположения Т. А. Данилова [5, с. 15].

Итак, образ ребенка становится центром поэтического мира ранних сборников Цветаевой, он представлен как воплощение нравственного идеала, стоящего выше мира взрослых и живущего в своем представлении о гармоническом мире, открытого для всего нового и обладающего способностью «всеведения».

Список литературы

1. Арзамасцева И.Н. «Век ребенка» в русской литературе 1900-1930 годов: монография. — М.: Изд-во Прометей, 2003. — 404 с.

2. Войтехович Р. Комментарий к стихотворению «Сереже» // Наследие Марины Цветаевой. URL: http://www.tsvetayeva.com/poems/sereze

3. Горохова О.В. Детство как жизненный период и как личностная парадигма Марины Цветаевой // Ярославский педагогический вестник. — 2007. — № 2. — с.10-14.

4. Горькова Т.А. Некоторые штрихи творческих и личных взаимоотношений Марины Цветаевой и Анны Ахматовой // Марина Цветаева и Франция: Новое и неизданное: Доклады симпозиума «Цветаева-2000» / Под ред. В. К. Лосской, Ж. Пройар. -М.: Русский путь; Париж: Ин-т славяноведения, 2002. — с. 206-229.

5. Данилова Т.А. Книжный код в творчестве М. Цветаевой: автореферат дис. … канд. филол. наук: 10.01.01. — Самара, 2007.- 21 с.

6. Дворяшина Н. А. Детство как духовно-нравственная ценность в русской литературе XX века: монография. — Сургут: РИО СурГПУ, 2018. — 251 с.

7. Кирьянова Е.Н. Образ матери в ранней лирике Марины Цветаевой (на материале двух первых сборников) // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия: Филологическое образование. — 2009. — №1. — с. 110-115. иКЬ: https://elibrary.ru/item.asp?id=14777745

8. Ранюк Н.Н. Мотивная структура темы детства в лирике и автобиографической прозе Марины Цветаевой // Мир детства в русском зарубежье: III Культурологические чтения «Русская эмиграция XX века» (Москва, 25-27 марта 2009): Сб. докладов. — М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2011. — с. 388-392.

9. Саакянц А.А. Марина Цветаева: Жизнь и творчество. — М.: Эллис Лак, 1997. — 816 с.

10. Цветаева А.И. Воспоминания: В 2 т. Т.1. 1898-1911 годы. Изд. подгот. ст. А. Айди-няном. — М.: Бослен, 2008. — 816 с.

11. Цветаева М. Собрание сочинений: в семи томах. Т. 1. Стихотворения. Сост. А. Саакянц, Л. Мнухин. — М.: ЭллисЛак,1994. — 640 с.

12. Цветаева М. Собрание сочинений: в семи томах. Т.5. Автобиографическая проза. Статьи. Эссе. Переводы. Сост. А. Саакянц, Л. Мнухин. — М.: ЭллисЛак,1994. — 720 с.

13. Цветаева М. Собрание сочинений: в семи томах. Т.6. Письма. Сост. А. Саакянц, Л. Мнухин. — М.: ЭллисЛак,1995. — 800 с.

14. Шадрихина И.А. Поэзия Марины Цветаевой как предчувствие самоубийства // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. Вып. 1. -Санкт-Петербург, 2012. — с. 131-144.

15. Шалаева А.В. Образы сумерек и луны в сборниках М.И. Цветаевой «Вечерний альбом» (1910 г.) и «Волшебный фонарь» (1912 г.) // Евразийский Союз Ученых (ЕСУ): Филологические науки. — 2015. — №6. — с. 157-160.

В Гослитмузее открылась выставка о жизни Марины Цветаевой — Российская газета

Марина Цветаева находилась в конфликте со временем, в котором жила: оно не принимало ее, она — его. «Одна протии всех», — говорила она о себе. Быт и бытие волновали ее в равной степени. Старалась быть и женой, и матерью, и поэтом. Счастье все время ускользало. Стихи не принимали современники. Услышать ее поэзию в наше время по-новому, понять, почему она не смогла найти себе место ни среди своих, ни среди чужих, предлагает Гослитмузей в год 125-летия со дня рождения поэта на выставке «Душа, не знающая меры…»

Экспозиция ведет посетителей сквозь мир, который Цветаева создала в своем творчестве. И это движение от обжитого пространства к утрате дома, уединения, самой себя. «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик», — написала она сыну в предсмертной записке.

Двери в жизнь Цветаевой открываются родительским домом в Трехпрудном переулке: здесь уют, в углу икона Иоанна Богослова из семьи поэта, в витринах — ее книги стихов. Одна из них — «Волшебный фонарь» — с дарственной надписью Петру Юркевичу «Дорогому Понтику — другу. Моих 15-ти лет. Марина Цветаева. Москва, 27 февраля 1912 г.» из собрания известного библиофила Михаила Сеславинского.

Следом — счастливая жизнь в юности, в теплой атмосфере дома Волошина в Коктебеле. Обручальное кольцо Сергея Эфрона, серебряные браслеты Цветаевой — перед посетителями.

Солнечный Крым сменится семейной жизнью в Борисоглебском переулке. Дом с его лестницей, чердаком-каютой — настоящий «дом-корабль», в котором Цветаева погрузилась в революцию. Пространство этого зала словно бы перерублено той самой лестницей на жизнь «до» и «после». До — это семейные фотографии в рамках, московский цикл стихов, «Повесть о детстве» Сергея Эфрона, где Марина одна из героев. Чуть позже встреча с Мандельштамом. После — это жизнь без Сергея Яковлевича, когда осталась одна с Ариадной. Детские рисунки Али Эфрон 1917-1922 годов представлены публике впервые. На стене, будто в окне, хроника московского восстания, где был и Сергей Эфрон: разрушенная любимая Москва, которую воспевала Цветаева еще несколько лет назад.

Следующий зал — эмиграция: Прага, Париж, мы словно бы за столиком во французском кафе. Витрины усыпаны книгами с автографами. Среди них — уникальный экземпляр, подаренный Цветаевой Керенскому. Но здесь же и письма, по которым понятно, какие страдания испытывала  Цветаева от того, что никому не нужна.

Следующий зал в черных тонах — возращение в СССР вслед за мужем и дочерью. Карта скитаний по московским адресам после ареста Ариадны и Эфрона. Уезжая из Москвы, Цветаева попросила отнести свои рукописи в безопасное место: так они оказались в келье Новодевичьего монастыря.

Последнее пристанище — дом в Елабуге: дыра, сарай — не дом. Сейчас его не узнать — милый дачный уголок. В конце глаза в глаза, хотим мы того или нет, встречаемся с редкой, страшной фотографией Марины Ивановны, сделанной в 1941 году. Она на стене, словно на могильной плите.

Заключительный зал — вечность. Здесь томики ее стихов, книги, написанные о ней — женщине трудной судьбы, поэте — не «поэтессе», этого она не принимала.

Атмосфера времени, воссозданная на выставке, множество экспонатов, относящихся к быту и творчеству Цветаевой, — попытка найти место ей уже в нашем времени.

Между тем

Вчера на выставке презентовали иллюстрированный альбом-каталог Марины Цветаевой, вышедший в издательстве «Бослен» «Библиофильский венок М.И. Цветаевой: Автографы и мемориальные предметы из собраний Л.А. Мнухина и М.В. Сеславинского».

Л. Мнухин и М. Сеславинский представили совместный труд. Фото: Сергей Михеев/ РГ

«Наша разница в возрасте — более четверти века. Мы росли в разные эпохи, имеем разные биографии, по-разному формировали свои цветаевские собрания. Но любовь к творчеству Марины Ивановны Цветаевой объединяет нас уже много лет. Именно это стало импульсом к созданию уникального в своем роде альбома-каталога, в котором объединились две библиофильские коллекции», — рассказал глава Роспечати, известный московский библиофил Михаил Сеславинский.

Для библиофилов книга с автографом — вожделенное сокровище. Они, как правило, предпочтут ее отрывку из рукописи, письму или открытке. Именно поэтому в альбоме основной акцент сделан на автографы Марины Цветаевой в виде дарственных надписей на книгах.

Помимо них из любопытных вещиц представлено уникальное почтовое отправление, аналог которому трудно найти в истории русской поэзии — телеграмма Цветаевой с текстом стихотворения «Безумие и благоразумье…». Предполагается, что адресована она была барону Анатолию Штейгеру, поэту, корреспонденту Марины Ивановны.

Превосходно изданный и богато иллюстрированный альбом украсит книжные полки не только страстных библиофилов, но и просто любителей творчества Марины Ивановны.

*Это расширенная версия текста, опубликованного в номере «РГ»

Шокирующая история бессердечной матери и поэтессы…

Продолжение про дочерей Цветаевой, которых она сдала в приют, так как не хотела ради еды работать на скучной работе и не могла пойти на рынок распродавать, как мещанка, драгоценности.

Спустя время она стала приходить в приют и кормить дочерей, но только старшую. Приносила ей даже сладости. Когда ее спрашивали, почему она не угостит маленькую, Цветаева возмущалась: «Отнимать у Али?» Когда Цветаевой сообщили в приюте, что младшая дочь все время кричит от голода, та лишь ответила: «При мне она пикнуть не смела. Узнаю ее гнусность». Это было о ребенке неполных трех лет.

Ариадна из приюта все время писала матери. По уговору, она должна была называть мать чужой тетей — чтобы не обязали вернуть детей, потому что при живых родителях в сиротский дом не брали. Письма из приюта не отправлялись, их Цветаевой передали, когда она забирала старшую. В письмах старшая каждый день писала матери, что Ира кричит нестерпимо от голода, что у нее начали оказывать органы и она по несколько раз за ночь обкакивается. Девочки спали в одной кровати. Цветаева возмутилась снова гнусностью трехлетнего ребенка, который какал водичкой, потому что погибал от голода. Прочитав эти письма уже дома, она не пришла в приют, ни принесла младшей дочери даже сахара. И не поехала на похороны. О смерти Ирины матери сообщили словами: «Ребенок умер от голода и тоски».
Ариадна писала из приюта: «Висят иконы Иисуса и Богородицы. Всё время в глазах и душе Ваш милый образ. Ваша шубка на меху, синие варежки».
Если зима и голод, а у вас есть шуба, ваш ребенок не должен умирать от голода. Шуба менялась на еду. Это закон рынка.

Вот что еще писала матери семилетняя Ариадна:
«У Вас я ела лучше и наедалась больше, чем у этих. О мама! Если бы Вы знали мою тоску. Я не могу здесь жить. Я не спала еще ни одной ночи еще. Нет покою от тоски и от Ирины. Тоска ночью и Ирина ночью. Тоска днем и Ирина днем. Марина, я в первый раз в жизни так мучаюсь. О как я мучаюсь, как я Вас люблю. Я низачто не пойду в школу. Там не то не то. Мне нужны Вы. Всё время у меня тяжелая голова, и думаю, думаю, думаю об Вас».
А Цветаева писала пьесы, ходила на литературные чтения и думала, что так всем будет лучше…
Не надо ссылаться на эпоху и право любить детей по-разному. У кого есть дети, признайтесь: может такое быть, что вы едите (дома и в гостях), а ваш ребенок распух от голода и у него отказал кишечник? Речь идет не о нелюбви, а о ненависти. Она не выбирала между спасением одной и другой. Это не тайфун, когда у матери в каждой руке по ребенку и она должна выбрать, кого спасать. Цветаевой хватило бы сил спасти обоих. И вообще не сдавать их в приют. Цветаева уморила ребенка голодом. Ненавидела дочь и не посчитала нужным ее спасать.

Если кто не понял, повторяю пример в красках: у вас двое детей, одного вы приходите кормить, пока второй тут же, на кровати, лежит в предсмертной дизентерии. Даете старшему сахар, пирожки, вареную картошку. На вас хорошая одежда, вы приехали в приют на такси, дома у вас остались драгоценности и живопись. Вы садитесь на краешек кровати, гладите, жалеете одного ребенка и не смотрите на второго, который умирает. Потом уходите, у вас поэтическое выступление. Голодный умирает, больной болеет. Вам нет дела до голодной дочери и некогда заниматься больной. Пускай она скучает — в приюте тоже хорошо. Приезжаете, когда старший ребенок при смерти. Забираете домой, сами кормите, лечите. Второй ребенок лежит в луже кровавого поноса. Вам все равно.

В блокаду женщины, работавшие там, где можно было слизнуть хотя бы опилки, научились, как волчицы, срыгивать дома украденное. Женщины с детьми 1-3 лет, падая в обмороки, до изнеможения совали детям в рот грудь, вызывая релактацию. Бывали случаи, когда 5-7- и даже 11-летних детей находили полуживых на груди окоченевшей матери. Уже отключаясь от голода, мать из последних сил подползала к ребенку и совала ему в рот грудь. Потому что до того, как она остынет и окоченеет, ему может достаться хотя бы капля молозива и он дотянет до санитарного обхода, во время которого собирали трупы.

У меня есть дальний родственник, который во время сталинского голода в Белоруссии выжил, потому что уже совсем потеряв силы, мать заставляла его сосать грудь и что-то из этой груди тянулось. Ему было 11 лет. Мать погибла.
Я живу в районе, где стояли немцы и были партизаны. После каждой партизанской атаки немцы выжигали всю деревню, где были родственники партизан. Знаю женщину, чья мать с еще несколькими соседками сбежала накануне расправы и больше недели стояла в болоте. Прятались там и не могли выйти. Маленьких детей пришлось убить — они кричали и выдали бы. Оставшихся двоих, 5-6-лет, три женщины больше недели кормили грудью. Сами ели тину и осоку. Все дети выжили.

А вы говорите, эпоха Цветаеву заставила! Вот матерей моих соседок эпоха заставила кору обдирать, долбить ее, мочить и делать детям оладьи. В глухой лес за грибами ходить заставила. К медведям и волкам. А Цветаеву заставить не смогла

Via: Анастасия Миронова

На «Письмо к Амазонке» Марины Цветаевой

«ЛЮБОВЬ В СЕБЕ — это детство. Влюбленные — дети. У детей нет детей », — пишет русская поэтесса Марина Цветаева в« Письме к Амазонке ». «Нельзя жить любовью, — продолжает она. «Единственное, что переживает любовь, — это ребенок».

В то время как взрослая жизнь Цветаевой была разорвана трагедиями, она сохраняла детскую способность любить. У нее были страстные эпистолярные романы с двумя другими легендарными поэтами ее времени, Борисом Пастернаком и Райнером Марией Рильке.Она также вела живую, часто откровенную переписку с другими изгнанниками, покровителями, литературными протеже, учеными, интеллектуалами и потенциальными любовниками. В качестве примера можно привести письмо 1932 года, адресованное из Парижа, где Цветаева жила бедной эмигранткой, Натали Барни, очаровательной наследнице американского железнодорожного состояния. Переведенный Адорой Филлипс и Гаэль Коган как «Письмо к Амазонке », он является образцом интенсивного эпистолярного стиля Цветаевой. Он колеблется между конфронтацией и соблазнением и бросает вызов Барни, поборнику романтических и сексуальных партнерств между женщинами.Влюбленные женщины не могут иметь детей вместе, говорит Цветаева, — это «единственное слабое место, единственная уязвимая точка, единственная брешь в идеальном единстве двух женщин, которые любят друг друга».

Тема однополого партнерства была в центре самого известного диалога Платона о любви, Симпозиум , в котором комик Аристофан рассказывает миф о первобытных людях, разделенных надвое разгневанными богами. Первоначальное насильственное деление заставляет каждого из нас искать другую половину, чтобы снова сделать нас целыми.Хотя большинство изначальных людей были андрогинными (мужчина-женщина), некоторые состояли из двух женщин, а другие — из двух мужчин. По мнению Аристофана, это объясняет, почему некоторые из нас могут восстановить свою изначальную целостность только в однополых союзах. Сократ, как обычно, делает более радикальное заявление. Он считает, что наши эротические занятия движимы основным человеческим желанием — вечно обладать добром. В то время как большинство гетеросексуальных союзов, как правило, удовлетворяют это желание биологически — производя маленькие копии нас, смертных существ с ограниченной продолжительностью жизни, — лучшие формы союза приводят к более прочному и красивому потомству, например, героическим актам, произведениям искусства и т. Д. законы.Сократ говорит, что таких детей стоит иметь больше, потому что они более полно удовлетворяют желание своих родителей обрести бессмертие, причем независимо от пола и возраста своих родителей. Разве каждый из нас не предпочел бы отцом или матерью Илиаду или Конституцию США, а не обычного человеческого ребенка? Разве нет ничего пассивного в том, чтобы позволить нашим эротическим импульсам направлять свои эротические импульсы на секс и деторождение, что по умолчанию установлено нашей животной природой?

Аргумент Цветаевой в ее эссе о том, что любовные отношения между двумя партнерами могут быть завершены только ребенком, должен поразить опытных читателей ее сочинений.В других своих произведениях Цветаева всегда настаивала на том, что, поскольку она поэт, она имеет право «стряхнуть» природные данности, включая собственное женское тело. Природа не имеет абсолютного авторитета: ее притязания на нас следует подвергать сомнению и сопротивляться. Тем не менее, завершая Письмо к Амазонке , Цветаева в качестве подкрепления аргументации приводит природу: «Природа говорит: нет. Запрещая это нам, она защищает себя. Бог, запрещая нам что-то, делает это из любви; Природа, запрещая нам, делает это из любви к себе, из ненависти ко всему, что ей не принадлежит.

Грубо говоря, природа эгоистична. Его не волнуют мы, наши причины и мотивы, наша любовь и наша целостность. Она предполагает, что человеческая природа, опережая на четыре десятилетия работу Ричарда Докинза «Эгоистичный ген » (1976) Ричарда Докинза (1976), заботится только о воспроизведении большего количества экземпляров себя. Но если это так, то почему мы должны прислушиваться к природе? Цветаева отвечает, что молодые женщины делают это «не задумываясь, с помощью чистого и тройного жизненного инстинкта — молодости, увековечения, утробы». Другими словами, наши инстинкты достаточно сильны, чтобы сорвать некоторые из наших самых заветных проектов и самых сокровенных обязательств.Поэтому Цветаева позиционирует однополую любовь как оскорбление природы.

Странно для Цветаевой писать. У нее были открытые, интимные отношения с женщинами. Ее цикл из 17 стихотворений «Подруга», посвященный ее возлюбленной, поэтессе Софии Парнок, содержит одни из самых захватывающих любовных стихов на русском языке. Однако здесь, в своем письме , она отвергает любовь между женщинами, и ее доводы убедительны. Что делает его неотразимым, так это психологическая мини-драма Цветаевой, в которой участвуют два влюбленных — Младший и Старший.Она позволяет нам взглянуть на серию эпизодов, как если бы через щель в двери, в ходе которых Старший Любовник узнает все более выраженное желание Младшего иметь ребенка, «немного тебя, чтобы любить» и дистанцируется от нее. беспокойная возлюбленная, подталкивающая ее уйти. Из правдоподобного описания конкретной мини-драмы Цветаева делает обобщающий вывод: подобное напряжение преследует все случаи романтической и эротической любви между женщинами. Однако этот шаг мог быть просто провокацией.Барни был богатым человеком с хорошими связями, потенциальным покровителем. Тонко завуалированный исповедальный тон Цветаевой не только не желал оттолкнуть ее, но и предполагал, что она намеревалась подразнить женщину, которую называла «амазонкой» и «моим братом по женщине». Она хотела, чтобы Барни ответил.

Мнение о том, что аргумент Цветаевой является соблазнением, а мини-драма — формой приманки, дополнительно подтверждается вступительными абзацами письма . Цветаева описывает способность противостоять природе как форму достижения:

Отречение — мотивация? Да, потому что для управления силой требуется гораздо более горькое усилие, чем для ее высвобождения, а для этого совсем не требуется усилий.В этом смысле вся естественная активность пассивна, в то время как вся желаемая пассивность активна (излияние — выносливость, подавление — действие). Что сложнее: удержать лошадь или дать ей бежать? И, учитывая, что мы сдерживаемая лошадь, что труднее: сдерживать или дать волю своей силе? […] Каждый раз, когда я сдаюсь, я чувствую дрожь внутри. Это я — земля, которая дрожит. Отказ? Борьба окаменела.

Природу нельзя дисциплинировать полностью — она ​​будет продолжать прорваться, а иногда и побеждать.Вместо того, чтобы подчиняться его контролирующей силе, мы должны стремиться развивать самообладание. В конце концов, это наша собственная природа , которая восстает против целей, которые мы ставим перед собой.

В своем проницательном и содержательном вступлении ученый Екатерина Цепиела пишет, что «страстно изложенный случай Цветаевой теперь может вызывать сочувствие парам геев и лесбиянок, которые во всем мире борются за законное право рожать детей и строить семьи». Определяя стремление к биологическому воспроизводству как проистекающее из «эгоистичной природы», чьему авторитету над нами у нас есть причины сопротивляться, эссе Цветаевой также побуждает нас пересмотреть наши представления о браке и семье и продолжать думать о других способах быть вместе — а также иметь детей и заботиться о них.

¤

Оксана Максимчук — переводчик и автор двух сборников стихов на украинском языке. Она преподает философию в Университете Арканзаса.

Макс Росочинский — переводчик и поэт из Симферополя, Крым. Он работает над монографией на стихи Марины Цветаевой.

Эта судьбоносная русская поэтесса, наполненная романтикой и революцией, любила и жила трагически | Нина Рената Арон

«Два с половиной дня — ни кусочка, ни ласточка», — писала русская поэтесса Марина Цветаева в октябре 1917 года, когда поезд вез ее из Крыма обратно в ее родную Москву, чтобы посмотреть, что там. слева от него.За несколько дней до этого большевики подняли восстание против шаткого Временного правительства в России, положив начало революции. «Солдаты приносят газеты — напечатанные на розовой бумаге. Кремль и все памятники взорваны », — продолжила она. «Дом, где кадеты и офицеры отказывались сдаваться, взорван. 16000 убиты. На следующей станции до 25000. Я не говорю. Я курю.»

Цветаева тогда не могла знать, что переживает одно из самых значительных потрясений в истории своей страны и ХХ века.Как и большинство ее соотечественников, она мало что знала. Русская революция ворвалась в жизнь Цветаевой так же, как и для многих, особенно выходцев из аристократии, — сразу поставив под сомнение состояние ее дома, средств к существованию и будущего. Поразительный размах террора и дестабилизации, вызванных революцией, особенно очевиден в жизни Цветаевой, и она станет одним из самых ярких и страстных голосов в русской литературе.

В то время она навещала свою сестру Анастасию и боялась, что вернется в Москву, чтобы найти своего мужа и двух дочерей — четырехлетнего и шестимесячного — ранеными или мертвыми.Они были в порядке, хотя это событие безвозвратно изменило бы всю их жизнь. Вскоре после революции муж Цветаевой, уже военный офицер, присоединился к антибольшевистской Белой армии, которая продолжила кровавую гражданскую войну против красных. Цветаева не видела его четыре года, и первые три года от него не было вестей.

Внезапно Цветаева оказалась обездоленной и одинокой в ​​пугающей новой реальности с двумя маленькими детьми, ее семейный дом «разобрали на дрова.Как художник и член аристократии, у нее никогда не было подработки, но теперь она устроилась на работу в Наркомнац, где ворчливо встретила удивительно разнообразный состав новых советских граждан. Работа длилась недолго. Цветаева часто писала в течение этого периода, вела тетради и дневники, в которых она записывала головокружительные преобразования политической и повседневной жизни, происходящие вокруг нее. Эти записи собраны в томе Earthly Signs: Moscow Diaries 1917–1922 , который вскоре будет переиздан New York Review Books.Взятые вместе, эти записи служат мощным напоминанием о том, что искусство может спасти вас, или убить, или и то, и другое.

Марина Цветаева, 1892–1941. (Fine Art Images / Heritage Images через Getty Images)

Как пишет переводчик Джейми Гэмбрелл во введении к сборнику, дневник предлагал Цветаевой свободу работать вне каких-либо литературных условностей или профессионального давления, а также структуру, необходимую для того, чтобы опоясать полный хаос послереволюционной жизни. Она включает в свои дневники воспоминания о своей юности, обрывки разговоров с детьми и друзьями, размышления о поэзии, наблюдения и критику быстрых изменений в российской столице и языке, а также вызывающие воспоминания отрывистые взгляды на повседневную жизнь, как утверждает Гамбрелл. являются не просто биографическим содержанием, но «сами по себе являются выдающимся историческим документом.Один отрывок, описывающий очевидный налет, гласит: «Крики, крики, звон золота, старушки с непокрытыми головами, изрезанные перины, штыки… Они обыскивают все». Несколькими страницами позже: «Рынок. Юбки — поросята — тыквы — петухи. Умиротворяющая и завораживающая красота женских лиц. Все темноглазые и все в ожерельях ».

Она резко пишет о собственном одиночестве и отчуждении. «Я со всех сторон изгой: для хама я« бедный »(чулки дешевые, без бриллиантов), для хама -« буржуа », для свекрови -« бывший человек », для Красные солдаты — гордая, коротко стриженная барышня.О покупках она пишет: «Продуктовые магазины теперь напоминают витрины салонов красоты: все сыры — аспики — торты — ни на йоту не живее восковых кукол. Тот самый легкий ужас ». И о ее собственной бедности, все еще мрачно ошеломляющей новизны: «Я живу и сплю в одном и том же ужасающе сморщенном коричневом фланелевом платье, сшитом в Александрове весной 1917 года, когда меня там не было. Все в дырах от падающих углей и сигарет. Рукава, собранные на резинке, закатываются и застегиваются английской булавкой.

Она брала крохотные раздаточные материалы от друзей, частичную работу там, где она могла их получить, и получала гроши за то, что читала свою работу вслух. В конце концов, она отправила свою младшую дочь Ирину в государственный детский дом, думая, что ее лучше накормят. Вскоре ребенок умер от голода, еще больше погрузив Цветаеву в смятение и горе.

Цветаева родилась в 1892 году в семье профессора искусств Московского университета и пианистки. До того, как ей исполнилось 20 лет, она впитала в себя многое из мира.Она была заядлым и всеядным читателем, особенно интересовалась литературой и историей, а подростком училась во Франции и Швейцарии. В детстве семья жила за границей, ища более справедливый климат и санатории, чтобы лечить туберкулез матери Марины, убивший ее в 1906 году.

Союз родителей Цветаевой был вторым браком для ее отца, который впоследствии основал то, что сейчас известный как Пушкинский музей, и для ее матери, у которой до этого были серьезные отношения.По большому счету, этих двоих преследовала их прошлая любовь, от которой они так и не оправились. У Цветаевой и ее сестры было двое сводных братьев и сестер от первого брака ее отца, с которыми ее мать никогда не ладила.

Это, пожалуй, одна из причин, по которой Цветаева на протяжении всей жизни оставалась почти фанатичной поклонницей любви во многих ее проявлениях. Как пишут Оксана Мамсымчук и Макс Розочинский в Los Angeles Review of Books , несмотря на жизнь, полную трагедий, Цветаева «сохраняла детскую способность любить» и писала в своем стихотворении Письмо к Амазонке, «любовь» само детство.

Она страстно погрузилась в то, что ее муж Сергей Эфрон в письме другу назвал «ее ураганами», продолжая бессчетные эпистолярные романы и полномасштабные эротические романы. «Важно не , что , а , как, », — продолжил Эфрон. «Не суть или источник, а ритм, безумный ритм. Сегодня — отчаяние; завтра — экстаз, любовь, полное самоотречение; а на следующий день — снова отчаяние ».

Она познакомилась с Сергеем Эфроном в Коктебеле, своего рода приморской колонии художников в Крыму в 1911 году.Ефрон, тоже поэт, обладал той трагедией, которую, кажется, тянуло к Цветаевой. Он был шестым из девяти детей. Его отец, работавший страховым агентом, умер, когда он был подростком. Год спустя один из его братьев покончил с собой. Его мать, узнав о смерти сына, покончила с собой на следующий день.

Софья Парнок была возлюбленной и музой Цветаевой в России. (Wikimedia)

Цветаева и Ефрон быстро полюбили друг друга и на следующий год поженились (оба были еще подростками), хотя Цветаева продолжала вести дела, в первую очередь с поэтом Осипом Мандельштамом, о котором она написала цикл «Вехи». стихи часто считались ее лучшими.Любовь, которую любила Цветаева, временами сродни детству, а временами бурная и мучительная, возможно, лучше всего проиллюстрирована в другом ее значительном романе с поэтессой Софьей Парнок. Цветаева написала цикл стихов «Подруга» о Парноке (преподнося ее ей в подарок), тон ее чередовался то игривый, то насмешливый, то жестокий. Парнок, со своей стороны, писал стихи, предсказывая кончину пары. Как выразилась российский литературовед Дайана Льюис Бургин, их страсть, «похоже, была одной из тех, что подпитывались влечением к собственной гибели.

В 1922 году Цветаева покинула СССР со своей выжившей дочерью и воссоединилась с Эфроном в Берлине. Затем семья переехала в Прагу. В 1925 году она родила сына Георгия. Летом 1926 года Цветаева срочно, лихорадочно переписывалась с двумя титанами европейской литературы — Борисом Пастернаком и Райнером Марией Рильке. В этих коротких, ярких отношениях (Рильке умер в 1926 году; Цветаева и Пастернак продолжали писать друг друга) та же неудержимая и мучительная искра, та же одержимость одержимостью, которая характеризует большую часть биографии и поэзии Цветаевой.

Она провела 1930-е годы в основном в Париже, демонстрируя то, что русская писательница Нина Берберова называет «особой мерзостью парижских художников и поэтов в период между двумя войнами». Она заболела туберкулезом и жила на небольшую стипендию художника от чешского правительства и все, что могла заработать, продавая свои работы. Она написала Пастернаку о своем отчуждении, сказав: «Они не любят поэзию и что я такое, кроме того, не поэзии, а того, из чего она сделана. [Я] негостеприимная хозяйка.Молодая женщина в старом платье ».

За исключением учебников истории, революции не суммируются точно. Скорее, они выходят наружу бесчисленным множеством способов. Несмотря на то, что они жили за границей, семья Цветаевой столкнулась со всей батареей советских ужасов. Эфрон и выжившая дочь пары Ариадна тосковали по СССР и в конце концов вернулись в 1937 году. Эфрон к тому времени работал в НКВД (советские силы безопасности до КГБ), как и жених Ариадны, шпионивший за семьей. Обвиненные в шпионаже в разгар сталинского террора, оба были арестованы.Эфрон был казнен в 1941 году. Ариадна была приговорена к восьми годам колонии. Еще около десяти лет она провела в тюрьмах и в ссылке в Сибири. Сестра Цветаевой Анастасия также попала в тюрьму; она жила, но они никогда больше не виделись.

«ПРАВДА — ЭТО ПЕРЕГОВОР», — написала Цветаева много лет назад в письме другу.

В 1939 году Цветаева также вернулась в свой родной город Москву, но ее перевели в Елабугу, небольшой городок в Татарстане, чтобы избежать наступления немецкой армии.Писательница Нина Берберова вспоминает, как видела Цветаеву незадолго до ее отъезда в Москву в 1939 году на похоронах другого поэта в Париже. О встрече она пишет: «У нее были седые волосы, серые глаза и серое лицо. Ее большие руки, грубые и грубые, руки уборщицы, были сложены на животе, и у нее была странная беззубая улыбка. И я, как и все, прошел мимо, не поздоровавшись с ней ».

Два года спустя, еще в Елабуге, Цветаева покончила с собой. Она оставила письмо своему 16-летнему сыну (который был призван в армию и погиб в бою в течение нескольких лет), в котором говорилось: «Простите меня, но было бы только хуже.Я тяжело болен, это уже не я. Я люблю тебя безумно. Поймите, что я больше не могу жить. Скажи папе и Але, если увидишь их, что я любил их до последней минуты, и объясни, что я зашел в тупик ». Ее похоронили в безымянной могиле.

Матери, дочери, матери | Литература, гуманитарные науки и мир

Через несколько недель я собираюсь в Иллинойс, чтобы впервые увидеть свою племянницу Элли. Сегодня я сижу допоздна, пытаясь представить свою младшую сестру матерью.Это не легко. Для меня она по-прежнему остается той девушкой, чьим самым большим желанием в жизни было владеть новейшей куклой Strawberry Shortcake.

В поисках проницательности снял с полки стихи русского модерниста Марины Цветаевой (1892-1941). В 1910-х годах она написала серию замечательных текстов о своей дочери Ариадне Эфрон (1912-1975) и для нее. Ей было за двадцать, и она была занята открытием мира и своим гением. Жизнь, литература и любовь были тесно переплетены: у нее были романы с поэтами Осипом Мандельштамом и Софьей Парнок, и она писала головокружительные стихи об обоих отношениях.Само название «Ариадна» дает представление о душевном состоянии Цветаевой в то время. Она назвала свою дочь в честь критской принцессы, которая научила Тесея выбраться из Лабиринта. Никакие препятствия, никакие лабиринты, и прежде всего никакие гендерные нормы не могли бы заточить ее или ее ребенка.

Особенно запомнилось первое стихотворение из ее цикла «Стихи о Москве » (1916). Я даже не буду пытаться воспроизвести ее звуковую игру или измеритель. Это выше меня. Быстрыми точными шагами она танцует между двумя крайностями, грубыми рифмами и вообще без рифм.Что я могу предложить в переводе, так это ее телеграфный синтаксис, ее быстрые мысли, ее игру слов и интенсивность ее страсти:

Облака — вокруг.
Куполы — вокруг.
Над всей Москвой —
Сколко хватит рука! —
Возношу тебя, самое лучшее,
Деревцо мое
Невесомое!

В дивном сорт сем,
В мирном сорт сем,
Где и мертвый мне
Будет радостно, —
Царевать тебе, горевать тебя,
Принимать венец,
Мой первенец!

Ты постом — говей,
Не сурьми бровей,
И все сорок — чти—
Сороковская церковь.
Исход пешком — молодым шазкком—
Все привольное
Семихолие.

Будет твой черед:
Тоже — дочери
Передаш Москву
С нежной горы.
Мне же — свободный сын, колокольный звон,
Зори ранние
На Ваганьково.

* * * * * * *

Облака — вокруг.
Купола — вокруг.
Над всей Москвой —
Сколько рук хватит!
Поднимаю тебя, лучшая ноша,
Моя невесомая
Саженец!

В этом чудесном городе
В этом мирном городе
Где даже мертвый Я
Был бы рад —
Царю тебя, скорбеть о тебе,
Взять венок,
О, мой первенец.

Пост перед причастием,
Не затемни чело,
И почитай все сорок
Времен сорок церквей.
Прогулка — маленькими маленькими шагами —
Все свободные
Семь холмов.

Будет ваша очередь.
И — дочери
Ласково горько сдашь Москву
Ласково.
Мне — сон желающий, колокольчики колокольчики,
Ранние зори
В Ваганькове.

Поэма открывается с высоты птичьего полета на Москву. Цветаева «поднимает» свою «лучшую ношу» а.к.а. Ариадна — жест, который одновременно знакомит ребенка с мегаполисом и позволяет ей оценить свое будущее наследие, «чудесный город», в котором ее мать живет и пишет. Глагол здесь, возносить ‘, чаще используется в клише возносить’ молитву , чтобы «возвысить молитву», и это больше, чем намек на священное в данный момент. Этот тон поддерживается и более поздним выбором слов, например, использованием старославянского grad вместо русского gorod для слова «город» и архаичного местоимения sem вместо современного etom .

Мысли Цветаевой обращены к будущему. Во второй строфе она воображает, что остаётся проводником и опекуном для своего уязвимого «молоденького» ребенка, что бы ни случилось. Даже смерть не помешает ей выполнить свой долг. Она защитит ее от зла ​​(«царь тебя»), она разделит свои печали («скорблю о тебе»), и она разделит свои самые счастливые моменты ( принимать венец , сокращенно «взять венок» ссылка на православный обряд бракосочетания).

Конечно, ей остается только надеяться, а не гарантировать, что она всегда будет рядом.В третьей строфе она напрямую обращается к Ариадне. Сначала она дает практический совет («Поститься перед причастием») и говорит ей уважать власть («почитай все сорок / Времена сорок церквей» — пресловутое количество церквей в Москве). Как будто она видит в Церкви возможного суррогатного родителя на случай, если с ней что-нибудь случится. Наконец, она осмеливается перейти от наставника и защитника к наставнику. Она велит дочери исследовать, блуждать повсюду, семихолмье , семь холмов Москвы.Она должна быть «свободной», чтобы наслаждаться городом, открывать его чудеса и, по сути, занимать место своей матери в качестве горожанина. Такое блуждание рискованно — а кто хочет подвергать риску своего ребенка? — но дочери становятся взрослыми, и нужно отпустить.

Это готовит почву для последней строфы. Цветаева снова ставит вопрос о собственной смертности. Однако на этот раз она может позиционировать себя внутри женского рода. Когда-нибудь Ариадна «нежно и горько» будет размышлять о будущем собственной дочери.Цветаеву похоронят на Ваганьковом кладбище в Москве, где, как известно, похоронена ее мать Мария Александровна Мейн, пианистка концертного уровня. Утешенный этим видением матриархальной традиции, поэт сможет «добровольно» пойти к своему вечному сыну , ее «вечному сну». У каждой женщины в семье Цветаевых будет ее черед , ее «очередь» бродить ( исходит ‘) и наслаждение, прежде чем передать ( передат ‘) новому поколению ключи от царства ( цареват ‘).

Жизнь моей сестры не похожа на жизнь Цветаевой, и их мало что объединяет, кроме честности, самоуверенности и сатирической жилки. Я бы через тысячу лет не пожелал своей племяннице ужасных невзгод, которые пережила Ариадна Эфрон (голод, ссылка, политические преследования, преждевременная бессмысленная смерть обоих родителей и ее младшей сестры Ирины). Но стихотворение «Облака вокруг» помогает брату-ламоксу задуматься о том, чего он никогда не испытает, — об отношениях между матерями и дочерьми и о загадках дочерей, у которых затем своя очередь материнства.

Парижское обозрение — Десять афоризмов русской революции

Марина Цветаева

Марина Цветаева — один из самых известных русских поэтов двадцатого века. Она родилась в Москве в 1892 году у отца-классика и матери-пианистки. Свой первый сборник стихов она опубликовала в семнадцать лет. Она пережила русскую революцию и последовавший за ней голод в Москве и писала о них. В 1922 году Цветаева и ее муж Сергей Эфрон вместе с двумя детьми бежали из России.Они жили в условиях растущей бедности в Париже, Берлине и Праге. В 1939 году они вернулись в Москву, а через два года, в 1941 году, ее муж и дочь были арестованы по обвинению в шпионаже. Ее муж был казнен, а дочь заключена в тюрьму. Цветаева, похоже, не знала, что ее муж был шпионом: когда полиция допросила ее, она прочитала им французский перевод своих стихов и ответила на их вопросы с таким замешательством, что полиция пришла к выводу, что она невменяема. Цветаева и ее сын были эвакуированы в Елабугу, где в августе 1941 года Цветаева покончила жизнь самоубийством.Эти афористических фраз взяты из дневников и записных книжек, которые она вела, когда жила в Москве с 1917 по 1922 год:

1. Предательство уже указывает на любовь. Знакомого нельзя предать.

2. Вы не хотите, чтобы люди знали, что вы любите определенного человека? Тогда скажите: «Я его обожаю!» Но некоторые люди знают, что это значит.

3. Чувственная любовь и материнство почти исключают друг друга.Подлинное материнство мужественно.

4. Я должен пить тебя из кружки, но я пью тебя по каплям, от которых у меня кашляет.

5. Сердце: это скорее музыкальный, чем физический орган.

6. Сколько материнских поцелуев ложится на недетские головы — и сколько нематериальных — на детские головы!

7. Насыщенный раствор. Вода больше не растворяется.Таков закон. Вы раствор, насыщенный мной. Я не бездонный чан.

8. Все невысказанное не сломлено. Так, например, нераскаявшееся убийство — осталось. То же самое и с любовью.

9. Родство по крови грубое и сильное, родство по выбору — хорошо. А что нормально может порвать.

10. Любить — это видеть человека таким, каким его задумал Бог, а его родители не смогли создать его.Не любить — значит видеть человека таким, каким его сделали родители. Разлюбить: значит вместо него увидеть стол, стул.

Выдержки из Земных знаков: Московские дневники, 1917–1922 , Марина Цветаева, перевод Джейми Гамбрелл. Опубликовано с разрешения New York Review Books Classics.

Джейми Гэмбрелл — писатель о русском искусстве и культуре. Ее переводы включают «День опричника » Владимира Сорокина, «Метель » и, для NYRB Classics, Ice Trilogy .В 2016 году она была удостоена Премии Торнтона Уайлдера за переводы.

Марина Цветаева считается одним из самых известных поэтов России ХХ века. Наряду с многочисленными пьесами в стихах и прозе, ее произведения включают несколько стихотворений, среди которых Поэма конца , Поэма горы и Крысолов .

Цветаева Марина | Литературный портал

Марина Цветаева родилась 1892 году в Москве, Россия.Она была известным русским поэтом, считавшимся одним из величайших и самых оригинальных поэтов Серебряного века 20-го века, хотя ее творчество не получило международной известности.

Цветаева провела детство и раннюю юность в Москве, где ее мать не одобряла ее ранних поэтических усилий и хотела, чтобы Цветаева стала пианисткой. После смерти матери, в возрасте 16 лет, она поехала в Париж изучать историю литературы в Сорбонне. Ее первый сборник стихов «Вечерний альбом» вышел в 1910 году и привлек внимание Максимилиана Волошина, русского критика и поэта, который впоследствии стал ее наставником и другом.Именно в доме Волошина, на Черном море, она познакомилась со своим будущим мужем Сергеем Яковлевичем Эфроном, в возрасте 19 лет. Они поженились в 1912 году, и с тех пор у Цветаевой, как известно, было много романов, в том числе с коллегами-поэтами Осипом Мандельштамом и София Парнок, дела, которые вдохновили ее на сочинения, например, сборник «Миляпост» (в отношении Осипа) и цикл стихов, названный сначала «Подруга», а затем «Ошибка» (в отношении Софии).

Времена русской революции были тяжелыми для Цветаевой, ее мужа Эфрона и их двух дочерей.Ефрон ушел добровольцем на фронт в 1914 году, а после революции вступил в Белую армию. Цветаева оказалась в ловушке в Москве и на пять лет оказалась в крайней нищете. Она даже отправила одну из своих дочерей в государственный детский дом в надежде на улучшение условий жизни, но ее дочь умерла от голода. После этой трагедии она решила эмигрировать в Берлин, где опубликовала стихотворение «Царь-девица» и сборник «Стихи Блоку и разлука». Из Белина они отправились в Прагу, где снова изо всех сил пытались выжить и где у Цветаевой был роман с бывшим военным по имени Константин Роздевич, роман, который стал известен в эмигрантских кругах и даже самим Эфроном, который был опустошен им.Конец этого романа, скорее всего, был ее вдохновением для «Поэмы конца», одного из ее величайших произведений. После переезда в пригород у Цветаевой родился еще один ребенок, на этот раз мальчик, который оказался очень трудным ребенком.

В 1925 году, после 6 лет переездов, семья окончательно поселилась в Париже, где они прожили следующие 14 лет. В это время Цветаева тоже начала писать прозу, пытаясь заработать немного больше на своей работе, и Эфрон заболел туберкулезом.В Париже ее работы не очень хорошо принимались в эмигрантском кругу, поскольку считались недостаточно антисоветскими, несмотря на то, что она поддерживала Белую армию во время революции. У нее были трудности с публикацией своих произведений, но она вела активную переписку с другими писателями, в том числе с Райнером Марией Рильке, Борисом Пастернаком и Александром Бахрахом. В 1937 году Эфрон и их дочь вернулись в Советский Союз, поскольку Эфрон работал шпионом в НКВД и был обвинен французской полицией в убийстве в Париже.Цветаеву допросили об убийстве, но она, похоже, не поняла, о чем идет речь, и вместо этого прочитала сбитым с толку полицейским несколько переводов своих произведений на французский язык. Казалось, она мало знала о деятельности своего мужа, но, тем не менее, была исключена из парижского эмигрантского круга и чувствовала, что у нее нет другого выбора, кроме как вернуться в Советский Союз.

Вернувшись в Советский Союз в 1939 году вместе с сыном, Цветаева познакомилась с другой страной.Больше не было места для тех, кто жил за границей, поскольку все они были подозреваемыми. Ее стихи тоже не очень понравились большевистскому режиму, и ей некуда было идти, нечего было делать, кроме нескольких переводов. В 1941 году ее мужа застрелили по обвинению в шпионаже, а дочь отправили в трудовой лагерь. В том же году, с эвакуацией из Москвы, Цветаеву отправили в Елабугу (в то время как большинство поэтов отправили в Чистополь), где она снова отчаянно искала работу до своего самоубийства 31 августа 1941 года.На похороны никто не пришел, и местонахождение ее могилы неизвестно. В ее честь есть музеи в Елабуге, где можно увидеть ее предсмертную записку, и в Москве, где в 2007 году был установлен бронзовый памятник в честь ее 115-летия.

Цветаева известна тем, что соединяет два разных и противоречащих друг другу направления русской поэзии, а именно символизм и акмеизм. В то время как символизм был занят реальными изображениями повседневной жизни во имя пробуждения чувств, акмеизм (происходящий от греческого acme, означающего лучший возраст человека) был занят отделением поэзии от мистицизма, концентрируясь на ремесле и культурной преемственности.Ее стихи в основном развивались вокруг женской сексуальности и эмоций. Ее сочинения считаются очень дисциплинированными и эксцентричными в использовании языка, а ее темы — как пробуждающие ее беспокойную жизнь и личность. Она всегда датировала свои стихи и выстраивала их циклами, что облегчает изучение ее творчества. Есть 10 сборников ее лирических стихов, а ее несобранные стихи с таким же успехом могли бы заполнить еще 10 томов. Одно из ее самых известных и образцовых стихотворений — это «Царь-девица» 1922 года, которая представляет собой длинную форму стихотворной сказки со знаменитыми строками:

Я нигде.

Я пропал без вести.

Меня никто не догоняет.

Ничто меня не вернет.

В своих стихах Цветаева использовала совершенно разные персонажи: мифологические, библейские, фольклорные и исторические. Она стала известна своей способностью олицетворять разных персонажей в своих стихах. Цветаева постоянно использовала парадоксы, приглашая читателя на поиски неопределенностей истин. Ее стиль описывается как афористический, и в первую очередь она воспринимается как лирический поэт.Ее стихи также известны как очень страстные и почти навязчивые, когда дело касалось ее любимых. С 1960-х годов ее творчество начало появляться в новых изданиях, которые сделали ее одним из величайших русских поэтов ХХ века. Долгие годы безвестности, казалось, уже предвидела Цветаева в своих строках:

Среди пыли книжных магазинов широко разошлись

И ни разу не покупался там никем,

Но мои стихи, похожие на драгоценные вина, могут подождать

Придет его время.

Творчество Цветаевой восхищалось многими поэтами ее времени, включая Райнера Мария Рильке, Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама, Валерия Брюсова, Максимилиана Волошина и других. Одно из лучших и самых известных описаний ее творчества — это описание русско-американского поэта и публициста Иосифа Бродского:

Изображенная на графике работа Цветаевой показывала бы кривую — или, скорее, прямую линию — поднимающуюся почти под прямым углом из-за ее постоянных усилий поднять высоту звука на ноту выше, на идею выше… Она всегда доводила все, что могла сказать, до мыслимого и выразительного конца. И в ее стихах, и в прозе ничто не остается висящим и не оставляет чувства двойственности. Цветаева — это уникальный случай, когда высший духовный опыт эпохи (для нас чувство амбивалентности, противоречивости в природе человеческого существования) служил не объектом выражения, а средством, с помощью которого он трансформировался в материал искусства.

Русский композитор Дмитрий Шостакович сочинил Шесть стихотворений Марины Цветаевой для фортепиано и контральто, используя стихи всей ее карьеры, подчеркивая цикличность ее творчества.В 1982 году советский астроном Людмила Георгиевна Карачкина назвала ее именем малая планета — 3511 Цветаева. Картина Цветаевой использовалась для печати в Советском Союзе с 1992 года. В 2003 году в Нью-Йорке состоялась премьера оперы, основанной на жизни и творчестве Цветаевой, в постановке Анны Богарт и на музыку Деборы Драттелл. Он назывался «Марина: плененный дух».

Поэзия для детей. Детские поэты

Цветаева, Марина | Encyclopedia.com

РОДИЛСЯ: 1892, Москва, Россия

УМЕР: 1941, Елабуга, Россия

ГРАЖДАНСТВО: Русский

ЖАНР: Поэзия, фантастика 9000OR6 9000 Стихи: Выпуск I (1916)
Вехи: Стихи: Выпуск II (1921)
«Ливень света» (1922)
Ремесло (1923)
После России (1928)

Обзор

Вдоль Вместе с Анной Ахматовой, Осипом Мандельштам и Борисом Пастернаком Марина Цветаева входит в российский «поэтический квартет» — группу важных авторов, чьи произведения отражают изменение ценностей в России в первые десятилетия двадцатого века.Центральным интересом Цветаевой как поэтессы был язык, и стилистические новшества, проявленные в ее творчестве, считаются уникальным вкладом в русскую литературу.

Биографические и исторические произведения

Привилегированное детство и поэзия Марина Иванова Цветаева (также транслитерированная как Цветаева, Цветаева и Цветаева) родилась в Москве в семье профессора истории искусств Ивана Цветаева и пианистки Марины Цветаевой. . Цветаева выросла в Москве в семье среднего достатка, известной своими творческими и научными интересами.Ее отец был основателем Музея изящных искусств, а ее талантливая и образованная мать подтолкнула Марину к музыкальной карьере. Посещая школы в Швейцарии, Германии и Сорбонну в Париже, Цветаева предпочитала писать стихи.

Две книги, брак и несколько дел В 1910 году, когда Цветаевой было восемнадцать лет, ее первый сборник, Вечерний альбом , был издан частным образом. Этот том получил неожиданное внимание, когда его рецензировали выдающийся критик Макс Волошин и поэты Николай Гумилев и Валерий Брюсов, все из которых положительно написали

произведений Цветаевой.В 1911 году Цветаева издала второй сборник стихов, Волшебный фонарь , а в следующем году вышла замуж за Сергея Ефрона. На протяжении всего брака Цветаева преследовала романтические связи с другими поэтами, следуя образцу увлечения и разочарования, который она установила в подростковом возрасте.

Гражданская война в России Во время гражданской войны в России, которая длилась с 1918 по 1921 год, Цветаева бедно жила в Москве, а ее муж воевал в Крыму в качестве офицера царской Белой армии.Гражданская война в России осложнялась присутствием нескольких противоборствующих военных группировок, но ее главными противниками были большевистская, или Красная, армия, получившая широкие полномочия после Рабочей революции 1917 года, и царская Белая армия, отчаянно борющаяся за власть. восстановить старый политический порядок. Цветаева много писала в это время, сочиняя стихи, эссе, мемуары и драмы. Но антибольшевистские настроения, пронизывающие многие из этих работ, помешали их публикации. Во время голода в 1919 году младший из двух ее детей умер от голода, а в 1922 году (через год после победы большевиков в гражданской войне и в год смерти их лидера Владимира Ленина) Цветаева иммигрировала со своим выжившим ребенком Ариадной. в Германию.Там — после пяти лет разлуки в военное время — она ​​воссоединилась с Эфроном.

Адамант просоветская позиция Пока семья Цветаевой жила в Берлине, а затем в Праге, где в 1925 году родился ее сын Георгий, она начала публиковать произведения, написанные за предыдущее десятилетие. Они нашли признание у российских критиков и читателей, живущих в изгнании. Переехав в Париж, Цветаева продолжала писать стихи, но изменение политики привело ее в немилость. Репутация Цветаевой среди других писателей-эмигрантов начала ухудшаться — в основном из-за ее отказа принять воинственную антисоветскую позицию многих эмигрантов и просоветской деятельности ее мужа (к этому моменту Эфрон так полностью перешел на другую сторону, что стал коммунистическим агентом). ).

Сталинский террор, Вторая мировая война и самоубийства Эфрон и дочь Ариадна вернулись в Россию в 1937 году. Цветаева, к которой в Париже относились безразлично русские эмигранты, в 1939 году родила сына Георгия. В то время художники и интеллектуалы, особенно те, которые были связаны с Западом, подвергались риску из-за экстремистской политики Иосифа Сталина, которая включала параноидальные и, что еще хуже, глубоко произвольные пытки и казни предполагаемых врагов государства.Семья воссоединилась в Москве ненадолго, прежде чем Эфрон и Ариадна были арестованы, а Эфрону было предъявлено обвинение в антисоветском шпионаже.

Когда немецкие войска напали на Москву в 1941 году, нарушив Пакт о ненападении, который Сталин тайно подписал с немецким нацистским лидером Адольфом Гитлером в начале Второй мировой войны (1939–1945), Цветаева и Георгий были эвакуированы в деревню Елабуга в Татарская Республика. Расстроенная арестом и возможной казнью мужа и дочери, лишенная права на публикацию и неспособная содержать себя и своего сына, Цветаева покончила с собой.

Произведения в литературном контексте

Русское влияние На творчество Цветаевой значительно повлияли произведения ее современников и события, связанные с русской революцией. Тем не менее, она оставалась в значительной степени независимой от многочисленных литературных и политических движений, процветавших в эту бурную эпоху, возможно, из-за силы впечатлений, оставленных на нее ее эклектичным читательским интересом. Вечерний альбом (1910), например, несет сильное влияние чтений молодой Цветаевой, которые включали много второсортной поэзии и прозы.В Mile-post: Poems: Issue I (1916) она вдохновлена ​​архитектурным и религиозным наследием Москвы, возможно, из-за творчества Каролины Карловны Павловой, одного из ее любимых поэтов.

Многочисленные интриги Цветаевой, зачастую не связанные с сексом, также оказали явное влияние; она считала их по сути духовными по своей природе, и им приписывают яркую эмоциональную окраску ее стихов, а также вдохновляющие стихи, посвященные Осипу Мандельштаму, Александру Блоку и Райнеру Марии Рильке.Лирические диалоги Цветаевой с Блоком, Мандельштамом и Ахматовой в фильме « Mileposts » посвящены темам России, поэзии и любви. Основывая свои стихи преимущественно на личном опыте, Цветаева также с большей отстраненностью исследовала такие философские темы, как природа времени и пространства.

Русский народный стиль Цветаева рано выработала поэтические черты, которые во многом сохранились в ее последующих сборниках. Оба тома Mileposts отмечены необычайной силой и прямотой языка.Идеи тревоги, беспокойства и стихийной силы подчеркиваются языком, поскольку Цветаева опирается на обычную региональную речь и обращается к народным песням и русской поэзии восемнадцатого века. Ее интерес к языку проявляется в игре слов и лингвистических экспериментах над стихами. Ученые также отметили интенсивность и энергию глаголов в ее стихах и ее любовь к темным цветам. На уровне образов преобладает архетипический и традиционный символизм, например, в использовании ею ночи, ветра, открытых пространств и птиц.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ СОВРЕМЕННИКИ

Среди знаменитых современников Цветаевой:

Шарль де Голль (1890–1970): французский генерал и лидер Свободных французских сил, он основал Пятую французскую республику и стал ее первым президентом. .

Владимир Маяковский (1893–1930): Русский поэт и драматург, он считается одним из предшественников русского футуризма.

Пабло Неруда (1904–1973): чилийский поэт, писатель и политический коммунист; его получение в 1971 году Нобелевской премии по литературе вызвало много споров.

Франклин Делано Рузвельт (1882–1945): американский политик и тридцать второй президент Соединенных Штатов, он был настолько популярен среди людей, что был избран на этот пост на четыре срока.

Эдит Штайн (1891–1942): монахиня-кармелитка и немецкий философ, она стала мученицей католической церкви после гибели в Освенциме.

В начале 1920-х Цветаева экспериментировала с повествовательными стихами. Она адаптировала традиционные русские сказки в произведениях Король-Дева (1922) и Свейн (1924).В томе После России (1928) она объединила свой ранний романтический стиль с региональной дикцией. В 30-е годы Цветаева уделяла больше энергии прозе, чем поэзии. В таких мемуарах, как «Плененный дух» и «Мой Пушкин» (оба опубликованы в Contemporary Annals в 1934 и 1937 годах соответственно), она записала свои впечатления от друзей и поэтов. В стиле прозы, характеризующемся повествовательной техникой потока сознания и поэтическим языком, Цветаева выразила свои взгляды на литературное творчество и критику в таких эссе, как «Искусство в свете совести» и «Поэт о критике» (оба опубликованы в году. Contemporary Annals 1932 г.).

Работы в критическом контексте

После ее смерти Марина Цветаева и ее работы были практически забыты. В Советском Союзе ее имя многие годы не упоминали. Затем стали появляться ее посмертные публикации, и вскоре она получила признание как один из величайших русских поэтов всех времен. Настоящий культ Цветаевой сложился в России и за ее пределами. Сегодня она всемирно известный поэт и объект многих научных исследований, которые не уступают критике Пастернака, Мандельштама, Ахматовой и даже классиков Золотого века России.Эта репутация частично проистекает из более ранних стихов Цветаевой. Craft (1923), последний том стихов Цветаевой, завершенный перед ее эмиграцией, хвалит за метрические эксперименты и эффективное смешение народного языка, архаизмов и библейских идиом. После России (1928) был назван критиками, такими как Саймон Карлински, «самой зрелой и совершенной из ее коллекций».

О ее литературных достоинствах свидетельствуют зрелые стихи Цветаевой и даже ее первое стихотворное произведение Evening Album .

Evening Album (1910) Написана почти полностью до того, как ей исполнилось восемнадцать, Evening Album считается произведением технической виртуозности. Иногда незрелые темы тома не заслоняют мастерство Цветаевой в традиционных русских лирических формах. На момент публикации это сразу же было замечено ведущими критиками, которые дали книге положительные отзывы и подчеркнули ее интимность и свежесть тона. Валерий Яковлевич Брюсов, который в своей статье 1911 года «Новые стихотворные сборники» в журнале «Русская мысль » высказал некоторые оговорки по поводу бытовых тем и банальных идей Цветаевой, тем не менее назвал ее «несомненно талантливым» автором, способным создать «настоящую поэзию мировоззрения». интимная жизнь.Еще раз отражая критическое отношение того времени, Николай Сергеевич Гумилев с энтузиазмом писал о непосредственности и дерзости Цветаевой, заключая в своей статье 1911 года «Письма о русской поэзии» в Apollo : «Здесь инстинктивно угадывались все основные законы поэзии. так что эта книга — не просто книга очаровательных девичьих признаний, но и книга прекрасных стихов ».

После ее первоначального успеха и популярности у Цветаевой в значительной степени пренебрегли из-за ее экспериментального стиля и ее отказа занять про- или антисоветскую позицию.Недавние критики считают ее работы одной из самых новаторских и сильных русской поэзии двадцатого века, а такие ученые, как Анджела Ливингстон, писали: «Эмоциональная, но не« женственная »поэтесса, она избегает всякой сладостной сентиментальности и вместо этого любит, ненавидит, хвалит. , критикует, сетует, восхищается, стремится… с некоторой непоколебимой физичностью, всегда подталкивая страсти и позиции к точке, в которой они полностью раскрываются ».

ОБЩИЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ОПЫТ

Вот несколько произведений писателей, которые, как Цветаева, также воздавали дань уважения своей родине, народам и другим писателям в народных сказках, стихах, текстах и ​​прозе:

Folktales of Greece ( 1970), сборник под редакцией Георгиоса А.Мегас. В этот сборник вошли такие рассказы, как «Миндальное семя и альмонделла» и «Брат и сестра».

Popular Tales of the West Highlands (1890), собрание Джона Фрэнсиса Кэмпбелла. Эти сказки происходят из Шотландии и включают такие названия, как «Повесть о королеве, которая искала выпить из определенного колодца».

Владимир Ильич Ленин (1925), стихотворение Владимира Маяковского. Это стихотворение, состоящее из трех тысяч строк, было высокой данью уважения Ленину после его смерти.

Ответы на литературу

1. На Цветаеву и ее творчество повлияли события гражданской войны в России, когда поэт жила в бедности в Москве, а ее муж воевал в Крыму в качестве офицера царской Белой армии. Изучите гражданскую войну в России. Как это конкретно повлияло на мирных жителей? Как это влияние отражено в творчестве Цветаевой?
2. Цветаева проявляла антибольшевистские настроения в своих стихах, пьесах, журналах и рассказах. Этот факт мешал публикации ее сочинений на несколько лет.Выберите стихотворение Цветаевой, которое, по вашему мнению, могло иметь столь противоречивые политические послания (вам, возможно, потребуется изучить большевиков, чтобы понять этот контекст). Объясните, почему это стихотворение могло быть такой угрозой, используя подробный анализ отрывков из стихотворения, чтобы добавить глубины своей позиции.
3. В своих произведениях Цветаева любит народные песни, народные частушки и русскую поэзию XVIII века. Изучите русскую народную традицию, мифологию или историю, чтобы глубже понять людей, написанных Цветаевой.Как бы вы охарактеризовали типичных русских того времени? Хорошо ли они изображены в ее работах? Какие ценности проявляются в творчестве поэта? Что вы узнали о русской традиции из сочинений Цветаевой?
4. Творчество Цветаевой хвалили за лиризм и «интуитивное» понимание того, что движет человеческой душой. Проанализируйте эмоциональный эффект одного из ее стихотворений, который вас особенно поразит; объяснять различные элементы поэзии, которые она использует для создания определенных образов и пробуждения определенных чувств у читателя.Помогите читателю понять, в конце концов, , как работает стихотворение .

БИБЛИОГРАФИЯ

Книги

Брюсов Валерий Яковлевич. Среды стихов 1894–1924: Manifesty, stat’i, resenzii . Составили Николай Алексеевич Богомолов и Николай Всеволодович Котрелев. М .: Советский писатель, 1990.

Гумилев Николай Сергеевич. «Письма о русской поэзии». В Собрание сочинений , с. 262, 293–294. Вашингтон, округ Колумбия: Виктор Камкин, 1968.

Карлинский, Симон. Марина Цветаева: ее жизнь и искусство . Беркли: Калифорнийский университет Press, 1966.

———. Марина Цветаева: женщина, ее мир и ее поэзия . Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 1985.

Карлински, Саймон и Альфред Аппель младший, ред. Горький воздух изгнания: русские писатели на Западе, 1922–1972 гг. . Беркли: University of California Press, 1977.

Пастернак, Евгений, Елена Пастернак и Константин М.Азадовский, ред. Письма, лето 1926: Борис Пастернак, Марина Цветаева, Райнер Мария Рильке . Перевод Маргарет Веттлин и Уолтер Арндт. Нью-Йорк: Харкорт, 1985; перепечатано, Oxford University Press, 1988.

Цветаева, Марина, Неопубликованные письма . Под редакцией Глеба Струве и Никиты Струве. Париж: YMCA-Press, 1972.

Периодические издания

Бургин, Дайана Льюис. «После бала: творческие отношения Софьи Парнок с Мариной Цветаевой.» Российское обозрение 47 (1988): 425–44.

Ciepiela, «Серьезное отношение к монологизму:« Крысолов »Бахтина и Цветаевой». Slavic Review 4 (1994): 1010–24.

Форрестер, Сибелан. «Колокола и купола: формирующая роль женского тела в поэзии Марины Цветаевой». Slavic Review 2 (1992): 232–46.

Гоув, Антонина Ф. «Женский стереотип и за его пределами: конфликт ролей и разрешение в поэтике Марины Цветаевой». Slavic Review 2 (1977): 231–55.

Холл, Брюс. «« Самая дикая из дисгармоний »: лакановское прочтение цикла« Провода »Цветаевой в контексте других его значений». Славянский и восточноевропейский журнал 1 (1996): 27–44.

Хельдт, Барбара. «Два стихотворения Марины Цветаевой из После России ». Обзор современного языка 3 (1982): 679–87.

Сайты

Кнеллер, Андрей.